Он воздавал дань: "Я приходил посмотреть, действительно ли ты так велик, как все говорят, и убедился, что ты идеально подходишь для того, чтобы быть мастером самого императора!"
Каждый шаг Нан-е оказался верным. Когда Танка попытался развернуть свой коврик, тот остановил его: "Этого не нужно". Тогда он сделал несколько шагов назад, и Нан-е сейчас же сказал: "Правильно".
На это Танка сделал несколько шагов вперед. Нан-е сказал: "Неправильно".
Танка обошел вокруг Нан-е... Обойти вокруг Нан-е - это символ огромного уважения; завершенный круг - это выход из источника и новое возвращение к источнику как к цели. Совершая полный крут, он выражал: "Ты совершенно просветленный, полностью просветленный. Мне нечего спросить, нечего сказать". Он просто ушел, без слов, без вопросов. Этих символов было довольно.
Нан-е прокомментировал (когда Танка ушел): "Прежние золотые деньки далеко".
Прежде это было совершенно обычным - просветление. Найти такого человека, как Танка Теннен, было самым обычным делом; но те золотые дни прошли, и люди теперь до того ленивы, что не сделают даже нескольких шагов назад, внутрь.
"Лет через тридцать", - предсказывал он, - "к этому парню не подступишься".
Он так молод, и уже обладает поразительной ясностью, он уже просветленный. Через тридцать лет, когда он станет зрелым человеком и его круг завершится - он уже начал двигаться к завершению... Нан-е говорит: "Лет через тридцать этот человек будет одним из величайших мастеров, каких когда-либо знал мир. Тогда к нему не очень-то подступишься.
Якусай написал:
Первые заморозки,
Мой путь лежит на северо-восток,
обращенный к звездам.
Таков путь каждого, кто углубляется в медитацию. Кажется, что вы углубляетесь в медитацию, но одновременно что-то в вас поднимается ввысь, к звездам. Это происходит одновременно. Корни уходят в глубину, а дерево растет ввысь.
Медитируя, вы создаете корни глубоко в своих истоках. Напитавшись, ваше сознание начнет движение к звездам - колонна света уходит к запредельному.
Первые заморозки.
Мой путь лежит на северо-восток,
обращенный к звездам.
Человек медитации, куда бы он ни шел, всегда движется к звездам, потому что он всегда движется к источнику насыщения. Когда он укрепился корнями в земле, у него нет проблем. Где бы он ни был, он движется все выше и выше, подобно ливанскому кедру. Эти древние деревья - им сотни, тысячи лет - по-прежнему растут вверх, к звездам. Красота этих деревьев просто напоминает нам, что таков же путь человеческого сознания: глубже в землю, выше в небо.
Вопрос Маниши:
Возлюбленный Ошо,
Д. Т. Судзуки описывает два различных типа "видения", обозначенные двумя разными китайскими иероглифами.
Я уже сказал вам, Д. Т. Судзуки все еще в уме; отсюда разделение. Даже видение разделяется на два типа.
Д. Т. Судзуки описывает два различных типа "видения", обозначенные двумя разными китайскими иероглифами. "Кан" состоит из руки и глаза и значит "наблюдать объект как независимый от наблюдателя" - объективное знание. Вы смотрите на дерево. Дерево отлично от вас, это один вид видения.
"Видимое и видение есть две отдельные сущности".
С другой стороны, иероглиф "Чин" составлен из одного глаза и двух распрямленных ног; он означает чистый акт видения, Судзуки рассматривает различие между этими двумя типами видения как "революционное в истории дзенской мысли".
Во-первых, дзен не есть мысль. Во-вторых, акт чистого видения вообще нельзя называть "актом чистого видения". Что вы видите? Для видения - для того, чтобы видеть - вам необходим объект.
Медитирующий выходит за пределы объекта и за пределы субъекта, за пределы первого китайского иероглифа, "кан", который означает двойственность - видящий и видимое, познающий и познаваемое - и второго иероглифа, "чин", который означает чистый акт видения. Однако само слово "видение" значит, что там есть что-то, иначе как вы можете видеть? Что вы увидите? Если ничего нет, видение исчезает, появляется бытие.
Потому я ни в чем не соглашусь с Д. Т. Судзуки. Эти два типа видения являются просто умом, логикой, рациональностью, но не медитацией, не дзен. Дзен выходит за пределы видения и за пределы видимого. Он входит в бытие - просто бытие, совершенно тихое, созвучное с существованием.
Там нет двойственности, нет также и единства - вы должны понять это - потому что если двойственности нет, вы не можете назвать это единством. "Один" немедленно предполагает "два"; потому Гаутама Будда не пользуется словом "единство". Он использует слово адвайта - недвойственность. Оно имеет огромное значение.
Когда вы говорите "один", тут же вы вспоминаете про "два". Как может один существовать без двух, трех, четырех, пяти, шести, семи?.. Один - это число; оно просто предшествует двум. Если существует один, тогда последуют тысячи чисел, миллионы, триллионы. Этому нет конца. Если вы начали с одного - значит, вы пустились в долгое путешествие без конца.
Чтобы избежать этого, был найден окольный путь: не говорить "единство с существованием", а говорить "недвойственность". Это в точности то же, что и единство, но из-за языка возникают трудности. Разве может существовать один без двух? Так что не говорите "один", просто скажите: "не два". Подразумевается единство, но говорить это не обязательно. Оно невыразимо, но сказав "не два", вы указали направление. Вы намекнули на него простым жестом - не поднимая никакого шума. Это просто намек.
Судзуки упускает суть. Революционный шаг - это не дзенская мысль, а опыт дзен. Этот опыт является "недвойственностыо". Там нет видящего и нет видимого, есть просто бытие.
Время Сардара Гурудаяла Сингха.
Дайте свет! Я люблю видеть, как мои люди смеются. Я категорически против серьезности, но, к несчастью, должен обсуждать серьезные вещи. Однако это хорошо - сделать вас сперва серьезными: тогда смех приходит гораздо легче. Тогда он дает огромное расслабление.
Малыш Альберт вбегает в сельский магазин и подскакивает к прилавку.
- Эй, мистер, - кричит он старому Джо, хозяину. - Когда мой папа чинил крышу, лестница выскользнула из-под него. Сейчас он висит, уцепившись пальцами за подоконник верхнего этажа!
- Сынок, - говорит старый Джо, - ты попал не туда! Тебе нужна полиция - и поспеши!
- Нет, - говорит Альберт, - вы не поняли. Мне не хватает пленки для видеокамеры!
В одно прекрасное воскресное утро на Чудную Полянку Веселеньких Придурков приехал старый отец Фунгус. Гость проповедовал в маленькой часовне приюта умалишенных. Он рокотал и бушевал на своей кафедре, он вопил о проклятии и адском пламени, он ворковал о Божьей милости и нежных эманациях Святого Духа... и вдруг Придурок Мелвин вскочил с места, воздел руки в воздух и закричал:
- Дерьмо собачье! Неужели мы должны выслушивать этого идиота?
Придурок Мелвин, улыбаясь, уселся обратно. Наступила зловещая тишина. Отец Фунгус в крайнем
замешательстве обернулся к директору госпиталя доктору Дерьмоуту.
- Боже мой! - сказал, заикаясь, священник. - Мне замолчать?
- В этом нет необходимости, святой отец, - позевывая, отвечал Дерьмоут. - Больше этого не повторится. Придурок Мелвин говорит что-нибудь дельное только раз в семь лет.
Два известных любителя музыки, кардинал Катзасс и Папа Польский потягивают вино и болтают о том, о сем в личных покоях Папы в Ватикане.
- Вы знаете, - говорит Катзасс, обращаясь к Папиному известному интересу к клубничке, - у меня есть очень необычная музыкальная знакомая.
- Правда? - говорит папа.
- Да, - продолжает Катзасс. - Я обращаюсь с ней, как с гитарой - прижимаю вверху, а играю внизу, и получается замечательная музыка!
- Что ж, - говорит Папа Польский, - должен признаться, что у меня тоже есть очень необычная музыкальная знакомая.
- Неужели? - восклицает Катзасс.
- Да, - продолжает Папа. - С моей я обхожусь, скорее, как с грампластинкой. Я укладываю ее, и мы занимаемся прекрасной музыкой. А минуты через три я переворачиваю ее!
Ниведано...
Возлюбленный Мастер, Томас Мертон понял суть?
История Томаса Мертона очень грустна. Возможно, он был одним из западных людей, подошедших к дзен очень близко. Он обладал чувствительностью поэта; другие подходят к дзен при помощи своего интеллекта, своего ума. Томас Мертон подходит к дзен при помощи своего сердца. Он чувствует его, но он не смог испытать прямого опыта, о котором говорит. Он мог бы стать первым мастером дзен на Западе, но ему помешала католическая церковь.
Томас Мертон был траппистским монахом под началом Ватикана. Траппистские монахи это - сильнее всего истязающие себя аскеты в христианстве. Возможно, поэтому их и назвали траппистами (Trappists) - пойманными (trapped) навсегда.