Широко распространялась его телесная милостыня, но еще дальше разливалось его мысленное добро, его богатство христианской мудрости. Многих снабжал он милостыней, многим помогал, многих избавлял от нищеты, от скорбей, от греховных искушений и падений, часто неразлучных с нищетой, но еще большее число людей он спасал от вечной гибели словом вразумления и назидания. И в этом случае его деятельность была весьма обширна и разнообразна. Он учил детей, внушал христианские правила всем, кто бы ни приходил к нему беседовать, начиная с крестьянина до помещика. Преподавая свои наставления устно и письменно, обличал современные ему пороки, вразумлял заблуждающих и примирял враждующих. Рассказ об этих делах духовной милости начнем с того, как он обучал детей.
Зная важность христианского воспитания, имеющего влияние на всю жизнь человека, а с другой стороны, видя невнимание крестьян к воспитанию и образованию своих детей, Тихон сам заботился об их образовании, стараясь внушать им христианские понятия и смягчать их дурные нравы и расположения. С этой целью он приласкивал к себе детей, призывал к себе в келию, учил молитвам, со свойственной ему простотой объяснял им оные, а самых малых приучал по крайней мере произносить: Господи помилуй, Пресвятая Богородица, спаси нас, и т.п. Приучал их ходить в церковь и с этой целью, после обедни, у себя в келии оделял их или деньгами, или белым хлебом, или яблоками.
Вот как изображает келейник Тихона его обращение с детьми: "Когда он идет из церкви в келию свою, – пишет он, – как бедные и неимущие из мужичков, так и многое число детей идут за ним. Малые дети, не взирая на его архиерейский сан, толпой, со смелым лицом войдут за ним прямо в зал, где (по словам другого келейника), положив по три земных поклона, единогласно и громко скажут: слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! А он скажет им: дети, где Бог наш? Они также единогласно и громко скажут: Бог наш на небеси и на земли! Те, которые были посмышленнее, читывали (по обучению Святителем) Иисусову молитву, а те, которым было года по три, по четыре и по пять, – те, бывало, что есть мочи, кричат, творя молитву с земными поклонами: Господи помилуй, Господи пощади; а иные: Господи услыши, Господи помози; а кто: пресвятая Богородица, спаси нас, вси Святии молите Бога о нас. Вот хорошо, дети, – скажет им Святитель, даст им по копейке и по куску белого хлеба, а в летнее время оделит по яблоку".
Таких посетителей собиралось нередко до 50, а иногда до 100 человек... При раздаче денег или хлеба детям, Тихон наблюдал над выражениями их склонностей и расположений и старался добрые склонности и расположения укреплять, а дурные искоренять. Случалось, что одному он даст более, а другому менее. Это неравенство в раздаче милостыни давало случай в одних видеть скромность, кротость и незлобие, в других же, напротив, зависть, гнев, ненависть и т.п. Получивший мало, случалось, начинал гневаться на раздателя, завидовать предпочтенному, а иногда бывало и то, что таковой начинал и силой отнимать у другого лишнее против него. Оттого начинались ссоры, слезы, а иногда и драка. Тогда Святитель делал им увещания и наставления, старался пристыдить виновных, возбудить в них раскаяние и расположить их к братолюбию; "иные друг другу в ноги кланялись и лобызались, а иные по природе своей оказывались к примирению несклонными". В этих случаях Святителю приходилось изведывать или врожденные, или привитые воспитанием, греховные расположения и наклонности в детях, что и изображал он потом в своих сочинениях.
Так сильна была в святителе Тихоне любовь к детям, что и после, когда он бывал нездоров и потому не ходил в церковь, он желал знать: следуют ли дети его наставлениям? "Были ли дети в церкви"? – спрашивал он келейника, – и когда узнает, что были, но ушли, не повидав его преосвященства, заметит с улыбкой: "Бедные, они ходят в церковь для хлеба и денег; что ты не привел их ко мне?" Какая отеческая любовь и нежная снисходительность к детскому возрасту слышится в этих словах! Тихон не забыл детей и в своем духовном завещании: почти все теплое платье, какое осталось после него, он завещал раздать бедным детям. Задонская обитель, помня его любовь к детям, почтила эту высокую черту его души прекрасным памятником: при открытии в монастыре училища, в 1818 году, положено было, в память Святителя, содержать ежегодно по десяти бедных мальчиков на полном монастырском иждивении.
По своему воспитанию и по простоте своей души, святитель Тихон также как к детям, был близок и к простому народу, любил беседовать с ним, – и с большим удовольствием, когда эти люди не узнавали его под простым одеянием. Ему понятен был их разговор, известны были их нужды и потребности. Часто в виде простого монаха, или послушника, встречая крестьян на дворе, или у крыльца, он заводил с ними простой разговор, сажал около себя, распрашивал каждого об их работах, занятиях, повинностях, правительственных распоряжениях относительно их и т.п. Простота в обращении и в самой речи, разговорчивость и искренность в беседе открывали сердце нашего, по недоверчивости вообще застенчивого, поселянина, и располагали его к откровенности. Потому разговорившиеся мужички открывали без утайки все, что у них было на сердце. Кто показывал уныние, кто роптал на правительство, на господ, кто клеветал на собратию, – словом, всякий открывал свои сердечные раны.
Изведав таким образом и душевное, и житейское положение своего собеседника, Тихон предлагал ему и соответствующие пособия. Если он видел в ком уныние, – утешал и ободрял; если слышал ропотливость, особливо против начальства, – уговаривал или пристыжал собственной того крестьянина строптивостью; если слышал злоречие, – обичал; если усматривал малодушие, – ободрял к терпеливости. Словом, каждому давал советы и вразумления. Если же узнавал о действительно тяжком положении своего собеседника, или ему знакомых, старался помочь и помогал самим делом.
Любя преимущественно беседовать с простым народом, Тихон тем не менее с любовью и усердием принимал искавших у него христианской мудрости и из других сословий. Когда он был здоров и спокоен, разговор его был одушевлен, жив и быстр. Общий предмет его бесед составляли те истины, которые постоянно занимали его ум и святыми чувствами наполняли его сердце. Это истины о величии и вездеприсутствии Божием, о благом Его промышлении о нас, об искуплении, о достоинстве души человеческой, о силе греха, и т.п. Как в писанном, так и в живом слове, он старался внушать, чтобы наши мысли, чувства, желания, намерения и действия соответствовали этим истинам, или чтобы вообще наша жизнь была согласна с нашей верой, с христианским учением. При этом он приспособлялся и к личному положению каждого посетителя, к его духовным потребностям, которые не могли скрыться от его прозорливых очей. Так, с молодыми он говорил о силе и гибельности страстей и светских развлечений, со старыми – освершенном отречении от мира и упражнении в Богомыслии, с отцами семейств – о богобоязненном воспитании детей, с детьми – о почитании родителей, с купцами – о добросовестной торговле, с начальниками и господами – о кротком и человеколюбвом обхождении с подчиненными или крепостными, – словом, каждому посетителю давал соответственные наставления. При основательном знании слова Божия и знакомстве с церковной историей и житиями святых, речь его украшалась, и как прекрасными узорами испещрялась изречениями из слова Божия, оживлялась примерами и рассказами из святоотеческих писаний, отчего получала особенную убедительность, живость и действенность на души слушателей.
Впрочем, не всегда одинаково разговорчив бывал Святитель со своими посетителями, и это зависело не столько от его душевного состояния, сколько, и по большей части, от самих посетителей, от тех расположений, с которыми они являлись к нему. Многие приходили к свт. Тихону не ради душевной пользы, а только из пустого любопытства, посмотреть на заштатного архиерея, о добродетельной жизни которого ходит народная молва. Проникая в расположения таких посетителей, Тихон холодно принимал их и в беседе с ними был неразговорчив, почему они уходили от него недовольными. "Лучше бы ты и не докладывал о таких посетителях", – со скорбью скажет он после келейнику. Если же из числа такого рода посетителей бывали какие-нибудь монахи или послушники, – тех, как людей духовных, он вразумлял, и обличая их праздное любопытство и высокое мнение о себе, учил смирению и простоте. Аще кто мнит себе быти что, ничтоже сый, умом себе льстит, – обыкновенно говорил таковым свт. Тихон.
Однажды один странствующий послушник из смоленских шляхтичей, по имени Стефан Гаврилов, любопытствуя видеть Святителя, зашел к нему. Разговорившись со свт. Тихоном, высокоумный странник вздумал учить его, осуждая за подстрижение усов (сам он носил большие, неподстриженные усы). Святитель с кротостью напомнил ему слова апостола: Смотри, брат, поступай осторожно; невысокомудрствуй. Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть. Стефан Гаврилов не воспользовался вразумлением Святителя, и, осудив его, с недовольством оставил монастырь. Но высокоумным и гордым свойственно впадать в какие-нибудь чувственные грязные страсти, чтобы падением смириться и принять те наставления, которые они отвергли в своем высокоумии. Так случилось и с Стефаном Гавриловым. Странствуя, он впал в пьянство и потерял свой паспорт. Его, конечно, взяли как бродягу, неимеющего никакого вида, обрили ему половину головы и бороды, а с тем вместе и один ус, и отравили в Задонск, где он сидел в тюрьме. Узнав об этом, Святитель приказал своему келейнику взять его на поруки. Представленный к Тихону, образумившийся странник признал себя наказанным единственно за него – Святителя, и потому просил прощения. Святитель, без сомнения, простил его и отпустил с миром. Такое же нерасположение оказывал Святитель к женщинам, приходившим к нему изысканно и роскошно одетыми. Известно, до каких чудовищных и нелепых размеров в прошедшем столетии доходила мода и роскошь в женских украшениях. Дамы того времени носили пудру и физмы, белились, румянились и т.п. Сильно возмущала душу Святителя такая вычурность, такая нескромность в одежде, такое искажение нашей естественной красоты. Когда, бывало он усмотрит в окно, – говорит келейник, – господ, приехавших на ярмарку и идущих в церковь, а особенно женского пола, одетых щеголих, скороходок, вертушек, не по благопристоинству христианского характера намазанных белилами и румянами, распудренных, то с наполненными слез очами говорил: "Бедные и ослепленные христиане! Смертное тело свое убирают и украшают, а о доброте душ своих едва ли когда вспомнят. От грехов своих они очернели, как мурин, незнающий Бога и неверующий во Христа Сына Божия". Зная такие чувства и мысли Святителя относительно своих нарядов, знакомые ему дамы, приезжая к нему ради душевной пользы, снимали свои украшения, а паче головной убор – пудры с буклями, переодевались в скромную одежду, и уже в таком виде являлись к свт. Тихону. Иначе он не принимал, или скажется бывало нездоровым, или пошлет принять благословение от какого-нибудь иеромонаха.
Принимая у себя посетителей, свт. Тихон и сам иногда выезжал из монастыря для посещения своих знакомых и друзей. Так, он ездил в Елецк к своим друзьям, Григорию Феодоровичу Ростовцеву и Косьме Игнатьевичу, которые были купцами города Ельца. Сам Ростовцев был человек воздержанный и набожный, а два сына его, Димитрий и Михаил, проводили безбрачную жизнь. Говоря о семействе Григория Феодоровича, Тихон прибавлял: "Нам, монахам, нужно учиться добродетельной жизни в его доме". К старшему сыну, Димитрию, он имел особенное доверие и бывал рад, когда тот приезжал к нему. С ним он иногда подолгу разговаривал о жизни и обязанностях христианина. Ему же Тихон поручал продавать даренные вещи для раздачи нищим и покупать потребное для своей келейной жизни. Таким же другом для Святителя был и Косьма Игнатьевич. Он также проводил воздержанную жизнь, подвизался в посте и молитве, упражнялся в чтении и уразумении слова Божиего и любил беседовать с людьми духовными, посвятившими себя Богу. Посвятив свою жизнь Господу, он проходил звание старосты и занимался обучением детей грамоте, а вместе с тем благонравию и благочестию. И духовенство, и граждане города его весьма уважали и охотно вверяли ему своих детей для обучения. Не безвозмездно трудился в образовании Косьма, но все получаемое в награду за труды он раздавал нищим. К нему-то приезжал иногда свт. Тихон и так ценил его дружбу и дорожил его мудрой беседой, что иной раз целые ночи проводил с ним в беседах в его бедной келии, бывшей возле церкви, нередко беседовал с ним и у себя в Задонске.
Иногда Святитель выезжал и к знакомым помещикам, которые присылали за ним своих лошадей, и гостил у них. Без сомнения, такие посещения предпринимались Святителем не столько из желания духовной пользы себе, сколько для дел милостыни духовной и телесной.
Это живое общение особенно благотворно было для знакомых ему помещников. В то время, как известно, в богатых и образованных классах нашего общества господствовала чрезмерная роскошь. Богатые люди того времени имели огромную прислугу или дворню, и одевали ее в богатую одежду, кормили различных потешников и нахлебников, разводили роскошные и увеселительные сады, держали своры собак и охотников, задавали частые увеселительные пиршества, на которые созывалось возможно большее число знакомых и родственников, один перед другим соперничали в изысканности и богатстве блюд, в изобретательности увеселений, и, предаваясь невоздрежанию в пище и питье, часто заводили самые предосудительные увеселения и потешные штуки. Такая роскошь богатых, как обыкновенно бывает, вызывала глупое подражание со стороны небогатых людей, и без сомнения вовлекала их в неумеренные расходы, порождая жизнь не по доходам, выше своего состояния.
Тихон сильно вооружался против разлива этого современного ему зла. "Зло сие, – говорил он, – пред глазами всех... Сколько мы видим перемен в построении домов, в придумывании одежд, в приготовлении блюд (трапез), в убранстве карет и коней. Сколько видим перемен и в прочей суете, красоте и пышности мира сего! Один построил такие и такие хоромы, один начал носить такую-то и такую одежду, один поставил такие-то и такие зеркала в своем доме, один начал ездить в такой-то и такой карете, такой-то и такой стол готовить, в такое-то и такое убранство одевать предстоящих слуг и подобное – видит это и другой – и подражает ему. Видят это все и делают то, что делает один. И таким образом повсюду умножается и везде разливается, час от часу, более и более усиливается роскошь, а с ней умножается всякое зло и поедает души человеческие, как пожар, или как моровая язва... Уже низшие дворяне и чиновники (подлое благородство) и купцы, которые прежде ходили и жили, как простые люди, все теперь сделались князьями и вельможами, не хотят уже иначе жить, как только в богатых и прекрасных домах, не хотят сидеть, как только за богатой трапезой, исполненной различных снедей; не хотят пить, как только лучшее и дорогое вино; не хотят ходить, как только в шелковых и прекрасных одеждах, в лисьих, куньих и собольих шубах; не хотят ездить, как только в англинской карете. Такая-то гордость и пышность мира сего вошла в христиан и день ото дня возрастает".
Без сомнения, эту безмерную роскошь нельзя было удовлетворять без обиды для ближних. Святитель видел и это, и опять возвышал свой голос против этого зла: "Много вреда делает людям эта роскошь, – говорит он. От кого бедные и беззащитные терпят насилия и обиды, от кого плачут и умываются кровавыми слезами вдовицы и сироты, как не от сильных, упоенных любовью мира сего? Где более нищих, убогих, полунагих и имеющих крайние нужды в пропитании и жизни, как не в крестьянах, которыми владеют миролюбцы – господа? В какой стране больше хищений, воровства, насилий, разбоев, убийств и прочих беззаконных дел, как не в той, в которой властелин упоен гибельной любовью сего мира?.. Упившемуся любовью мира сего чего не приходит на ум? Чего он не замышляет, чтобы утолить жажду, кроющуюся в сердце его? Хочется в богатом и прекрасном доме жить, держать богатый и изобильный стол, самому, жене и детям, ходить в богатом и изобильном одеянии, слуг держать в пристойной одежде, ездить на дорогих конях и в дорогих каретах, иметь увеселительные сады, пруды, галереи и делать прочее сим подобное, – но откуда взять? Где взять суммы на все это? Господину надобно собирать их с крестьян, надобно налагать на них более оброков!.. Судье надобно собирать с прибегающих к суду. Вместо правды делать неправду, нерадеть о Боге и Его законе, не разбирать правого и виноватого, оправдывать нечестивого и осуждать невинного!.. Беззаконному купцу надобно лгать, обманывать, льстить и худую вещь продавать за хорошую, дешевую за дорогую!.. Так и в других званиях роскошь производит много зла и вреда".