Джеронимо не был удивлён. Ни в войнах, ни в междоусобицах, ни в опасных предприятиях, ни в изнуряющих занятиях, ни в подрывающем силы труде женщины заняты не были. Они оказывались в избыточном количестве, но если раньше девицы имели представления о скромности и наполняли монастыри, теперь, в распутную и разнузданную эпоху, они жаждали блудных утех, впадали в опасную мечтательность, из которой путь к дьяволизму был весьма короток. Безумную одурь бабского распутства, неутомимую и неутоляемую, захлестнувшую в последние времена всю Империю, не остановила даже пандемия постыдной французской болезни - кара Господня за блуд.
Он слышал о подобном неоднократно. Мужчин не хватало, и похотливые сучки, изнывая от страсти, натирались чёртовыми снадобьями, рецепты которых шёпотом на кухнях передавались из уст в уста, а потом в распутном одурении творили вещи совершенно невообразимые. Такие могли запросто подняться по отвесной стене и преодолеть в два прыжка пропасть. Подумать только - цикута, белена, мухоморы! Да от такой смеси, верно, и взлететь недолго.
Клезио меж тем полагал, что подобным мерзостям есть и ещё одна причина. В Страсбургской епархии, об этом рассказывает отец Энрико Инститорис, такая ведьма была поймана с поличным. Она была вызвана из одного города в другой как повивальная бабка. При выходе из городских ворот у неё выпал сверток холста, в который было что-то завернуто. Это было замечено сидящими при воротах. Они подняли свёрток, думая, что это кусок мяса. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это рука младенца. На собрании городских представителей выяснилось, что в городе действительно умер новорожденный до крещения и у него не хватало руки. Ведьма была схвачена и призналась, что на её совести смерть бесчисленного множества детей. Почему она умерщвляла их? Дьявол знает, что некрещёные дети не войдут в Царствие Небесное, а чем медленнее будет расти количество избранных, тем больше будет замедляться наступление Судного дня. Убиение некрещёных младенцев отдаляет его. Когда же число избранных достигнет своей полноты, придёт consummatio mundi, мир прекратит свое существование.
- Что было сделано по делу? - поинтересовался Вианданте у Леваро.
"Ничего. Погиб Гоццано, и следствие было приостановлено". "Понятно", кивнул инквизитор.
В эту минуту разговор был прерван. Пожаловал мессир Джузеппе Вено, глава местного муниципалитета.
Вианданте внимательно вгляделся в зрелое, немного усталое лицо подеста, которое в былые годы могло быть красивым, но теперь набрякшие мешки под глазами выдавали то ли любовь к излишествам, то ли какую-то болезнь. Вено представился новому инквизитору и тут же любезно пригласил его и всех присутствующих на небольшой устраиваемый им в конце недели приём - там новоприбывший познакомится с цветом местного общества. Инквизитор любезно кивнул. "Непременно". "Судя по выговору, господин Империали - генуэзец?" "Да".
Клезио вяло отказался от приглашения, сославшись на нездоровье, но заметил, что его милости виконту Империали ди Валенте, конечно, стоит познакомиться с местной аристократией. Ошеломлённо взглянув на Вианданте, глава муниципалитета оживлённо закивал. "О, мы будем весьма польщены". И торопливо откланялся.
Джеронимо не понял, зачем князь-епископ столь явно подчеркнул его происхождение, но промолчал.
Темнело. Вианданте распрощался с Клезио и в сопровождении Леваро направился в своё новое жилище. По дороге невзначай поинтересовался у прокурора, в их ли нынешнем доме жил Гоццано? "Да", кивнул тот. "А где умер?" - невинно спросил инквизитор. Леваро дважды взглянул на нового начальника, прежде чем ответить. "Его нашли у Софии, содержательницы местного борделя". "Casa d"appuntamenti oppure сasa di tolleranza? Casa chiusa? Нелегальный дом свиданий или дом терпимости? Публичный дом?" - уточнил Вианданте. Фискал кивнул. "Что он там делал?" - простодушно спросил Вианданте.
Леваро вновь пристально взглянул на Империали. Он уже начал понимать, что этот человек, которого он склонен был поначалу недооценивать, умён, как дьявол, и не доверял бы его простодушию, если бы не четко осознаваемое единство целей. "Молва говорила, вздохнул Леваро, что ряса, видать, не умерщвляет плоть". "А что по этому поводу думает сам прокурор-фискал?" Леваро пожал плечами. "Мессир Гоццано вообще-то не был склонен к нарушению монашеских обетов, но все мы люди. Однако, будь он, Леваро, на месте Гоццано, и возымей желание потешить грешную плоть, - под домом есть ход, выводящий к старой мельнице и дому лесничего. Дом этот пустует. И мессиру Гоццано путь этот был известен. Чего бы проще? Он не был, подобно мессиру Империали, красавцем, но лицом людей не пугал. Будем откровенны. Прикажи он - ему не то, что девку, а и поприличней бы чего нашли. Да и, кроме того, немало особ, уверяю вас, по нему и вздыхали, связь с ним - это как castèllo di pietra, замок каменный. Но всем им приходилось, по моим наблюдениям, fare castèlli in aria, строить воздушные замки. Не знаю, кстати, как вы с этим справитесь. Тут спрос на любого мужчину, а уж из-за такого, как вы, могут и просто смертоубийство устроить".
- Вы отвлеклись, Леваро.
"Да, простите…И вот Гоццано, которого все знают в лицо, зачем-то идет в блудилище… Непонятно." "Не было ли следов насилия?" "Лицо его почернело, в ушной раковине была кровь, но на теле - никаких порезов". "Он был… в рясе?" "Нет, обнажён. И, кстати, мы не смогли найти его крест, четки и нижнюю рубаху". "Могли ли его просто принести туда после смерти?" "Да, но для этого нужны как минимум двое мужчин". Вианданте кивнул. "Он очень устал, объяснил он Леваро, - долгий путь из Болоньи утомителен. Он не проснётся раньше полудня. Но синьор Леваро, видимо, чувствует себя бодрее?" Денунциант в третий раз бросил внимательный взгляд на инквизитора и согласно кивнул. "Тогда хорошо бы нынешней же ночью задержать упомянутую синьору Софию, а вместе с ней и всех до единой её девок. И - Dio non vòglia! Упаси Боже! - не дать им сговориться. Распихать по разным камерам. Допросить. Если Гоццано действительно заходил туда - то в чём именно? В котором часу? Что сказал - дословно, что сделал? Узнать даже - налево или направо от порога прошёл при входе? Какую метрессу выбрал? Почему именно её? Что при этом сказал? Если показания будут разниться… Гибель инквизитора возбуждает сильнейшее подозрение, что даёт нам право прибегнуть к следствию третьей степени. К моменту моего пробуждения мне бы хотелось получить от вас и первые данные по делу".
Леваро, ликуя, кивнул. Gràzie al cièlo! Слава небесам! Неужели Бог услышал вопль трентинцев? Любезно выразив друг другу радость от знакомства и надежду на плодотворное сотрудничество, они расстались.
В отсутствие друга Аллоро перезнакомился с прислугой, распаковал вещи, распорядился об ужине, и выслушал от приходящей кухарки тьму местных сплетен. Забавно, но в отношении смерти господина Гоццано старая синьора Тереза Бонакольди придерживалась той же благой осторожности в суждениях, что и прокурор-фискал. "Где это видано, чтобы, располагая возможностями, предоставляемыми ему должностью и будучи человеком праведным и целомудренным, он вдруг направился бы в такое место, где никакому приличному человеку не место?" Тут её слова прервались, и в кухне воцарилась странная тишина. Нет, ничего не произошло. Просто его милость господин инквизитор Священного Трибунала изволил, сполоснув руки, снять плащ с чёрным капюшоном и присесть к столу. Когда дар речи вернулся к синьоре Терезе, она смогла, объясняясь всё же больше жестами, нежели словами, выразить мысль, что, прожив на этом свете уже шестьдесят семь лет и повидав всякое, она никогда, однако, не встречала подобной неземной красоты, какой Господь одарил господина Империали. Джеронимо вежливо улыбнулся и, извиняясь, сказал, что, пообедав у князя-епископа Клезио, ещё не успел проголодаться, но с удовольствием примет ванну. Старуха бросилась из кухни и захлопотала где-то в соседнем помещении.
Джеронимо осмотрел своё новое жилище. Гостиная была обставлена скупо: сундук-кассоне для хранения вещей, посудный шкаф-поставец с четырьмя дверцами, прямоугольный стол с толстой столешницей на двух, по-флорентински, массивных устоях, несколько простых кресел с подлокотниками и сиденьями, обтянутыми кожей и украшенными бахромой, да по углам - две старые кушетки, по деревянным ручкам которых шла вычурная резьба.
Откуда-то из тёмного коридора важно и спокойно вышел большой чёрный кот с острыми ушами и гордо поднятым хвостом, на котором, несмотря на чёрный цвет, угадывались поперечные полоски. Он внимательно посмотрел на новых хозяев, обойдя стол почти по безупречной окружности. Гильельмо обожал кошек, одну постоянно подкармливал в монастырской трапезной, разрешал ей спать в своей келье. Джеронимо посмеивался над ним, называя кошек "детьми сатаны", но иногда в самоуглубленных размышлениях мог, сам того не замечая, часами гладить полосатую кошачью спинку и чесать у неё за ухом.
Трентинский кот носил звучное имя Scolàstico d"inchiòstro, Чернильного Схоластика, и принадлежал раньше Гоццано. Ещё год назад он прославился тем, что, будучи несмышлёным котёнком, опрокинул чернильницу на еретический труд Сигера Брабантского, расцарапал имя еретика на титульном листе и основательно погрыз переплет. Когда же Гоццано начал вслух читать Фому Аквината, кот забрался на стол и внимательно слушал, восторженно жмурясь, помахивая хвостом и мурлыкая. После такого доказательства своей богословской разборчивости и непримиримости к ереси, Схоластик, несмотря на подозрительный цвет, утвердился в инквизиторском доме. А так как в вопросах питания не зависел ни от кого, в избытке вылавливая мышей по подвалам дома, то не обременял и синьору Терезу, с течением времени тоже привязавшуюся к нему.
Джеронимо внимательно оглядывал кота. Не шибко-то он любил этих полуночных тварей, но видя, как улыбается, глядя на кота, Аллоро, слыша, как замурлыкала, увидя его, синьора Тереза, он понял, что животное проживает здесь на законных основаниях - "первым по времени, первым и по праву", а значит, реши он удалить отсюда дьявольскую тварь, - окажется в меньшинстве. К тому же, будучи уроженцем портового города, он лучше других знал простую истину: "лучше кошки, чем крысы".
Ну, и Бог с ним, с Чернильным Схоластиком.
Джеронимо только сейчас ощутил, насколько, в самом деле, отвыкший от седла, устал за время трехдневного путешествия. Чуть не заснул в ванне, но Гильельмо растолкал его и проводил в спальню. Глаза его слипались, всё тело ныло. Он очень умаялся. Тихо опустился на колени перед статуей Христа в нише спальни. "Господи, Боже мой! Ты - всё мое благо. Кто я - что дерзаю к Тебе словом своим? Я нищий из нищих раб Твой и червь ничтожный, презренный паче всякого помышления и всякого слова. Ничего нет у меня. Ты Един благ и свят и праведен. Ты всё можешь, всё даруешь, всё исполняешь, и только грешника оставляешь в скудости. Господи, исполни сердце моё благодатью Твоею. Как мне жить, если Ты меня не укрепишь милостью Своею? Не отврати лица Твоего от меня, не удали от меня посещение Твоё, и утешения Твоего не отыми от меня, да не будет душа моя, яко земля безводная Тебе. Научи мя, Господи, творить волю Твою. Научи меня достойно и в смирении ходить пред Тобою, ибо вся мудрость моя в Тебе…".
Засыпая в новом, непривычном для него месте с мрачными сводами, Вианданте не мог отделаться от мысли, что упустил что-то важное. Было нечто, что туманно намекнуло ему на причину смерти Гоццано, намекнуло, и тут же растаяло. Любопытно было и замечание, вскользь брошенное Леваро, о возможностях инквизитора. Он словно предлагал ему некие своднические услуги… И если это справедливо, то не снабжал ли он бабёнками Гоццано? В этом случае он должен знать больше, чем сказал. Что за дом лесничего? Или мерещится? А главное, что за человек был Гоццано? Что он написал Дориа?
Было и ещё одно - и Империали знал это. За ним самим будут наблюдать и докладывать Дориа. Кто здесь "глаза Провинциала"? Не Леваро ли? Епископ рекомендовал его… Джеронимо понравились умные глаза прокурора, но насторожили излишне мягкая, чуть шутовская манера речи, готовность угодить, явное раболепие. Одет Леваро был странно кокетливо, пока они шли от дома князя-епископа, Империали, наблюдая из-под капюшона, несколько раз поймал взгляды девиц на прокурора, несколько раз и Леваро оборачивался вслед женщинам. У прокурора были красивые стройные ноги, белозубая улыбка… Леваро явно нравился женщинам. Но было в этом умном и грустном шуте что-то туманное… Или все-таки именно он - соглядатай?
Новый инквизитор, как любая новая метла, мог мести по-новому и сменить весь состав чиновников. А мог и утвердить… Не этого ли боится Леваро? Ладно, довлеет дневи… И, пробормотав ещё одну короткую монашескую молитву, Джеронимо провалился в глубокий сон.
Утром спальня Джеронимо оказалась совсем не такой мрачной, как представилось ему вечером при свечах. Солнечные лучи, ложась на потемневшие от времени дубовые панели, покрывали их странной, чуть зеленоватой позолотой, играли зайчиками на изгибах покрывала, торжественно облекали светом тяжелый занавес у полога кровати. Полусонно пробормотав монастырскую максиму "оtium - pulvinar Diaboli", "праздность - дьявольское ложе", Вианданте поднялся, поправил рясу. Тихо постучав, вошла синьора Тереза и, пожелав мессиру Джеронимо доброго утра, сообщила, что только что пожаловал прокурор-фискал. Инквизитор быстро вышел в залу.
- Аресты произведены, все подозреваемые задержаны, как и приказано. Показания сильно разнятся. Судя по полученным свидетельствам, Гоццано пришёл вечером - около семи, после повечерия, около полуночи, и на Бдении. Одет был в чёрный плащ с капюшоном, или в серую рясу, или во что-то тёмно-зеленое. На руке его были четки, но кое-кто уверен, что на запястье ничего не было. Он предпочёл уединиться с девицей Лучией Челли, здесь все показания сходятся, но это они говорили и сразу после того, как его обнаружили. Я позволил себе, памятуя ваши слова о следствии третьей степени… - Вианданте внимательно слушал, - немного припугнуть дурочку. По моему приказанию её привязали на дыбу. Я сказал, что её хозяйка уже во всем призналась и, если она будет упорствовать…
Инквизитор выразил надежду, что прибегать к крайнему средству всё же не пришлось? Леваро утвердил его в высказанной надежде. "Разумеется, дурочка завизжала, как поросёнок и, будучи снята с дыбы, рассказала, что вообще не видела Гоццано… живым. София позвала её уже к трупу, откуда-то взявшемуся в её комнате, и велела ей сказать, что он приходил к ней, Лучии, но во время-де сношения почувствовал себя дурно, схватился за сердце и умер. Это она и повторила светскому судье во время расследования" "Вы, я вижу, Леваро, чрезмерно исполнительны, задумчиво обронил Джеронимо. Но ваше усердие делает вам честь. Софию уже допросили?" "Нет. Я решил ждать ваших распоряжений. Эта бабёнка - иного теста. Мы ничего не добьёмся ни угрозой, ни пыткой. Прожженная бестия, клейма ставить негде". "Не добьемся, говорите? - инквизитор задумался, потом лучезарно улыбнулся, - Ну, так и не надо добиваться. Не будем зря усердствовать там, где это излишне. Отпустим". Леваро уже постиг некоторые особенности мышления и нрава нового инквизитора. И потому молча ждал. "Сегодня же и отпустим. Но прежде надо послать людей в лупанар". "Обыск?"
Джеронимо покачал головой.
- Что мы там найдем? Зачем нам грязные простыни? Но необходимо не упустить ни единого слова, жеста и передвижения содержательницы блудного дома после того, как она выйдет от нас. Сколько у нас людей? Дюжина? Этого хватит с избытком. Если кто-нибудь из них сумеет застать её на встрече с любым мужчиной или мужчинами, если удастся подслушать её разговоры или перехватить записку - пообещайте награду. Что представляет собой веселый дом? Можно ли с крыши попасть внутрь, можно ли просверлить отверстие в стене или в потолке? Как говорил великий Фома Аквинат, "то, что не хочешь иметь завтра - отбрасывай уже сегодня, но уже ныне приобретай то, что завтра может понадобиться…"
Леваро напрягся. "Когда мы её выпустим? Нужно уложиться до вечера?" "Не путайте причину и следствие, дорогой мой. Никакой спешки. Как только уложимся, так и выпустим. Только не наследите там. Мы отвечаем пред Господом за грехи наши и их последствия, но нелепо прибавлять к нашим грехам ещё и наши глупости. Одно дело - отследить передвижения подозреваемого и выследить глубину его умысла, и совсем другое - наследить на полу грязными сапогами. Помните об этом. Вместе с Софией отпустите и остальных метресс. Всех, кроме Лучии". "Она нужна мессиру Империали?" "Dio me ne guardi! Боже упаси, Леваро. Зачем монаху шлюха? Но это единственное, что всерьёз обеспокоит Софию. Да! Не худо бы уже сегодня до темноты распространить по городу слух, что мною решено завтра же подвергнуть Лучию пытке".
Элиа кивнул. Не допустить слухов - дело титанической сложности, распространить их - пара пустяков. Инквизитор же методично продолжил:
- Будем логичны. Едва ли эта София, не будучи безумной, предоставила бы свои комнаты для трупа, не будь на то особой причины. А какова может быть причина? Опозорить убитого и тем остановить проводимое им следствие. Значит, она либо сама замарана в процессе вместе с Белеттой, либо выполнила приказ кого-то, кому не могла не подчиниться. Я склоняюсь ко второму предположению. В её склонность к дьявольским снадобьям верится с трудом - в отличие от других, ей в потемках блудного дома мужского внимания должно хватать с избытком. Значит, ей приказали. Кто? Его-то мы и должны обнаружить. Если же такого не будет… - Инквизитор задумался. - Сколько ей лет?
Впервые Леваро не смог ответить на его вопрос. Пожал плечами и на его подвижном лице проступило брезгливое пренебрежение. Собственно, он просто поджал губы, но этого хватило. Инквизитора начала забавлять игра этого живого лица.
- Между тридцатью и шестьюдесятью. Точнее не скажешь. Кто их разберёт, этих уличных-то?
- Неважно. Но до моей проповеди в воскресение я хочу знать, как погиб Гоццано. Кое-что уже понятно. Мы имеем дело с людьми без чести. Но это не помогает нам в розысках. Ныне куда не ступи - на подлеца и наступишь. В общем, прикинемся в этом мраке свечами. Глядишь, нетопыри и налетят…
"А почему, по мнению его милости, это сделал человек без чести?" Леваро недоумевал. "Потому что его, умерщвлённого или умершего - опозорили. Это уже подлость запредельная, Леваро. Однако, время посетить Трибунал".
Вианданте вытащил из шкафа черный дублет и мантию, снял старую рясу и Леваро, исподлобья оглядывая начальника, как и несколько недель назад кардинал Сеттильяно, невольно восхитился его превосходным сложением, мощными плечами и геракловым торсом. "Вот тебе и херувимчик - да он троих сметёт и не заметит". Вспомнив, что они с Аллоро ещё не завтракали, Джеронимо предложил Леваро разделить с ним трапезу, а час спустя они втроём вышли из дома.
Здание Священного Трибунала располагалось с другой стороны центральной площади, и через его боковые окна была видна резиденция князя-епископа. Вианданте, прикрыв лицо капюшоном, быстро обошёл здание, залу заседаний, камеры для задержанных и камеру пыток, службы и архив. Комната канонистов была небольшая, но хорошо освещённая, и понравилась Гильельмо. Леваро ушёл отдать необходимые распоряжения своим людям, Вианданте отложил знакомство с подчинёнными до лучших времен, точнее, до воскресной проповеди в церкви, где князю-епископу надлежало представить его горожанам, сам же погрузился в материалы допросов денунциантов и свидетелей по делу о гибели Гоццано.