Сергей словно прочитал ее мысли. Валерия умоляла их остаться в Петербурге, чтобы она могла увидеть внука. За этот эгоистичный акт любви она будет проклинать себя до конца своих дней.
Сергей представил себе также, каково сейчас Аниному брату, который, должно быть, пытается забыться работой, молясь, чтобы его сестра вернулась домой целой и невредимой.
Валерия судорожно вздохнула. Следующий вопрос дался ей невероятным трудом:
- Ты хотя бы смог похоронить мою дочь? Он ответил усталым кивком.
- Она там... на лугу.
Он потянулся, чтобы взять ее ладонь в свою, но она судорожно отдернула руку и сказала слова, которых он боялся больше всего:
- Как же получилось так, что она мертва, а ты жив? Сергей не знал, что ответить, и молчал. Тогда она спросила его еще раз:
- Здесь в этой комнате, разве не ты клялся, что будешь защищать ее даже ценой своей жизни? Разве не ты это говорил?
Но Сергей молчал - и что он мог сейчас сказать в ответ?
Он с мольбой посмотрел ей в глаза:
- Мама, я...
Валерия с трудом поднялась. Ее тело не слушалось ее.
- Ты допустил, чтобы ее убили. Трус, никакой ты мне не сын. Убирайся прочь из этого дома.
Он медленно встал, зашел в спальню, чтобы взять с собой то немногое, с чем он пришел в этот дом. В последний раз он взглянул на подушки на их кровати. На ее ночную сорочку, аккуратно свернутую в ожидании их возвращения. Он прижал ее к лицу и вдохнул ее запах. Перед его взглядом еще раз пронеслись те мгновения, что они были вместе. И они отозвались в нем такой нестерпимой болью, что в эту минуту он сам готов был разрыдаться.
Задерживаться в этом доме ему было ни к чему. Он сложил в свой рюкзак нож, лопатку, кое-что из одежды и ушел так, как пришел, одиноким скитальцем.
Когда закрылась дверь, Валерия медленно подошла к ней, заперла засов, оперлась спиной о дверь и долго стояла, невидящим взглядом уставившись в пустоту. С обреченностью осужденного на казнь она понимала, что сейчас вернется Андрей и теперь уже ей придется сообщить сыну ужасное известие. Конвульсия пробежала по ее телу, она судорожно задышала, и у нее из глаз наконец хлынули слезы, которых она не могла и не хотела сдерживать.
Позже, словно лунатик, Валерия поднялась и стала ходить по комнате, обхватив себя руками, словно старалась укрыться от внезапного холода. Однако вся обстановка в этой квартире словно дышала на нее ледяным холодом. Она подошла к камину, и тут ее настиг второй приступ судорог.
Скорбный вопль вырвался из ее уст, когда она окончательно поняла, что никогда больше не увидит свою дочь.
Валерия в отчаянии стала что было сил стучать кулаками о каминную полку - раз, еще раз... Неожиданным движением она столкнула рукой часы, что все это время продолжали стоять на камине. Словно во сне, она смотрела на то, как часы покачнулись и полетели вниз на пол, перевернувшись в полете... часы, сделанные Гершлем Рабиновичем из дерева, которое собственноручно готовил ее Беньямин, ударились об пол...
...Что-то внутри корпуса медным звоном отозвалось на удар. Корпус распался на части, и из него на пол хлынуло его содержимое, сверкавшее на солнце, словно драгоценные камни...
Но ничего этого Валерия не видела. Со стоном она схватилась за голову и провалилась в беспамятство.
Исполнив этот тяжкий долг, Сергей возвратился на луг, ставший последним пристанищем для его жены и ребенка, и приготовился сам умереть на их могиле. Он все уже успел обдумать: он не позволит своей крови запятнать то место, где нашла свой последний покой Аня. Он только ляжет рядом с ее могилой, и пусть голод и жажда доделают остальное.
Прошел день... затем еще один, три дня... Голод уже давно перестал его мучить. Боль запекшихся губ казалась слишком малым воздаянием, сама смерть - запоздалая и недостаточная уплата по долгу, который он никогда не сможет возместить.
Он больше не хотел жить.
Поток мыслей, звуков и чувств проносился в его сознании, пока он лежал в забытьи, отрывочные образы прошедших дней причудливо, как в калейдоскопе, сменялись тем, что могло быть: его отец пьет горькую в сумраке одинокой комнаты... Его дед, сгорбившись, бредет по дороге... Аня, кормящая грудью ребенка... Дети, играющие в парке в Америке...
Затем и непостижимо-таинственные видения поднялись из сумрачных областей его ума. Он увидел Харона, перевозчика из страны мертвых, что ждал его на берегу Стикса, чтобы перевезти через реку в подземное царство.
Но у Сергея не было монетки, чтобы заплатить перевозчику, и он был обречен вечно странствовать в сумраке вдоль берегов подземной реки.
Сергей видел эту реку прямо перед собой. Он стоял обнаженным перед потоком, откуда не было возврата, глядел в черные воды этой реки, видя только луну и звезды, отражавшиеся в дрожащей поверхности. Вдруг он понял, что это ему не грезится, что он действительно каким-то образом словно восстал из мертвых и теперь стоял на небольшом пригорке на берегу Невы. Он закрыл глаза, наклонился, и полетел вниз, туда, где были луна и звезды...
С шумным всплеском он оказался в потоке, и шок от холодной воды заставил его сердце забиться быстрее. Он судорожно вдохнул, затем глотнул воды, еще... у речной воды была какая-то удивительная целительная сила. Это мгновение оказалось для него поистине благодатным. Демон самоистязания оставил его, и он повернул вспять с тропы мертвых, по которой ему оставалось сделать всего последний шаг.
Сергей выбрался из реки, словно заново родившись на свет, вода стекала по всему его телу в эту теплую летнюю ночь. Новым пониманием вспыхнули в его уме слова Алексея-Казака: "С человека мерку снимают дважды, один раз при жизни, другой раз по его смерти". Жизнь Сергея сошла на нет, но его смерть еще могла на что-то сгодиться. В этот момент он принял решение. Нет, он не согласен расстаться с жизнью просто так. Аня боролась с ними до последнего. И им предстоит увидеть, что и он на что-то еще способен.
"Почему ты остался жив?" - спросила его тогда Валерия. Тогда у него не было ответа на этот вопрос, но он знал теперь, что выжил не просто так. Стоя обнаженным под звездным небом, он получил ответ на этот вопрос, чтобы быть вынесенным из подземного царства назад в царство живых.
Перед ним появилось лицо деда, затем матери и отца. Его осенило мгновение святости и воспоминание о любви. Но это чувство тут же угасло. Одних воспоминаний недостаточно, чтобы поддерживать его жизнь. Только один человек мог вернуть смысл его жизни - и человек этот был Дмитрий Закольев.
Сергей теперь по-новому видел свою безуспешную попытку выследить и настичь тех людей. Вот он выследил их - и что дальше? С чего он взял, что ему по силам будет эта расправа? На что он рассчитывал: на то, что справедливый гнев придаст ему сил? В таком случае ему понадобятся действительно сверхчеловеческие силы. В молодости его учили выходить против одного, двух, от силы трех не обученных людей, но не против целой банды бывалых бойцов. А погибнуть в бою - дело нехитрое.
Сейчас надо было жить, довести до конца то, что он наметил: он будет тренироваться так, как ни один человек до него, он сможет вынести любые трудности, разовьет в себе такую силу и такие умения, чтобы знать наверняка - живыми они от него не уйдут.
И темная цель может заставить человека жить.
В эту ночь, когда в него вселился дух воина, Сергей Иванов стал сыном своего отца. Обретя цель, он получил к ней в придачу терпение и решимость, чтобы понять - сила, которая так необходима ему, придет не сразу, со временем. Он будет искать тех, кто поможет ему получше подготовиться, пока есть еще на это время. И, когда будет готов, он найдет Закольева и Королёва - и он отправит их в ад.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Путь воина
Было время, когда я не знал,
что с поражением можно обрести и силу и что промысел видней всего в трагедии. Теперь я это знаю.
Макс Клиланд
.23.
Летом 1892 года Сергей, которому уже почти исполнилось двадцать лет, отправился в путь, чтобы в конце этого пути стать непобедимым воином.
Он решил идти на юг, в сторону Дона, к казацким поселениям, где скорее всего он мог найти необходимых учителей. Все это время перед глазами он видел Алексея- Казака, шагающего перед строем кадетов, что завороженно слушали его слова: "Бывалый солдат знает: идти в бой неподготовленному - все едино что пытаться срубить дерево тупым топором. Чтобы победить врага, нужно знать врага. Чтобы знать врага, нужно знать себя. Прежде взгляни в лицо своим демонам, а потом уже будешь бить чужих на поле боя".
Слишком долго я оттягивал это знакомство, сказал себе Сергей. Не то что тренироваться - теперь ему было сложно даже сосредоточиться на чем-то. Ужасы пережитого раз за разом всплывали в его памяти. Его истерзанный разум и изнуренное тело молили о передышке. Только исцелившись телесно и духовно, он сможет по-настоящему взяться за серьезные тренировки.
Поэтому он снова вернулся к дикой природе. Отыскав в лесу место неподалеку от тихого ручья, он устроил там свой лагерь. Он ставил силки, охотился, ловил рыбу. Пил чистую воду звонких ручьев и возобновил прежде ежедневные погружения в холодную воду. Вечера он проводил в молчаливом созерцании, глядя на огни своего костра.
Первое время у него, привыкшего к сытной городской пище, даже ребра стали выпирать, но шли недели, и к концу лета он сполна обрел плоды своей простой, питательной диеты. К нему вернулась прежняя растяжка, свободная и в то же время энергичная, к ней он прибавил упражнения для пресса, спины, рук и ног. Поначалу он вспоминал то, чему его учили в молодости, но со временем научился больше полагаться на инстинкты и придумал новые способы давать своим мышцам нагрузку. Жизнь сама подскажет, с какого конца за что браться, повторял он себе, вспомнив слова своего наставника Казака.
К тому же лес и холмы как нельзя лучше подходили для отработки выносливости и ведения боя с множеством противников в незнакомой обстановке. Он начал с быстрых прогулок, затем перешел к пробежкам вверх по склону холма и вверх по течению ручья, по пояс в воде. Следующим этапом были длительные, медленные марш-броски на десять километров и более, через холмы, по пересеченной местности, с ускорением, когда он чувствовал, что силы переполняют его.
Каждый день он проводил боевую тренировку, представляя, что против него - гигант Королёв, затем Закольев, затем их люди, двое, трое, четверо сразу. Он бился с привидениями: боксировал с тенями, делал выпады и подкаты, уходил от ударов и сам мгновенно вскакивал после воображаемых бросков, оттачивая те движения, которые так легко у него выходили в прошлом. Он бился, пока не падал с ног в изнеможении, - сначала десять минут, потом двадцать, полчаса, час, представляя, как враги выныривают из-за деревьев и валунов. Он просчитывал, как будет реагировать на нападение с любой дистанции, с любым оружием, и выходил победителем в любой воображаемой схватке.
Впрочем, выходить победителем из воображаемого боя было делом несложным. Но, когда придет его время, реальный поединок может оказаться делом даже не минут - секунд. Чтобы уничтожить этих казаков-отщепенцев, ему нужно найти лучших бойцов, которые только есть у настоящего казачества, и пройти подготовку у них.
К середине октября Сергей был готов к своему походу на юг.
Он отправился в путь пешком, на юг, туда, куда вело его течение Дона. Он то шел, то бежал, то бился с тенями, тренируя свою выносливость и стараясь использовать любую возможность, чтобы оставаться в бойцовской форме.
Не утихая, дул пронизывающий декабрьский ветер, снегопады становились все обильнее, и Сергей понял, что без лошади ему не обойтись. К тому же, если он решил получить подготовку у казаков, необходимо было явиться к ним конным, как они, а никак не бродягой на своих двоих.
Верхом и дорога покажется короче, а время было для него сейчас дороже любого золота.
Три оставшиеся золотые монеты и почти двести рублей, что он успел отложить, лежали все в том же старом дедовом кошельке в рюкзаке с остальными его вещами. На эти деньги можно было подобрать себе вполне подходящую лошадь, остальное может понадобиться в будущем, если вдруг возникнет в чем нужда. Когда человек привык жить совсем без денег, подумалось ему, и нескольких рублей может хватить на дальнюю дорогу. Ну и хорошо, сказал он себе, потому что у меня впереди длинная дорога. Жаль только, что он не оставил Валерии каких-нибудь денег. Но в то время он не способен был ясно рассуждать, да и она бы ничего у него не взяла.
В каждом крестьянском хозяйстве, что встречалось ему на пути, он спрашивал, не продают ли лошадь. И уже через несколько дней один крестьянин согласился продать ему крепкого жеребца, а заодно и седло, попону, узду и все, что полагалось всаднику. "Слишком норовистый коник, скажу я вам, - признался хозяин, когда уже ударили по рукам. - Не годится ни в плуг, ни в телегу".
Как оказалось, носить на себе всадника жеребец тоже не был настроен. Но Сергей достаточно узнал о лошадях в своей юности, чтобы понять животное и найти к нему подход. После короткой, но решительной объездки конь наконец признал в наезднике хозяина. Сергей назвал его Дикарь, что вполне подходило бурному и неукротимому норову жеребца.
Шли недели, и связь между человеком и лошадью становилась все крепче. Сергей не забывал, что под его седлом разумное существо, а не просто его собственность наподобие рюкзака, или сабли, или теплого тулупа, купленного по случаю в той же деревне. Словно бы они с жеребцом решили вот что: тот везет Сергея, куда ему надобно, а Сергей возьмет на себя заботу о своем и его пропитании.
Из седла зима стала казаться не такой студеной. Дикарь невозмутимо переносил каверзы природы, а если лошади непогода нипочем, то тем более - ее всаднику. К тому же Сергей был теперь одет в теплый тулуп и высокую смушковую шапку и уже не так дрожал под порывами ветра, которые словно грозились сдуть его с седла.
Дорога заняла у него не один месяц, и уже ближе к весенней оттепели Сергей подъехал к одному из селений на берегах Дона. По виду эта станица ничем не отличалась от других таких же деревень, которых он немало оставил за спиной на своем пути. Но повздорить с ее жителями отважился бы разве только самый несведущий из бандитов. В этом селении жили самые умелые бойцы, какие только были на свете, притом и мужчины, и женщины.
Снегопад не утихал и когда Сергей въехал в поселок.
Дым из очагов, смешавшийся с падающим снегом, стелился между первых белостенных домов. Станица расположилась примерно в двухстах метрах от реки и на достаточно высоком месте, в безопасности от весенних разливов Дона. Недалеко был и лес, прикрывавший от бурных ветров в непогоду, но не настолько близко, чтобы служить защитой для недружественных глаз. На улице, несмотря на снегопад, резвились мальчишки. Какой-то старик, завернувшись в плотную шерстяную бурку, сидел на лавке перед домом и курил трубку.
Заслышав стук копыт за своей спиной, Сергей обернулся и увидел, что его догоняет какой-то всадник. Вскоре их лошади поравнялись, и Сергей смог получше разглядеть незнакомца - тот был одет в традиционную казацкую одежду, мягкие кожаные чувяки и черкеску с серебряными газырями, как и положено казаку с достатком. Его бурка, которая могла служить одновременно одеялом, палаткой и укрытием от зимних ветров или жгучего летнего солнца, была аккуратно уложена у седла. Сергей про себя отметил и то, что на боку у всадника была сабля, а за плечами висел карабин.
Несколько пышущих здоровьем женщин вышли встречать всадников, которые ехали чуть поодаль от своего старшего. Кое-кто из женщин помоложе носил младенцев за спиной, согласно обычаю, чтобы руки были свободными и при необходимости их тоже можно было пустить в дело.
Казак, что ехал рядом с Сергеем, по виду лет на десять его старше, мощного сложения, с растрепанным светлым чубом, приветливо кивнул ему. Окинув его взглядом, Сергей почувствовал, что этот человек может быть и добрым другом, и грозным противником. С распевным местным говором казак спросил его:
- С чем пожаловал в наши края? Так просто али гонит кто?
- Я ищу тех, кто мог бы поучить меня рукопашному бою. Посмотреть то, что я умею, поделиться тем, что он умеет...
Казак только рассмеялся в ответ, обернувшись к своим спутникам, которые также могли слышать Сергеевы слова:
- Ну, считай, что приехал, куды хотел.
- И нашел, кого искал, - кивнул один из всадников.
Он представился, назвавшись Леонидом Чикаленко. Мужчинам после дороги хотелось немного развлечься, так что, не откладывая, в полдень того же дня они устроили поединок между своими и чужаком. Собрались на пустыре за околицей, кое-кто из пришедших в шутку даже стал делать ставки на победителя. Сошлись на том, что обойдутся без кулаков, одной борьбой, быстро договорились о правилах. Сергей, который поначалу осторожничал, чтобы ненароком не травмировать кого из хозяев, в мгновение ока оказался на лопатках. Во втором поединке он уже чувствовал себя раскованнее и победил, явно впечатлив и зрителей, и самого Леонида. В третьей схватке порешили, что быть ничьей. Леонид тоже произвел на Сергея впечатление - не только молниеносностью движений и редкой физической силой, но еще и тем, что он явно следовал выбранной тактике, а не просто дрался. Сергей был рад, что посвятил так много времени физической подготовке и тренировкам. Этот поединок, первый с настоящим противником после того, как его положили на обе лопатки люди Закольева, придал ему уверенности в своих силах. Он ожидал, что все будет куда как хуже.
В свою очередь Сергей тоже похвалил своего соперника. Ничего не скрывая, он признался, что казак был одним из самых мощных людей, с которым ему когда-либо приходилось сходиться в открытом поединке, и поблагодарил его за учебу. Леонид удивленно поднял брови, не понимая, чем заслужил благодарность, но расспрашивать не стал.
Они расстались как друзья - для Сергея это было еще одно напоминание о том, что мир не без добрых людей. На какой-то миг у него в душе даже шевельнулось желание остаться жить среди этих людей, в их селении, как один из них. Но желание это было минутным, и только. Его звала дорога, и надолго задерживаться он не мог.
Сергею пришлось пройти через такой же прием в следующей казацкой станице, и в следующей тоже. Каждая его победа с новой силой свидетельствовала о силе, скорости и технике, которые он отточил за месяцы тренировок в одиночестве. Но под конец ему стало ясно - чтобы победить Закольева и его казаков, нужно искать кого-то совсем другого. Не к дружескому поединку один на один, а к схватке не на жизнь, а на смерть с несколькими врагами - вот к чему следовало себя готовить. Сергей снова нуждался в таком наставнике, каким был для него в свое время Алексей Орлов, не знавший себе равных даже среди казаков.
Ему припомнились слова, сказанные Леонидом Чикаленко, когда он и другие участники поединка пригласили его разделить с ними ужин. Поглядывая на угли, потрескивавшие в очаге, Леонид тогда сказал: