– Другими словами, пятилетний ребёнок не может поставить себя на ваше место и принять вашу точку зрения. Его когнитивные способности не достаточно развиты, чтобы на время покинуть свою шкуру и оказаться в вашей. Поэтому он никогда не сможет по-настоящему понять вашу точку зрения, никогда не сможет понять вас. Вы не сможете достичь взаимопонимания. И поэтому его никогда не будет действительно волновать ваша точка зрения, вне зависимости от того, насколько он любит вас на эмоциональном уровне. Но всё меняется, когда ребёнок становится способен принимать точку зрения другого, это Гиллиган называет переходом от своекорыстия к заботе.
– Стадия заботы, которая обычно продолжается с 7 лет до пубертата, иначе называется конвенциональной, конформистской или этноцентрической, а это означает, что центром внимания на этой стадии является группа (семья, ровесники, племя, нация). Ребёнок выходит за грань собственной точки зрения и начинает разделять взгляды и мнения других до такой степени, что оказывается их заложником, то есть конформистом. Эту стадию часто называют "хороший мальчик, хорошая девочка", "права моя страна или нет – это моя страна" и т. д., что говорит о беспрекословном подчинении, давлении сверстников и господстве группы, характерных для этого периода. Хотя на этой стадии человек уже может несколько отойти от собственной точки зрения, он ещё не может отойти от точки зрения группы. Он уже проделал путь от "меня" до "нас", на котором его эгоцентризм сильно уменьшился, но застрял на позиции "права моя страна или нет – это моя страна".
– Всё меняется с наступлением пубертата, когда возникает постконвенциональное и мироцентрическое сознавание. Эгоцентризм снова уменьшается, потому что теперь взгляды членов группы, в которую входит человек, также подвергаются анализу. Возникает вопрос: что правильно и справедливо не только для меня, моего племени или моей нации, но и для всех людей, независимо от расы, вероисповедания, пола и убеждений? Происходит переход от этноцентризма к мироцентризму. Подросток может превратиться в ярого идеалиста, разрывающегося между открывшимися перед ним возможностями и мечтающего начать свой крестовый поход во имя справедливости, революцию, которая должна потрясти мир. Конечно, кое-что из происходящего можно объяснить неистовством гормональных взрывов. Однако положительная сторона этого процесса заключается в появлении представлений об универсальной заботе, справедливости и равенстве. В общем-то, в этот момент всего лишь приоткрывается возможность возникновения интегрального сознания и… мира во всем мире.
На полной громкости орёт "The Donnas Turn 21", неоновый воздух, шипя, переливаясь, звеня и гремя, наполняют звуки "Are You Gonna Move It for Me?", "Gimme a Ride" и "Hot Pants", тела обмениваются болезненно электрическим возбуждением.
– Хлоя, а я мироцентричен?
– Ну да, Кен. Ты такой.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты согласишься переспать с любой женщиной, вне зависимости от расы, цвета кожи и вероисповедания.
– Не думаю, что это одно и то же, Хлоя.
Тогда голое тело Хлои превращается в голое тело Ким и плывёт ко мне. Пленительно голые тела, голые тела в мироцентрическом пространстве.
– А семинар становитсядействительноинтересным, да?
– Эти три основных стадии – эгоцентрическая, этноцентрическая и мироцентрическая – конечно же, просто объединяют множество волн сознания, однако, глядя на них, вы должны были заметить, что развитие, как говорит Гарднер, – это уменьшение эгоцентризма. Иными словами, чем выше вы растёте, тем больше перерастаете самого себя. Все волны развития характеризуются уменьшением нарциссизма и расширением сознания, или развитием способности к пониманию всё более широких и глубоких точек зрения.
Ким нагнулась ко мне.
– Скажи, ну не круто ли? Но утренняя сессия идёт всего час и скоро закончится. Сейчас Карла покажет схему, которая подытожит всё сказанное. Мне куда больше нравится, как она ведёт дневную сессию – это просто безумие.
– Дневная сессия – просто безумие? Ты серьёзно?
– На ней начинается разговор о бумерите, и некоторых бумеров это, мягко говоря, немного бесит.
– Класс.
– Разумеется, существуют модели посложнее, содержащие больше трёх стадий. На вводном семинаре доктор Хэзелтон говорила о развитии на примере модели спиральной динамики, в которой 8 волн развития. Тут на стене есть схема, которой мы будем пользоваться на следующих сессиях, однако она может быть вам полезной уже сейчас. (См. рис. 4.1) В спиральной динамике к доконвенциональным стадиям относятся бежевая (архаико-инстинктивная), пурпурная (магико-анимистическая) и красная (эгоцентрическая). На следующей стадии (синяя, конформизм) нарциссизм распространяется на целую группу: я могу ошибаться, но моя страна – никогда! Ещё одной конвенциональной/конформистской стадией является оранжевая. После неё идут постконвенциональные стадии (зелёная, жёлтая и бирюзовая).
Я посмотрел на схему и кое-что для себя отметил. Ким воспринимала всё так спокойно, как будто это была самая простая вещь на свете. Я начал подозревать, что её интеллект… был настоящим.
– В общем, с развитием от доконвенциональных и конвенциональных стадий к постконвенциональным – или от эгоцентризма и этноцентризма к мироцентризму – нарциссизм и эгоцентризм медленно, но верно уменьшаются. Человек, выросший до постконвенциональной осознанности, уже не считает мир продолжением своего "я", а, руководствуясь принципами взаимопонимания и взаимоуважения, будучи "я" в обществе других "я", играет по правилам, которые устанавливает этот мир. Спираль развития – это спираль сострадания, развёртывающаяся от меня к нам, а затем ко всем нам, раскрывая перед нами возможность мира на земле.
Клара Фуэнтес улыбнулась, слегка поклонилась, аккуратно сложила свои записи и, оставив их на кафедре, медленно спустилась со сцены под сдержанные аплодисменты. Выплывший откуда-то Чарльз Морин улыбнулся и объявил перерыв на обед. "Всем радикалам и революционерам настоятельно рекомендую посетить дневную сессию, на которой мы обычно вызываем полицию", – произнёс он с лукавой усмешкой.
Я посмотрел на Ким.
– Полицию?
– А, он говорит о дневной сессии, на которой Фуэнтес рассказывает о студенческих восстаниях. Вообще-то они не вызывают полицию, но бывают к этому близки, потому что некоторые бумеры по-настоящему разъяряются, – Ким ухмыльнулась. – Я обедаю с Морином. Хочешь присоединиться? Приводи Хлою, будет весело.
Я набрал Хлою, но прервал звонок, как только услышал гудки, потому что этот разговор, определённо, требовал каких-то объяснений. Моё лицо выдало моё смущение.
– Эээ… Может, позже.
Ким уставилась на меня.
– Как хочешь.
Ресторан Скарпеллис скрывался в небольшом переулке рядом с Чарльз Авеню. Мы уже около десяти минут сидели, пили Пеллегрино и грызли хлебные палочки, как Багз Банни свою морковку, когда лёгкой походкой в ресторан вошёл доктор Чарльз Морин. Не погрешу против истины, если скажу, что это был низкий, коренастый, толстый, заурядной внешности человек. Его волосы, кожа и костюм были одинакового серого цвета. Но в нём было какое-то движение, какой-то огонь. Казалось, что он постоянно подрагивает, в лучшем смысле этого слова, если у него, конечно, есть такой смысл. Он подрагивал под своей серостью или сквозь неё. (Я практически слышал над своим ухом голос Скотта: "Если бы я дрючил сисястую Ким, я бы тоже начал подрагивать".)
– Ну, Кен Уилбер, тебе нравится семинар?
– Ну, знаете, я вообще-то занимаюсь ИИ, так что это всё для меня в новинку.
– А, кремниевый город, кибернебеса, прощайте, люди и всё такое? – он добродушно рассмеялся.
Я был слегка обескуражен той лёгкостью, с которой он обращался с главной страстью моей жизни.
– Ну, знаете, это действительно возможно. Возникновение кремниевых форм жизни или форм кремниевых форм жизни, или наоборот, ну то есть не совсем так, а скорее так, как будто по-другому, что, разумеется, не совсем верно, если вы меня понимаете, хотя может, и нет, но вы, наверное, уже знаете, что…
– Да, понятно, – Морин посмотрел на Ким и ухмыльнулся.
– Не знаю, что и сказать. Он просто подошёл и сел рядом со мной на семинаре.
– Окей, окей, я немного возбуждён. Перебрал Пеллегрино. Я, то есть мы, мы в ИИ-лаборатории пытаемся выяснить, возможно ли создание машины, по уровню интеллекта не уступающей человеку. Мы думаем, то есть мои профессора думают, и я тоже думаю, я часто думаю, в общем, мы думаем, что где-то через 30 лет искусственный интеллект сравняется с человеческим, и, когда это произойдет, ИИ начнёт стремительно расти, экспоненциально усложняться, потому что тогда машины уже возьмут дело в свои руки и найдут способ развиваться быстрее, чем когда-либо были или будут способны люди. Ну, как-то так.
– Да, всё это довольно понятно, – сказал Морин. – Что мне не понятно, так это то, доживёт ли человечество до того момента, когда всё это сможет случиться. Уверен, твои профессора рассказывали тебе и о том, что в эти тридцать лет люди научатся создавать наноботов – микроскопических самовоспроизводящихся роботов, которые смогут в буквальном смысле сожрать всю биосферу за одни выходные и уничтожить жизнь на планете в том виде, в котором мы её знаем. А, может, из генетических лабораторий вырвется вирус, который съест печень всех людей с бобами фава и под бутылочку хорошего Кьянти. – Он усмехнулся. – А ещё возможно, что какой-нибудь террорист с чемоданом развеет над Манхэттеном биологическое оружие массового поражения и за несколько секунд убьёт миллионы людей. Уверен, ты знаешь десятки подобных сценариев.
– Ну да, и поэтому, прежде чем такое случится, я хочу загрузить своё сознание в киберпространство.
– Я пытаюсь вам сказать, молодой человек, что вы можете не успеть сделать это, "прежде чем такое случится". Как было сказано на утренней сессии, если не появится больше людей с мироцентрическим сознанием, вместо того чтобы попасть на кибернебеса, мы самоуничтожимся в результате эгоцентрического и этноцентрического геноцида.
– Я как-то никогда об этом не думал.
Нам принесли салат. Ким выглядела довольной, Морин – озабоченным, почти взволнованным, но всё так же любопытно подрагивал.
– Ну, ты не одинок, потому что большинство людей об этом никогда не думают. Они думают, что для решения мировых проблем мы должны что-то сделать во внешнем мире: перестать загрязнять атмосферу, усилить контроль за вооружениями, прекратить ядерные испытания, использовать солнечную энергию и т. д., и т. п. – в общем, нам обязательно нужно исправить что-то во внешнем мире. Это, конечно, очень важно, но настоящая проблема у нас внутри, мы должны помочь своему сознанию совершить путь от эгоцентрических и этноцентрических стадий до мироцентрических, иначе нам даже не захочется исправлять все эти вещи во внешнем мире! – Морин ударил кулаком по столу, и несколько посетителей обернулись, чтобы посмотреть, что происходит. – Это же очевидно, что люди только на мироцентрическом уровне начинают интересоваться глобальными мировыми проблемами и путями их решения. Эгоцентрики и этноцентрики клали с прибором на всё глобальное! А на мироцентрической стадии всего лишь 20 % населения планеты! Господи, блин, Иисусе! Не удивительно, что планета в жопе, в полной жопе, малыш! – И он снова ударил по столу.
Ким протянула руку и дотронулась до его руки.
– Чарльз, почему бы тебе не рассказать нам, что ты действительно думаешь?
Морин засмеялся, дрожь вернулась, и он с улыбкой посмотрел на меня.
– В общем, вот этим мы и занимаемся в ИЦ. Мы серьёзно озабочены поиском путей содействия росту и развитию, и не только во внешнем мире, но и во внутреннем. Росту и развитию сознания. Потому что без этого нам всем крышка.
– Значит, вопрос в том, получится ли это у нас? Наберётся ли достаточно людей с мироцентрическим видением? – спросил я с неподдельным волнением.
– Об этом мы рассказываем на последних сессиях. Наши исследования дали совершенно потрясающие результаты, но я не хочу сейчас раскрывать все карты, – ответил он, широко улыбнувшись. Что-то в этом человеке цепляло, и очень медленно, против своей воли, я начал ему симпатизировать. ("Раз вы с ним теперь такие друзья, спроси у него, каково это дрючить нашу цыпочку Ким?" – прошептал мне в ухо Скотт.)
– Но одно я могу тебе сказать, – добавил Морин. – Основная проблема сейчас – это флатландия. Ты знаешь, что такое флатландия?
– Эээ, не уверен. Думаю, нет.
– Это просто, – подхватила Ким. – Флатландия – это убеждение, что мир плоский и что уровней сознания не существует. В общем-то, мы живём во флатландии, и это настоящая проблема, да, Чарльз?
– Да, совершенно верно. Мы не можем даже объяснить людям, что им нужно развиваться, поднимаясь на более высокие уровни сознания, если они вообще понятия не имеют, что эти уровни существуют. Так что одна из наших задач – чисто образовательная, нам нужно донести эти идеи. Если ты веришь только в то, что предлагает флатландия, ты обречён.
Я посмотрел на них. Хотя внешне они не походили на пару, между ними было что-то такое – даже не знаю, как это назвать – как будто их энергии гармонировали друг с другом. ("Трах, трах, трах… Слышишь, как хрустят пружины старого матраса, Кен?") Я рассмеялся.
– Ой, ничего, то есть не обращайте внимание, нет, нет, то есть да, да, конечно же это главная проблема. Образование. Я помял. То есть понял. Я понял. Я понял, я согласен, что образование – это важно. – Я густо покраснел.
– У меня один вопрос, – сказал я, пытаясь прийти в себя. – В конце утренней сессии вы что-то говорили про радикалов и революционеров. Бурные шестидесятые. О чём это вообще?
– А, это тема дневной сессии. Обычно она всех довольно сильно злит. Дело в том, и ты это сам увидишь, что хотя бумеры считают себя революционерами до мозга костей, они всё-таки не могут выбраться из флатландии. Вместо того чтобы преодолеть флатландию, они приняли её, увязли в ней и в конце концов начали прославлять. Это главный сюжет нашего времени. Флатландия.
– Я думал, этот семинар про бумерит.
– Это то же самое. Бумерит – это современная версия флатландии, позже ты в этом убедишься. А флатландия – это проблема.
Морин улыбнулся, сверкнул и вздрогнул, непонятным образом дополняя сидевшую рядом Ким. И в то же время я начал замечать, что он был каким-то отстранённым, как будто парил в недосягаемом пространстве, которого никто кроме него не видел.
– Ладно, с сегодняшней сессией всё ясно. Но вы что-то говорили про удивительные результаты исследований того, сколько людей сможет перейти на мироцентрический уровень. Хоть немного введите меня в курс дела, ну пожалуйста…
Морин посмотрел на меня и улыбнулся.
– Ладно, малыш Кен, цифры и правда интересные. Судя по нашим данным, твоё поколение постепенно становится жёлтым. Ты знаешь, что такое жёлтый?
– Да, конечно, это первый мем второго порядка.
– Верно. Бумеры были первым в истории поколением зелёного мема. Твоё поколение, то есть, в общем-то, и иксеры и игрики, имеют шанс стать первым в истории поколением жёлтого мема, то есть первым интегральным поколением в истории.
Эта идея застала меня врасплох, и я застыл, очарованный такой возможностью. Я ощутил адреналиновую дрожь, электрическое возбуждение во всем теле. DJ Jazzy Jazz играет трек The Future Sound of London "Expander", и его ритм отдаётся в моём мозгу, сбитом с толку экстази. Мне никогда – никогда - не приходило в голову, что "квантовый скачок в гиперпространство сознания второго порядка" может касаться моего поколения. Клетки моего мозга гудели, взбудораженные картинами будущего, о котором я до сих пор даже не задумывался.
Ким радостно улыбнулась мне, как будто говоря: вот почему я в него влюбилась ("Ага, Ким, и ночью ты чпокаешься с его мозгами…"). Я громко рассмеялся, на этот раз ещё и под впечатлением открывшихся мне безумных возможностей.
– Вы обо всём этом будете говорить на последних сессиях? – спросил я.
– Да, обязательно.
– Чёрт, я приду это послушать.
– Вообще-то, ты уж прости, сынок, но нужно посещать все сессии с самого начала, следить за развитием темы, иначе ты так ничего и не поймёшь, или, по крайней мере, не поймёшь того, что хочешь понять.
– Вот гадство, ещё домашнее задание.
– Да нет, не совсем. К тому же скоро должен начаться фейерверк.
Я на секунду задумался о маме и об отце.
– Но ваши слова про первое интегральное поколение… значат ли они, что бумеры уже не успеют, не успеют стать интегральными, добраться до второго порядка?
– Ну, на этот счёт мы выяснили, что…
– Ого! Чарльз, время!
– А, верно, давайте быстрее обратно. Малыш Кен Уилбер, обещаю, что позже ты всё узнаешь.
Мы с Ким заняли свои места. Я украдкой огляделся и опять затаился. Клара Фуэнтес, повторив последнюю сказанную перед уходом на перерыв мысль, продолжила. Я взглянул на Ким, которая всё ещё улыбалась, и вдруг у меня появилось желание остаться на дневной сессии, и не только потому, что там меня ждал второй порядок, но ещё и потому что, как мне пообещали, назревает серьёзная драка.
– Спираль развития – это спираль растущего сострадания, расширяющего свои границы от меня, к нам и ко всем нам, причём на последней стадии становится возможным интегральное объединение и мир на земле.