- Это шум вертолета, Дзин... А это радиопередача из полицейской машины...
- Да, это шум вертолета... Да, это радиопередача из полицейской машины...
Инаго, наверно, не только хотела подбодрить Дзина, но старалась успокоиться и сама, слушая из уст Дзина эхо своих собственных слов, - так делал когда-то и погруженный в безысходную тоску Исана. Обед, приготовленный Инаго, как бы отражал странное положение, в котором очутились Свободные мореплаватели. Рассчитывая на длительную осаду, Инаго не открыла ни одной банки дешевых консервов, а сварила огромную кастрюлю лапши и выставила на стол самые дорогие продукты - готовилось настоящее пиршество.
Один только Дзин получил целую банку крабов. Взяв пальцами ломтик нежного крабьего мяса, прослоенный тонкими хрящами, и поднеся его к глазам, он с удовольствием разглядывал лакомство и затем отправлял его в рот, весело улыбаясь, когда хрящик щекотал ему нёбо, и кончиком розового языка слизывая каждую крошку, чтобы она не упала на пол. Нынешнего обжору от прежнего Дзина, отвергавшего пищу, отделяла целая вечность...
- Я лежала в темноте и думала, что если взять всю мою жизнь - день за днем - до вчерашней ночи, то только теперь я живу по-настоящему, - сказала Инаго. - Это другая, новая жизнь.
На наблюдательном посту дежурил один Доктор, остальные спустились вниз.
- Сколько времени мы уже ведем бой? - спросил Такаки, оглядывая членов команды, собравшихся за столом. - Часов десять – двенадцать? Немало для первого сражения Союза свободных мореплавателей. Можно и подкрепиться.
- Перевернутая полицейская машина так и лежит там, - начал Красномордый, разрывая пелену молчания. - Я подумал, если поставить ее на колеса, мы бы спокойно сели в нее и смотались отсюда.
- Как ты ее поднимешь без крана? Она потяжелее грузовика, - возразил Такаки.
- Это верно. Поднять ее тяжело. Зато если б удалось!.. Ключи у нас есть, я их у пленного отобрал. Конечно, кроме тех полицейских, в окопе вокруг нас сидят в засаде и другие. Но как ты думаешь, Тамакити, удастся прорвать их заслон на полицейской машине? Ведь эта машина их - самая мощная, и наши шансы бы уравнялись.
- Может, дело и выгорит. Только я не понимаю, почему мы должны выбираться отсюда? - равнодушно спросил Тамакити.
- Ясно, пока они не ответили на наши требования, останемся здесь. И если нам предоставят судно - эта машина нам ни к чему. Я просто думаю, как выбраться отсюда, если они не примут наши условия и снова начнут выкуривать нас газовыми пулями.
- Я вижу, ты не очень-то веришь, что мы получим судно, - равнодушнее прежнего сказал Тамакити и стал поглаживать автомат, который и во время еды стоял рядом с ним.
- Интересно, как ты собираешься поднять машину? - спросил Такаки, подхватывая нить разговора, прерванную Тамакити.
- Я вовсе не уверен, что это возможно, - отвечал Красномордый, и заливавший его щеки багрянец пополз к шее. - Но если попытаться устроить взрыв рядом с машиной, вдруг она от взрывной волны снова встанет на колеса. Ведь она перевернулась тоже от взрыва, верно?
- Давайте взорвем у подножья холма пару гранат и посмотрим, что будет, - сказал Такаки.
Тамакити вскинул голову и глянул на Такаки. Но его опередил Красномордый.
- Нет, гранаты на это тратить нельзя, - возразил он. - Дело уж больно сомнительное.
- Как же быть? - спросил Такаки.
- Лучше я подберусь к перевернутой машине и, улучив момент, взорву у подножья холма динамит, - быстро ответил Красномордый, будто речь шла о пустяках.
- Да это чистое безумие, - насмешливо бросил Тамакити.
- Безумие? А не безумием ли мы занимались до сих пор? - парировал Красномордый. - Я и в Союз свободных мореплавателей вступил, и заперся здесь с вами, и сражаюсь потому, что это безумие как раз по мне.
- А ты уверен, что тебя не подстрелят? Сам же назвал свою затею сомнительной. Встанет ли машина на колеса? И удастся ли еще подложить динамит? - вмешался Такаки.
- Не знаю, встанет ли она на колеса. Но подложить где надо динамит я берусь, - сказал Красномордый. - Я уверен, именно такой безумный план и должен удасться. Великие люди в истории не раз делали вещи, которые поначалу всем казались чистым безумием.
- Ладно, хватит об этом, - отрезал Тамакити, поморщившись. - Дам тебе динамит. Сколько нужно-то? Подложишь слишком много - машину разнесет на куски, да и тебя самого зашвырнет черт знает куда...
- Боишься безумия? - насмешливо спросил Красномордый.
Тамакити, который раньше остро реагировал даже на безобидные насмешки Красномордого, спокойно встал и пошел в бункер за динамитом.
- Он на все согласен, лишь бы не требовали его драгоценные гранаты, - тихо сказал Такаки.
- Не будь Тамакити, мы бы давно остались без боеприпасов, и полицейские, отделав нас дубинками, выволокли бы всех отсюда, - вступился за него Красномордый.
- Думаешь взяться за дело, когда стемнеет? - спросил Исана.
- Нет, ждать до ночи нельзя, - ответил Красномордый чуть ли не испуганно. - Если им удалось убедить общественное мнение, что надо освободить заложников, значит, скоро начнут наступление. Забросают убежище дымовыми шашками, тогда я и выберусь отсюда.
- Но они наверняка будут стрелять газовыми пулями, и тебе придется туго.
- Надену костюм для подводного плавания, глаза прикрою маской, и слезоточивый газ мне нипочем, - заявил Красномордый. - Попробую нырнуть в мутное море, где вокруг не видно ни зги.
Он с присвистом сделал глубокий вдох, как пловец перед погружением. Мощный вдох его разнесся по всему убежищу, но Дзин не испугался и даже внимательно посмотрел на губы Красномордого, словно вылетевший из них звук был пением неведомой птицы. Этот взгляд заставил подростка покраснеть от радости.
- Дзин, это человек. Этот звук издал человек, - сказал Красномордый, выдыхая воздух.
Когда члены команды, отправив Инаго с Дзином в бункер, вернулись в рубку, Доктор, наблюдавший за происходящим через бойницу и слушавший радио, сообщил Исана:
- Ваша жена собирается приехать уговаривать нас. Ее ждут с минуты на минуту. У ограды автозавода находится штаб полицейских сил, и на пресс-конференции она сказала, что направляется туда, чтобы переубедить нас. Это передали по радио.
- А о нашем требовании предоставить корабль она говорила что-нибудь?
- Ни слова. Не сказала даже, что, как мать, просит полицию любыми средствами спасти заложников. Хотя наводящий вопрос был задан. Она ответила, что народ не должен склоняться перед насилием, пусть это и повлечет за собой отдельные жертвы. Короче, она из тех политиканов, что зовутся ястребами. Я, правда, не уверен, она ли это была, хотел пойти за вами. Но подумал, а вдруг они неожиданно пойдут в атаку, и остался.
- Моя жена - достойная ученица одного прожженного политикана. Хочет небось доказать избирателям, что из нее выйдет истинный политик...
- А может, избирателей больше впечатлил бы трогательный призыв страдающей матери, чей ребенок взят в качестве заложника? - спросил Такаки.
- В ней чувствуется американская школа, - ответил Исана. - Хочет воздействовать на избирателей, так сказать, чистыми методами. Мне это больше по душе.
- Интересно, какие условия она выставит? Что ж, подождем - увидим. Во всяком случае, если вместо стандартных фраз начнутся уговоры, это уже шаг вперед, - сказал Такаки. - Пусть с нами вступит в переговоры даже самый отъявленный ястреб, все как-никак уступка.
- Моя жена, должно быть, не верит, что мы с Дзином - заложники. Она понимает, что я ваш единомышленник. Кстати, она об этом не говорила? Если нет, значит, у нас еще есть надежда.
- А как она думает приблизиться к нам, чтобы начать переговоры? Тоже на машине "скорой помощи"?
- Нет, вряд ли, - сказал Такаки. - На "скорой помощи" они отправляют в тыл пострадавших полицейских, демонстрируя на весь мир заботу о стражах народных интересов. Скорее всего, прикатит на полицейской машине.
- Тогда для прикрытия они начнут обстрел дымовыми шашками и газовыми пулями, - с надеждой сказал Красномордый. - Этим-то я и воспользуюсь...
Бойницы в рубке были снова как следует заделаны. Оставив на третьем этаже наблюдателем Такаки, все спустились вниз и помогли Красномордому облачиться в костюм для подводного плавания. Одновременно велись необходимые приготовления в прихожей - обставлялась как бы сценическая площадка, откуда Красномордый должен был начать представление. Делалось все не ради него, а для защиты остающихся в убежище - на этом настаивал сам Красномордый. Как только он выскочит наружу, дверь снова должна быть забаррикадирована обломками железобетона. И сейчас их нагромождали в виде башни - обрушив ее одним толчком, можно было сразу завалить дверь...
- А вдруг тебя заметят у самой двери? Мы ведь ее завалим и быстро открыть не сможем, - спохватился Тамакити.
- Если заметят, я все равно не вернусь. Они небось сразу откроют по двери огонь газовыми пулями, - сказал Красномордый. - Тем более ее нужно срочно забаррикадировать.
- Сам говоришь: если заметят - конец. Может, лучше ничего не затевать? Ну доберешься, а дальше что? - проворчал Тамакити. - Это ведь чистое...
- Чистое безумие. Да? Я ведь сказал: именно поэтому дело, возможно, и выгорит, - заявил Красномордый.
Три часа тридцать пять минут. В убежище снова полетели дымовые шашки и газовые пули. Бойницы, выходившие на винтовую лестницу, заволокло белым дымом, стало темно, как под водой. Красномордый поправил маску и с шумом вобрал в себя воздух. Дверь открылась, и он выскочил наружу. В полосах света, как во время ливня при ярком солнце, ползли по земле густые белые, как пар, волны. Согнувшись, будто нырнув в воду, растворился в них Красномордый. Дверь тут же захлопнулась. Клубы слезоточивого газа успели все же ворваться в убежище и как злобные твари набросились на подростков. Они кашляли, задыхались, обливались слезами, глаза невозможно было закрыть: сразу начиналась нестерпимая резь.
- Не трите глаза, - предупредил Доктор. - Не трите, слышите. Это газ CS; пока не промоете глаза, не смейте к ним прикасаться...
- Хорошо бы забраться в бункер, но боюсь, открыв люк, напустим туда газа. Пожалуй, Дзину не следует дольше оставаться здесь, - с трудом произнес Доктор и снова закашлялся.
Никто не мог даже ему ответить. Все прислушивались к тому, что происходит за стенами убежища. Кашляя и хрипя, Доктор продолжал:
- Если газ CS попадет Дзину на кожу, я возьму его на руки, выйду наружу и сдамся. Союз свободных мореплавателей не вправе обрекать ребенка на такие страдания. Иначе я отказываюсь от обязанностей корабельного врача...
- Наш Союз всегда был свободным объединением. Каждый волен покинуть его под любым предлогом. Но я буду сражаться до конца, даже оставшись в одиночестве, в этом я тоже свободен, - заявил Тамакити.
Он с трудом встал, обмотав махровым полотенцем рот, вышел в прихожую, где плавал слезоточивый газ, и взбежал по винтовой лестнице.
- Из винтовок вроде не стреляли. Значит, Красномордого не заметили. В общем, пока все в порядке. Газовыми пулями они били по верхней части здания, так что и шальной пулей его вряд ли задело, - сказал Такаки.
- Да, но слезоточивый газ - штука серьезная, - усомнился Исана. - Сможет ли Красномордый свободно двигаться, когда кругом этот газ?
- Он на редкость здоровый парень. Три года был лучшим спортсменом Всеяпонской юношеской лиги. Он не дрогнет, если даже придется переплыть море слезоточивого газа, - сказал Такаки, но, увидев, как пострадали от газа Исана и остальные, сморщился, точно лизнул лимон.
Три часа сорок пять минут. Стрельба дымовыми шашками и газовыми пулями прекратилась. За стенами убежища стало тихо. Клубы дыма растаяли, вновь засияло солнце, и сразу вернулся яркий летний день. Глядя слезящимися глазами на эту резкую перемену, трудно было унять головокружение; казалось, с тех пор как началось сражение, для осажденных уже не раз день сменялся ночью. Прикорнув на полу, этим мыслям предавался один Исана, он был старше всех и первым выбился из сил. Как только дым стал рассеиваться, подростки прильнули к бойницам. Тамакити, подойдя к бойнице у винтовой лестницы - здесь раньше был пост Красномордого, - снова получил дозу слезоточивого газа и вынужден был еще раз промыть глаза.
- Кажется, Красномордый все-таки забрался в кабину полицейской машины, - сказал он. - Дверца, которая раньше была распахнута, закрыта.
- Неужели их наблюдатели не обратили на это внимания? - спросил Исана.
- Если и обратили, они теперь бессильны, - ответил Такаки. - А вот у нас в убежище дело худо.
Справа и слева от убежища появились новые полицейские машины. Если прибавить еще отряд моторизованной полиции, скрывавшейся среди саженцев на косогоре за убежищем, то окружение было полным. Все бойницы находились под прицелом снайперов, использовавших в виде прикрытия полицейские машины или стоявшие по обе стороны от них щиты...
- Если они начнут штурм, нам не выстоять. Стрелять по-настоящему умеет только один из нас, - сказал Доктор.
- Они уверены, будто у нас полно гранат и мы запросто отгоним всех, кто осмелится подойти поближе, - заявил Такаки.
- Теперь небось сразу поймут, что у нас с гранатами не густо, раз Красномордый, рискуя жизнью, вылез наружу с динамитом, - сказал Тамакити, язык у него, казалось, был налит свинцом. - Хотя бы ради этого Красномордому стоило взять гранаты...
- Ладно, он сделал все по-своему, - перебил его Такаки. - Чего зря болтать о человеке, когда его здесь нет; тебя это, может, и утешит, но ему уже не поможет. Единственный наш долг - прикрыть Красномордого.
- Укрывшиеся в здании, укрывшиеся в здании! - снова заладил громкоговоритель, и Такаки, не мешкая, вынул из бойницы заслонку. Исана сразу узнал этот голос, но почему-то ему казалось, будто женским голосом говорит господин Кэ. В голосе действительно были все модуляции, отличавшие дикцию старого политика, - будь Кэ женщиной, он, несомненно, говорил бы так же фальшиво. Но это была Наоби. - Я та, у которой вы потребовали судно. Но у меня нет желания предоставлять вам судно. Нет ни малейшего желания предоставлять вам судно. Оставьте свои глупые надежды. Ваши угрозы бесполезны. Выпустите заложников и немедленно выходите сами. Если вы выйдете, не усугубляя своих преступлений, я обещаю помочь вам на суде. Найму за свой счет для вас адвоката. Немедленно выходите. Ребенок, взятый вами заложником, умственно отсталый. Что может быть трусливее и бесчеловечнее этого? Выпустите заложников и немедленно выходите сами. У вас же нет никаких принципов, которые стоит защищать. Почему вы не сдаетесь? Ради чего совершаете свои преступления? Вы, кажется, надеетесь, будто вот-вот произойдет разрушительное землетрясение? Но вообще допустимы ли такие антиобщественные действия? Нет, они будут недопустимы при любом строе. Если будущее общество не избавится от подобных вам элементов, оно обречено на гибель. Никогда, ни в какую эпоху, ни в какой стране на земле люди не узаконят действий, которые вы намерены предпринять. Чего вы, в конце концов, добиваетесь? Вы сами линчуете своих товарищей и доводите их до самоубийства, вы убили полицейского и даже умственно отсталого ребенка захватили заложником... Вы, видно, вообразили, будто вам все дозволено? Вы не достойны называться людьми! Как я могу после всего предоставить вам средство для побега? Ваши требования вышли за рамки личных проблем. И я, даже если придется пожертвовать моим слабоумным сыном, ни за что не вступлю с вами в сделку. Ведь у меня есть долг перед людьми, перед моими согражданами, перед обществом. Да, я - мать. Я схожу с ума, думая о страданиях моего ребенка. Но, как член общества, я обязана выполнить свой долг. Я отвергаю все ваши требования. Выпустите заложников и немедленно выходите сами. Укрывшиеся в здании, укрывшиеся в здании, бросайте оружие и немедленно выходите. Вы трусы. Я не склонюсь перед вашей трусливой угрозой. Нет, не склонюсь, даже если в жертву будет принесен мой ребенок, мой умственно отсталый сын. Оставьте свои глупые надежды. Выпустите заложников и немедленно выходите сами. Это ваш последний шанс. Выпустите заложников и немедленно выходите, прошу вас...
- Ну и на ловкой же бабенке вы женились! - чуть ли не с восхищением воскликнул Такаки.
Исана был ошеломлен и не сразу нашелся, что ответить Такаки, успевшему вклиниться, пока громкоговоритель молчал и не начал опять повторять все сказанное.
В следующую паузу Исана попытался оправдаться:
- За всю нашу совместную жизнь я ни разу не слышал от жены такого длинного монолога. Человек становится старше и меняется...
- Вам нечего стыдиться, - сказал Такаки. - Но почему, говоря о заложниках, она упомянула лишь Дзина и полностью игнорировала вас? Неужели она поняла, в каких вы отношениях с нами? Может, и полиция так считает?
- По-моему, у полиции нет оснований делать на мой счет какие-либо выводы. Думаю, только жена начала в глубине души подозревать, что я действую как ваш сообщник или, по крайней мере, сочувствующий. Позавчера я ей рассказывал о вас, хотя весьма расплывчато. Поэтому она и говорила так осмотрительно, чтобы это никак не отразилось на ее политическом будущем. Свое обращение она записала на пленку и собирается, видимо, использовать в избирательной кампании.
- И при этом нагло утверждает, будто жалеет Дзина? В общем, и нашим - и вашим, ну и ловка! - повторил Такаки.
- Ее выступление заранее оправдывает моторизованную полицию, если, перейдя в наступление, они убьют и Дзина тоже, - мрачно сказал Такакити. - Для обалдевших от жары полицейских эти слова матери - как призыв перебить всех бандитов, не щадя и ребенка.
- Верно. Она все время повторяла "умственно отсталый ребенок", "слабоумный сын", укрепляя в полицейских предвзятое отношение к нам. Мол, эти психически неуравновешенные юнцы хотят сделать что-то страшное с ненормальным ребенком, - сказал Доктор. - Если она дошла до этого в своих расчетах, она не мать, а циничная дрянь. Разве можно, забыв, какой Дзин добрый и терпеливый, как прекрасно разбирается в голосах птиц, твердить: умственно отсталый, слабоумный!
Неподвижный воздух превратил рубку в баню, и кипящий возмущением Доктор вспотел еще больше.
- Когда мы жили втроем, одной семьей, Дзин был замкнут и никак не проявлял себя, - попытался оправдать жену Исана. - Сейчас для нас самое важное во всеуслышание опровергнуть ее клевету о планах Свободных мореплавателей. Может, начнем вещать через мегафон?
- Надо подготовить текст, - сказал Тамакити, пожав плечами.
- Сейчас нет времени для писанины, - стал убеждать его Такаки. - Раньше же у тебя здорово получалось!
- Теперь это сделаю я, - сказал Исана.
- Но ведь жена сразу узнает вас по голосу.