– Дальше! Прикладывать к себе, к своей душе информацию, которую мы тебе даем! Принимается?!
– … П-при-инимается! – чуть не захлебнувшись слюной, произношу я гордо и торжественно.
– Дальше! На вопросы, которые мы тебе задаем, выпускать ответ из себя и называть имена тех, кто тобой в этот момент управляет! Принимается?!
– Да, принимается выпускать из себя то, что идет, даже злость или принятые мной решения!
Деда Коля удивляется этому моему ответу, и дальше его голос как-то стихает. Но он продолжает говорить, хоть и с оглядкой на меня:
– Пропускать звуки, слова, мысли и движение мира через себя! Принимается?!
– Да!
– Задавать себе вопросы и выпускать из себя ответы!
– Принимается!
– Освобождаться от злобы, гнева и ненависти!
– Да!
– Очищать плоть и душу от любой боли, что в тебе есть!
– Принимается!
– Раскрывать в себе жизненные силы и открывать в себе свои возможности, а они безграничны!
– Принимается!
– Принимать то, что на первый взгляд кажется невозможным – только возможным!
И тут я выдыхаюсь…
– Нет!!! Этого я принять не могу! Вы, порой, делаете то, что меня пугает, или нечто такое, что моему уму непостижимо. А это меня сбивает с толку.
Деда Коля, смеясь, поддевает меня:
– Бабки, у него штаны кончились! Да и порох в пороховницах!
Это меня цепляет. И очень больно. И я кричу:
– Нет! То, что я иной раз делаю в штаны, не говорит о том, что я сдался!
А дед, подзадоривая меня, продолжает в том же тоне:
– А что же тогда?! Ты струсил?!
И смеется! Да так раскатисто, что стены дома дребезжат и стекла из рам вылетают!
– Он струсил! Ха-ха-ха! Он струсил! – передергивают меня баба Аня и тетя Наиля.
Я не выдерживаю такого напора и ору во весь голос, сколько есть сил:
– Принимаю! Принимаю! Вы слышите меня, я принимаю вызов!
А у самого слезы идут, дыхание учащается, и сердце стучит – вот-вот выскочит.
Дед замолкает и смотрит на меня какими-то идиотскими глазами, словно не понимает, что здесь происходит. И спрашивает бабок:
– Вы что-нибудь увидели: что здесь сейчас произошло?
– Нет. Мы и не сомневались в нем.
– И я не сомневался. Сынок, а с чего ты взял, что мы тебе не верим?
– Я не говорил, что вы мне не верите.
– А-а-а… Значит, это мне показалось. Бабки, значит и вам это показалось, – строго говорит дед и перекрещивается смеха ради. А те, как мышата в клетке перед хозяином, вытягиваются, виновато прищуриваются и тоже перекрещиваются, кивая головой: мол, мы все поняли, больше так не будем.
– Нам послышалось. Померещилось, – говорят.
Пошутив немного, мы все усаживаемся на свои места.
Как развитие душевной боли ограничивает плоть
И деда Коля осторожно меня спрашивает:
– Ты готов дальше к разговору?
– Да. Пожалуй.
– Прекрасно. Итак, то, что мешает тебе двигаться так, как я – это боль?
– Да.
– Хочешь от нее избавиться?
– Да!
– Чтобы ее убрать, необходимо знать, что такое боль, как она рождается, как развивается, необходимо увидеть ее проявления и повадки.
– Как охотник? – спрашиваю я. – Ведь он вначале изучает жизнь зверя, затем выслеживает его, а только потом убивает.
– Да, почти так же, только не совсем. Охотник принимает дары природы, чтобы жить, точно так же, как и ты убираешь боль, чтобы жить. А внешне смотрится, что он убивает. И при том заметь: охотник принимает в дар не каждого зверя подряд, а только некоторых, чтобы не нарушать баланс развития животного мира, установленный природой, тех, которым одаривает его природа. А ты убираешь и необходимо убирать каждую боль так, чтобы она больше не возвращалась к тебе. Это ясно?
– Да.
– Ты знаешь, что такое боль?
– Конечно.
– И что это такое?
– Это чужеродные мысли и их развитие, а они уже, так или иначе отражаются на нашем теле, в наших душах, делах, действиях, мышлении, в образах, в отношениях и во взаимодействии между живыми.
– Так… а как она развивается?
– Да… знаю я.
– И как же?
– Когда мы злимся, обижаемся, думаем, развиваем мысль чужую…
– Еще раз. Как развивается душевная боль?
– Нет. Не знаю, – растерянно и обреченно говорю я.
– Давай разберем любой пример. Какой ты хочешь?
– Даже не знаю, какой предложить.
– Хорошо. Что сейчас с тобой происходит?
– Идет злость.
– На кого?
– На тебя, бабу Аню и тетю Наилю.
– Так. А за что идет на нас злость?
– За то, что вы загнали меня в угол и выжали из меня признание того, что я не могу признать.
– Давай вначале разберем слово "не могу". С каким событием в твоей жизни связано его проявление?
– С тем моментом, когда мама заставляла отца копать огород.
– Тогда отец сказал это слово?
– Да. Он говорил: "Я не могу копать огород, у меня болит спина, так что копай сама".
– Это слово показывает боль?
– Да, показывает.
– Вот мы и нашли одну душевную боль, которая берет начало с другого события. Так?
– Хм-м… Да, – ухмыляюсь я.
– Дальше. Вспомни, где ты находился, когда я оказывал на тебя давление?
– За столом.
– А ты сказал, что мы загнали тебя в угол. Так?
– Точно.
– Твои слова о том, что мы загнали тебя в угол – это боль?
– Да, наверное.
– Гд е она родилась? В каком событии?
– Однажды в каком-то помещении мальчишки зажали меня в угол: требовали, чтобы я признал, что я зассыха…
– Вот вторая душевная боль. Следующее слово "выжали" – это боль?
– Нет. Это лексикон.
– А какой образ несет это слово?
– Сжатие, давление, насилие…
– А это боль?
– Да… боль.
– Откуда она берет свое начало?
– С моего рождения: когда мама меня хотела сдавить, задушить, когда я выходил на этот Белый Свет.
– Вот и нашли третью душевную боль. Слово "признание" – это боль?
– Да. Это боль. Как-то вы с бабкой Тамарой так зажали меня в тиски своими насмешками, что жить насрать стало. Этими насмешками и выжали из меня признание, что у меня есть боль.
– Та-ак. Вот четвертая душевная боль. Давай посмотрим, что ты чувствовал, когда я оказывал на тебя давление? – спрашивает меня дедуля.
– Боль в груди.
– Еще…
– Что меня что-то душило.
– Так, еще.
– Меня всего сжало, хотелось свернуться в клубок, и все.
– Что это была за боль в груди?
– Обида, злость на вас.
– Так, а она откуда берет свое начало?
– С детства.
– С какого события?
– … мама меня колотит в порыве злости за то, что я реву и не могу успокоиться.
– Вот пятая душевная боль. А ощущение, что тебя что-то душит, где родилось?
– Тоже в детстве: мама любя прижала меня так, что я чуть не задохнулся.
– Шестая душевная боль. А что с тобой случилось, когда тебе захотелось свернуться в клубок?
– Меня свернула боль.
– Какая боль?
– Мне захотелось отомстить вам.
– Она откуда идет?
– Изнутри меня.
– А с какого события?
– … я в утробе матери и отца. Мама пошла в магазин за мылом. Тогда с мылом было плохо: в магазине была большая очередь. Мама попросила пропустить ее без очереди, но ее не пустили, да еще обругали и обозвали. И маме стало очень тяжело. На улице было жарко, она плохо переносила жару и упала в обморок. А когда в больнице пришла в себя, решила отомстить мужику, обидевшему ее в магазине.
– Так, седьмая душевная боль. Что тебе еще хотелось сделать, когда я создал на тебя давление?
– Поколотить вас и сбежать.
– Только это?
– Да.
– А это боль?
– Да.
– И что ты решил в этот момент?
– Скрыться, сбежать, укусить тебя…
– Что еще? – стоит на своем деда Коля.
– Ничего.
– Сейчас давай посмотрим, с какого события берет начало решение сбежать?
– С рождения.
– Что тогда с тобой произошло?
– Мама решила избавиться от меня при родах и зажала родовой проход. Мне стало страшно, и я решил сбежать, вырваться из маминого плена.
– Это следующая душевная боль. А во время какого события родилось решение поколотить?
– … мама кормит меня грудью, а молоко не идет. Я маме об этом по-своему говорю, а она меня колотит по заднице и причитает: "Да чем я провинилась перед Богом, что мне послано такое наказание?"! И тычет меня в свою грудь, как котенка носом в его дерьмо.
– Так, это тоже душевная боль. Дальше. С какого события берет начало решение скрыться?
– Мама меня пеленает в роддоме. Мне от этого больно, и я размышляю: мне будет лучше, если я сейчас скроюсь. Мама меня не найдет, успокоится, и тогда я к ней вернусь.
– И это душевная боль. А решение сбежать откуда?
– Это решение тоже родилось в детстве, когда пьяный отец лупил меня непонятно за что.
– И это душевная боль. А укусить?
– Тоже из детства. В детском саду меня наказала воспитательница ни за что. Луизка сперла с праздничного стола конфетку, а свалила все на меня. А я, как дурак, взял ее вину на себя. Мне тогда от злости сильно захотелось укусить воспитательницу, тем более что она – моя старшая сестра.
– Так… и это душевная боль. А какой ты ощущал запах, когда я поддевал тебя?
– Никакого… Подожди, подожди. Запах чего-то тухлого, но запах очень слабый, чуть заметный.
– Еще?
– Все.
– А этот запах – боль?
– Да, боль. Она напоминает мне отравление газом. Мама, когда была беременной, однажды готовила поесть и отравилась газом.
– Вот еще душевная боль… И как эта "компания" душевной боли повлияла на твою физическую плоть?
– Не знаю… Но у меня появился страх, когда я представил в себе всю эту свору боли.
– Это сейчас, а тогда, когда я на тебя нападал?
– Меня буквально всего сворачивало в клубок, во всем теле было сильное напряжение. Что-то мне не давало вас поколотить…
– По-другому говоря, эта душевная боль ограничила твои движения, связала тебя, даже скрутила вопреки твоему желанию. Так?
– Конечно.
– А когда ты увидел эту боль при разборе, то, что с тобой происходит? Да что случилось с болью?
– Боль разбежалась в разные участки моего тела.
– И что тогда с плотью произошло?
– Ее немного отпустило.
– Теперь ты увидел, как боль тормозит, даже ограничивает движения твоей плоти?
– Да.
– А мы еще с тобой не разобрали, что ты в действительности сделал в этой ситуации. Рассмотрели только частичку того, что делает с тобой душевная боль, как она порабощает тебя, когда ты ее не убираешь. Ну, что, раб, ты увидел своих рабовладельцев?
– Да.
– Дак кто с тобой вытворял то, что хотел?
– Огромная куча боли.
– А точнее, это был сговор боли, которая есть внутри тебя. Скажи, а что она получает от того, что управляет тобой?
– Силу от моих эмоций, от моих действий. Благодаря этому боль во мне живет и развивается.
– Ну, не совсем так, но примерно. И что же ты сделал, когда я на тебя надавил?
– Я остался здесь.
– Совершенно верно. И что это значит?
– Что я все-таки хочу понять, что со мной на самом деле происходит, что вы делаете, как вы живете, и мне хочется жить так же.
И после этого мы со стариками дружно соглашаемся с тем, что разобрались в произошедшем со мной, да мягко разваливаемся по лавкам.
Мастер-класс Стариков на грядках
Деда Коля, видя, что мы все выжатые, как лимоны, предлагает:
– Ну что, молодежь, разомнем свои кости: прополем грядки в огороде и пойдем дальше?
Все как засмеются, в знак согласия кивают головами и под пение бабы Ани отправляются в огород.
– Ну, командуй, хозяйка! Какие грядки полоть, какую траву выдирать, какую оставлять, – говорит придирчиво тетя Наиля.
А баба Аня, не мешкая, распоряжается:
– Дед, ты знаешь, где у нас скотина?
– Так… – в ответ тянет деда, – смутно. Склероз память еще полностью не отшиб.
– Мы сейчас станем полоть грядки да траву собирать в кучи, а ты эти кучи таскай в хлев – скотину корми, да напоить ее не забудь.
– Хорошо, госпожа, стану делать!
– Ну, а вы – айда со мной грядки полоть. Да смотрите: сорняк с корнем выдирать! Чтобы деду потом не перекапывать, – обращается к нам баба Аня.
Тетя Наиля вытягивается в струнку, прикладывает к голове руку и говорит:
– Есть, товарищ атаман в юбке!
Я стою и удивляюсь, как ловко они распределили: что кому делать, и еще изображают безоговорочное повиновение хозяйке! Но баба Аня меня быстро отрезвляет:
– А ты что – уже устал? Или тебе еще раз повторить, глухая тетеря!?
Я смеюсь и быстро подключаюсь к прополке грядок, которые показывает мне баба Аня.
И тут – странная вещь! У меня не получается полоть траву! Корни так крепко схватились за землю, что я и так, и эдак их дергаю, а они – не вылазят! Смотрю на бабок: а они очень ловко управляются с ними: не напрягаясь, словно играючи. Ощущение такое, что сорняк у них сам из земли вылетает, взрыхляя за собой землю. Тут я аж сел от удивления:
– Ничего не пойму! Как вы так их полете?
– Очень просто, – отвечают мне бабки. – Мы знаем, как устроен этот сорняк. Мы его специально с осени оставляем, подкармливаем навозом и перегноем, чтобы он силы набрал. Да наказываем ему, чтобы он глубоко в землю свои корни пустил. А по весне, вот как сейчас, мы приходим и говорим ему: "Все, сорняк, твое время вышло, вылезай да землю за собой разрыхляй!" Вот он и выпрыгивает сам из земли. Да смотри: какая земля рыхлая после этого стает, и лишней влаги нет. Сорняк землю разрыхлил – так что после этого и копать нет необходимости, да еще питательных веществ добавил, а навоз и перегной перемешались. Вот здесь станет расти морковь, здесь – лук, там – зелень. Ты посмотри: и сорняк везде разный. В природе каждое живое во Вселенной создано для того, чтобы помочь человеку творить свою жизнь и выполнить свою первоначальную задачу да свое первоначальное предназначение, с которыми человек пришел на этот Белый Свет.
А у меня в это время рот раскрывается и обратно уже не закрывается, пока баба Аня все это говорит. Оказывается, все так просто!
Я рою руками грядку там, где уже пропололи бабки. К моему удивлению, земля там разрыхлена сантиметров на десять-пятнадцать, и мягкая – как пух! Проверяю и сорняк на грядках – везде разный. Все, что сказала баба Аня, подтверждается. Я поражаюсь. И странно то, что у меня нет никаких вопросов. Какое-то необычное состояние…
Сорняк показывает, как боль сковывает нашу душу
Деда Коля подходит ко мне и говорит:
– Что, не получается, как у них?
– Нет, не получается. Они знают какой-то секрет, а мне его не говорят.
– Они тебе его уже сказали, но ты их слова мимо ушей пропустил. Вот так ты и боль в себе пропускаешь да с большим трудом ее из себя изгоняешь, точно так же, как сорняк. Посмотри вон на ту грядку с луком. Видишь, как сорняк начинает вредить и разрушать лук?
– Да, но отчего это происходит?
– Прошлой весной мы решили эту грядку не пропалывать, чтобы посмотреть, что потом с ней станет, – говорит и отводит меня на разговор деда Коля. – И вот – результат налицо. Сорняк полностью заглушил лук, и он переродился, стал мелкий и гниет. А земля на грядке плотная: сорняк ее сковал.
– Подожди! Как это: боль точно так же, как сорняк? Что боль так же, как сорняк, зарождается, развивается и размножается?
– А для чего по-твоему природа создала сорняк?
– Для того чтобы показать нам, как наша боль сковывает нас и не дает нам двигаться.
– Так. А боль в природе есть?
– Нет.
– Так откуда она тогда в нас взялась? – с ехидством спрашивает меня деда Коля.
– Мы ее сами создали.
– А каким образом создали?
– Тем, что стали развивать чужую мысль: мамы, папы, бабушки, дедушки, соседей, родственников, друзей, учителей, воспитателей, да много кого…
– Да, это так… И до того дошло, что совсем забыли про мысль свою… Да более того стали опираться на чужие мысли и строить свою жизнь по их мысли, обрезая себя от реальности, – говорит деда Коля и задумывается.