– А как вас зовут? – поинтересовался он.
– Катерина Ивановна, – ответила удивленная бабушка.
– Екатерина Ивановна, а что вы еще продаете?
– Помидоры, картошку… все сама выращиваю. Все очень вкусное. Только уже вечер, почти все разобрали.
– А дайте нам, пожалуйста, все, что у вас осталось. И пастернак, обязательно. Мы попробуем, да? – Он с улыбкой посмотрел на меня. Конечно. С удовольствием, – я улыбнулась сначала ему, потом бабушке.
Счастливая старушка, которой можно было уже не мерзнуть и спокойно собираться домой, огласила цену и трепетно раскладывала фрукты и овощи по пакетам. Он взял пакеты с овощами, аккуратно положил ей какие-то деньги на край маленького столика и быстро зашагал по направлению к водителю, который уже шел ему навстречу. У нас за спиной раздался возглас бабушки: "Сыночек… ты что? Ты что сделал? Ты с ума сошел… Спасибо, сыночек".
Я вышла на балкон… Шел дождь… Я молча смотрела, как крупные прозрачные капли предательски стекают по стеклу… Наигранные слезы сентиментальной осени… Я чувствовала его дыхание: дыхание дождя и дыхание человека, который стоял совсем рядом. Он не смотрел на дождь, он смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд также остро, как тогда… в аэропорту. Сколько времени прошло с тех пор, как я увидела его впервые? Две, три недели?.. Тогда откуда это знакомое ощущение, что я ждала Его всю жизнь и что этот дождь без Него уже не будет таким как прежде? В голове пульсировала только одна мысль: "Беги. Сейчас… пока не поздно. Едь в отель, домой, куда-нибудь". Да. В этот момент он молча обнял меня. Его рука скользнула по черно-белому изображению Моники Белуччи на моей футболке, и он тихо спросил: "Где шрам? Здесь?" Да. Шрам… здесь. Поздно. Хотя я все-таки успела что-то сказать про отель.
Каждый день с ним стоил сотни многих, прожитых до этого. Мне нравилось с ним молчать… нравилось, как он на меня смотрит… особенно по утрам. Я открывала глаза, и мне хотелось улыбаться, потому что его улыбка опережала мои первые предрассветные мысли… Мне даже нравилось по три часа ждать его в ресторане… он словно жил вне времени… так же, как и я… Ему я приготовила первый фреш в своей жизни… фреш, приготовленный для кого-то, кроме себя… С ним я попробовала вкрутить свою первую в жизни лампочку… и уничтожила скучный искусственный свет… а он искренне радовался за меня, потому что знал, что я предпочитаю солнечный… Впрочем, когда он решил вкрутить лампочку, у него это получилось не лучше – он уничтожил свет во всей квартире под мой радостный счастливый смех… Мы были одинаково не приспособлены к быту… мы не хотели ни с кем жить… мы одинаково любили безграничную свободу и одиночество, уважали молчание и чтили тишину… может быть, поэтому нам было так легко. Он заказывал все меню в ресторане… при этом мы почти ничего не ели, забирали домой, а потом выбрасывали. Меня забавляло, как он злился, когда интеллигентный украинский охранник в ресторане услужливо назвал его черный шарф "аксессуаром"… Мне доставляло удовольствие бегать по сказочному осеннему парку, просто думать о том, что он есть и не отвечать на звонки всего Мира. Я восхищалась его уважительным отношением к людям, которые круглосуточно на него работали или просто встречались на его жизненном пути. Мне нравилось, как он называл меня прекрасной девочкой или волшебной девочкой. Мне даже понравилось, как он сквозь смех назвал меня идиоткой, когда я не смогла ответить на вопрос, в каком году родился Ван Гог:
– Я не помню, в каком году родился Ван Гог… у меня плохая память на даты… но я восхищаюсь его картинами. Зато я знаю, что в Париже, в "Grand Palais", сейчас проходит ретроспективная выставка Клода Моне… и я обязательно туда попаду. И что это за вопросы в четыре утра?)))
– Лучше спи, – говорил он сквозь смех. – И обними меня качественно.
– Что значит спи? Идиоткой меня еще никто не называл. Хотя я действительно впервые в жизни чувствую себя идиоткой… рядом с тобой.
– Ну… должен же быть хоть один человек в этом мире, рядом с которым ты почувствуешь себя идиоткой… – Он дразнил меня, и даже в темноте я видела его улыбку.
– Да… должен быть. И я очень рада, что ты есть.
– Рыжик… ты прекрасная девочка. Можно я буду называть тебя Рыжик?
– Ну… это определенно лучше, чем идиотка.
– Ты очень умная девочка.
– Это ты к чему сказал?
– Что за вопросы? "К чему ты это сказал?" Просто сказал, что ты умная девочка. Ты же не идиотка?
Мы смеялись сквозь сон. На следующий день он улетит, а я – уеду. Он нежно сжимал мою руку во сне. Так я и проснулась, а он все продолжал держать меня за руку… Противный рассвет… на этот раз мне захотелось уничтожить солнечный свет, но я не знала, где выкручивается небесная лампочка.
Мы растерянно ходили по квартире и почему-то не спешили собираться. Он сел в кресло, внимательно на меня посмотрел и сказал:
– Рыжик, мне не нравится, что ты уезжаешь…
– Почему? Ты же все равно улетаешь. И зачем я тебе?
– Хороший вопрос… "Зачем?"… По большому счету, каждому из нас вообще никто не нужен. Я привык к тебе. И ты мне очень нравишься.
– Ты мне тоже очень нравишься. Ты ко мне привык?
– Да, сразу же, как только увидел тебя. Не в аэропорту… а когда ты приехала. Странные у нас отношения, да?
– Да. И разговор у нас какой-то странный. Если учитывать то, что мы почти не знаем друг друга.
– Почему странный разговор? Ты практически жила со мной. Знаешь, удивительно: ты приехала, и я сразу стал на ноги, вышел на улицу… и за несколько дней почти выздоровел. И настроение у меня стало лучше. Так что, видишь, ты была права. Ты действительно поднимаешь настроение. Я, как все…
– Да, но ты не как все… – тихо сказала я.
Мы молча собирали вещи… Мне хотелось поскорее уехать… сбежать… остаться одной. Я небрежно упаковала какие-то джинсы, куртки, майки… и в уггах упала в кресло. Хотелось курить…дико. Он продолжал собираться. Я не могла на него смотреть. Мне казалось, что если я встречусь с ним взглядом, я больше не смогу сдерживать слезы. Это было знакомое ощущение.
– Рыжик, что ты делаешь? – спросил он, укладывая какие-то книги в свой черный рюкзак.
– Скучаю по тебе.
– Скучаешь по мне? Сейчас?
– Да.
– Ты будешь со мной работать? Я же еще в аэропорту тебе об этом сказал или ты забыла?
– Нет.
– Что "нет"? Забыла или не будешь со мной работать?
– Не забыла. Я не буду с тобой работать.
– Почему? – удивился человек в черном.
– Я не смогу с тобой работать. Мне так кажется. Я знаю, что такое быть с тобой… даже жить с тобой. Это потрясающе. Но я не знаю, что такое работать с тобой. И если выбирать между первым и вторым, то я предпочитаю оставить себе на память первое.
– Но я не понимаю, что тебе делать в Днепропетровске. Или полетишь в Париж?
– Полечу. Обязательно. Знаешь… ты второй мужчина в моей жизни, которому бы мне хотелось показать свой Париж…
– Это ты мне мстишь за то, что я тебе сказал, что "ты у меня первая"? – он улыбался.
– Во-первых, я у тебя действительно первая… после кори. А во-вторых, я не шучу… – Я рассмеялась.
– А первому мужчине, которому ты хотела показать свой Париж… Ты показала?
– Нет.
– Рыжик, ты мне чего-то не договариваешь. Ты скрытная девочка. Это был твой бывший муж?
– Нет. С ним в Париже я как раз была…
– Какой кошмар… – Он смеялся. – А почему ты до сих пор живешь в его квартире?
– Потому что когда мы "временно расходились", он настоял на том, чтобы я осталась в этой квартире. Хотя он, в отличие от меня, прекрасно знал, что мы расходимся навсегда. В своих мыслях он уже был с другим человеком, но мне оставил совсем другую причину. У него не хватило мужества сказать мне правду. Он прекрасно знал мое отношение к жизни: я ценю свою свободу и уважаю свободу других людей. Никто никому не принадлежит в этом мире. А он просто врал мне в глаза, хотя я спокойно задавала ему конкретные вопросы, и ему достаточно было просто кивнуть. Я считаю, что в сорок лет мужчина должен отвечать за свои поступки и за свои слова. В противном случае он просто мальчишка. И мне не интересно, каковы мотивы его поведения и его лжи. Либо говори правду – либо вообще ничего не говори. Он даже грамотно подвел меня к тому, чтобы я первая предложила расстаться и временно пожить отдельно. Когда мы расходились, он смотрел на меня печальными глазами и говорил, что будет мне помогать, пока мы будем жить отдельно. Через три месяца я случайно услышала, что он женился. А еще через пару дней он, узнав о том, что мне рассказали правду, прислал sms-ку: "Привет. Давай как-то разбираться с квартирой". Зато эта ситуация показала мне, что у меня есть настоящие друзья. Ладно… По большому счету, мне не нужна эта квартира. Я вообще люблю жить в отелях и перелетать из страны в страну. Но мне бы хотелось, чтобы он хоть чему-то научился в жизни. Возможно, в следующий раз он будет поступать с людьми по-другому. А может и нет… Ну… и мне просто интересно посмотреть, какие шаги он будет предпринимать… потому что, на самом деле, он очень хороший человек…
– А он предпринимает какие-то шаги? – спросил мой друг с улыбкой.
– Да… он периодически устраивает sms-голосование. – Я смеялась.
– В смысле?
* * *
Обсидиановый замок, принадлежавший когда-то Даме Теней, мрачной, неприступной громадой вздымался на фоне затянутого свинцовыми тучами неба. Высокие башни подпирали острыми шпилями небосвод, а их черные, гладко отполированные стены тускло блестели в свете трех лун.
Возведенный среди скал древний величественный замок и сам казался утесом со множеством вершин, растущим из земли не одну сотню лет. Никто уже и не помнил, кто и когда построил цитадель. До появления Фриды фон Шпильце здесь жила Мортианна Лефевр, знаменитая Красная Королева, но и она была не первой обитательницей жуткой твердыни, одним своим видом наводящей ужас на путников. Теперь же замок принадлежал хироптерам, словно ему на роду было написано вечно становиться обителью тех, кого опасаются и ненавидят.
Алекс Грановский вышел из старинного каменного зеркала, установленного на скалистой вершине, и тут же поплотнее запахнул свою короткую курточку – ледяной, пронизывающий ветер едва не сбивал с ног.
Парень приблизился к краю глубокой пропасти, и каменистое плато раскинулось перед ним во всей своей жуткой красе. Вся растительность здесь была выжжена дотла, огромные черные валуны выглядели так, словно оплавились от жара и применения боевой магии. На каменном склоне соседней горы из белесого тумана вырастала мрачная громада Пантеона, далеко внизу виднелись руины гигантской хрустальной пирамиды, у которой и произошло судьбоносное сражение повстанцев с Демонической Пятеркой и ее приспешниками. Среди расколотых камней все еще были заметны черные рытвины каналов, в которых когда-то горело пламя. Это место наводило страх одним своим видом, оно полнилось ужасными воспоминаниями, пропиталось кровью врагов и союзников Созерцателей, павших в великой битве.
Алекс осторожно двинулся вниз. Зеркало, из которого он вышел, находилось довольно далеко от обсидианового замка, и юному Созерцателю пришлось долго спускаться со скалы, ловко перепрыгивая с одного выступа на другой, а затем снова подниматься на соседний склон по извилистой каменистой дороге.
После кровопролития здесь редко ступала нога человека. Дорога выглядела заброшенной, ее частично засыпали большие камни, скатившиеся с крутых горных склонов. Никто их не убирал, поскольку хироптерам дорога была не нужна, они предпочитали летать. А люди здесь не ходили. Кто в здравом уме сунется в логово монстров, издавна славящихся своей кровожадностью?
Вскоре Алекс вышел на просторную прямоугольную площадь перед воротами замка, вымощенную черными блестящими плитками шестиугольной формы.
Высоко в небе друг за другом сверкнули четыре яркие вспышки. Золотые грифоны возникли в скоплении облаков над площадью и, сделав большой круг, начали спускаться вниз. Вскоре всадники уже стояли на площади. Алекс поспешил к ним.
Макс и Камилла были в восторге от грифонов. А вот Глория, которой раньше не приходилось совершать подобные перелеты, вся дрожала от волнения и страха и поминутно нервно откидывала за спину растрепавшиеся волосы.
– Тебе понравилось? – спросил Алекс у Глории. – Что-то странный у тебя вид!
– Трудно делиться впечатлениями, когда с перепугу прикусишь язык, – сдавленно пробормотала в ответ девушка.
Алекс звонко расхохотался. Корнелиус хмуро взглянул на него и расправил складки на своей дорожной мантии. Он уже собрался сделать очередное замечание, но тут над остроконечными башнями черного замка взвились тучи крылатых монстров.
– Они нас заметили, – проговорила Камилла, с ужасом глядя по сторонам.
В несколько секунд хироптеры заполонили собой все пространство над площадью. Созерцатели встали чуть плотнее, но внешне не выказали ни малейшего признака страха.
– Нужно сохранять спокойствие. – Алекс ободряюще сжал руку Глории. – Хироптеры, как дикие животные, чувствуют, когда их боятся. И это приносит им удовольствие.
– Я сдерживаюсь изо всех сил, – шепнула в ответ Глория. – Но их так много! Еще немного – и я хлопнусь в обморок!
– Я с трудом удерживаюсь, чтобы не вытащить меч, – сквозь зубы проговорил Макс. – Не встречался с хироптерами со времен битвы с Демонической Пятеркой!
– Официально у нас перемирие, – напомнил ребятам Корнелиус, – поэтому оружие нельзя доставать ни в коем случае. Только если кто-то решит напасть. Ах да! Еще одно предупреждение, о котором я только что вспомнил!
– Еще одно? – обернулась к нему Камилла.
– К самому Каю близко не подходите, старайтесь держаться от него на расстоянии! Этот поганец унаследовал от матери кое-какие способности к черной магии. В частности, он умеет порабощать человека одним поцелуем. Вспомните о Дельфине и ее последних выходках… Она и сама по себе была та еще заноза, а Кай своим темным даром сделал ее просто неуправляемой.
– Это только к девушкам относится, – спокойно произнес Макс.
– Ко всем! – отрезал Корнелиус. – Я понятия не имею, на что способен сын баронессы фон Шпильце. Может, способности этого крылатого демона и на мальчишек распространяются!
У Макса и Алекса одновременно вытянулись лица. Камилла не сдержалась и громко фыркнула.
Хироптеры начали снижаться, но от гостей держались на порядочном расстоянии. Видимо, дело было в грифонах, которые с четырех сторон защищали ребят и Корнелиуса Гельбедэра.
Касаясь земли, хироптеры – что-то вроде гигантских летучих мышей, покрытых мехом и чешуей, – вставали на задние лапы и принимали человеческий облик. Правда, странные это были люди. Почти двухметрового роста, тощие, сутулящиеся при ходьбе. У них были узкие, бледные лица, остроконечные уши, плотно прилегающие к черепу, и удлиненные зубы, напоминающие клыки диких животных. Широкие кожистые крылья за спиной в сложенном виде превращались в длинные черные плащи.
– Приветствую вас на земле хироптер! – раздался зычный голос.
Толпа оборотней почтительно расступилась, и вперед вышел мужчина лет пятидесяти. Черный бархатный плащ стелился за ним по плитам площади.
– Если не ошибаюсь, господин Корнелиус Гельбедэр? – поинтересовался он, кланяясь и прижимая костлявую правую руку к груди.
– Да, это я. – Корнелиус также учтиво склонил голову, приветствуя незнакомца.
– Я помню вас, господин Гельбедэр. Мы встречались на Совете после падения Императора и Властелинов. Что привело вас в нашу скромную обитель?
– К сожалению, мне неизвестно ваше имя… – сдержанно проговорил Корнелиус.
– Барон Джанго, правая рука короля Гуар… – Джанго осекся и тут же поправился: – Молодого короля Баринкая!
Корнелиус представил своих юных спутников. Сотни горящих глаз уставились на них так, словно монстры только и ждали приказа к нападению. Созерцатели вдруг ощутили себя маленькими овечками перед стаей голодных волков. Глория не сводила испуганных глаз с рук барона Джанго – его длинные, тощие пальцы, унизанные дорогими перстнями, оканчивались острыми, кривыми когтями. И даже Алексу стало неуютно среди такого скопления хироптер.
– Мы с деловым визитом к королю Баринкаю, – произнес Корнелиус, покончив с приветствиями. – Он сможет нас принять?
– Разумеется, – кивнул барон Джанго. – Следуйте за мной.
Глава шестая
Обскурум
Высокие двустворчатые ворота замка отворились. Барон пошел вперед, показывая гостям дорогу. Его слуги остались на своих местах, выжидающе наблюдая за путешественниками.
Прежде чем последовать за Джанго, Корнелиус оглянулся и посмотрел в глаза грифону Осту. Тот издал громкий клекот, от которого многие хироптеры нервно вздрогнули, а затем, ударив крыльями, взмыл в воздух. Норд, Зюйд и Вест взлетели за ним. Грифоны поднялись на крышу одной из обсидиановых башен и замерли, оглядывая окрестности замка. Алекс точно знал, что они никогда не улетят без Корнелиуса и его спутников.
Сотни хироптер с громкими криками взвились над землей, снова меняя облик, и разлетелись во все стороны. Площадь мгновенно опустела.
А Корнелиус с юными Созерцателями вошли в замок и зашагали по большим темным залам и коридорам с высокими сводчатыми потолками.
Температура в замке стояла такая, что изо рта вырывались облачка пара. В высоких витражных окнах зияли огромные дыры. Создавалось впечатление, что местные обитатели совсем не нуждаются в тепле. Потолки казались черными от скопления хироптер, которые свисали с них вниз головами. От вида сотен и сотен монстров путешественников пробирала дрожь.
– Могу я поинтересоваться, какое дело у вас к молодому королю? – спросил на ходу барон Джанго, обернувшись к Корнелиусу.
– Думаю, будет лучше, если мы обсудим все с ним самим, – уклончиво ответил стеклянный старик.
– Разумеется, – кивнул Джанго. – Я лишь хотел сказать… что наш король юн и неопытен. Поэтому некоторые вещи лучше обсуждать с более умным и зрелым…
– С вами? – закончил его тираду Корнелиус.
Джанго снова учтиво ему поклонился. Он был крайне вежлив, но Созерцатели явственно ощущали угрозу, исходящую от хироптеры. Барон напоминал ядовитую змею, скользкую и холодную, готовую ужалить в любой момент.
– Как Баринкай справляется с правлением? – поинтересовался Корнелиус.
– О, он очень старается, – ответил барон Джанго, – но в некоторых вопросах, как я уже сказал, королю не достает опыта. А иногда и твердости духа. В этом он совсем не похож на своего отца, покойного Гуарила.
– Гуарил правил вами железной рукой? – осведомился Алекс.
– Скорее, острыми когтями и клыками, – ответил барон Джанго. – Баринкай излишне мягок, многие придворные это отмечают.