Не сомневайтесь, Меттлер - мастер своего дела. Его блюда изысканны, а кухней он распоряжается так же безупречно, сосредоточенно и лихо, как матадор - рингом. Да и сам он похож на тореро - прилизанные, собранные в тугую косичку волосы, горделивая осанка и меткое владение ножом, как у пикадора.
Я хожу в его ресторан за едой и за страстью. Я обожаю наблюдать, как он занимается любимым делом. Однажды я пришла туда пораньше и села у барной стойки. Я тогда как раз писала о страсти, так что, наверное, и сама излучала довольно сильные вибрации.
- Можно вам кое-что показать? - неожиданно предложил Меттлер. - У меня есть альбом, я редко его показываю, но…
И он принес огромный фотоальбом, который я просто пожирала глазами, вприкуску с черничным пирогом. Одна за другой там сменялись фотографии его искусных блюд - аппетитных и необыкновенно красивых. Фантасмагорическая коллекция паштетов, закусок, дичи и морепродуктов заполняла страницу за страницей. Я знала, что он в совершенстве владеет кулинарным искусством, но совершенно не понимала, насколько буквальна эта фраза. Его скульптуры из марципана и льда были ничуть не хуже работ любого скульптора. На одном снимке сам Меттлер улыбался в объектив около ледяной шхуны на всемирном снежно-ледовом фестивале в Японии. Но больше всего бросалась в глаза его страсть к жизни.
- Еда - мое искусство, - подтвердил Меттлер. - Я очень люблю свою работу.
Он вернулся на кухню, а со мной заговорил мужчина, сидевший рядом:
- Я прекрасно его понимаю, - сказал он. - Я тоже люблю свою работу.
Я посмотрела на него. Живой, беглый взгляд, орлиный нос, гибкое, крепкое тело и сухие руки рабочего с узловатыми пальцами.
- Вы строитель? - спросила я.
- Да. Я строю из необожженного кирпича. С четырех лет я любил что-то мастерить и очень рад, что теперь мне за это еще и платят.
Еще час мы проговорили о глинобитных и саманных домах и о том, что привело его, Клода Хейворда, из Нью-Йорка в эту уединенную долину в Нью-Мексико. Я рассказала ему, что пишу, и мы шутили, что оба любим создавать что-то своими руками. Тем временем в двух метрах от нас Меттлер поджаривал форель, сбрызгивал чесночным маслом виноградных улиток и нарезал мясо на отбивные со страстью и точностью самурая.
Убеждение, будто мы защищаем себя, если не поддаемся страсти, - это миф. Вместо этого мы увечим себя. Мудрая подруга Джулианна Маккарти однажды посоветовала мне: "Если уж любишь - люби всем сердцем. Если ничего не получится, будет одинаково больно в любом случае".
Я не раз отваживалась искренне любить кого-то или что-то, и мне никогда не приходилось жалеть об этом. Моя страсть не сделала их лучше, а только позволила мне лучше увидеть, как прекрасны они были, как в старой песне: "Этого им у меня не отнять". Никто не сможет отнять у меня воспоминания - такие же яркие, как фотографии Уокера Эванса.
У меня есть девятнадцатилетняя дочь - достаточно взрослая, чтобы рассказать ей кое-что из того, что для меня важно, - а страсть настолько важна, что предопределяет и объясняет очень многое в моей жизни. В этом году на Рождество, на девятнадцатую годовщину ее зачатия, я поделилась с Доменикой, как страстно любила ее отца. Сидя с ней за кухонным столом, думая о том, как она похожа на него, я рассказала ей, что ступни его ног - прототипы ее ступней - эротически возбуждали меня. Этих ступней уже столько лет нет рядом со мной, но я никогда не переставала их любить - и это хорошо. Я желаю своей дочери тоже любить всем сердцем и дорожить каждой клеточкой возлюбленного.
Когда мы ценим все вокруг, или хотя бы пытаемся, перед нами открываются двери в мир искусства. И хотя нам хочется верить (да и с детства нас учили), что эта дверь - интеллектуальна, мой собственный опыт подсказывает, что она находится в сердце.
Мы часто говорим о женщинах, которые служат мужчинам музой, но я должна сказать, что мужчины в моей жизни также были моими музами. Их присутствие приносило мне успех и вдохновение. Иногда мои отношения с другими творческими людьми помогали нам обоим вынашивать новые замыслы и делали наше творчество более богатым и плодородным. Иногда мои возлюбленные помогали мне зачать моих творческих детищ.
Закрытое и защищенное сердце порождает приглушенное и осторожное искусство. А я, как творческий человек, верю в любовь.
Поэт-мистик Руми говорит прямо:
"Не будет без Любви плодотворенья!"
Страсть светит, страсть же ослепляет,
Страсть греет, страсть испепеляет,
Страсть лечит, страсть же убивает,
Страсть губит, страсть же возрождает.
Страсть хладно сердце растопляет,
Младое - жжёт и пробуждает.
Когда мы признаемся в любви к чему-то или кому-то, мы также любим и самих себя. Тем самым мы провозглашаем: "Это я тот, кто это любит". А чтобы развивать в себе творческое видение, необходимо позволять себе видеть, что мы любим. Таким образом мы празднуем любовь, и она становится самодостаточной. Я люблю тебя за ту частичку себя, которую вижу в тебе, и за частичку тебя, которую ощущаю в себе. Если вы хотите творить - любите. Ведь любят очень внимательно и конкретно: изгиб ее шеи, темные волоски на его предплечье, отливающие рыжиной…
Одним из самых сильных духовных опытов в моей жизни было путешествие "сквозь" тело моего любимого мужчины. Я видела и слышала его, как изысканную музыку. Каждый волосок, каждая клеточка напевали мне. Красота была совершенной и мучительной, священной и исключительной.
Любовь кроется в деталях - и Бог тоже. То же касается и творчества. Поэтому страсть и внимание очень важны для нас!
ЗАДАНИЯ
1. Валентинка в прошлое. Сделайте валентинку одному (или одной) из своих бывших возлюбленных. Упомяните в ней все, что вам принесла эта любовь. Любимый подарил вам подписку на журнал "National Geographic"? Вы вместе ходили на концерты? Или именно эта девушка пробудила в вас любовь к природе, когда позвала с собой в поход? Воспользуйтесь этой валентинкой, чтобы отпраздновать все, что приобрели, благодаря этой любви, а не что потеряли.
2. Валентинка в настоящее. Сделайте валентинку самому себе. Позвольте своему воображению поддержать вас. Склейте коллаж из фотографий, картинок или разных мелочей, вроде кружева, ленточек и мишуры, чтобы выразить и подчеркнуть ваши лучшие качества.
3. Перечислите, что вы любите. Это одно из моих любимых заданий, и я советую вам хорошенько постараться. Для начала включите музыку "для полетов". Затем зажгите благовония или ароматическую свечу. Проставьте на страничке номера от 1 до 100. (Это небольшая уловка. Чтобы она была еще более эффективной, можете пронумеровать до 150 - про запас.)
А теперь напишите список того, что любите. Упомяните царство животных. Растений. Все пять чувств. (И шестое, что развивается в вас так быстро.) Друзей. Семью. Искусство. Воспоминания. Надежды. Места. Звуки. Поступки. Занятия. Настроения.
Если больше ничего не будет приходить в голову, загляните в историю жизни или в тест на золотую жилу. Будьте конкретны: красные и разноцветные тюльпаны, темные фиалки, сиреневая или белая сирень… Фотографии Уокера Эванса, свежая малина, поэзия Элизабет Бишоп, поэзия Эварда Хирша, картины моей сестры Либби, "Луиза" - мой "шевроле" шестьдесят пятого года, курица в лимонно-чесночном соусе бабушки Скорсезе, кружево…
Это гораздо более сильное упражнение, чем может показаться. Оно возвращает вас в центр вашей собственной Вселенной. Вообще-то мы и так там находимся, но нередко забываем об этом. И тогда нам кажется, что мы теряем силу. А поскольку любовь - самая влиятельная сила из доступных нам, когда мы обращаем внимание на то, что любим, то немедленно возвращаем себе эту силу.
РИСК
Я верю в риск. Я не верю в везение. А еще я верю в синхронность.
Можете называть все это пустым красноречием, но я с вами не соглашусь. Везение приходит к нам извне. А синхронность начинается в нашем сознании. На риск мы решаемся. А везение - это нечто пассивное. Мы вызываем синхронность - с помощью риска.
Гете - государственный деятель, ученый, который не боялся рисковать, - сказал: "Пока человек окончательно на что-то не решится, всегда остаются сомнения, возможность отступить, бездействие". Он не шутил.
Каждому из нас хочется подстраховаться. И каждый из нас может это сделать - только не сразу. Послушайте, что говорит об этом писатель Уильям Хатчинсон Мюррей:
Для любого проявления инициативы существует одна простая истина, незнание которой убивает бесчисленные замыслы и великие идеи: в тот миг, когда человек решается на что-то, Провидение тоже начинает действовать.
Мюррей, как и Гете, обещает нам: "Падай, а соломку тебе подстелют".
А нам хочется, чтобы все было наоборот. Сначала покажите мне соломку, а тогда я решусь прыгнуть. Дайте мне работу, поклонников, контракт - и тогда я соглашусь на что-то. Я что, по-вашему, простофиля? Только глупец согласится гнаться за мечтой, не подготовившись. Только глупец - ну или Гете, или альпинист, вроде Мюррея.
А вот Мюррей снова рассказывает, что происходит после того, как мы безрассудно решаемся на что-то:
В помощь одному замыслу случается много такого, что иначе никогда бы не случилось. Принятое решение влечет за собой целый поток событий: полезных совпадений, встреч и предложений о материальной поддержке, в которые никто и никогда бы не поверил заранее.
Чтобы рискнуть, мы должны быть готовы ударить в грязь лицом. Должны быть готовы показаться простофилями. И выглядеть глупцами.
Загвоздка в том, что наша страховка - невидима. Она есть, соломку нам уже подстелили, просто чтобы увидеть ее, мы должны в нее поверить. В мгновение веры наши мечты возникают у нас перед глазами. Мы четко видим их и переполняемся надеждой. В этот миг мы знаем, что можем их воплотить. А в следующий - возвращаемся в тень сомнений.
Чтобы рискнуть, многим из нас нужна помощь доверительных зеркал - людей, которые помогают нам увидеть наши возможности. А недоверительные зеркала видят одни только сомнения и показывают нам только их в преувеличенном виде. Многие из нас выросли в таком окружении - как будто в "комнате смеха". Конечно, ничего смешного в нем нет, а наши творческие порывы, отраженные в кривых зеркалах, кажутся нам чудовищными или глупыми.
- Я бы хотел стать писателем.
- Кому будет интересно читать твою писанину?
- Я хочу стать художницей.
- Дорогая, может, лучше учительницей рисования?
Доверительные зеркала найти нелегко - не только в детстве, но и во взрослой жизни. Но даже когда нам это удается, они приносят нам неоценимую пользу - и пугают нас. Они помогают нам обнаружить самообман и сопротивление - и постепенно избавиться от них. Диалог с доверительным зеркалом может выглядеть примерно так:
- Я подумываю переехать в Сиэтл, но я там никого не знаю.
- Ты всегда легко сходишься с людьми.
- Но мне будет нужна работа.
- Не сомневаюсь, что ты ее найдешь.
- Я буду так далеко от семьи.
- А разве это плохо?
Если среди ваших друзей трудно найти доверительное зеркало, может быть, вам придется поискать его в книгах. А может, в словах Гете или Джозефа Кэмпбелла, который утверждает, что если мы "последуем за своим счастьем", нам таинственным образом помогут "тысячи невидимых рук".
Пусть две из них будут ваши собственные.
ЗАДАНИЕ
Возьмите жизнь в свои руки. Для этого задания вам понадобится большой лист ватмана, две руки и стопка журналов. Еще вам будет нужен клей, фломастеры, тушь для рисования или даже акварельные или акриловые краски. Можете взять блестки или крошечные наклейки-звездочки. Вам предстоит как следует позабавиться, так что подготовьтесь.
Просмотрите свою историю жизни, найдите в ней три эпизода, когда вы рискнули, ощутив "поддержку свыше", и риск этот был вознагражден. Он может быть каким угодно - главное, чтобы это было чем-то важным для вас. Позвольте себе вспомнить все три эпизода в подробностях. Теперь вырежьте из журналов картинки, которые так или иначе отражают те мгновения, ваши чувства и окружение в то время. Кроме того, можете также вставить свои фотографии из этого периода.
Когда закончите собирать картинки, положите руки на ватман ладонями вверх и обведите. Положение не важно - они могут поддерживать картинки снизу, предлагать помощь сверху или служить для них кубком.
Теперь расположите сами картинки в порядке, который вам по душе, и приклейте. Вам нужен коллаж, который при одном только взгляде напоминал бы вам, что вы уже успешно брали жизнь в свои руки в прошлом и можете сделать то же самое снова, когда пожелаете. А когда вы закончите его делать, то не без интереса заметите, что ваши собственные руки очень похожи на руки помощи милосердной Вселенной, которая всегда готова оказать нам поддержку.
ПОТОЛКИ
У каждого из нас гораздо больше разных талантов - и сами эти таланты гораздо больше, чем мы подозреваем. Чаще всего мы думаем, что талантливы в чем-то одном, кое-как умеем делать что-то другое, а еще у нас есть Несбыточная Мечта - область, в которой мы очень хотели бы иметь способности, но твердо убеждены, что не имеем. Для меня такой областью была музыка.
Несколько лет назад я заметила, что когда просила о подсказках в утренних страницах, а потом прислушивалась, то нередко получала их из источника, более мудрого, чем я. С годами я научилась рассчитывать на эти подсказки. Я спрашиваю. Слушаю. Применяю в жизни. Но доверять им? И после этого еще и доверять себе, согласившейся на такое? Это был очень долгий и постепенный процесс, который был связан с так называемым "творческим потолком". Очень часто высшие силы подсказывают мне поступки, которые кажутся совершенно запредельными, чересчур смелыми, слишком самонадеянными и страшными… пока я не решаюсь последовать подсказке и не нахожу, что меня все время поддерживают.
Позвольте мне привести пример.
Около года назад я получила наставление свыше, что мне нужно поехать на лето в Лондон. Мне это показалось несколько странным. Этот город никогда меня особенно не привлекал. Но что было делать: Лондон - так Лондон, и я послушно отменила занятия и сказала всем, что меня все лето не будет - я уезжаю.
Почему именно туда? Мне было очень любопытно. А потом "Путь художника" был издан в Англии, и я подумала: "Ах, вот почему! Я еду в Лондон на презентацию своей книги". Потом я познакомилась с британцем, который мне понравился, и подумала: "Ах, вот оно что. Я еду в Лондон, чтобы мы узнали друг друга поближе".
Тем временем подсказки продолжались: "В Лондоне ты напишешь блестящие песни". Я, мягко говоря, засомневалась. Уже двадцать лет я писала тексты для нескольких композиторов, но не умела ни на чем играть, не знала нотной грамоты, да и голоса у меня тоже не было.
Более того, оба мои брата стали музыкантами, один из них - композитор, несколько моих сестер тоже неплохо играют, а я всегда была музыкальным гадким утенком в семье. ("Кто это поет таким писклявым голосом? Это ты, Джули?")
Я? Блестящие песни? "С чего бы это?" - думала я. Мне казалось, что если бы у музыки со мной было что-то общее, я бы уже давно об этом знала. В детстве я уступила фортепиано более талантливым братьям и сестрам. Мне очень нравилось петь в хоре, я изучила партию альта к "Аве Мария" и выступала в католической церкви Святого Иосифа, но талантливой я себя совсем не чувствовала. Однако от пения я была в восторге - хотя и не придала этому должного значения.
"Разве не интересно было бы написать мюзикл о Мерлине?" - настаивали мои утренние страницы. Я отмахнулась от этой мысли, как от струйки дыма.
В мае я приехала погостить к друзьям в Болдер, штат Колорадо, и пошла на прогулку по горной тропке недалеко от их дома. Там, среди камней, показался прозрачный ручеек. Я присела возле него и вдруг ощутила, как у меня в голове зазвучала песня - и текст, и мелодия.
Песня эта мне понравилась. Она даже вскружила мне голову. Ведь не только текст, но и мелодия была моей. По крайней мере, они вместе пришли ко мне. Как бы только их не упустить! Никого поблизости не было, поэтому я запела. И почувствовала себя просто блестяще. Песня действительно была блестящей. Она была как будто пронизана магией друидов. Но я знала, что она может вылететь из моей головы так же легко, как туда влетела.
Друг подсказал мне, что ее можно напеть на диктофон, чтобы не потерять. Когда я прослушала эту запись, то поняла, что мелодия напоминает мне кельтскую. Начиналась она возвышенно, а к середине перетекала в нечто куда более веселое. Мерлину она бы, наверное, понравилась.
Мое сердце - сад зеленых яблок,
На твоем лице - сиянье звезд.
Ты меня уже давно не помнишь,
А моя душа тебя все ждет…
Я стальная гладь озер бездонных,
Ты кинжал, что ранит без следа.
Я - вода, встревоженная солнцем,
Ты - маяк на дальних берегах.
У этой песни была не только кельтская мелодия - что-то в ней напоминало о легендах из цикла о короле Артуре. Я вспомнила фразу из своих наставлений свыше. И спросила, о чем мне писать дальше. Мне снова пришла подсказка: "Разве не интересно было бы написать мюзикл о Мерлине?"
Конечно, интересно, думала я. Даже очень. Если бы только у меня было хоть немного способностей к музыке…
Через неделю после первой песни ко мне пришла вторая. Это снова случилось в лесу, и я снова записала ее на диктофон. Тем временем я преподавала, собирала вещи, чтобы ехать в Лондон, и помогала Доменике готовиться к выпускному. В последнюю минуту, за несколько дней до отъезда из Таоса, я записалась на прием к Пэм Хоган, моей соседке и ясновидящей, известной по всей стране. (Этим и удивителен Таос - каждый второй здесь либо творческий человек, либо эзотерик, ясновидящий, астролог, натуропат, экстрасенс, травник или ароматерапевт.) Не доверяя собственному чутью, я решила услышать чужое мнение, почему же все-таки еду в Англию.
Я спросила у нее о книге, о предстоящих лекциях, о британце, который мне понравился. А в самом конце сеанса я спросила у нее о музыке.
Вот тут-то все и началось. Неожиданно на меня буквально посыпалось всяческое одобрение, поощрение и воодушевление свыше. Музыка теперь будет центром моей жизни и работы. Я буду сочинять и петь "песни сердца". Музыка…
Несмотря на слова Пэм, музыка все еще казалась мне несбыточной мечтой гораздо выше моего творческого потолка. А потом я поехала в Лондон.
Уже через несколько дней я заметила, что музыка там буквально витала в воздухе. Впервые мне пришло в голову, что я могла бы купить маленький подержанный синтезатор и попытаться подобрать услышанное. Я его купила. Однажды вечером, дрожа от страха, я написала на клавишах названия нот. (Я еще помнила, где находится до первой октавы - в начальной школе я несколько месяцев безрезультатно училась играть на фортепиано.) А потом я попыталась сопоставить звуки из головы с нотами на клавишах и кодом записать, что получилось.
А получилось нечто примитивное. Нечто ужасное. Но это была музыка. Я могла прочесть свой нотный ералаш, снова отыскать эти ноты на клавишах и услышать песню. Свою песню!