Две попытки взаимодействия пузырей
И баба Василиса продолжает:
– А сейчас давай посмотрим, как мы собираем информацию и передаем ее друг другу через пузыри.
– Давай!
– Отойди от меня метров на десять, ощути свою оболочку пузырь, а потом тихонько подходи ко мне и почувствуй прикосновение наших пузырей.
Я ощущаю свой пузырь, его плотность, сам наливаясь силой. Вижу его изнутри себя и тихонько иду к бабе Василисе. Метрах в пяти не доходя до нее я чувствую какое-то сопротивление, словно меня что-то не пускает к ней. Немного толкаюсь.
– Есть контакт?! – спрашивает бабуля.
– Есть! – радостно отвечаю я ей.
– А теперь еще раз отойди метров на десять и понаблюдай оттуда за нашими с дедом оболочками, а мы с ним покачаемся на пузырях.
Я отхожу и смотрю на бабу Василису и на деда Сергея боковым взглядом. Они расходятся на небольшое расстояние и начинают потихоньку приближаться друг к другу. Их пузыри бегут быстрей их самих! Мне становится так смешно, что я начинаю смеятся. Они останавливаются, удивленно смотрят на меня и сами начинают ржать, но потом:
– Сынок, давай мы доделаем, что начали. Ты посмотришь, а потом вместе посмеемся, – предлагает дед.
Я киваю ему головой в знак согласия. Бабуля с дедом снова расходятся в разные стороны, смотрят на меня, проверяя, не разберет ли меня очередной приступ смеха, и, убедившись, что я готов, начинают идти друг другу навстречу. Я напрягаюсь, чтобы не рассмеяться в очередной раз, смотрю на них боковым взглядом. И только я вижу, как их оболочки-пузыри вальяжно, вразвалочку бегут навстречу друг другу – снова не выдерживаю! Как заржу пуще прежнего! Старики останавливаются, смотрят на меня и, копируя движения своих пузырей, тоже хохочут.
Дед Сергей сквозь смех проговаривает:
– Вторая попытка тоже не удалась…
И мы все хором ржем до слез.
Баба Василиса, вытирая слезы с лица, говорит:
– Ну так с вами каши не сваришь, голодными останемся…
Праздник души
И нас понесло!..
От смеха дед аж по земле катается, весь в опилках вываливается и становится похожим на лешего. Это нас еще больше смешит.
Как обычно: вокруг дома бабы Василисы начинает собираться народ. Когда в этом доме смех, то праздник – на всю деревню! Молодежь потихоньку перелезает через изгородь, подходит к нам и спрашивает: "Что за праздник? Гд е гулять будем? Народ собирать?" От этого мы закатываемся еще пуще прежнего, и веселье начинается!
Кто с нами хохочет да по земле катается, кто столы собирает да на улице их выставляет. Где-то играет гармошка. Вдалеке запевают песни. Народ гуляет!.. Пир идет горой!
Когда мы успокаиваемся от смеха, народ уже гуляет на улице. Столы ломятся от угощений. Молодежь пляшет, старики, рассевшись за столом, поют песни, малыши меряются силой. Я немного ем, но меня морит сон, и я отправляюсь спать. А пир разгорается до самого утра.
В поисках вчерашнего дня
Утром встаю, бабы Василисы нет, деда Сергея тоже. Выбегаю во двор – тишина. Выскакиваю на улицу, и вижу: у соседнего дома сидят баба Василиса, деда Сергей, баба Матрена, баба Гуля и две соседки бабы Василисы да вполголоса поют. Я подхожу к ним и спрашиваю:
– Что случилось? Что вы здесь делаете?
– Твой ураган усмиряем, постреленыш – тихонько говорит деда Сергей и чуть слышно продолжает петь.
Они допевают песню, устало вздыхают и сваливаются со скамеек как замертво. Что я с ними только ни делаю, чтобы привести их в чувства, – ничего не помогает! Тогда я бегу в дом, беру подушки, одеяла и расстилаю прямо на земле у дома соседей. Тихонько перетаскиваю стариков на одеяла и укрываю. Еще раз проверяю: все ли с ними в порядке, и тогда уже захожу в дом.
Дома я завтракаю, готовлю поесть скотине, кормлю ее. Корову выгоняю в стадо. И довольный тем, что дела по хозяйству переделал, иду к знакомому камню, чтобы вновь ощутить самого себя во Вселенной. Но к моему большому удивлению камня на вчерашнем месте нет. У меня создается впечатление, что кто-то играет со мной злую шутку.
… Подробно вспоминаю вчерашний день. Вижу, где и как лежал этот камень. Логично предположить, что если бы его украли, то от него должен был остаться след. Но следа от камня и в помине нет. Да рассуждаю: дак его ведь невозможно просто так: взять и унести! Он ведь огромный, да буквально врос в землю! Ничего не понимаю! Если бы даже его и убрали, то на этом месте как минимум осталась бы огромная яма. Чтобы такую яму закопать и заровнять, потребовалась бы не одна машина земли. Да и вообще, ни один кран такой валун не подымет! Наверное, все-таки кто-то меня дурачит, или я сплю. Щипаю себя – больно! Значит, не сплю. Выходит, мне вчерашний день приснился. Иду в дом посмотреть на календарь – день и число совпадают. Странно. Может, я отстал на один день или, наоборот, забежал вперед – это очень часто со мной бывает. Включаю радио, жду новости, где скажут сегодняшний день и число. Все сходится. Но камня все равно на месте нет. Да столы вон на улице еще стоят, не все убраны. Значит, пир на весь мир был! И похоже, что гулянье было до самого утра, потому что когда я проснулся, баба Василиса и деда Сергей уже его плавно "закругляли".
Я так ничего и не понимаю! Снова выхожу на улицу: столов уже нет, и у соседского дома – тоже никого нет. Пронеслась в голове шальная мысль, что я схожу с ума. Я пулей мчусь в дом посмотреть на одеяла с подушками. Их на месте нет! Все еще не веря своим глазам, иду посмотреть на подушку и одеяло, на которых спал я, – их тоже нет: я вынес их на улицу старикам. Мне становится немного полегче: все-таки появилась какая-то ясность. Теперь, может, я и схожу с ума, но не совсем. Есть надежда, что придут баба Василиса и деда Сергей и разъяснят, кто меня дурачит. Только я так думаю, как заходят баба Василиса и деда Сергей и с порога спрашивают меня:
– Сынок, ты скотину кормил утром и в обед?
– Утром кормил, а сейчас сколько времени?
– Четыре часа.
Я от удивления аж присел. Машинально встаю и иду проверить корову в хлеву – коровы там нет. Я прибегаю в дом с криком:
– Что вы меня дурачите?!
Деда Сергей, сидя за столом, отвечает мне:
– Сынок, что с тобой? Стоит ли так переживать из-за того, что в обед не покормил скотину. Главное – утром покормил и корову отправил в стадо.
– Это как понимать?! Что здесь вообще происходит?! Камня на месте – нет! Сами – возле дома будто испарились! Сейчас пришли шут его знает откуда, и объявляют мне, что уже четыре часа дня! Когда всего-то прошло максимум часа два, как я встал!
– Ради бога, сынок. Когда занимаешься делом, то время летит незаметно. Это нормально, что ты не заметил, как оно пролетело.
– Да какое дело я делал?! Когда камень что ли искал, которого, похоже, никогда и не было?! Да вас не весть откуда вытаскивал?! Вот только до сих пор не вытащил, потому что вас там не нашел!..
– Да подожди ты, конь игривый. Давай вначале пообедаем, а потом поищем вместе и коня, и нас…
На этом я успокаиваюсь. Мы садимся за стол, но у меня на душе продолжают скрести кошки: "Что-то здесь не так. Что-то здесь неладно. А что – понять не могу". Бабуля накрывает на стол, и у меня уже сосет под ложечкой. Я понял, что со временем, может быть, все обстоит именно так, как говорит деда Сергей. Мы вместе обедаем, и после я веду деда Сергея в огород искать камень, а баба Василиса готовит скотине корм.
Мы подходим к месту, где вчера лежал камень. Я рассказываю деду: какой он был, где лежал. И деда предлагает мне его поискать. Я соглашаюсь. Мы ищем: шарим по всем кустам, осматриваем ближайшие окрестности леса – нет нигде камня. Возвращаемся на место, где лежал камень, и садимся на землю. Деду Сергею под задницу попадает какой-то камушек, он его достает и кричит мне:
– Нашел! Сынок, нашел пропажу!
Я удивленно смотрю на деда и говорю:
– Это же маленький, дедуля, а тот был большой!
И тут до меня доходит, что деда Сергей снова меня дурачит. А я, как дурак, столько времени плясал под его дудку в поисках огромного камня под травками, под всякими кустиками, в лесу! Я увидел, как я это делал, и почувствовал себя полным идиотом. И как заржу! Как мерин!
– Вот именно – мерин! – читает мои мысли деда Сергей и разваливается на земле.
Я разваливаюсь рядышком с ним и уже спокойно говорю ему:
– Дедуля, и все же, куда делся тот большой камень? Неужели я сошел с ума?
– Не знаю, как ты, а я себя чудесно чувствую. Ты вчера так развернул мир, что мы его еле свернули. Вот это я знаю, а про камень… не знаю.
– Дедуля, ты мне зубы не заговаривай.
– Ну, тогда спроси у бабы Василисы. Она тебе скажет. Ничего не утаит.
Тут как раз идет баба Василиса, и я ей сразу подкидываю вопрос:
– Баба Василиса, ты у нас единственный серьезный человек остался – объясни, пожалуйста, куда делся камень?
– А вы что, еще не нашли его?
– Нет, – отвечаю я, удивленно глядя на бабулю. А сам чувствую, что что-то не так. Что-то здесь нечисто! Все возвращается на круги своя, а бабуля продолжает в том же духе:
– Ну, расскажи мне о нем, да вместе его поищем.
Я по новой до самых мелочей рассказываю бабуле о камне, даже вновь ощущаю, какой он наощупь. А старики удивленно переглядываются, осматривают меня с ног до головы пронзительными сверкающими глазами, и баба Василиса говорит:
– Сынок, забудь про камень. Ладно?
– Как забудь?! Что ты хочешь этим сказать?! Что я сошел с ума?!
– Нет, ничего такого я не хочу сказать. Просто сейчас мы не сможем тебе это объяснить. Чуть позже ты сам увидишь, а сейчас наслаждайся жизнью.
И сама укладывается рядом с нами… В этот день ни о чем серьезном мы больше уже не говорим. Шутим, занимаемся огородом да сил набираемся.
Как бабуля деда правила
На следующее утро я просыпаюсь рано. Баба Василиса как всегда уже на ногах: топит печь да пироги печет. Дед на печи свои кости греет. Я встаю, помогаю накормить скотину да выгнать корову в стадо. Вернулся и мы завтракаем, баба Василиса выходит во двор, а я – за ней.
– Бабуля, бабуля, подожди меня, пожалуйста! – кричу я ей вослед.
Бабуля останавливается в сенцах, я подбегаю к ней и спрашиваю:
– Слушай, мы сегодня продолжим позавчерашний разговор?
– Продолжим, продолжим, вот только деду спину поправлю, – говорит и быстро идет в огород. С огорода возвращается с крапивой и кричит деду:
– Дед, снимай штаны! Ложись на лавку, сейчас пороть стану.
Дед неохотно, еле шевелясь, слезает с печи, снимает рубаху, приспускает штаны и ложится на живот, приговаривая:
– Вольному – воля, а смертному – смерть.
– Ты поговори еще, поговори, – говорит бабуля и садится рядом на табуретку. Она гладит деду спину, словно примеряясь, куда хлестать крапивой. Потом промывает крапиву холодной ключевой водой. Немного разминает спину деда и начинает отхаживать деда по спине крапивой. Да так хлещет, что от крапивы аж ничего не остается! Даже маленького стебелька! А затем сама вся в слезах выбегает на улицу…
А деда – не слыхать. Я подхожу к нему на цыпочках, заглядываю ему в лицо: дед моргает, значит, еще жив. У меня сразу отлегло – значит, не убила. Шепчу ему на ушко:
– За что она тебя так?
– Да… приревновала вчера к соседке Матрене. Проснулась – а я с ней в обнимку лежу, вот и все. А у этой бабки-то ни жопы, ни титек – че ревновать? Не знаю. А попробуй-ка объясни это бабе – и тебе попадет.
Бабуля возвращается с улицы, в руках у нее три пчелы. Тут же у меня мысль промелькнула: на каждого из нас – по одной. Вот только себе для чего? Наверное, чтобы нам не обидно было…
Она подсаживается к деду. "Ну, точно, – думаю, – вот с деда начала, собой закончит". Бабуля гладит ему спину, находит точку побольней и садит туда пчелу. Вот живодерка! Пчела выпускает свое жало, и бабуля убирает ее на подоконник.
Смотрю дальше: снова гладит. Я думал, у бабули совесть проснулась и она остановится, перестанет издеваться над дедом, а она находит у деда еще одно больное место на спине и садит туда вторую пчелу. Тут я вконец не выдерживаю! Подбегаю к деду, заглядываю ему в лицо: живой ли? дышит ли? А то ведь эта живодерка и до смерти зажалить может. Чистый изверг! Но сам ей пока ничего сказать не смею: у нее ведь еще одна пчела осталась… А ей все ни почем! Опять гладит спину, ищет место для пчелы. У меня крадется мысль: как только она пчелу посадит на деда, да та свое жало выпустит – все ей выскажу!!!
Тут дед не выдерживает – как рассмеется! Да до слез! Что от смеха аж на пол падает, не получив очередного пчелиного укола. Баба Василиса тоже хохочет – за живот держится, ничего сказать не может. Только когда пчела от бабулиного смеха саму ее ужалила в руку, живодерка останавливается:
– Ну, клоун, тебе только на арене цирка выступать, а не здесь торчать – каждого живого своим смехом изведешь!
Дед встает со скамьи как заново родившийся. Мы садимся за стол, и баба Василиса наконец-то объясняет, что здесь на самом деле происходило:
– Сынок. Крапива вытянула из деда физическую боль, которая вчера схватила его. И оживила мертвую плоть. Осталось только три небольших участка, которые необходимо было разбить пчелиным ядом. Пчелиный яд имеет свойство большие сгустки боли разбивать на мелкие. После этого очень легко можно эту боль выговорить и изгнать из себя без остатка. Это ясно?
– Да. Но можно было мне сразу объяснить, что к чему, и все?! Я бы не мешал.
– Да, но ты и сейчас нам не мешаешь, только себя изводишь, – говорит баба Василиса сквозь смех. – Да так изводишь, что и нас не оставляешь равнодушными: мы не выдержали и засмеялись. Мы хотели тебе потом объяснить, когда закончим. Но твои мысли бегут впереди тебя. На что ты способен – нарочно и не придумаешь. Так что давай договоримся, что ты сидишь и молчишь, а я закончу делать ладку деду. Добро?
– Да, но я не знаю, как сказать… Ты не станешь ревновать деда?
– К кому? – недоумевает баба Василиса. А дед от этих слов вновь валится от смеха на пол.
– К соседке, бабе Матрене, – уточняю я. – У нее и вправду нет ни жопы, ни титек, не за что даже взяться. Я ходил, проверял – это правда. Дед это нечаянно сделал, обнял ее, когда вы вместе спали, понарошку…
Тут и баба Василиса по новой рухнет на пол от смеха. Я растерялся, заметался, не понимаю, что случилось: теряюсь, не нахожу себе места, такого раньше никогда не было. Вместо того чтобы наругать меня, они ржут, как кони. На всякий случай я бегу к соседям пригласить их, чтобы, если что, они помогли мне. Как назло дома оказывается только бабка Матрена. Делать нечего – приглашаю ее.
Когда я захожу с бабой Матреной в дом, они уже проводят свои процедуры, но как видят, что со мной бабка Матрена, тут и по новой!.. так и рухнули от смеха.
Бабка Матрена немного стоит, ничего не понимая, а потом и ее охватывает неудержимый смех.
У меня пролетает мысль, что это заразная болезнь какая-то и передается она очень быстро. Лучше мне этот "пик" пересидеть на улице, раз я еще не заболел. Наверное, во мне есть что-то такое, что помогает мне не заразиться смехом. На этом я успокаиваюсь. Выхожу на улицу, сажусь на лавку и размышляю: "Когда у них пройдет эта хворь? Ведь не вечен же этот приступ смеха. Я узнаю у бабы Василисы о составе человека, а потом сбегаю к бабе Альфие. Попрошу ее, чтоб она их поправила".
Пока я все это продумывал, баба Василиса заканчивает делать ладку деду и выходит из дома с бабой Матреной живая и здоровая, да как ни в чем ни бывало:
– Сынок, пойдем пообедаем, а потом сходим в сад, поговорим.
Я бегу в дом. Дед уже сидит за столом, вперед меня ест пироги с мясом, молоком запивает да приговаривает:
– Вкуснятина какая, пальчики оближешь! Вкуснотища! Золотые же руки у бабки Василисы. Знает ведь, чем мужика приворожить. Вот, сынок, ищи себе такую же, как баба Василиса, только помоложе, а то эта для тебя уже старая.
Я не понимаю о чем он говорит и к чему, зато быстрее сажусь за стол и ем. Бабуля тоже садится с нами за стол, смотрит на нас удивленными глазами и говорит:
– О-от шуты гороховые, вроде успокоились… Эх, вы, мужики, мужики! Что мал, что стар – одно и тоже.
Как поели, баба Василиса зовет нас в огород продолжить разговор о составе человека.
Исследования пузыря
Приходим в огород, на то место, где я камень потерял, а он – на месте лежит! Только я от удивления рот раскрываю, как баба Василиса меня останавливает:
– Давай сегодня не будем обсуждать камень. Договорились?
Я, весь растерянный, почти "на автомате" отвечаю:
– Давай, но…
– Никаких "но"! Шут гороховый, ты и так позавчера показал нам свое мастерство. Хватит, мы это уже проходили.
– Но…
– Мы же договорились, никаких "но". Так?
– Да.
– Ну, ладно, на чем мы остановились?
– На оболочке, которая отражает наше внутреннее состояние, боль, настроение, эмоции…
– Как мы ее назвали?
– Никак.
– Давай назовем ее Пузырем.
– Хорошо.
– Прежде чем мы продолжим наши дальнейшие исследования о пузыре, ляг на камень, как лежал позавчера, и вновь почувствуй себя Вселенной.
Я ложусь и по новой ощущаю себя Вселенной. Чувствую, как я наполняюсь силой, становлюсь плотным. Потом я медленно встаю с камня на землю. Баба Василиса смотрит на меня и просит немного поваляться на земле. Я делаю, как она меня попросит, и ощущаю при этом, что что-то уходит из меня. Я становлюсь каким-то упругим, текучим. Во всем теле чувствую движение, и мне это состояние нравится. Забывая предыдущий договор с бабулей, я говорю ей:
– Бабуля, ты этот камень не прячь больше, я хочу к нему приходить и возвращаться в это состояние.
