И св. Исаак советует, определив цель, к которой должно направлять все дела жизни своей, держать в мысли знаки и приметы, расспросив о них у опытных, правым ли путем идешь или уклонился от него и идешь какой-нибудь стезей вне настоящей дороги. Знаки же и приметы полагает он следующие: "Если видишь, что ум твой не терпит насилия, а свободно действует и течет в добрых помыслах, то это знак, что ты простираешься вперед; равным образом, когда во время стояния на молитве ум твой не парит туда и сюда, и внезапно стих пресекается на языке твоем, и на душу твою налегают оковы молчания без участия твоего произволения, также когда примечаешь, что при каждом возникающем в душе твоей добром помысле и припоминании и при каждом духовном созерцании, очи твои наполняются слезами, и слезы без принуждения текут по щекам твоим, или когда иной раз видишь, что мысль твоя сама собой, без твоего содействия, погружается в глубь сердца твоего и пребывает в этом состоянии какой-нибудь час, причем мир царствует в помыслах твоих, – все это признаки, что ты весьма преуспеваешь на пути воспринятой тобою духовной жизни".
При всем том, однако ж, не следует питать полную уверенность, что мы совершенно установились в искомой добродетели или окончательно победили какую-либо страсть, хотя бы иной раз долгое время не чувствовали приражений и движений ее; потому что тут может скрываться злая кознь человеконенавистного диавола и лукавство живущего в нас греха, по которым нередко представляется нам в себе добром и по сокровенной гордости нашей признается таковым то, что поистине есть совершенно противоположного свойства. И кроме того, если помыслим о совершенстве, к какому призывает нас Бог, то, хотя бы мы уже довольное время шли путем добродетели, скорее подумаем, что едва ли и начало достодолжной жизни положено нами, нежели что мы уже установились в ней. Почему св. отцы называют несовершенной, не чуждой недостатков жизнь и самых совершенных людей. "И совершенных несовершенно совершенство", – говорит Лествичник. И святой Павел полагает совершенство в том, чтобы непрестанно стремиться и стремиться вперед, не озираясь вспять и не думая, что уже достигли искомого; почему и самого себя называет несовершенным и еще не достигшим того, к чему стремится: не потому, чтобы я уже достиг, – говорит он, – или усовершился; но стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус. Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе. И желая показать, что в этом одном и состоит наше совершенство, присовокупляет: итак, кто из нас совершен, так должен мыслить (Флп. 3,12–15), говоря как бы так: в том и совершенство, чтобы не думать, что мы достигли совершенства; то и значит – быть в состоянии добродетельном, чтобы не стоять, а все непрестанно стремиться к добродетели.
К тому же в глубине нашего сердца пребывают иной раз такие тонкие и такие скрытные страстности, что мы совсем и не знаем, что это страсти. Как же можно нам допускать такую в себе дерзость, чтобы думать, будто мы совсем уже очистились от страстей? И если острозоркие и пророческие очи Давида не могли этого узреть в себе, как мы можем присваивать себе такое узрение? Поэтому, как он всегда молил Бога: от тайн моих очисть меня (Пс. 18, 13), – так тем более мы имеем нужду умолять Его об очищении наших тайных страстностей. Потому что мы только действия и ветви страстей чувствуем, сил же их и корней познать не можем без просвещения от Св. Духа. Оттого мы только тогда сознаем в себе страсти, когда они действуют; как только они притихнут, нам думается, что мы достигли уже бесстрастия.
Чем удостовериться можем, что страсти только притихли в сердце нашем, а не умерщвлены? Тем, что когда случится нам, успокоившимся на их счет, встретить предметы, которыми питаются скрывшиеся в нас страсти, особенно когда это бывает внезапно, то они тотчас оживают и дают чувствительно о себе знать своими иной раз нелегкими движениями, так что, бывая ими смущены, дивимся сами, где они укрывались и как вдруг выросли. Св. Исаак Сирин объясняет это следующим прекрасным сравнением: как во время зимы хотя исчезают с лица земли травы и цветы, но корни их остаются целыми, укрываясь во глубине ее, и как только почуют весенний дождь и теплоту, тотчас снова произрастают и покрывают собой лицо земли, так бывает и со страстями… И еще: как земля проклятая естественно произращает терния и волчцы, так и естество человеческое, повредившееся через падение и теперь во грехах зачинающееся и раздражающееся, некоторым образом естественно порождает страсти, от коих грехи, и ему никогда нельзя доверять или на него положиться.
Итак, ты, как новоначальный еще в духовной брани, всеусердно упражняйся в добродетели, как бы не положивший еще начала в ней, помня притом, что лучше заботиться о том, чтобы всегда простираться вперед в добродетели, нежели о том, чтобы высматривать и определять признаки совершенства в ней. Господь и Бог наш, один Ведец сердец наших, одних просвещает и дает им видеть свое преуспеяние в добродетели, а другим не подает такого просвещения и ведения. Так как видит, что тогда как для тех это ведение послужит к смирению, эти не удержатся от возгордения – и как Отец чадолюбивый, от этих последних отстраняет опасность падения в особенно ненавистный Ему грех, а первым подает повод к усилению особенно любезной Ему добродетели смирения. Впрочем, и тот, кому не дается познание своего преуспеяния, если только не понерадит и не перестанет упражняться в добродетели, в свое время может узнать об этом, когда Богу угодно будет это открыть ему для его блага.
Глава сорок третья
О том, что не следует слишком сильно желать освобождения от претерпеваемых скорбей, предаваясь всецело в волю Божию
Когда находишься в какой скорби, переносимой тобой с благодарением, внимай добре, чтобы не прельстил тебя враг или твое самолюбие возжелать избавиться от нее. Так как от этого потерпишь ты две потери: первая та, что хотя, восприяв такое желание и согласившись на него, ты не потеряешь тотчас добродетели терпения, однако ж значительно поколеблешь ее, отчего она, мало-помалу ослабевая, по причине неисполнения желания избавиться от надлежащей скорби, ввергнет тебя, наконец, в состояние нетерпеливости; вторая та, что терпение твое с этого момента начнет быть подневольное: Бог же доброхотного дателя любит и награждает. Следовательно, с этого времени, хоть терпеть все же будешь, так как одно желание избавиться от скорби не избавляет от нее, но терпение твое будет безнаградное. Бог воздаст тебе за терпение скорби до того часа, до которого ты терпел благодушно, не ища избавления, со времени же восприятия такого желания Бог уже ничего не воздаст тебе за твое неохотное терпение. Напротив, если ты, отражая и подавляя находящее желание избавления от скорби, всецело будешь предавать себя в благую волю Божию, изъявляя готовность охотно потерпеть и стократно большие скорби, чем настоящая, если угодно будет Господу наслать на тебя их, то, хотя бы страдание твое настоящее продолжалось час какой, и даже менее того, Бог примет его за самое долгое и с этим соразмерит воздаяние тебе.
Подобно этому и во всех других случаях не давай воли своим желаниям, а держи их в своей власти, направляя все исключительно к одной главной цели – стоянию в воле Божией и шествованию по воле Божией. Так как тогда и желания твои все будут правы и благочестны, и ты при всякой неприятной случайности будешь пребывать в покое, упокоиваясь в воле Божией. Искренно веруя, что с тобой ничто не может случиться помимо воли Божией, и ничего не желая, кроме пребывания в деятельном исполнении воли Божией, ты, как само собой очевидно, всегда будешь иметь только то, чего желаешь, что бы когда ни случилось с тобой.
Под тем, однако же, что я сказал, – что с тобой ничего не случится, на что нет воли Божией, – не разумеются твои собственные грехи и грехи других людей, так как Бог не желает грехов, а разумеются скорби и нужды, Богом посылаемые во вразумление и научение нас или в наказание за грехи наши. Они благотворны для нас и праведно именуются спасительным крестом, который Он нередко возлагает на самых близких любимцев Своих и угодников и несение которого во всех наиболее благоугодно Ему.
И то, что я сказал: не желай избавиться от скорбей, – разумей, как должно, в смысле покорности воле Божией. Мы не можем не желать быть свободными от скорбей, потому что в наше естество Сам Бог вложил желание благобытия, почему благоволил и в молитву, Им Самим начертанную для нас, которую мы и повторяем каждодневно по нескольку раз, включить: не введи нас во искушение. Если теперь, после такой молитвы, слышимой, конечно, Богом, Он посылает нам скорбь, то явно, что на это особая воля Его, которой мы как твари Его, сознающие свой долг во всем Ему покорствовать, и должны благодушно покориться, перенося посланное как такое, что необходимо для спасения именно моего и твоего. Да и самую молитву: не введи нас во искушение, твори, приразумевая: не как я хочу, но как Ты, подражая Господу Спасителю, т. е. твори не потому, чтобы имел отвращение от искушений и ни под каким видом не желал их, но по тому одному, что так молиться повелел Господь, содержа вместе в душе полную готовность благодушно принять все, что благоугодно будет Богу наслать на нас, и не поблажая самолюбивому желанию непрерывного благобытия, которому невозможно быть на земле, так как оно есть удел будущей вечной жизни.
Глава сорок четвертая
Предостережение от злых советов диавола в добром
Когда лукавый диавол увидит, что мы право, с живым усердием и в добром порядке шествуем путем добродетелей, от которых не успевает отвлечь нас на свою сторону явными прельщениями на зло, тогда преобразуется в Ангела светла и то мнимо благими помыслами, то изречениями Божественного Писания, то примерами святых возбуждает неблаговременно и не по силам принимать непомерные подвиги к духовному совершенству, чтобы, когда мечтаем стоять наверху его, низринуть нас в бездну падения. Так, иного научает он жестоко изнурять тело свое постом, бичеванием, спанием на голой земле и другими подобными озлоблениями плоти для того, чтобы он или впал в гордыню, возмечтав, что совершает великие дела, или заболел от крайнего изнурения и сделался неспособным и малые исполнять дела благочестия, или, утомившись под тяжестью подвигов, стал равнодушен ко всем духовным деланиям и даже к самому спасению и, таким образом мало-помалу охладевши к добру, с сильнейшим прежнего вожделением набросился на плотские сласти и мирские утехи. И сколько уже от этой козни вражеской погибло душ, которые, поддавшись рвению неразумной ревности и в своих самоумерщвлениях преступая за меру собственных своих сил, пропали в своих измышлениях подвижнических и сделались посмешищем злых демонов! Чего, конечно, не случилось бы с ними, если б они держались доброго рассуждения и совета и не забывали, что эти самоумертвительные подвиги, хотя похвальны и плодотворны там, где имеется для них достаточная сила телесная и смирение душевное, всегда, однако ж, должны быть управляемы благоразумием и употребляемы лишь как средство к духовному преуспеянию, а не возводимы в достоинство целей и то умаляемы, то увеличиваемы, то изменяемы, то совсем прекращаемы на время.
Те, которые не могут так строго жить и такие поднимать труды, как святые, могут иным образом подражать жизни их. А именно: возбуждением и водружением в сердце добрых расположений, навыкновением теплым молитвам, неуступчивым препобеждением страстных помыслов и пожеланий и хранением чистоты сердечной, любовью к молчанию и уединению, смирением и кротостью пред всеми, деланием добра тем, от которых пришлось потерпеть что-нибудь, хранением себя от всего недоброго, хотя оно было незначительно. Такие добротности сердечные более благоугодны Богу, чем непомерные подвиги умерщвления плоти, когда они не требуются нравственным нашим состоянием.
Потом советую тебе в подъятии таких телесных подвигов, когда в них есть нужда, действовать рассудительно. Не берись за высокие меры, а начинай с низких; так как лучше понемногу восходить вверх, нежели взявшись вдруг за высокое, быть потом в необходимости спускаться вниз, к стыду своему. Но советую тебе также избегать и другой крайности, в которую впадают иной раз и такие мужи, которые почитаются духовными. Они, будучи управляемы самоугодием и саможалением, обнаруживают слишком большую заботу о сохранении телесного здоровья и бывают такими усердными о нем попечителями, что при встрече самого малого труда и лишения дрожат, боясь потерять здоровье; и ни о чем они столько не думают, ни о чем с таким удовольствием не говорят, как о сохранении своей жизни. Между тем, однако ж, изобретая себе деликатные яства, более удовлетворяющие сластолюбивый вкус их, чем здоровые, они расслабляют и нередко расстраивают свое здоровье, лишая себя того, что считают для себя великим благом, неумением принять к достижению его должных средств.
Хотя они к такому образу действования выставляют побуждением желание наилучше работать Господу, в самом же деле это есть не что иное, как покушение согласить двух непримиримых врагов – дух и плоть, не только без всякой пользы для них обоих, но напротив, с явным вредом как для того, так и для другой, так как этим у тела отнимается здоровье, а у духа спасительное настроение. Поэтому безопаснее и полезнее для тела и для души мерный образ жизни, управляемый благоразумием, при котором берутся во внимание и потребности душевные, и особое сложение телесное с состоянием здоровья, так как не для всех одна мера в этом отношении, хотя для всех один закон – тело держать в услужении духу. Припомни при этом и сказанное уже прежде, что в стяжании не только добродетелей телесных, но и душевных надлежит соблюдать постепенность, восходя в них мало-помалу.
Глава сорок пятая
Если судим строго ближних, то это от высокого мнения о себе и от вражеского наущения. Как преодолеть эту склонность
От самолюбия и самомнения порождается в нас и другое некое зло, причиняющее нам тяжелый вред, именно строгий суд и осуждение ближнего, по которому мы потом ни во что ставим, презираем и унижаем его при случае. Этот злой навык и порок, происходя от гордости, ею питается и возращается, и наоборот, ее питает и возращает, так как и гордыня наша после всякого действия осуждения подвигается вперед по причине сопутствующего этому действию самочувствия и самоуслаждения.
Давая себе высокую цену и высоко о себе думая, естественно свысока смотрим мы на других, осуждаем их и презираем, так как нам кажется, что мы далеки от тех недостатков, каких, как нам думается, не чужды другие. А тут еще и всезлобный враг наш, видя в нас такое недоброе расположение, бодренно стоит близ и, открывая очи наши, научает зорко смотреть за тем, что делают и говорят другие, делать из этого заключения, какие потому у них мысли и чувства, и по этим предположениям составлять о них свое мнение, чаще всего недоброе, с возведением этой недоброты в закоренелый нрав. Не замечают и не видят эти судьи, что самое начало осуждения – подозрение худобы в других печатлеется в мысли действием врага, и им же оно потом раздувается в уверенность, что они и действительно таковы, хотя на деле ничего такого нет.
Но, брат мой, как враг бодренно следит за тобой, высматривая, как бы посеять в тебе зло, смотри еще усерднее ты сам над собой, чтобы не попасть в расставляемые им тебе сети, и как только он представит тебе какой недостаток в ближнем твоем, спеши поскорее отклонить от себя этот помысл, не давая ему засесть в тебе и разрастись, и вытесни его из себя вон, чтобы и следа его не оставалось, заменив его помышлением о добрых свойствах, какие знаешь в этом ближнем и какие вообще уместны в людях, прилагая к этому, если еще чувствуешь позыв произнесть осуждение, ту истину, что тебе не дано на то власти и что, присвояя себе эту власть, ты сам в этот момент делаешься достойным суда и осуждения не пред немощными людьми, но пред всесильным Судиею всех – Богом.
Такой переворот помысла – самое сильное средство не к отогнанию только случайно находящих помыслов осуждения, но и к тому, чтобы совсем отучить себя от этого порока. Второе же, тоже очень сильное к тому средство, – не выпускать из ума памятования о своей худости, своих нечистых и злых страстях и делах, и соответственно тому непрестанно держать чувство своего непотребства. Того и другого, страстей и дел страстных, конечно, найдется в тебе не мало. Если ты не бросил себя и не махнул рукой, говоря: будь что будет, – то не можешь не заботиться об уврачевании этих своих нравственных немощей, губящих тебя. Но если ты делаешь это искренно, то у тебя не должно доставать времени заниматься делами других и составлять о них судебные приговоры; ибо тогда, если позволишь себе это, в ушах твоих непрестанно будет звучать: врач! исцели Самого Себя… вынь прежде бревно из твоего глаза (Лк. 4,23; Мф. 7,5).
К тому же, когда ты строго судишь о каком-то недобром поступке ближнего, знай, что какой-нибудь корешок этой же самой недоброты есть и в твоем сердце, которое по своей страстности научает тебя строить догадки о других и осуждать их. Злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое (Мф. 12, 35). Напротив, око чистое и бесстрастное бесстрастно взирает и на дела других, а не лукаво. Чистым очам… не свойственно глядеть на злодеяния (Авв. 1,13). Потому, когда придет тебе помысл осудить другого за какую-либо погрешность, вознегодуй на самого себя как на делателя таких дел и в том же повинного; и скажи в сердце своем: "Как я, окаянный, находясь в том же самом грехе и делая еще более тяжкие прегрешения, дерзну поднять голову, чтобы видеть погрешности других и осуждать их?" Действуя так, ты будешь оружие, которым злой помысл внушает тебе поразить другого, обращать на самого себя и вместо уранения брата пластырь будешь налагать на раны собственные.
И тогда как грех брата будет не тайный, а явный, всем видный, ты старайся причину тому видеть не в том, что внушает недобрая страсть осуждения, а в том, на что может указать братолюбное расположение к нему, и скажи в себе: так как брат этот имеет много сокровенных добродетелей, то Бог для сохранения их от повреждения тщеславием попустил ему впасть в теперешний грех или малое время побыть под этим невзрачным покровом, чтобы он и самому себе, перед своими глазами казался непотребным и, будучи за то презираем другими, пожал плод смиренномудрия и еще более благоугодным сделался Богу, так что в настоящем случае он получит больше пользы, чем сколько потерпел вреда. Пусть даже чей-нибудь грех будет не только явный, но и очень тяжкий и исходит из ожесточенного и нераскаянного сердца, ты и при этом не осуждай его, но возведи очи ума твоего к непостижимым и дивным судам Божиим и увидишь, как многие люди, бывшие прежде пребеззаконными, потом каялись и достигали высокой степени святости, и как, с другой стороны, иные, стоявшие на высокой степени совершенства, падали в глубокую пропасть. Смотри, не подвергнуться бы и тебе такому бедствию за осуждение.