А есть еще и те, кому недостаточно и общения с Человеком, Которому Можно Верить. Кому хочется не просто верить, но знать – быть не только потребителем, но и сотворцом своего здоровья.
Как человеку определить границ между состоянием, когда он сам может себе помочь, и тем, где должен включиться врач?
– Труднейший вопрос. Дилемма – между львом и крокодилом: пойдешь с неясным своим недомоганием к докторам – того гляди, навешают ложных диагнозов, навнушают подозрений и страхов, назначат кучу ненужных обследований и лекарств, поубавят и денег, и времени, и здоровья. А не пойдешь, понадеешься на себя и на авось – можешь прозевать что-то серьезное, опоздать с лечением…
Если бы медицина была здорова нравственно и врачи пользовались бы заслуженным доверием, этой тяжкой дилеммы не было бы. А так – приходится каждому решать вопрос обращения или не-обращения к врачу сообразно собственной интуиции, характеру, опыту и кошельку.
– Случалось ли вам профессионально помогать своим коллегам-врачам? И самому пользоваться их помощью?
– Разумеется. Много раз помогал, в том числе психотерапевтам и психиатрам, как их личный психотерапевт и психиатр. Самому к помощи по сей части обращаться не приходилось, но не зарекаюсь. А не по сей части – сколько угодно.
Когда врач лечит врача – ничего особенного в этом нет. Если же два врача взаимно лечат друг друга, то это… Это уже по-человечески. Когда такое случается со мной и коллегами, всегда вспоминается восклицание библейского Давида, обращенное к Богу в ответ на непомерную его милость: "Это уже по-человечески, Господи мой!.." Как трогательно: не нашел человек более подходящих слов для выражения благодарности и восторга перед Творцом: поступаешь по-человечески, Господи!..
Врачу помогать врачу легче или труднее, чем пациенту, не сведущему в медицине?
– Когда как. Профессиональная искушенность может и помогать, и мешать – зависит это отчасти от тяжести недуга или сложности проблемы, а более всего – от характера человека. Если врач многое знает о своей болезни и притом мнителен и меланхоличен, то легко может впасть в депрессию или паническое состояние, которые лечить его болезнь не помогут…
Провести сеанс гипноза психотерапевту, который владеет этим методом сам, до смешного трудно. Не потому, что гипнотизер не внушаем, не "поддается" – может быть очень даже внушаемым, как я, например. Но даже при искуснейшем исполнении сеанса мешать будет знание "кухни" и ролевая ситуация – совершенно иная, чем требуется для действенного внушения. Зато аналитическую терапию можно провести более углубленную, быстро минуя обычные барьеры.
Медики, это заметил не я один, с чем бы ни обращались к коллегам – с зубной болью, сердечными неполадками или душевными – часто оказываются пациентами необычными и невезучими, с какими-то казусами – то сосуд проходит не там, то анализы наврут, то вдруг помогающие коллеги глупейшим образом ошибаются. Чем это объяснить?.. Ответ пока что ищу.
По-видимому, далеко не каждый больной вызывает у врача симпатию? Как вам удается преодолеть негативное отношение к несимпатичным для вас пациентам? Всегда ли удается?..
– Не всегда. Но границы приятия с опытом расширяются. По характеру я не добряк, вспыльчив – но теперь мало кому даже при максимальных стараниях удается зажечь во мне необратимую антипатию. Если только я понимаю, почему человек такой, а не иной, мне уже трудно плохо к нему относиться, каким бы он ни был и как бы сам ни относился ко мне. Хотя, должен признаться, плохо переношу людей фашистского типа и работаю с ними, если уж приходится, безо всякого удовольствия.
Если вынести за скобки не поддающиеся контролю личные чувства – любовь к больному или нелюбовь, симпатию или антипатию, то что, по вашему, главное в отношении врача к пациенту и в его профессиональном поведении? Вежливость, корректность? Проявление внимания и заботы?
– Что ни врач, то свой стиль врачебного или не врачебного поведения. "Стиль – это человек". По мне – все стили хороши, кроме хамского и равнодушно-бюрокра тического.
Встречаются доктора строгие, сухо-дистантные, встречаются весельчаки, шутники, приколисты, встречаются теплые ласковые мамочки и покровительственные папаши, встречаются грустные милые меланхолики, сердитые, но добрые буки…
Стиль стилем, но если работаешь с людьми, то изволь вести себя так, как этого требует существо дела. Мастерство в профессии официанта заключается в искусстве отстраненной участливости. Для врача годится не объявляющее о себе, но знающее и действующее сострадание – управляемое сопереживание, освобожденное от эмоциональной зависимости. Оно и подскажет правильное поведение. Лучший врач – тот, чей поведенческий стиль определяется не его личным характером, а характером пациента. Способный и опытный медик, как гроссмейстер, еще не приступив к беседе с пациентом, видит позицию и намечает последовательность ходов…
Обязательно ли врачу каждый раз "пропускать" пациента через себя, сопереживать ему проникаться им?
– Совершенно необходимо. Но – управляемо, под контролем самосознания. На практике врачебное сострадание ограничено дефицитом времени, сил – и того, что я называю душевной емкостью. Емкость эта может сильно уменьшиться простейшей усталостью, и тогда волей-неволей пользуешься шаблоном, опытом, наработанной маской. Но даже падая с ног, работать нужно с прямоходящей душой. Общаясь с пациентами, видишь себя самого, свои вопросы и трудности, свои кошмары и бездны в тысячах преломлений и отражений…
"Врачу, исцелися сам" – как вы к этому относитесь? Обязан ли врач сам быть здоровым? Можно ли доверяться врачу, который не может победить собственную болезнь?
– Отвечу вопросом: обязан ли врач, поступая на работу, предъявлять вместе с дипломом справку о бессмертии?..
Помните, у Козьмы Пруткова? – "Сколько ни ле чил больных Гиппократ, однако же сам от болезни помер". Богов на земле нет. Не каждый делается врачом, а вот пациентом становится каждый без исключения. Начиная с рождения и кончая последним вздохом, все мы пациенты. Все болеем и все бываем в состояниях, когда нуждаемся в помощи.
Можно выигрывать битвы за здоровье пациентов и будучи глубоко больным – как это сотни раз делал тяжко страдавший смертельным недугом великий врач Антон Чехов. Разве обессилевший путник, умирающий в пустыне от жажды, не может указать другому, у кого силы еще есть, путь к воде, к спасению?..
Библейский императив "Врачу, исцелися…" относится не к физическому и даже не к психическому, а только к нравственному здоровью, к духовному. Врач должен быть чистым листом, куда вписывается история жизни и болезни пациента, его боль и его душа. На время общения с пациентом о своих болях, своих трудностях и кризисах должен категорически забывать. Если это не удается, если болезнь или усталость мешает работать – иди отдыхать, лечись, приводи себя в порядок Мой душу перед работой… и после.
Были ли у вас самого душевные кризисы и болезни?
– А как же. Весьма странно, если бы их не было. И плохо было бы. Я не мог бы никого понимать, помогать – не мог бы.
Но всеми болезнями не переболеешь…
– И всех кризисов не испытаешь, и слава Богу. Большинство болезней и кризисов протекают по сходным закономерностям и сценариям, со сходными фазами и сходными, в основном, самочувствиями людей. Уйма людских страданий навсегда остается вне твоего личного опыта, но и то, что ты пережил, если у тебя есть воображение и соображалка работает, позволяет додуматься, догадаться о переживаниях пациента, дочувствоваться до них… Для многого достаточен опыт немногого.
В вашей практике чудеса бывают?..
– В массовой – нет. А в единственном числе – да, иногда бывают, и на одного человека одного чуда вполне хватает. Под врачебным чудом разумею не что-то сверхъестественное, а нечто, происходящее сверх ожиданий от самого себя и от пациента, сверх возможностей, которые видишь.
Пример?..
– Ну вот, похожий с первого взгляда на чудо случай со старой женщиной, мамой одного моего коллеги. После инсульта у нее долго длилось полубессознательное состояние, потом наступило слабоумие с эпизодами возбуждения и дезориентировки, с потерей членораздельной речи. Коллега пригласил меня посмотреть маму на предмет лекарственной корректировки – может быть, что-то добавить или убавить, чтобы поспокойнее стала и лучше спала.
Я не надеялся помочь, но пришел. Увидел старушку, вспомнил тут же свою маму уже несколько лет как покинувшую этот мир в сходном состоянии… Обнял за плечи, гладил по голове, говорил что-то ласковое. Старушка оживилась, заулыбалась, начала бормотать, лопотать радостно, будто узнала меня, как родного. И я вдруг почувствовал необъяснимую уверенность, что могу ей помочь – не знал, чем и как, но чувствовал, что могу. Сидел еще некоторое время, обняв ее, говорил на "ты", как девочке, убежденно: – "Ты поправишься, ты поправишься… Все у тебя будет хорошо… Ты поправляешься, поправляешься…"
Все, более ничего. Уходить не хотелось… Пару препаратов посоветовал снять и один добавить, но особого значения эти лекарства иметь не могли – так, вспомогательные. Через пару дней коллега сообщает: "Мама после тебя быстро уснула, всю ночь проспала спокойно, чего не было уже с год. А утром проснулась в ясном сознании и с хорошей речью. Никакого слабоумия, представляешь?.. Чудо какое-то…"
Так она прожила еще года два, оставаясь в ясности до конца, быстрого и легкого. Я не совершил чуда: скорее всего, у старушки освободился от закупорки один из важных мозговых сосудов. Произошло это, возможно, не без влияния наших с нею взаимных добрых чувств – прилив "веществ счастья" хорошо действует и на сердечные сосуды, и на мозговые. Может быть, сыграло какую-то роль то, что я, говоря с ней на "ты" и обнимая ласково, оживил в ней ее детское "я", это орган веры…
"Если после беседы с врачом больному не становится легче, то это не врач", – сказал великий врач Бехтерев. Сурово и точно.
Приснилось, что я рисую,
рисую себя на шуме,
на шуме… Провел косую
прямую – и вышел в джунгли.
На тропку глухую вышел
и двигаюсь дальше, дальше,
а шум за спиною дышит,
и плачет шакал, и кашель
пантеры, и смех гиены
рисуют меня, пришельца,
и шелест змеи… МГНОВЕННЫЙ
ОЗНОБ… На поляне – Швейцер.
Узнал его сразу, раньше,
чем вспомнил, что сплю, а вспомнив,
забыл… Если кто-то нянчит
заблудшие души скромных
земных докторов, он должен
был сон мой прервать на этом…Узнал по внезапной дрожи
и разнице с тем портретом,
который забыл – а руки
такие же, по-крестьянски
мосластые, ткали звуки,
рисующие в пространстве
узор тишины…
Он спасал ребенка,
и осы молчали звонко…
– Подайте, прошу вас, скальпель…
Все, поздно… Стоять напрасно
не стоит, у нас не Альпы
швейцарские, здесь опасно,
пойдемте. Вы мне приснились,
я ждал, но вы опоздали.(Стемнело). Вы изменились,
вы тоже кого-то ждали?..
Не надо, не отвечайте,
я понял. Во сне вольготней
молчать. (Мы пошли). Зачатье
мое было в день субботний,
когда Господь отдыхает.
Обилие винограда
в тот год залило грехами
Эльзас мой. Природа рада
и солнцу, и тьме, но люди
чудовищ ночных боятся
и выгоду ищут в чуде…
А я так любил смеяться
сызмальства, что чуть из школы
не выгнали, и рубаху
порвал и купался голым…
Таким я приснился Баху,
он спал в неудобной позе…
Пока меня не позвали,
я жил, как и вы, в гипнозе,
с заклеенными глазами.
А здесь зажигаю лампу
и вижу – вижу сквозь стены
слепые зрачки сомнамбул,
забытых детей Вселенной,
израненных, друг на друга
рычащих, веселых, страшных…
Пойдемте, Седьмая фуга
излечит от рукопашных…
Я равен любому зверю
и знанье мое убого,
но, скальпель вонзая, верю,
что я заменяю Бога,
иначе нельзя, иначе
рука задрожит, и дьявол
меня мясником назначит,
и кровь из аорты – на пол…
Вот истина – божье жало –
мы вынуть его не осмелились.
Скрывайте, прошу вас, жалость,
она порождает ненависть.
Безумие смертью лечится,
когда сожжена личина…
Дитя мое, человечество,
неужто неизлечимо?
Обучающая жизнь
из бесед о здоровье
Лучше недопереесть, чем перенедоспать.
Студенческое наблюдение
Ваше определение здоровья. И соответственно – болезни.
– Можно я начну не с себя?..
Вот как определял здоровье отец медицины Гиппократ:
Здоровье – это даруемая нам богами возможность жить полной жизнью в свое удовольствие. Возможность эта, однако, столь же редко используется, сколь часто теряется из-за злоупотребления ею.
А вот слова одного из предтеч медицины современной, великого доктора Парацельса:
Здоровье есть соответствие жизни ее целям в данное время и в данных условиях.
Здоровье ребенка, здоровье взрослого и здоровье старца должны оцениваться по-разному, так же как и здоровье женщины и здоровье мужчины, здоровье воина и здоровье монаха, здоровье селянина и здоровье аристократа…
Гениальный врач, ученый и поэт Авиценна определял здоровье как взаимосогласие, мир и гармонию всех внутренних сил организма. При сем здоровье телесное и душевное к однозначности не сводил.
Без претензий на оригинальность здоровье можно определить как полноту жизни и гармонию всех ее уровней, всех составляющих. Хорошее осуществление хорошего проекта – Замысла о Человеке.
Твои болезни лекарю полезны,
а кошельку его вдвойне любезны,
и кто, здоров ли ты, определит,
когда не тело, а душа болит?..
О сколько скуки под небесным кровом!
Как тяжко быть влюбленным и здоровым!
Здоровье, друг мой, праздник не большой –
всего лишь мир меж телом и душой,
но отними его болезнь шальная,
и возопишь, рожденье проклиная…(алаверды Авиценне)
Болезни определяю как ошибки здоровья. Наследственные болезни – ошибки на уровне программирования, проектирования. Болезни приобретенные – ошибки осуществления проектов.
В жизни то и другое смешивается. Вот болезни инфекционные – вирусные, бациллярные. Что нас предохраняет от них? Защиты, выстроенные здоровьем, врожденным или приобретенным, – защиты, именуемые иммунитетом. Организм, обладающий иммунитетом к заразе, на клеточном уровне знает, как ее задержать на подступах – знает и делает.
А организм с нарушенным иммунитетом совершает ошибку: впускает в себя врага. Развивающаяся картина болезни являет собой смесь последствий ошибки – поражение организма инфекцией – и усилий организма исправить ее: уничтожить врага и построить заслон – выработать иммунитет. Если получается – здоровье наше в какой-то мере умнеет и больше этой ошибки не повторяет.
Можно ли обучить организм, сделать умнее?
– Конечно. В этом и состоит смысл закалок, зарядок, активной жизни. Все это приближения к жизни природной – к той обучающей жизни, которой живет все живое. К жизни, которой жили тысячи и тысячи поколений наших предков, прежде чем блага цивилизации начали баловать, ослаблять, развращать и оглуплять организм. В закалке не может быть ничего сверх того, что высоковероятно для жизни человека в природных условиях.
У организма огромный запас наследственной памяти, которая легко оживляется даже небольшими напоминаниями. Чтобы подстраховать ребенка и себя от лишних простуд и многих иных болезней, вовсе нет нужды моржевать в проруби – достаточно обдавать тело (или только ноги) холодной водой; а еще лучше обтирать ледышкой из холодильника или кусочком снега. Закалка напоминает телу и мозгу, что они могут делать с собой, чтобы жить надежно и полноценно.
Поль Брэгг утверждал: "тело глупо". Вы с этим согласны?
– И согласен, и не согласен. Смотря как понимать ум и глупость в применении к природному созданию. Если глупостью считать то, что тело умеет жить только по-своему, по-природному, понимает только свой собственный язык, исполняет только собственные желания и никакого насилия над собой не приемлет, даже самого благонамеренного, – то да, тело глупо. Глупее курицы и упрямей осла.
Но разве не ум – то, что тело умеет само себя растить, чинить, восстанавливать, лечить и спасать?..
Тело имеет память и способно обучаться тысячам сложнейших навыков. Тело наделено способностью создавать тела, себе подобные. Тело мудро как зверь, как растение. Тело податливо, восприимчиво и внушаемо, как ребенок. Тело, помнящее свою природу, тело одухотворенное – гениально, даже если уже сделало много глупых ошибок… Скрытые силы тела огромны, они ждут только управления на понятном им языке.
Здоровому все полезно, больному все вредно, и токмо просветленному все пофигу.
Козьма Прутков-правнук
Изречение "в здоровом теле здоровый дух", по-вашему, верно или, может быть, устарело?
– Кто поработает хоть сутки в остром отделении психиатрической больницы – а я там проработал не один год – сразу скажет вам, что "в здоровом теле здоровый дух" обитает далеко не всегда. К нам в буйное привозили таких здоровяков, с которыми по трое-четверо дюжих санитаров не могли справиться, пятерные дозы нейролептиков как слону дробинка…
Но может быть, тело у этих буйно помешанных было здоровым, а мозг больным?
– Да, иногда так. Но чаще в таких случаях и мозг по данным обследования оказывается здоровым, а психика – больной. Какие-то тонкие, не улавливаемые нарушения могут быть, конечно, на уровне биохимическом или биофизическом, молекулярном или биополевом.
Вы писали, что нужно различать здоровье психическое, душевное и духовное. В чем различия?
– Психически здоровый человек способен трезво оценивать обстановку, все нужное помнит и хорошо рассчитывает, принимает решения, соответствующие своим целям, достаточно владеет собой, может притворяться, играть…
Но это вовсе не значит, что человек и душевно, и духовно здоров. Человек может все понимать и отлично соображать, но быть при этом существом опустошенным, бесчувственным. Может быть безмерно зависимым от алкоголя или наркотиков. Может испытывать страхи, навязчивости, тоску, не хотеть жить. Может питать извращенные вожделения. Может быть на волоске от самоубийства или от тяжкого преступления. Может быть и преступником, и маньяком – и быть при этом вполне здоровым психически, адекватным, во всем отдавать себе отчет, все четко просчитывать.
Психически здоровых душевнобольных много, примерно 20–25 процентов населения, если не больше. Психически же больных – около 3–4 процентов. Можно быть и психически больным, но душевно и духовно здоровым. Во многих случаях именно психоз защищает душу от разрушения, как ни странно это звучит.