– Не расстраивайтесь, дедушка, – торопливо проговорил он. – Я думаю, вы всё потом вспомните. Мировая литература знала немало примеров, когда после травмы головы человек терял память, а потом она возвращалась. Давайте мы ваше имя угадать попробуем. Я вот читал об одном сказителе, например, так его звали Баян.
– Гармошка такая, что ли? – прозвучало из-за плеча Ивана.
Не оборачиваясь, он понял, что вернулся Агафон.
– Это ты не подумавши молвил, – с улыбкой отозвался старик, и его бледно-голубые глаза ожили на худом морщинистом лице и залучились смехом. – Баян – от старинного лукоморского слова "баять" – говорить, значит. Для волшебника – потеха, а для сказителя – самое подходящее имя. Лебедь – по поднебесью, мотылек – над землей: всякому свой путь. Да только не отзывается мое сердце – не то, значит…
– Ну, тогда… – маг мысленно порылся в списке старинных имен и предположил: – Тит?
– Никанор?
– Илья?
– Семен?
– Аристарх?
– Святослав?
– Захарий?
– Епи…
– Стой! – старичок замигал глазами на Агафона. – Как ты последнее сказал?
– Последнее? – наморщил лоб Агафон. – Не помню… На "З", по-моему, что-то… Зоил? Зосима? Зиновий? Зенон?… А, Зах…
– Вспомнил! – расцвел старик. – Вспомнил! Дед Зимарь меня называли!
– Зимарь? – озадаченно переспросил маг. – А такое разве есть? Это от слова "зима", что ли?
– Может, это не имя, а прозвище? – догадался Иван.
– Может, и прозвище, – задумавшись, согласился дед. – Но лучше уж маленькая сушка, чем дырка от большого бублика. Хоть что-то вспомнили – и то хорошо. А имя… глядишь, и оно придет. Со временем.
– Будем надеяться… – вздохнул чародей, но тут же весело добавил: – А, кстати, я речку нашел – иди умойся, царевич лукоморский, а то я рядом с тобой дальше не пойду!
Умыться – это максимум, на что согласился Иванушка. Стирать одежду в холодной воде и потом ждать, пока она высохнет на бледном октябрьском солнышке или, тем более, надевать ее сырой, он отказался наотрез. Да его никто об этом и не просил.
Правда, возникла было идея вернуться в избушку Бабы-Яги, но за отсутствием клубка, который указал бы дорогу обратно, долго она не прожила.
– Баба-Яга? – нахмурил брови дед Зимарь. – Помнится мне – была такая в этих краях чуть не с незапамятных времен. Не столько злая, сколько вредная. Но народ ее уважал, – поспешно добавил он, быстро оглянувшись по сторонам, как будто опасаясь, не подслушивает ли его эта Яга в ближайших кустах или обернувшись белкой. – Вы от нее идете?
– От ее избушки, если быть точным, – ответил Иван, с трудом выбирая участок воды, свободный от камышей и приступая к водным процедурам.
– Саму ее дома не застали, – уточнил Агафон.
– Вернется – серчать будет, – покачал головой старик. – Еще вдогонку бросится, чего доброго.
– Вряд ли. Судя по следам, в последний раз она была дома лет пять назад.
– Пять лет? – схватился за голову дед. – Пять лет?! Так сколько же это я мертвяком недвижимым здесь под листочками-грибочками пролежал-то, а?!..
– А ты помер – какой год был?
– Не помню… Ничего про себя больше не помню, сынки… Ни-че-го…
– Ну а местный ты или нет, помнишь? Места эти помнишь? – не унимался чародей.
– Не знаю… То кажется, что знакомые места… А то – что в первый раз вижу… Если б заметку какую – горку приметную, или плес, или поле – а то лес кругом, и лес…
Старик расстроенно замолчал.
Подул легкий ветерок – и зашуршали, заходили камыши, как будто большая рыбина приплыла и стала тереться о стебли.
– Ну ладно, – отбросив подальше пучок сухой травы, которым он чистил свой кафтан, кивнул Иванушка. – Нам дальше пора. Сейчас Агафон наш клубок путеводный запустит и пойдем за ним. Агафон, ты клубок-то взял, не оставил там?
– Взял, взял, – буркнул студиозус.
– Маленькое, кругленькое, а за хвост не поднимешь, – вдруг хитро улыбнулся старичок.
– Что? – не понял Агафон.
– Это ты должен сказать, что. Это же загадка такая, – засмеялся Зимарь.
– Загадка? Ну, тоже мне – загадка, – снисходительно усмехнулся маг. – Это репка.
– А почему это ее за хвост не поднимешь? – не понял Иван. – Очень даже поднимешь.
– Ну… Тогда – мышь.
– А почему круглая?
– Крупы объелась!
– А с хвостом как быть?
– А поди-ка, подними-ка ее за хвост!
– А что?
– Убежит!
– А если дохлая? И к тому же она у тебя крупы объелась! Как же она убежит!
– Ну, Иван, какой ты нудный! Если тебе мои отгадки не нравятся, свои предлагай! – надулся волшебник.
– Я думаю… – Иванушка почесал за ухом. – Это мяч.
– Почему мяч?
– Потому что круглый.
– А где же ты видал у мяча хвост? – с видом экзаменатора, изобличающего на экзамене школяра со шпаргалкой, подпер бока руками волшебник.
– Нет хвоста. Поэтому и не поднимешь, – пожал с победоносным видом плечами царевич. – Игра ума! Правильно, дедушка?
Зимарь снова заливисто захохотал, да так, что даже обиженный Агафон бросил дуться и заулыбался.
– А положи-ка, что ты в руках держишь, Афонюшка, на землю.
Чародей послушался.
– А теперь возьми за кончик нитки и подними.
Он наклонился, хотел схватиться за конец нитки, но тут же разогнулся и захохотал:
– А и верно ведь! Я же отгадку в руках держал! Ну и хитер ты, дед!
– Это не я хитер, а народ наш, – развел руками тот. – Он много загадок придумал – а нам теперь развлечение.
– А ну-ка, загадай-ка еще загадку какую-нибудь! – попросил разохотившийся Агафон.
– А может, мы сначала клубок запустим? – намекнул ему Иван.
– А, клубок…
Как будто легкое облачко набежало на солнышко.
– Клубок… Да, конечно, запустим. Проще простого.
– И прикажи ему, чтобы помедленнее катился – с нами пожилой человек, – напомнил ему царевич.
– Сам знаю, – покривился маг, отошел от клубка на пару шагов и сделал несколько плавных округлых пассов похолодевшими вдруг руками.
Сначала ничего не произошло, и Агафон хотел было уже обрадоваться, как внезапно из клубка высунулись восемь гибких розовых ножек с крошечными копытцами, и он без предупреждения резво кинулся в речку.
– Эй, эй!!! Стой!!! Ты куда!!! – чародей снова взмахнул руками, пытаясь остановить своевольный моток ниток, но было поздно. Он скрылся под водой и вопреки всем законам физики больше на поверхности не показывался. – Кабуча…
На волшебника было жалко смотреть.
Если бы на месте того был кто-нибудь другой, то Иванушка всенепременнейше накричал бы на него, набросился бы с кулаками… Ну или сказал бы что-нибудь колкое. Если бы придумал.
Но это был Агафон.
– Ты… не расстраивайся… – сделал шаг к нему царевич и взял за руку. – Ну подумаешь… клубок… Мы что-нибудь другое… изобретем… чтобы не заблудиться здесь… И к Серафиме… вовремя… успеем… Наверное.
На лице мага было написано, что лучше бы уж Иванушка накричал на него и набросился с кулаками.
– А куда вы идете – путь держите, молодые люди, – впервые поинтересовался старик.
– В царство Костей, – с надеждой вскинул на него глаза Иван – уж не вспомнит ли дед еще что-нибудь полезное?
– Никогда про такое не слыхал, – с сожалением пожал плечами тот. – Не могу помочь, извините меня, старого…
– Я могу, – раздался хрипловатый бас у них за спиной со стороны реки.
Все трое развернулись, как по команде и, по крайней мере, двое из них ожидали, что придется тут же бежать. Но такого не ожидал никто из них – Иванушка готов был поспорить даже на единственное одеяло.
Раздвигая камыши, то ли всплыла, то ли проявилась из состояния мимикрии… женщина. Похожая на тех, что пираты вырезали на носах своих кораблей, чтобы напугать противников.
Но, нет – это было не все. Или не совсем. Или не только.
Пока Иван определялся с наречиями, женщина продолжала появляться, или проявляться, и теперь на всеобщее обозрение показалась ее широкая, похожая на утиную, горизонтальная спина, так же, как у птицы, покрытая жесткими серыми перьями.
Все трое временно лишились дара речи.
– Ну, чего смотрите, – не слишком любезно задало вопрос и вызывающе сложило руки на груди явление. – Женщину не видели? Или утку?
– В-видели, – нервно кивнул Агафон.
– И женщину видели, и утку, – подтвердил Иван.
– А вот такое чудо чудное, диво дивное – в первый раз видим, сколько живем, – развел руками дед Зимарь.
– И слышим, – уточнил маг.
– И читаем, – невпопад завершил царевич и смутился.
Дивовище вздохнуло.
– Это правда… Мало нас осталось. А ведь мы – существа древние, творения первых детей первых богов Белого Света.
– Как это?
– Очень простая и печальная история, – торжественно поджала губы уткоженщина. – Когда первые – старшие древние боги были заняты, создавая Белый Свет, и оставить своих деток им было не с кем, они, чтобы те не плакали, а хоть чем-то потешились, давали им корзину с игрушками. А в той корзине лежали еще не разбросанные по Белому Свету люди, рыбы, насекомые, животные… Но малышня разыгралась, и чтоб было забавнее, стала разбирать игрушки на части и собирать совсем по-другому. Голову от одного, туловище от другого, ноги – от третьего… Конечно, потом, когда старшие боги обнаружили это, они чадушек своих нашлепали и поставили в угол на двести лет, наспех исправили, что попалось на глаза, а что нет – то так и полетело в мир… Вы, наверное, слыхали про кентавров, русалок, сфинксов, утконосов… А узамбарские боги – так они вообще все из нашего брата да сестры. Местные люди так впечатлились, увидев их…
Дивовище вздохнуло, высморкалось и продолжило свое повествование.
– Но мало того, что мы появились на свет такими… непохожими на других… Как будто в издевку, хотя на самом деле они пытались загладить вину своих детишек, старшие боги наделили нас почти бесконечным веком. И вот теперь мы живем, пока не придет нам конец, И ВСЕ ЭТО ТАК УЖАСНО ОДНООБРАЗНО И СКУЧНО!!!
Люди переглянулись, и уткоженщина, перехватив их взгляды, продолжила:
– Вы хотите попасть в царство Костей, я подслушала. Я не знаю, где это и что это, и знать не хочу, но вверх по течению, на том берегу, есть деревня. Там вы могли бы все повыспросить. Я могу отвезти вас на своей спине, но не думайте, что мне это приятно. Я не лошадь. Поэтому я потребую с вас плату.
– Сколько?
– Что?
– Но зачем?
– Старик должен всю дорогу загадывать мне загадки.
– Но зачем?…
– СКУЧНО, – снова, сделав большие глаза, прогундосила уткоженщина, и Иванушка подумал, что, наверное, ее человеческой половине сейчас холодно, в отличие от птичьей, и насморк скоро перейдет в синусоиду. Или ринусит? Или в синусо…идит?……идет?…едит?… Как это называл их придворный знахарь, когда давно, в детстве, по заданию матушки пугал их с братьями, заставляя зимой всегда ходить в шапках? А интересно, к зиме она на юг улетает, или тут плавает в какой-нибудь проруби? И питается лисами, начитавшимися сказок про Серую Шейку?
– …Но если я хоть одну отгадаю – я сразу же нырну, – капризно-злорадное окончание коммерческого предложения дивовища вернуло царевича, уплывшего невзначай в воспоминания и размышления, в здесь и сейчас.
– Но зачем?! – не претендуя на оригинальность, в третий раз воскликнул Агафон.
– Я же сказала – СКУЧНО, – скроило физиономию явление. – Вы выбирайте. Дальше по этому берегу – непроходимые дебри. Через реку вам самим не переправиться – течение на середине сильное. Условие мое знаете. Ну, так что, гуси-лебеди?
– Но вы…
– Но мы…
– Согласны, – хитро прищурился дед Зимарь. – Когда отплытие, пава величава? Извини, не знаем, как звать тебя – величать, по имени называть.
– Плывем сейчас, – уткоженщина ткнула пальцем на утиную спину. – А зовите меня просто Матрена. Мне сегодня это имя нравится.
– Так у тебя что ж – каждый день новое имя? – удивился чародей.
Матрена с отвращением поглядела на него и, преувеличенно жестикулируя, как желают это при разговоре с глухими или тупыми, повторила:
– СКУЧНО. Повеселюсь сегодня. Ваши загадки – раз плюнуть. Я живу долго, все видела, все знаю. Про клубок могли не догадаться только такие пентюхи вроде вас, людей. Когда отгадка сама в голову просится. Ну что, не испугались?
– Вперед! – вызывающе выпятив подбородок, Иван сделал первый шаг на посадку.
За ним последовали и его спутники – дед Зимарь, лукаво усмехающийся в бороду, и специалист по волшебным наукам Агафон со своим неразлучным мешком, все еще красный, вспотевший и злой от принародного позорища с треклятым клубком, и дернула его нелегкая у Бабы-Яги в избушке его с чердака спустить.
Оттолкнувшись где-то под водой от дна утиными лапами, явление развернулось и поплыло от берега.
– Ну, начинайте, – прогнусавило оно, и Зимарь начал.
– В лес идет – домой глядит. Из лесу идет – в лес глядит. Отгани-ка нашу загадочку, пава.
– Хм… – потерла подбородок кулаком Матрена. – В лес идет… Домой… Из лесу… Опять же в лес… Хм… Ну, так это я знаю. Это мужик. В лес идет грибы собирать – и оглядывается. Ну, что, угадала?
– А еще-ка подумай, красавица, – усмехнулся старичок.
– Чего? Неправильно, что ли? – обиделось дивовище.
– Нет, родимая, неправильно.
– Это почему? По-моему, угадала. Мужик. Идет в лес – смотрит назад. Из лесу – смотрит в лес.
– Так ить упадет он, ежели назад смотреть будет, а не под ноги, – засмеялся дедок.
– Хм… И верно… почесала в свалявшейся копне неопределенного цвета волос Матрена. – Назад идет… В лес смотрит… А, поняла! Это рак! Он задом ходит наперед, а смотрит-то назад!
– Ай, опять не угадала, пава!
– Это почему еще?
– Раки задом наперед не ходят, дорогая-золотая ты наша. И зачем раку из леса да в лес ходить?
– А-а… Чтоб тебя… – плюнула уткоженщина в досаде. – Ну, хорошо. Сдаюсь. Кто это?
– Топор у мужика за поясом.
Даже по спине ее было видно, как она нахмурилась и шевелит губами, совмещая загадку с отгадкой.
– Ну, так не честно, – наконец повернулась она к пассажирам. – Вы полегче чего задавайте. А то – нырну.
– Ну полегче так полегче, – без споров сдался Зимарь и выдал на-гора:
– В лесу выросло, из лесу вынесли, на руках плачет, а по полу скачут.
– Кто скачет? – уточнила Матрена перед тем, как задуматься.
– Все, – просто объяснил Зимарь. – Кто слышит, как плачет – те и скачут.
Матрена подумала, и пришла к выводу:
– Так это лешаченок, поди. В лесу вырос, из лесу его забрали, ему у людей плохо, вот он и плачет.
– А скачет кто?
– Н-ну… Люди скачут?
– Зачем?
– Может, у них от его плача голова болит, – с сомнением предположила Матрена и выжидательно оглянулась.
– Ох, не угадала, сердешная, – хлопнул себя по коленкам Зимарь. – Ох, опять не угадала. Ну, что? Али сдаешься, али как?
– Как – не угадала? – сердито поджала губы уткоженщина. – Что значит – не угадала? А что это, по-твоему?
– А балалайка, милая, балалайка. Из дерева лесного деланная, играешь в нее – будто плачет, а народ пляшет.
– А-а… Хм. И верно. Балалайка. Подходит. Кхм. Ну, ладно. Дальше давай, дед. Да только полегче, полегче выбирай! А то ить нырну часом.
– Да ведь как скажешь, пава-величава, – поклонился дед и продолжил: – Синенька, маленька, по городу скачет, всех людей красит.
Лицо у Матрены вытянулось.
– Маленькая девочка-хулиганка сама упала в краску и теперь всех тоже пачкает?
– А нет, пава. Не угадала, – заухмылялся дед. – Это иголка стальная, всех одевает-украшает.
– Хм. А ну, еще загадай!
– Висит груша, нельзя скушать.
– Тетя Груша повесилась?
– Светильник под потолком!
– Ах, чтоб тебя!.. А ну, еще!
– Ладно. Вот такую теперь загадку, красавица, отгани. Пришли воры, хозяев украли, а дом в окошки ушел. Ты это сама, поди, бессчетное множество раз видала, сразу скажешь, легкая загадка.
– Да? – возмущенно изумилась Матрена. – Да врешь ты все, старик! Да рази ж такое возможно, чтобы воры хозяев крали! Ну а дом – что я, думаешь, дома не видела? Как дом может уйти в окошки? Что ты несешь такое? Так и скажи, что быть такого не могет!
– А вот и могет! А вот и могет! – Зимарь только что не хихикал. – Сдаешься, али как?
– Сдаюсь, – многозначительно прищурилось дивовище. – Нут-ка, говори свою отгадку, ежели такая есть.
– Да как ей не быть, пава, – взмахнул руками старичок. – Это же пришли рыбаки, рыбу из сетей вытащили, а вода в ячейки вытекла.
– Как, и всё?!.. – неизвестно, что у уткоженщины открылось шире – рот или глаза. – И верно ведь… Ай да старик! Ай да язык помелом! А ну, еще загадай!
– Да легко! – Зимарь вошел в азарт. – Четыре четырки, две растопырки, третий – вертун.
– С… сдаюсь!
– Корова!
– А еще! – тут не на шутку разохотилась и Матрена.
– Стоит копна посреди двора, спереди вилы, сзади метла!
– Сдаюсь!
– Корова!
– Еще!
– Стоит сноха, ноги развела, всех кормит, сама не ест.
– Корова?
– Соха!
– Еще!
– Скоро ест, мелко жует, сама не глотает, и другим не дает!
– Соха?
– Пила! Шла свинья сквозь быка по железному следку, хвост смолевой!
– Н-не знаю!
– Иголкой сапоги тачают!
– Еще!
– На ямке, ямке, сто ямок с приямком!
– Еще!
– Наперсток! А нут-ко, эту загадку отгани! Пошел я по тух-тухту, взял с собой тав-тавту, нашел на храп-тахту; кабы да не тав-тавта, съела б меня храп-тахта!
– Ну, ты даешь, старик! Это даже не выговорить!
– Пошел я по лошадь, взял с собой собаку, нашел на медведицу, пава!..
– А ну, еще давай!
Расслабившись на покрытой жесткими перьями, без устали двигающейся под ними спине дивовища, Иван и Агафон с улыбками наблюдали за дуэтом Матрены и Зимаря.