- Они бы сюда вообще не поперлись! На кой черт? Ну, пропал человек, меньше проблем, больше сухарей и солонины. И дукатов с пиастрами на нос, барракуда. Может, его заказали? Твой КБ? Сперва аварию подстроили, видят, выжил, они тогда его сюда заманили и кокнули, труп в болото, "Понтиак" в воду. А мы действительно нос суем. И без пушки.
- Ладно, будет фантазировать. Меня лично КБ просил. Успокойся, дыши глубже.
- Так для отмазки! Чтобы ты потом на следствии показал все правильно. Да еще и неизвестно вообще для чего, - добавил Пашка, косясь на дом с заколоченными окнами. - Не нравится мне здесь. Аура какая-то подозрительная. И бабка эта страхолюдная. Одета во все какое-то черное. Может, она на самом деле все слышит и видит.
М. Глинников с Владом засмеялись.
- Как это у вас, газетчиков, в медицинских статьях называется? - спросил Влад.
- Типичные явления абстинентного синдрома. Сиречь - похмелье.
- Мудаки, - огрызнулся Пашка. - А у самих газетчиков же опыта больше. Один за другим окочуриваются от цирроза.
- Моя печень в порядке.
- Спасибо Галине.
М. Глинников взглянул на Пашку.
- Была бы у меня такая супруга, - ответил на его тяжелый взгляд Пашка, - я бы тоже не злоупотреблял, может. Сам удивляюсь, куда я смотрел, когда в ЗАГС шли. Наверное, на Райкину подружку, а не на мою обезьяну.
- Ладно! Сворачивайте дискуссию, - попросил Влад. - Лучше подумайте, как нам дальше быть. Предпримем мозговой штурм.
При последних словах Пашка поморщился и дотронулся до мокрого от пота виска. И как будто желая причинить именно ему еще большую боль, неожиданно где-то совсем рядом закричал все тот же ржавый петух. Крик доносился уже из-за угла дома слепой.
- Нет на тебя пушки, барракуда! - прорычал Пашка.
- Оставь его в покое. Он имеет право, - сказал М. Глинников.
- А как насчет того, чтобы не вставлять мне отмычку в мозг?
- Ты кого имеешь в виду? - спросил М. Глинников.
- Мозго…, - Пашка выругался.
- Компаньоны! - призвал их Влад. - Ваши соображения? Как нам узнать имя этого населенного пункта? Во-первых. Во-вторых, что делать, если мы прибыли туда, куда следует?
- Ответ очевиден, - сказал М. Глинников, перекладывая старый финский плащ из руки в руку. - Надо занять где-то наблюдательную позицию и подождать, не появится ли здесь кто-то еще.
Пашка фыркнул от возмущения, глаза его остекленели.
- Бред какой-то сивой кобылы! - воскликнул он. - Мы можем торчать здесь до третьего пришествия.
- Почему третьего? - поинтересовался М. Глинников.
- А я знаю? - с неудовольствием откликнулся Пашка. - Жиды говорят одно, православные другое, исламисты третье. Полная энтропия. Может, и первого не было.
- Э, это явно чужие разборки, - сказал Влад. - Ближе к делу.
- Чего это чужие? - возразил Пашка. - Исламисты лезут изо всех щелей. Так и норовят подложить свинью, бомбу, говорят, богоугодное дело.
Влад глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
- Это имеет хоть мизерное значение для нашей проблемы? - тихо спросил он. - Имеет или не имеет? - повторил он, слегка свирепея и пронизывая собеседников поистине арктическим сине-зеленым взглядом.
- Ну-у… - М. Глинников вытянул губы трубочкой.
- Конечно, имеет! - выпалил Пашка. - Иной раз сам задумаешься… э-эх! мать моя женщина, барракуда, все помирать будем. А дальше? Труба?
- Темный тоннель и свет впереди? - уточнил М. Глинников, осклабясь.
- Да нет, полный капец, - объяснил свое понимание трубы Пашка.
- Можешь не беспокоиться, один из кругов тебе обеспечен, - сказал Влад.
- Какой круг?
- Такой, где стоят по пояс, а напиться не могут.
- Воды?
- Если бы воды, - усмехнулся М. Глинников, подхватывая шутку.
- Так я уже там!! - закричал Пашка.
- Итак, насколько я понял, коллеги, есть два предложения, - сказал Влад. - Ожидать и срочно рвать отсюда.
Пашка кивнул, бормоча "срочно".
- Срочно рвать, - продолжал Влад, - несмотря на то, что у бабки в избе полные ведра и дрова нарублены. Несмотря на то, что мы даже не знаем точного названия этого населенного пункта. Короче, ни в чем не уверены. Но можем предполагать, что здесь есть еще кто-то.
- Мм, - простонал Пашка, - я не все понимаю из вашего доклада, командир, но мне кажется, все проще. Как говорится, верь глазам своим, и точка. Где "Понтиак"? Это не инвалидка, которую можно загнать в крапиву.
- Там предлагалось наоборот не верить глазам своим, - возразил М. Глинников. - Вот он, наш посконный алогизм. Наверное, здесь лучше действовать вопреки очевидному.
- Нет, у Крылова-то в чем была фишка? - спросил Влад. - Как раз в том, чтобы верит глазам, а не надписям. Не верь глазам своим, увидев на клетке слона надпись "Моська".
- Это вообще-то Прутков, а не батюшка…
- Ты бесценный член экипажа. Что бы мы без тебя делали?
- Заблудились бы в надписях, - сказал тот.
Пашка вытаращился на них.
- Или у меня такой бодун, барракуда, или - он у вас, - проговорил он.
- Значит, на этой деревне написано: НИКОГО НЕТ, КРОМЕ СТАРУХИ. Но мы не верим надписи и остаемся, чтобы проверить свои догадки и развеять сомнения, - заключил Влад. - Логично?
Пашка в задумчивости поскреб тугую потную щеку.
- У меня есть такое ощущение, что мы увязаем, - сказал он, посматривая по сторонам, - по уши… Кстати, а на том заколоченном доме какая надпись? ПУСТ?.. Ну, пойду уж посмотрю, раз пошла такая логика. - И он двинулся мимо поленницы дров и кустов сирени к соседнему дому, перепрыгнул канаву. Влад с М. Глинниковым наблюдали за ним. Из окошка бабкиной избы смотрела черно-белая кошка. Вверху реяли белогрудые ласточки, ознобно цвиркая. "И откуда здесь берется мука? - рассуждал Влад. - Не с вертолета же сбрасывают?"
Из дома с заколоченными окнами вышел Пашка. У него было кислое лицо, но что-то в нем таилось. Пашка смахнул с плеча сор, паутину и вдруг показал какую-то бумажку.
- Пляши, Ватсон! Тебе письмо! - воскликнул он, идя к ним. - Вот, читайте, кэп. - Он сунул мятый конверт Владу.
Тот разглядывал грязный прямоугольник бумаги с выцветшими каракулями. "Не разберешь", - пробормотал он.
- Чего там разбирать, - Пашка ткнул пальцем, - "куда" - Глинская обл., Еленевский р-н, дер. НОВАЯ ЛИМНА.
- А кому письмо? - спросил М. Глинников, заглядывая через плечо Влада.
- Как кому? Глинникову М. и остальным следопытам.
- Пра… Стерлось.
- Дай-ка. - М. Глинников взял конверт. - По-моему, Пра-со-ло-ву. Или "вым". - А откуда?.. Тут пятно.
- Ниоткуда. Главное: вот вам НОВАЯ ЛИМНА! - торжественно провозгласил Пашка. - Я же чуял, что там что-то найдется. Пожалуйста. А вообще там полный срач. Входя, сразу можно свалиться в погреб, - полы наполовину разобраны. Меня только шестое чувство спасло. Или седьмое. Со счету собьешься с этими парапсихологами и всякими Чумаками.
- И что нам дал этот эксперимент? - спросил Влад. - Тезис верен? Не верь глазам своим? Даже в ПУСТОМ ДОМЕ можно что-то отыскать. Но людей ты там не встретил?
Пашка поежился и встряхнулся.
- Сквозь потолок кусок толя свешивается - натуральный жмурик. Если б не яма на выходе, сразу выскочил, а так пока по балке пробирался, одумался, повернулся, смотрю: да это какая-то рвань! Но мне показалось, что там кто-то бывает. Зверь или человек. - Пашка оглянулся на дом и передернул плечами. - Больше я туда не пойду. Нехорошо на душе, блин, как-то. Как будто там кого-то замочили.
Влад посмотрел на него.
- Ладно, что тут топтаться, паранойю распалять. Ретируемся.
- Куда? - с надеждой спросил Пашка.
- Сядем на опушке, подождем немного.
- Сколько?
- Ну, час.
- Ловлю на слове, капитан! - воскликнул Пашка. - Глинников, ты слышал? Сверим часы!
* * *
Откуда-то из-за леса наплывал звук мотора. Они замолчали, прислушиваясь.
- Техника?
Вскоре стало ясно, что это самолет. Небольшой самолет летел довольно низко над лесистыми холмами напротив леса, где они сидели на опушке в серебристых травах с метелками.
- Пожарники? Или ваш КБ собственной персоной?
Они провожали самолет взглядами.
- А помните "Последний дюйм"? - вдруг спросил Влад.
Все посмотрели на него, на растрескавшуюся кожанку, отец Влада, Андрей Никитаев, был летчиком гражданской авиации; Влад в военкомате просился в Воздушные Силы, но его заперли на море, в Северодвинск. Но и до и после службы Влад больше любил землю - колесить по дорогам на "Яве", потом на "Чезете" в летном кожаном шлеме отца и в его прочной куртке, мечтая о настоящем "Харлей Девидсоне" с рабочим объемом цилиндров 1300 кубов и пятиступенчатой коробкой передач.
- Еще бы, - сказал М. Глинников и тихо напел. - "Какое мне дело до вас до всех, а вам - до меня!" Апофеоз индивидуализма в стране лучезарного коллективизма. Такое не забывается.
- Крутой был мужик, барракуда.
- Этот фильм был путеводной звездой, - сказал Влад. - Я его вспоминал над Атлантикой, сидя с банкой "Будвайзера", купленного в Хитроу на пересадке, в лайнере по дороге в Новый, черт, свет!
- А "Генералы песчаных карьеров"? - спросил М. Глинников. - "Старик и море", "Праздник, который всегда с тобой"?
- Что-то я таких фильмов не бачил, - заметил Пашка.
- И "ABBA", - добавил Влад. - Кстати, впервые я его увидел в глуби Скобаристана. Гнал после дембеля на запад, думал схватить сразу за хвост свободу и уже не упускать. Проезжал мимо кинотеатрика-сарая в заштатном городишке, глядь - чуть не обомлел: "ABBA". "Яву" поставил в соседнем дворе, зашел в подъезд, типа, живу здесь, ну или к кому-то в гости, чтоб не угнали, а сам через пять минут вышел и в кинотеатр. Так не только посмотрел фильм, но и познакомился с юной скобарейкой в тугой юбчонке, пил кубинский ром.
- Ах! - воскликнул Пашка, ломая загорелые руки с толстыми запястьями. - Все это так охренительно!.. Особенно про ром.
- Вшивый все про баню, - мрачно реагировал Влад, приваливаясь спиной к березе, скрещивая руки на груди и закрывая глаза.
- Если бы я знал, что будут такие догонялки, взял бы транзистор.
- Ну и взял бы.
- Так я думал, сразу на озера, а там не поскучаешь.
- Ты любишь детективы, Паш? - спросил М. Глинников.
- Кто их не любит. Засасывает, зараза.
- По-твоему, как ведутся расследования? Это только в кино все мечутся как ошпаренные.
- Да какое это расследование. - Пашка махнул рукой. - Давай расскажи про скобарейку, Влад.
- Что я тебе, Шехерезада, - отозвался Влад, зевая.
М. Глинников лежал на боку, подперев голову рукой и грызя травинку. Пашка сидел на сухом бугре и озирался по сторонам, высматривая толмача, как они называли между собой того, кто должен был здесь появиться и разрешить все их сомнения. Хотя, какие тут могут быть еще сомнения? Они молчали, слушая лесные шорохи и неясные писки, чьи-то вскрики. Комары донимали их, и Влад попросил Пашку развести дымокурчик. "Да уже тут осталось всего-ничего", - проговорил Пашка, но нарвал бересты, наломал веток, зажег костер. Запахло берестяным дымом…
* * *
- Тю-ю-фффя-а-гин! - вдруг прокричал Пашка, сложив ладони рупором, так, что все вздрогнули, Влад открыл глаза, М. Глинников выплюнул травину. Эхо вернулось от зеленых склонов.
- Паранойя продолжается? - с неудовольствием спросил Влад.
Пашка торжествующе указал на часы.
- Корабельный колокол пробил час, барракуда! Я хотел попрощаться с техническим директором. Пора отвечать за свои слова, капитан "Алого".
- Лучше назови его "Алое", звучит как-то лучше, - посоветовал М. Глинников.
- Это же лекарство?
- Ну, а в трюме не лекарство против бодуна?
Пашка засмеялся, сглатывая обильную слюну.
- Если только его по-тихому не угнали какие-нибудь активисты, забулдыги времен перестройки, отряд имени Пуго. Или любители тихой охоты - грибники.
- Наркоманы, что ли?
- Влад, звони в ставку, докладывай обстановку.
Влад потянулся, надавил кулаками на скулы, лоб, подбородок, разминая лицо.
- Я, честно говоря, прикорнул бы здесь хорошенько… - Он посмотрел на сатанеющее круглое лицо Пашки и ухмыльнулся. - Нет, все так все. Сворачиваемся. Как уговорились. Отосплюсь в Скобаристане после ухи. Уха-то будет, старик-и-море?
Пашка патетически потряс руками.
- Только выпустите меня отсюда!
Влад медленно встал, отряхнул видавшую виды куртку, оглянулся на деревню… то, что осталось от деревни Новая Лимна, сунул руку в карман и достал мобильник, начал набирать номер.
Глава шестая
Вечером Алекс выехал на аллею, оставив позади черные кривые дороги Вороньего леса, уже сумеречного. А сосновые маковки Пирамиды еще купались в солнце. Аллея пестрела тенями и солнечными зелеными полосками, похожими на перья какой-то гигантской птицы. Приближение к горе всегда вызывало особенное чувство. Как его назвать? объяснить? Вопрошал Алекс речь. Или, наоборот, она его вопрошала. Это было чувство осмысленности пространства, его завершенности. И весь путь от города к горе представлялся каким-то незыблемым извечным маршрутом. Это был маршрут мифологической мысли. Весь мир ими расчерчен, говорил еще Егор. И радовался, что им повезло нащупать его, стать не просто досужими туристами, а странниками, егерями Зеленого Грабора. Ну да, он следовал мысли римлян о гениях мест. Позже Алекс нашел у Павла Флоренского почти ту же мысль, но выраженную несколько иначе; он говорил о местах наименьшей и наибольшей благоуханности. Этот Край был благоуханен посреди равнин; а гора за лесом - эпицентр благоухания. И в нем восходил гений Местности - Зеленый Грабор.
Это была эмблема их карты. Но эта эмблема, простое сочетание слов, со временем становилась чем-то большим. Зеленый Грабор уже был символом, и в нем текли живые соки памяти - не только дальней, но и ближней. Он был нежен и прозрачен, как дымка апрельских лесов. Призрачен, порой едва уловим, и все-таки несомненен. По крайней мере, для Алекса. (Или он заблуждался?) (А кто это говорит?).
Это чувство - можно назвать его паломническим - зарождалось, дрожало где-то в солнечном сплетении ранним утром под Карлик-Дубом. Установлено опытным путем. Поэтому сворачивать на Волчий Остров было необходимо. Ночевать, чтобы рано проснуться от звука птичьих крыльев - фрр! - с которыми они садятся на растяжки. Там тоже было место сквозняка. Сквозняк этот был особого характера: предутренний. В ранние минуты Алексу всегда представлялось, что палатка под лапой орешника находится где-то на склоне. Это был склон начинающегося дня. Из-за леса взлетал солнечный маятник. Время было огромно, как Арарат. Времени было - непочатый край. По коре полз муравей, шевеля чуткими антеннами, настраивая их на солнце. А затем медленно восходить - хотя это впечатление было абсолютно субъективно - к Вороньему лесу, засыпанному сучьями и прошлогодней листвой, с брусничными мхами, малинниками, плодоносящими грибницами лисичек, - и дальше, на Аллею, а потом еще выше, - чтобы соскользнуть взглядом с железного четырехножника.
…Алекс опасался увидеть на горе, например, рабочих, или даже экскаватор.
Что будет дальше, он не знал. Но уже ясно было, что в понедельник не выйдет на работу. И это будет, скорее всего, крахом его карьеры на ДОЗе. С прогульщиками там поступают сурово. Вряд ли поможет заступничество тещиного знакомого. Впрочем, впереди еще целая ночь.
(Не знал он и того, что кто-то вместо него уже начал: бульдозеры глазели на мир разорванными окнами и внутри, на сиденьях серели зрачки увесистых булыжников в белом хрустком крошеве.)
Алекс сразу понял, что на горе кто-то был, еще на полпути к вышке. Сюда уже сто лет никто не поднимался, кроме него. А сейчас была пробита целая тропа в иван-чае. В траве он заметил окурки, конфетную обертку. Возле самой вышки, ржавой и отмеченной птицами, любившими подставлять перья ветру, теплело серое кострище. Алекс прислонил велосипед к сосне, перевел дух, огляделся. В кустах он обнаружил груду жердей. Продолжил обход горы и наткнулся на свежий шурф. Значит, все так и есть, тот мужик говорил правду. Алекс разглядывал шурф. А у него была надежда, что здесь ничего не найдут, кроме глины. Или даже, что в горе сокрыта скала. Нет! Песок и гравий. Будущие плиты очередной панельной девятиэтажки, убогих гнездилищ для задроченных индустриальной эрой рабов, куда они без всяких возражений впустят голубоглазых троянских коней TV и будут вкушать свои дешевые наслаждения, думая, что это и есть свобода и счастье, что ничего другого, кроме футбола и фальшивых улыбок президентов и разнообразных проституток, они не достойны. Хотя здесь, на горе ясно, что для них закрыт весь мир. И со стороны Иерихонской Горгоны, этой Горожанки со змеиной короной, весьма предусмотрительно отдать приказ о ломке гор. Вот этой конкретной горы. Ведь сражение между мирами не кончается, город и деревня навечно враги, Вороний лес - против ваших убогих парков с каруселями, Карлик-Дуб - против ваших памятников палачам и архитекторам иерархии, сиречь вертикали власти, Луга Мануила - против залитых асфальтом площадей, Белый лес - против резиденций с колоннами, флагами и ментами; и когда-нибудь Ворон выклюет ваш державный глаз, - там, где будет поле последней брани. Пусть в это и трудно поверить.