"Не может быть", - сказала она, прижавшись ко мне и подав Джону руку для пожатия.
Он пожал ее руку и улыбнулся: "Очень приятно с вами наконец-то познакомиться".
"Ну, на 2000 лет вы конечно не тянете", - сказала Лори к моему стыду, оценивая его с прищуром. Все прошедшие беседы с Джоном и наша дружба как-то вытеснили мои первоначальные догадки о том, что он мог бы быть Апостолом Иоанном.
Я попытался, было вставить что-то, но Джон меня опередил: "Внешность бывает обманчива", - он улыбнулся, подмигнув. - "Хотел бы я с вами поболтать подольше, но мне нужно встретиться кое с кем до конца игры. Надеюсь, Лори, что у нас еще будет возможность продолжить разговор".
"Ну, вот так всегда! У меня еще остались вопросы!"
"В другой раз, вне сомнений", - сказал он именно в тот момент, когда толпа на противоположных трибунах взорвалась снова восторгами. Я взглянул на поле лишь затем, чтобы убедиться - Трояны заработали еще одно очко. Беглый взгляд на табло, чтобы удостовериться - счет 24–10 за минуту до окончания игры.
"Тебе, наверное, хочется прибить этого защитника?"- сказала Лори, покачав головой.
"Уже нет", - ответил я. Лори подняла на меня глаза, полные удивления: "Мужчина, я случайно, не обозналась?"- спросила она, пытаясь поймать мой взгляд.
К тому времени, когда мы вернулись вниманием к Джону, его уже не было. Мы оба кинулись искать его глазами в толпе, пытаясь выяснить, в каком направлении он исчез, но это было бесполезно.
Глава 8. Все тайное становится явным
Вот так - я понятия не имел, что теперь делать с этой информацией, которую только что выложили передо мной. Наконец-то у меня был компромат на моего бывшего пастора, но я ума не мог приложить, что теперь с ним делать. Если бы мне было известно год назад то, что я знал теперь, у меня даже и не возникло такого глупого вопроса.
Все родилось в результате случайной встречи в торговом центре. Я заскочил на минуту, только для того, чтобы купить подарок для жены в честь нашей годовщины, да схватить чего-нибудь на обед - перекусить прямо перед встречей, назначенной на 13:30. Я был увлечен чтением журнала новостей недельной давности и как раз, откусив, положил свой чизбургер на стол, расположенный в центре закусочной. Я отвлекся, переворачивая страницу, и тут заметил ярко красное платье прямо перед моим столиком. Поднял глаза - передо мною знакомое лицо, которого я уже давненько не видел.
"Могу я поговорить с тобою буквально минуту?"- Диана задала этот вопрос, тяжело дыша и озираясь так, как будто опасалась преследования полиции.
"Да конечно, присаживайся", - пробормотал я с полным ртом и отодвинул свои вещи немного в сторону, чтобы она могла сесть рядом за малюсеньким столиком. Она беспокойно селя рядом, мне трудно было не оценить ее красоты: длинные темные волосы спадали на плечи, особо подчеркивая живые голубые глаза. Нахмуренные брови, сжатые губы и печальные глаза говорили, однако, о том, что не все в порядке. Я был знаком с ней с тех пор, как она - яркая, отважная молодая девушка - появилась в Кингстоне, поступив в местный государственный колледж. Немедленно после выпуска из него она выскочила замуж за парня, который начал избивать ее практически с первых дней их совместной жизни. В конце концов, она с ним развелась, и наша церковь была рядом с ней почти все время в течение этого жуткого процесса. Это было почти три года назад. И с тех пор я ее не видел. "У тебя все в порядке?"- спросил я.
"Живу одним днем, и это не легко. Но я здесь, чтобы спросить, как ты и Лора. Как вы поживаете? Я слышала, что Джим сделал с тобой, и я с тех пор очень переживаю за вас с Лорой. Вы-то как там вдвоем?"
"Спасибо Диана, что спрашиваешь. Сам этот факт для меня значит гораздо больше, чем ты думаешь. В общем-то, совсем нелегко. Мне было трудно вернуться работать в недвижимость и со многими людьми нам пришлось расстаться. Некоторые из них до сих пор стараются не встречаться с нами на людях, а некоторые распространяют о нас нелепые слухи".
Диана снова пошарила глазами по торговому центру и беспокойно поправила волосы. После неловкой паузы она подалась вперед и заговорила практически шепотом: "Я знаю, что мне, наверное, не надо говорить тебе об этом. Мне жутко стыдно и, клянусь, больше этого от меня никто не услышит". Она закусила губу, глаза смотрели поверх меня - было ясно, что она подбирает правильные слова. "Это о пасторе Джиме…" Ей пришлось подавить рыдания, которые уже стояли в горле. "Есть то, что ты должен знать…" голос срывался. Я потянулся и дотронулся до ее руки, лежавшей на столе: "Диана, если это трудно - ты не обязана мне ничего рассказывать".
"Он воспользовался моим трудным положением", - отрывисто вырывались слова сквозь напрашивавшиеся рыдания. Я даже не догадывался о чем это она, и как раз когда я пытался сообразить, какой вопрос ей задать, чтобы помочь объясниться, она собралась с силами и продолжила: "Я уже давно борюсь с желанием рассказать все тебе, а сегодня, когда увидела тебя здесь одного, решила, что должна".
Явно не раз продуманными словами она рассказала мне о том, что у них с Джимом была связь в течение трех месяцев. Во время развода и почти год после него, она жила в свободной комнате у них дома. Ближе к концу всего этого времени у нее с Джимом завязался роман и он сказал ей, что думал развестись с женой ради нее. Внутри нее все еще шла борьба по поводу свершившегося, и она то обвиняла во всем себя, то Джима. "Я не должна была соглашаться жить у них. Для него это было непреодолимое искушение, особенно при тех проблемах, которые у него были с женой. Они постоянно конфликтовали. Однажды утром я проснулась и решила, что больше так не могу, собралась и съехала". Слезы уже во всю катились по ее щекам.
Я вжался в спинку стула, в полном недоумении, что же теперь сказать. Вспомнилась беседа с Джимом, которую я инициировал тогда, когда Диана перестала ходить к нам в церковь, сразу же после переезда из их дома. Я спросил, не случилось ли что, и он отмахнулся от вопроса с презрительной беспечностью: "Она просто поняла, что ее нужды будут больше восполнены в другой церкви, с более молодой паствой". Я был несколько обескуражен таким ответом, учитывая их тогдашнюю тесную дружбу. Она приподнялась, чтобы идти: "Я об этом никому не рассказывала, и если ты попробуешь где-нибудь заикнуться о произошедшем, я скажу, что ты лжешь. Но я уверена, что тебе об этом надо знать".
Она встала, и я тоже быстро приподнялся из-за стола. "Подожди", - умоляюще произнес я, когда увидел, что она попятилась назад, - "Мне так жаль, что все это произошло. Я не могу ничем……?"
"Прошу тебя, даже не пытайся", - сказала она срывающимся голосом, подняв обе руки как бы обороняясь, - "Мне надо идти, мне очень жаль".
И она побежала от меня прочь - я несколько раз ее окликнул и тут же почувствовал на себе странные взгляды дюжины человек вокруг. Неловко улыбнувшись, я сел в глубоком раздумье. Меня не переставало удивлять то, как мои отношения с Джимом вдруг внезапно так изменились. Но это объяснение было совсем не радостным. Доедать чизбургер уже не хотелось, и чем дольше я сидел, тем больше наполнялся злобой. Значит тот, кто оболгал меня, сам жил во лжи. Я понятия не имел, как теперь себя вести.
Я встал, чтобы идти, и вдруг поймал себя на том, что впервые за долгое время опять ищу в толпе знакомую фигуру Джона. Я его не видел с той футбольной игры - почти четыре месяца назад - и вспоминал его с исключительной благодарностью за те мысли, которые он помог мне открыть. Свалившаяся на меня новость не оставляла мне выбора - я хотел поговорить с ним снова. Я также вспомнил, что Джон еще давно спрашивал, что такое мог Джим скрывать. Тогда я даже в страшном сне не мог себе этого представить.
Первая попытка обнаружить предмет поиска результата не дала, и я в досаде подумал, что он так и не дал мне ни единой возможности как-нибудь с ним связаться: ни телефона, ни электронного адреса. И я побрел через торговый центр в направлении автомобильной стоянки к своей машине. Проходя мимо фонтана в центре магазина, я вдруг его увидел. Он сидел на скамейке с ребенком, который играл у него на руках и разговаривал с каким-то молодым человеком. Я покачал головой и улыбнулся. Джон как всегда гармонично вписывался в окружающую его картину.
Я направился к ним, а молодой человек как раз в это время встал, пожал Джону руку, сгреб карапуза у него с колен и усадил в коляску. Малыш повернулся, чтобы помахать "дяде до свидания", а Джон ответил ему улыбкой. Я незаметно подсел рядом. Повернувшись, он не смог скрыть удивления. Его лицо растянулось в еще большей улыбке, а рука потянулась обнять меня за плечо. "Джейк, вот это приятный сюрприз!"
"Поверить не могу, что ты оказался тут. Я только что о тебе вспоминал". Махнув в сторону удалившегося папаши, я спросил: "Это тоже друзья?"
"Теперь, может быть и да. Я только что с ним познакомился здесь на скамейке, пока он ждал свою жену. Пока играли с Джейсоном - прекрасно поговорили. Парень не уверен, есть ли у него какие-либо отношения с Богом, но это потому, что пока он еще не познал Его силу в своей жизни. Но тут совсем другая история. Как ты сам, Джейк?"
"Не поверишь, что мне сейчас пришлось услышать". "О чем это?"
"Помнишь, когда-то еще давно ты спрашивал, что такого мог скрывать мой бывший пастор, когда он так отдалился от меня? Ну, так вот, я только что узнал, что пару лет назад у него была связь с женщиной, которой пришлось остановиться у них в доме. Эта женщина в тот момент разводилась с мужем".
Улыбка Джона быстро ушла с лица, сменившись выражением боли, было очевидно, как печаль пронизала его чувства. Когда из его глаз потекли слезы, я услышал, как он почти выдохнул шепотом: "Господи, прости нас".
Как могло так случиться: то, что вызвало во мне такой задор, породило в нем такую скорбь?
"Ты в этом абсолютно уверен?"- спросил Джон.
"Та самая женщина только что подошла ко мне несколько минут назад и рассказала мне все. Она посчитала, что я должен об этом знать".
"Она сама - в каком состоянии?"
"Состояние не очень. Но она не пожелала остаться и поговорить об этом. Рассказала и тут же убежала".
Я все еще видел эту боль у него в глазах, а он просто смотрел сквозь магазин. После неуклюже затянувшейся паузы он, наконец, продолжил. "И что ты намерен делать?"
"Я не знаю. Именно поэтому и желал этой нашей встречи. Его нужно вывести на чистую воду. Это, по крайней мере, реабилитирует меня".
"Каким это образом?"
"Это откроет всем глаза на то, что он лгун. И тогда все узнают всё!"
"Ты уверен, что хочешь это сделать?" Я смотрел в его глаза все еще наполненные слезами.
"Нет, я не хочу", - сказал я не настолько искренне, насколько мне хотелось бы. - "Но разве не должен кто-то это сделать?"
"Это не твое дело, Джейк. Ты отвечаешь только за то, что призван сделать".
"Но никто же больше не знает, Джон, - кроме этой самой женщины. А я не думаю, что она пойдет махать саблей". Джон не отвечал и опять молчал.
"Ну, так, что ты считаешь, я в этой ситуации должен делать?"- в конце концов, спросил я.
"Я не могу диктовать тебе, что делать, Джейк. Но я думаю - тебе не надо брать на себя ответственность и решать, какой оборот этой ситуации будет оптимальным. Спроси Отца своего Небесного, что Он положил тебе исполнить. Но это уж точно не то, что закончится твоим триумфальным шествием".
"Надеюсь, это не прозвучало у меня именно так".
Джон передернул плечами: "Какая разница, как это прозвучало? Важно как это на самом деле".
"Но я хочу, чтобы люди увидели эту трухлявую систему во всей красе, Джон. Этот человек оболгал меня и выгнал с позором, обманул эту женщину и до сих пор обманывает тех, кто приходит туда. И ему все сходит с рук!"
"Никому ничего не сходит с рук, Джейк. Он платит по своим счетам так, как ты даже себе представить не можешь. Не забывай, что грех сам по себе уже наказание. Он не только удаляет этого человека от того, кем ему назначил Бог быть, но и разрушает других людей окружающих его, даже если эти люди не догадываются, почему все так происходит. Окружающие уже чувствуют его опустошенность и внутреннюю битву".
"Но разве не нужно раскрыть им все, что он сделал - прилюдно? Я хочу, чтобы все узнали правду!"
"А разве они ее уже не знают? В конце концов, он не более того, кто он есть на самом деле, и вовсе не тот, кем он себя представляет".
"Но внешне это не так. Люди думают, что он праведный божий человек".
"Вот где преткновение, а?! Когда ты не доволен действительностью, ты всегда беспокоишься о том, как все выглядит".
"Не думаю, что так, Джон", - злоба в голосе удивила даже меня самого. Он пытался отобрать у меня такую бомбу, которая была уже у меня в руках, и превосходила все то, о чем я мог мечтать весь этот год. - "Его просто должны увидеть в истинном свете!"
"Разве это не то, что уже произошло? Он предал дружбу ради того, чтобы защитить свое положение и солгал всему собранию, распустив о тебе дурную славу. Разве надменность уже не просачивается сквозь все сферы его жизни? Почему вам протестантам кажется, что если дело касается сексуальных связей, то уже дальше некуда?"
Должен отметить, что меня это удивило. Я действительно думал, что грех прелюбодеяния был худшим из всего. После оглушающего молчания я ответил сквозь сжатые зубы: "По крайней мере, это наглядно покажет насколько все плохо".
"Не злись на меня. Не я же все это сделал".
"Прости, Джон. Я просто не ожидал, что ты так на все это отреагируешь. Я думал, эта ситуация привлечет на нашу сторону многих".
"Это что за сторона такая?"
"Как? Ну, все те, кто противостоит подложной системе организованной религии, люди, преданные движению новозаветной модели - домашней церкви".
"По мне, так это вовсе не как та сторона, на которой я бы хотел быть. Разве ты слышал от меня подобное?"
На этом этапе я просто был ошарашен тем, куда Джон завел нашу беседу: "Ну…, ты же сам помог мне разобраться с несостоятельностью организованной религии. Разве ты не выступаешь за глубокие и искренние отношения между верующими?"
"Одно дело смотреть сквозь все и другое дело противостоять этим верующим. Я полностью за то, чтобы верующие учились тому, как идти вместе разделяя искреннюю дружбу, но мы с тобой еще даже и не начинали разговора о том, как это может произойти".
"Разве не всегда это производит одно и тоже - таких вот Джимов, которые представляют из себя лидеров церкви, а на самом деле лгут и обводят вокруг пальца других? Я уже от этого устал, Джон".
"Ну не все же лгуны, Джейк. И не все группы заканчивают так пагубно. Те верующие, которые относятся к своим лидерам, как к имеющим особое помазание, чаще всего оказываются ими обмануты. Похоже на то, что те люди, которые принимают на себя - или на которых возлагают большую человеческую власть, забывают практику того, как нужно говорить нет своим аппетитам и страстям. Очень легко любому из нас впасть в служение самому себе, думая при этом, что мы служим другим, поддерживая деятельность организации. Но не все из тех, кто этому подвержен, заканчивают так плачевно. Многие - действительно служат, искренне желают помогать другим. Они убеждены, что таким образом делают это наиболее эффективно. Всегда необходимо отделять пагубность системы от душ людей, которые в ней состоят.
Любая человеческая система когда-нибудь да приходит к тому этапу, на котором она ожесточает именно тех, кому призвана служить, а те, кого она обесчеловечивает больше всего - это люди, которые думают, что руководят ею. Но не все состоящие в системе разделяют ее приоритеты. Многие вращаются внутри, не будучи порабощенными ею. Они живут жизнью Отца и милостиво оказывают поддержку другим, когда Господь открывает им такую возможность".
"Меня это все не волнует, Джон. Я просто хочу, чтобы грех Джима был выставлен на показ всему свету". Я почувствовал, как мое лицо загорелось гневом, а руки сжались в боевые кулаки.
"Джейк, на что ты так злишься? Я тебя таким никогда еще не видел".
Я, наконец, откинулся на скамейке, глубоко вздохнул и выдохнул, выпустив вместе с этим наружу часть своего напряжения. Я действительно не хотел биться с Джоном, просто хотел услышать то, что он должен был сказать. Мои следующие слова уже не были такими агрессивными, но более испытующими. "Не уверен, что понял тебя".
"Я не могу понять. Твои ответы настолько далеки от того, о чем мы говорим, что я просто не могу догадаться, что еще тебя так взводит?"
Я на минуту задумался. "Единственное, что как мне кажется, я правильно понял - не стоит подвергаться тирании мнения других людей. За последние несколько недель я даже не чувствовал того долго преследовавшего меня чувства стыда при встрече с людьми, которые раньше были мне друзьями. Я это воспринял как благословение".
"Так и должно быть", - сказал Джон с улыбкой.
"А теперь ты обращаешь все это против меня. Ты просто думаешь, что я хочу отомстить Джиму".
Он подался ко мне и приобнял меня за плечо. "Джейк, ничего подобного я не думаю. Поверь мне, я знаю, как тяжело от всего этого. И я думаю, что ты проходишь это испытание как нельзя лучше. Я просто не хочу, чтобы ты взваливал на себя то, что будет тащить еще тяжелее".
"Да. Пожалуй, тяжело мне во многих сферах. Возвращение в недвижимость оказалось качественным выстрелом мимо цели. На прошлой неделе в последний момент развалилась очень серьезная сделка. Если бы она состоялась, то обеспечила бы мне спокойную жизнь на несколько лет. Денег нам хватает, только чтобы едва-едва сводить концы с концами каждый месяц, и никогда нет никакой уверенности в том, как же мы проживем следующий. Я надеялся, что к этому моменту у меня уже будет какая-то стабильность в жизни".
"Может, ты ищешь стабильность не там, где надо, Джейк?"
Я уже ненавидел тот вопрос, который задавал не в первый раз: "И что бы это значило?"
"Ты, Джейк, научился измерять свою стабильность теми условиями, которые тебя окружают, своей способностью просчитать заранее, как все должно состояться".
"А что в этом плохого?"
"Я же не сказал, что это плохо. Я просто сказал, что это не поможет тебе ориентироваться в Его Царствии. Когда мы заглядываем в будущее, мы уже не слушаем, что говорит Отец. Все то, что мы предпринимаем, в целях обеспечить себе стабильность - по нашим понятиям - фактически обкрадывает нас, забирая простую свободу следования за Ним сегодня. Мы обращаемся к своей собственной мудрости вместо того, чтобы прибегать к Его. Самая большая свобода, которую может дать тебе Господь, - это довериться тому, что в Его власти позаботиться о каждом твоем дне".
"Вот тут-то для меня все больше всего и запутано, Джон. На сегодня у меня всего достаточно: денег, чтобы решить все сегодняшние вопросы; друзей, которые поддерживают по жизни; достаточно и милости Божией, чтобы преодолеть надоедливые слухи от "доброжелателей". Только лишь тогда, когда я заглядываю в будущее, я начинаю нервничать. И я не знаю, как с этим справиться ни сейчас не в будущем".