Относительно же упования на Бога к тому, что я сказал уже в третьей главе, прибавь еще следующее: знай притом, что ничего нет легче и удобнее для Бога, как сделать так, чтобы ты победил врагов своих, будь их немного или много, будь они старые и сильные или будь новые и малосильные. Однако ж на все у Него свое время и свой порядок. Поэтому, пусть иная душа чрезмерно обременена грехами, пусть она повинна во всех преступлениях мира, пусть осквернена так, как только может кто вообразить, и пусть она притом, сколько хотела и сколько могла, употребляла всякое средство и всякий подвиг, чтобы отстать от греха и обратиться на путь добра, но никак не могла установиться ни в чем достодолжном, даже самом малом, а напротив, еще глубже погружалась в зло – пусть она такая; при всем том, однако ж, отнюдь не должно ей ослабевать в уповании на Бога и отступать от Него, не должно ей оставлять ни орудий, ни подвигов своих духовных, но должно бороться и бороться с собой и с врагами со всем мужеством и неутомимостью. Знай, что в этой невидимой брани только тот не теряет, кто не перестает бороться и уповать на Бога, помощь Которого никогда не отступает от борющихся в Его полках, хотя иной раз Он и попускает получать им раны. Потому борись каждый, не уступая, что в этом неотступном борении все дело. У Бога же всегда готовы и врачевство поражаемым от врагов, и помощь на поражение их, которые в должное время и подает Он борцам Своим, ищущим Его и имеющим твердую на Него надежду; в час, когда не ожидают, увидят они, как исчезают гордые враги их, как написано: перестали сражаться сильные Вавилонские (Иер. 51, 30).
Глава седьмая
О том, как надлежит нам упражнять свой ум, чтобы он не недуговал неведением
Если неверие себе и упование на Бога, столь необходимые в нашей духовной брани, останутся в нас одни, то мы не только не получим победы, а напротив, низринемся в еще большее зло. Потому вместе с ними и при них надлежит нам вести и особого рода делания, или обучительные упражнения духовные.
В числе этих упражнений на первом месте должны стоять упражнения ума и воли.
Ум надлежит избавить и хранить от неведения, столь ему враждебного, так как оно, омрачая его, не дает ему знать истину – собственный его предмет и цель его стремлений. Для этого надо его упражнять, чтоб он был светел и чист и мог хорошо различать, что требуется для нас, чтоб очистить душу от страстей и украсить ее добродетелями.
Такой светлости ума можем мы достигнуть двумя способами: первый, и более необходимый, – молитва, которой надлежит умолять Духа Святого, да благоволит Он излить божественный свет в сердца наши, что, наверное, и сотворит Он, если воистину будем мы искать единого Бога, если искренно будем ревновать о том, чтобы во всем поступать по воле Его и если в каждом деле будем охотно подчинять себя совету опытных духовных отцов наших и ничего не делать без вопрошения их.
Второй способ упражнения ума – постоянное рассматривание вещей и углубление в познание их, чтобы ясно видеть, какие из них хороши и какие плохи; не так, как судят о них чувства и мир, но как судит правый разум и Дух Святой, или истинное слово богодухновенных Писаний, и духоносных отцов, и учителей Церкви. И когда такое рассматривание и углубление будет правое и подобающее, то, несомненно, оно даст нам ясно понять, что мы должны от сердца ни во что вменять и почитать суетным и ложным все, что любит и к чему всячески стремится слепой и развращенный мир. Именно, что чести, удовольствия и богатства мира – это не что иное, как суета и смерть души; что поношения и злохуления, какими преследует нас мир, доставляют истинную нам славу, а его скорби – радость; что прощение нашим врагам и делание им добра – это истинное великодушие, одна из величайших черт богоподобия; что больше являет силы и власти тот, кто презирает мир, чем тот, кто властвует над целым миром; что охотное послушание – действие, более обнаруживающее мужества и твердости духа, чем подчинение себе великих царей и повелевание ими; что смиренное самопознание должно предпочитать всем другим самым высоким познаниям; что победить и умертвить свои недобрые склонности и похотения, как бы они ни были незначительны, больше достойно похвалы, чем взятие многих крепостей, чем разбитие сильных, хорошо вооруженных полчищ, чем даже творение чудес и воскрешение мертвых.
Глава восьмая
О том, почему неправо судим мы о вещах и как стяжать правые о них суждения
Причина, почему неправо судим мы о вещах, о которых было сказано перед этим, та, что не всматриваемся вглубь их, чтобы видеть, что они из себя представляют, а воспринимаем любовь к ним или отвращение тотчас с первого на них взгляда и по их видимости. Это полюбление их или отвращение к ним занимают наш ум и омрачают его; почему он и не может право судить о них, каковы они на самом деле. Итак, брат мой, если желаешь, чтобы такая прелесть не находила места в уме твоем, внимай себе; и когда видишь очами своими или в уме представляешь какую вещь, держи сколько можешь желания свои и не позволяй себе с первого раза ни любовно расположиться к ней, ни возыметь к ней отвращение, но рассматривай ее отрешенно одним умом. В таком случае ум, не омраченный страстью, бывает в своем естестве свободен и чист и имеет возможность познать истину, проникнуть в глубь вещи, где нередко зло укрывается под лживо-привлекательной наружностью и где сокрываемо бывает добро под недоброю видимостью.
Но если у тебя вперед пойдет желание и сразу или возлюбит вещь, или отвратится от нее, то ум твой не сможет уже познать ее, как следует. Ибо такое, предваряющее всякое суждение расположение, или, лучше сказать, эта страсть, войдя внутрь, становится стеной между умом и вещью и, омрачая его, делает то, что он думает о ней по страсти, т. е. иначе, нежели какова она на самом деле, и через это еще более усиливает первоначальное расположение. А оно чем более простирается вперед или чем более возлюбляет и возненавидевает вещь, тем более омрачает ум в отношении к ней и наконец совсем его затемняет. И тогда страсть к той вещи возрастает до крайнего предела, так что она кажется человеку любезной или ненавистной более всякой вещи, когда-либо им любимой или ненавидимой. Таким-то образом бывает, что когда не соблюдается показанное мной правило, т. е. чтобы удерживать желание от возлюбления или от возненавидения вещи прежде обсуждения ее, тогда обе эти силы души, т. е. ум и воля, всегда преуспевают в зле, все более и более погружаясь из тьмы во тьму и от прегрешения в прегрешение.
Итак, блюди себя, возлюбленный, со всем вниманием от любви или отвращения к какой-либо вещи, по страсти, прежде чем успеешь ее хорошо рассмотреть при свете разума и правого слова Божественных Писаний, при свете благодати и молитвы и при помощи рассуждения твоего духовного отца, чтобы не погрешить и не счесть истинно доброго за худое и истинно худого за доброе; как это большей частью случается с такого рода делами, которые сами по себе добры и святы, но по обстоятельствам, именно потому, что совершаемы бывают или не вовремя, или не к месту, или не в должной мере, причиняют немалый вред тем, которые их совершают. И из опыта знаем, каким бедам подвергались некоторые от подобных похвальных и святых дел.
Глава девятая
О хранении ума от бесполезного многоведения и праздной пытливости
Как необходимо, как сказали мы, хранить ум от неведения, так равно необходимо хранить его и от противоположного неведению многоведения и любопытства. Потому что если мы его наполним множеством знаний, представлений и помыслов, не исключая и суетных, непотребных и вредных, то сделаем его бессильным; и он не сможет уже правильно понимать, что пригодно к нашему истинному самоисправлению и совершенству. Поэтому надлежит тебе так себя держать в отношении к знанию о земных вещах, хотя иной раз позволительных, но не необходимых, как бы ты был уже умершим; и собирая всегда ум свой внутрь себя насколько можно сосредоточеннее, оставлять его праздным от мыслей о всех вещах мира.
Сказания о бывшем и новые сведения о бывающем пусть проходят мимо тебя, и все перевороты в мире и царствах да будут для тебя такими, как бы их совсем не было, а когда кто принесет тебе их, отвратись от них и далеко отринь их от своего сердца и воображения. Слушай, что говорит св. Василий: "Да будет тебе горьким вкушением слышание мирских вестей и сотами меда сказание мужей преподобных" (ч. 5, с. 52); внемли и тому, что вещает пророк Давид: поведали мне законопреступники (свои) рассуждения, но это – не закон Твой, Господи (Пс. 118, 85). Возлюби же внимать лишь духовным и небесным вещам и изучать их, и ничего в мире не хотеть знать, кроме Господа Иисуса Христа, и притом распятого (1 Кор. 2, 2), кроме Его жизни и смерти и кроме того, что Он требует от тебя. Действуя так, будешь действовать благоугодно Богу, Который имеет избранными и возлюбленными всех любящих Его и старающихся творить Его волю.
Всякое другое расследование и разузнавание – это порождение и пища самолюбия и гордости; это узы и сети диавола, который, видя, как воля тех, которые внимают духовной жизни, сильна и крепка, покушается победить ум их такими любопытствами, чтоб таким образом овладеть и им, и волей. Для этого он обыкновенно влагает в них мысли высокие, тонкие и изумляющие, особенно тем из них, которые остроумны и скоры на высокоумничанье. И они, увлекаясь удовольствием иметь и рассматривать такие высокие помыслы, забывают блюсти чистоту своего сердца и внимать смиренному о себе мудрованию и истинному самоумерщвлению; и таким образом, будучи опутываемы узами гордости и самомнения, делают себе идола из своего ума, а вследствие того мало-помалу, сами того не чувствуя, впадают в помысл, что не имеют уже более нужды в совете и вразумлении других, так как привыкли во всякой нужде прибегать к идолу собственного разумения и суждения.
Это дело крайне опасное и трудно врачуемое; гордость ума гораздо бедственнее, чем гордость воли. Ибо гордость воли, будучи явна для ума, может быть иной раз им удобно уврачевана, через подклонение ее под иго должного. Ум же, когда самонадеянно утвердится в мысли, что его собственные суждения лучше всех других, кем, наконец, может быть уврачеван? Может ли он кого-либо послушаться, когда уверен, что суждения всех других не так хороши, как его собственные? Когда же это око души – ум, помощью которого человек мог бы узнавать и исправлять гордость воли, сам ослеплен гордостью и остается неуврачеванным, кто уврачует и волю? И бывает тогда внутри все расстроено, и притом так, что негде и некому пластыря приложить. Вот почему надлежит тебе как можно скорее воспротивиться этой пагубной гордыне ума, прежде чем она проникнет до мозга костей твоих; сопротивляйся же, обуздывай быстроту ума своего и покорно подчиняй свое мнение мнению других; будь безумен из любви к Богу, если желаешь быть премудрее Соломона. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым (1 Кор. з, 18).
Глава десятая
Как обучить свою волю, чтобы она во всех своих делах, внутренних и внешних, как последней цели искала одного благоугождения Богу
Кроме обучительного упражнения своего ума, надлежит тебе управлять и своей волей так, чтобы не позволять ей склоняться на свои пожелания, а напротив, вести ее к тому, чтобы она была совершенно единой с волей Божией. И при этом твердо содержи в мысли, что недостаточно для тебя того одного, чтобы желать и искать всегда благоугодного Богу, но надлежит еще притом, чтобы ты желал этого как движимый самим Богом и для той единой цели, чтобы угодить Ему от чистого сердца. Для того, чтобы твердо стремиться к этой цели, мы должны выдерживать более сильную борьбу со своим естеством, чем при всем том, о чем было говорено выше. Ибо естество наше так склонно к угождению себе, что во всех делах своих, даже самых добрых и духовных, ищет успокоения и услаждения себя самого, и этим, незаметно и утаенно, похотливо питается как пищей.
От этого бывает, что когда предстоят нам духовные дела, мы тотчас вожделеваем их и устремляемся к ним, однако ж не как движимые волей Божией или не с той одной целью, чтобы угодить Богу, но ради того утешения и обрадования, которое порождается в нас, когда вожделеваем и ищем того, чего хочет от нас Бог: такая прелесть бывает тем скрытнее и утаеннее, чем выше само по себе и духовнее то, чего вожделеваем. Почему я и говорю, что не должно нам довольствоваться тем одним, чтобы желать, чего хочет Бог, но надлежит еще желать этого, как, когда, почему и для чего хощет того Он. И апостол заповедует нам испытывать, какова воля Божия, не только благая, но и угодная, и совершенная по всем обстоятельствам, говоря: не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12,2). Так как если в деле будет недостаток хоть по одному какому-нибудь обстоятельству или если мы будем совершать его не от всего произволения и не всеусиленно, то явно, что оно является и именуется несовершенным. Заключай из этого, что даже когда вожделеваем мы и ищем Самого Бога, то и в этом деле могут иметь место некие неправости и опущения, и в него могут прокрадываться своего рода льщения нашей к себе любви или нашего самолюбия, так как при этом часто имеем мы в виду больше собственное наше благо для себя самих, чем волю Божию для Самого Бога, Который благоугождается делами только во славу Его творимыми и хочет, чтобы мы Его одного любили, Его одного вожделевали и Ему одному работали.
Итак, если ты, брат мой, желаешь предохранить себя от таких утаенных препон на пути к совершенству, если желаешь успешно установиться в таком благонастроении, чтобы и желать, и делать все только ради того, что хочет Бог, только во славу Его, и для благоугождения Ему, и для работания Ему одному, желающему, чтобы в каждом нашем деле и в каждом нашем помышлении Он один был и началом, и концом – поступай следующим образом.
Когда предстоит тебе какое-то дело, согласное с волей Божией или само по себе хорошее, не склоняй тотчас воли своей к нему и не вожделевай его, если прежде не вознесешься умом своим к Богу, чтоб уяснить, в чем прямая воля Божия на то, чтобы желать и совершать такие дела, и что они благоугодны Богу. И когда так утвердишься в мыслях, что самой волей Божией будет определяться у тебя склонение воли твоей, тогда вожделевай это дело и совершай ради того, что этого желает Бог, ради одного Ему благоугождения и лишь во славу Его.
Равным образом, когда желаешь отклониться от того, что несообразно с волей Божией или не хорошо, не тотчас отвращайся от того, но прежде прилепи око ума своего к воле Божией и уясни себе, что прямая воля Божия в том, чтобы ты отклонился от этого для благоугождения Богу. Потому что лесть нашего естества крайне тонка и немногими распознается: оно утаенно ищет одного своего, а между тем, по видимости, так ведет дело, что нам кажется, будто единственная у него цель – благоугождать Богу, чего на деле по истине нет.
Таким образом, часто случается, что, желая или не желая чего-либо собственно для себя, в свою угоду, мы думаем, что желаем или не желаем того единственно для угождения Богу. Чтобы избежать такого самопрельщения, исключительное средство – чистота сердца, которая состоит в совлечении ветхого человека и в облечении в нового. К этому направляется вся невидимая брань.
Желаешь ли научиться искусству, как это делать, – послушай. В начале всякого своего дела надлежит тебе отвергнуть, насколько возможно, всякое собственное хотение и не желать, ни делать, ни отклоняться от дела, если прежде не почувствуешь, что тебя к тому подвигает и устремляет единственно сознание на то воли Божией. Если во всех своих делах внешних, и тем более внутренних – душевных, не можешь ты всегда действительно чувствовать это подвижение от Бога, удовольствуйся возможностью его в тебе, именно всегда имей искреннее такое настроение, чтобы во всяком деле ничего не иметь в виду, кроме единого угождения Богу.
Действенно чувствовать подвижение от Бога на дело можно или через божественное просвещение, или мысленное озарение, в которых чистым сердцам созерцательно открывается воля Божия, или через внутреннее вдохновение Божие, внутренним неким словом, или через другие действия благодати Божией, в чистом сердце действуемые, как то теплоту животочную, радость неизреченную, взыграния духовные, умиление, сердечные слезы, любовь Божественную и другие боголюбивые и блаженные чувства, бывающие не по воле нашей, но от Бога, не самодеятельно, а страдательно. Всеми такими чувствами удостоверяемся, что то, что хотим сделать, – по воле Божией. Прежде же всего нам надлежит воссылать к Богу теплейшую и чистейшую молитву, всеусердно моля Его однажды, дважды и многажды просветить тьму нашу и вразумить нас. Трижды помолись, говорят великие старцы Варсонофий и Иоанн, и потом куда склонится сердце твое, то и делай. Не следует притом забывать, что при всех исчисленных внутренних духовных движениях, образующиеся в тебе решения должен ты поверять советом и рассуждением опытнейших.
В отношении к делам, совершение которых должно длиться или постоянно, или более или менее долгое время: не только в начале приступания к ним надлежит иметь в сердце искреннее решение трудиться в них только для угождения Богу, но и после, до самого конца, должно часто обновлять такое благонастроение. Так как если ты будешь так поступать, то не будешь находиться в опасности быть опять оплетеннным узами естественной любви к самому себе, которая, клонясь более к самоугодию, нежели к Богоугождению, с продолжением времени нередко успевает незаметно уклонить нас от первоначального доброго благонастроения и доводит до изменения первых добрых намерений и целей. Поэтому-то Григорий Синаит и написал: "Каждочасно внимай и настроению воли своей с тщательным рассмотрением, куда она клонится, по Богу ли, ради ли самого добра и для пользы душевной сидишь ты безмолвствуя, поешь, читаешь, молишься и проходишь другие подвиги, чтобы иначе без своего ведома не окрадывать тебе самого себя" (греч. "Добротолюбие", гл. 19, с. 916).
Почему кто не внимает этому, тот после того, как начнет делать какое-либо дело с единственной целью благоугодить Господу, потом мало-помалу нечувствительно вводит в то дело и самоугодие, находя в нем и удовлетворение своим пожеланиям, и это в такой степени, что уже совсем забывает о воле Божией. И связывается он услаждением от того дела так сильно, что если Сам Бог воспрепятствует ему исполнять его посредством болезни, или через искушение от людей и бесов, или другим каким образом, он возмущается против того весь и нередко осуждает то одного, то другого, что послужили ему препоной в любимом ему течении дел, иной же раз ропщет на Самого Бога – что служит явным признаком, что его сердечное настроение не Божие, а породилось от поврежденного и гнилого корня самолюбия.