- Я имею в виду, почему они не носят шлемов, как полисмены в Лондоне? Почему они выглядят как почтальоны? Это нечестно. Любой бы на моём месте оконфузился. Я стоял себе спокойно на мостовой, никого не трогал, когда парень, похожий на почтальона, подошёл ко мне и ткнул меня дубинкой под рёбра. Я не понимаю, почему я должен терпеть, когда почтальон тыкает меня под рёбра. Я не для того проплыл три тысячи миль, чтобы какой-то почтальон тыкал меня под рёбра.
- В том, что вы говорите, есть смысл, - согласился Джордж. - Как вы поступили?
- Я его отпихнул, знаете ли. У меня, знаете ли, жутко вспыльчивый характер. Все Бассингтон-Бассингтоны, если вы знаете, обладают жутко вспыльчивыми характерами! А затем он поставил мне фонарь под глазом и отволок в этот омерзительный участок.
- Я сейчас всё устрою, старина, - сказал я и, вытащив пачку банкнот, отправился на переговоры, оставив Сирила с Джорджем. Должен признаться, я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Чело моё было покрыто морщинами, и вообще я воспринял происшедшее как дурное предзнаменование. Пока этот придурок жил в Нью-Йорке, я за него отвечал, а у меня сложилось такое впечатление, что он относится к тем придуркам, за которых приличный человек не согласится отвечать и двух минут.
Вечером, когда я вернулся домой и Дживз подал мне виски, я довольно долго размышлял о Сириле.
Я никак не мог избавиться от ощущения, что его визит в Америку отразится на мне далеко не лучшим образом. Я ещё раз перечитал рекомендательное письмо тёти Агаты и снова убедился, что она квохчет над придурком, как курица над яйцом, и считает делом моей жизни охранять его от всяких бед, пока он живёт в одном со мной городе. Мне стало легче на душе при мысли о том, что Сирил сошёлся с Джорджем Гаффином, потому что старина Джордж был человеком серьёзным, без всяких там экивоков. После того, как я заплатил за Сирила штраф, они отправились на дневную репетицию "Попроси папу", болтая, как два закадычных друга. Насколько я понял, они договорились вместе пообедать. Пока Сирил находился под неусыпным оком Джорджа, мне не о чем было беспокоиться.
Мои размышления прервал Дживз, который принёс мне телеграмму. Вернее, это была каблограмма от тёти Агаты, и вот что в ней было написано:
"Сирил Бассингтон-Бассингтон уже прибыл? Ни в коем случае не вводи его в театральные круги. Жизненно важно. Подробности письмом".
Я перечитал текст несколько раз.
- Странно, Дживз!
- Да, сэр.
- Жутко странно и совсем непонятно!
- Сегодня вечером я вам больше не нужен, сэр?
Само собой, если он даже не желал мне посочувствовать, с этим ничего нельзя было поделать. По правде говоря, я намеревался показать ему каблограмму и спросить у него совета. Но если он дулся на меня из-за лиловых носков, noblesse oblige Вустеров не позволял мне опуститься до униженных просьб.
- Нет, спасибо, можешь идти.
- Спокойной ночи, сэр.
- Спокойной ночи.
Он исчез, а я продолжал сидеть, обдумывая сложившуюся ситуацию. Я напрягал свою бедную черепушку не менее получаса, стараясь разобраться, что к чему, когда раздался звонок. Я открыл дверь и увидел на пороге Сирила, который, по всей видимости, находился в приподнятом настроении.
- Если не возражаете, я зайду на минутку, - весело сказал он. - Мне надо сообщить вам одну изумительную новость.
И он скользнул мимо меня и исчез в гостиной. Когда я запер дверь и присоединился к нему, он стоял у окна и читал каблограмму тёти Агаты, хихикая самым непотребным образом.
- Наверное, мне не следовало читать чужих телеграмм, но я увидел своё имя и не удержался. Знаете, Вустер, мой старый друг, всё это смешно, спасу нет. Не возражаете, если я выпью? Огромное спасибо, и прочее, и прочее. Хотите, посмеёмся вместе? Гаффин дал мне небольшую роль в его музыкальной комедии "Попроси папу". Блеск, знаете ли! Я, знаете ли, чувствую себя на седьмом небе!
Он залпом опрокинул виски и продолжал говорить. Казалось, он не обратил внимания, что я не заплясал от радости.
- Знаете ли, я всегда хотел стать актёром, знаете ли, - сообщил он, - но мой добрый, славный папан не соглашался ни за какие деньги. Стоило мне заикнуться на эту тему, он начинал вопить как резаный. Вот почему я приехал в Америку, если хотите знать. Если б я пошёл на сцену в Лондоне, кто-нибудь тут же настучал бы на меня папану, поэтому я всё обмозговал и сказал, что поеду в Вашингтон подучиться на дипломата. Здесь мне никто не помешает!
Я попытался вразумить придурка.
- Но рано или поздно ваш отец всё узнает.
- Подумаешь! К тому времени я буду доброй, славной звездой. У него язык не повернётся меня ругать.
- Зато со мной он не станет церемониться.
- Вы-то здесь при чём? Какое отношение вы имеете к моей театральной деятельности?
- Я познакомил вас с Джорджем Гаффином.
- Это верно, старичок, это верно. Совсем забыл вас поблагодарить. Ну ладно, мне пора. Завтра с утра репетиция "Попроси папу", так что мне надо выспаться. Чудно, что я собираюсь играть в "Попроси папу", когда именно этого я не собираюсь делать. Вы поняли, что я имел в виду? Что? Что? Ну, пока-пока!
- До свидания, - сказал я и проводил придурка до двери. Затем я кинулся к телефону и позвонил Джорджу Гаффину.
- Послушай, Джордж, как насчёт Бассингтон-Бассингтона?
- Что насчёт Бассингтон-Бассингтона?
- Он говорит, ты дал ему роль в твоей пьесе.
- Ах, да. Несколько строк.
- Но я только что получил пятьдесят семь каблограмм из дома, где меня просят и на пушечный выстрел не подпускать его к сцене.
- Прости, но Сирил именно тот, кто мне нужен. Ему просто придётся сыграть самого себя.
- Послушай, Джордж, старина, для меня это - нож острый. Моя тётя Агата прислала ко мне этого придурка с рекомендательным письмом, и она решит, что во всём виноват я.
- Она лишит тебя наследства?
- Дело не в деньгах. Но… Видишь ли, ты не знаешь мою тётю Агату, поэтому мне трудно объяснить. Она самый настоящий вампир в юбке и не даст мне покоя, когда я вернусь в Лондон. Она съест меня со всеми потрохами и не подавится.
- В таком случае не возвращайся в Лондон. Оставайся здесь и стань президентом Америки.
- Но, Джордж, старина…
- Спокойной ночи.
- Но послушай, Джордж, дружище!
- Ты не уловил моей последней фразы. Я сказал "спокойной ночи". Вы, праздные богачи, может, и не нуждаетесь в сне, но мне завтра утром надлежит быть бодрым и весёлым. С богом!
У меня возникло такое ощущение, что меня все бросили. Мне стало так тоскливо и одиноко, что я не выдержал и постучал в дверь к Дживзу. Я редко так поступаю, но сейчас я решил, что мне необходима поддержка и Дживзу следует подбодрить своего молодого господина, даже если это нарушит его сладкий сон.
Дживз вышел ко мне в длинном коричневом халате.
- Сэр?
- Прости, что разбудил тебя, Дживз, но у меня куча неприятностей, и я не знаю, как выкрутиться.
- Я не спал, сэр. Перед сном я всегда читаю несколько страниц какой-нибудь познавательной книги.
- Прекрасно! Я имею в виду, если ты только что упражнял свои мозги, тебе легче будет решить всякие сложные проблемы. Дживз, мистер Бассингтон-Бассингтон записался в актёры!
- Вот как, сэр?
- Ах! Тебя не потрясло это известие? Ты просто не знаешь, в чём тут дело! Понимаешь, вся его семья категорически возражает против его выступлений на сцене. Я не оберусь неприятностей, если он станет актёром. И, что самое важное, тётя Агата обвинит меня во всём, что произошло. Ты понимаешь, о чём я говорю?
- Безусловно, сэр.
- Ну, ты можешь придумать какой-нибудь способ, чтобы остановить его?
- Должен признаться, в данный момент нет, сэр.
- Тогда думай, Дживз, думай!
- Я сделаю всё, что в моих силах, сэр. Я могу быть чем-нибудь ещё вам полезен?
- Надеюсь. Если ещё что-нибудь случится, а просто не выдержу. Это всё, Дживз.
- Слушаюсь, сэр.
И он удалился к себе.
ГЛАВА 10. Лифтёру неожиданно везёт
Роль, которую старина Джордж написал для придурка Сирила, умещалась на двух машинописных страницах, но безмозглый тупица, видимо, решил, что будет играть Гамлета, и зубрил её на разные лады с утра до вечера. Мне кажется, первые несколько дней он читал мне текст не менее двух десятков раз. Почему-то он вбил себе в голову, что я отношусь к нему с почтительным восхищением и готов поддержать его во всех начинаниях в любую минуту. Всё время думая о том, что скажет мне тётя Агата, и одновременно выслушивая по ночам излияния Сирила, я превратился в тень самого себя. Дживз продолжал держаться от меня, так сказать, на почтительно-вежливом расстоянии из-за лиловых носков. Такая обстановка кого угодно могла состарить в считанные дни, а о joie de vivre нечего было и думать.
Вскоре пришло письмо от тёти Агаты. Примерно на шести страницах она описывала чувства отца, когда тот узнал, что Сирил собирается стать актёром, и ещё на шести страницах вкратце излагала, что она скажет, подумает и сделает, если я не сберегу Сирила от дурного влияния театральных кругов, пока он находится в Америке. Письмо пришло днём, и, прочитав его, я ещё раз убедился, что послания тёти Агаты нельзя держать в секрете. Я находился в таком состоянии, что, не нажимая на кнопку звонка, бросился на кухню, хрипло призывая Дживза на помощь. Рывком открыв дверь, я неожиданно увидел, что попал на чаепитие. За столом сидели печальный тип, скорее всего камердинер, и мальчик в брюках и курточке.
Печальный камердинер пил виски с содовой, а мальчик уплетал джем.
- Э-э-э, послушай, Дживз, - сказал я. - Прости, что нарушил твой покой, и приятного аппетита, но…
В этот момент мальчик скосил на меня один глаз, и я почувствовал, что мне пронзили грудь. Это был холодный, тяжёлый, обвиняющий во всех смертных грехах взгляд, от которого хочется проверить, правильно ли завязан галстук. Он был довольно полным ребёнком с кучей веснушек на лице, измазанном джемом.
- Привет, привет, привет! - сказал я. - Что? - Ничего другого мне в голову не пришло.
Паренёк посмотрел на меня, как на ненужное пополнение, которое принесла кошка, нагулявшись по крышам. Может, я тайно понравился ему с первого взгляда, но он явно дал мне понять, что был обо мне самого невысокого мнения, которое не могло измениться после нашего знакомства. Видимо, я пользовался у него таким же успехом, как остывшее жаркое.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Меня? О, Вустер, знаете ли.
- Мой папка богаче, чем ты!
И, сказав обо мне всё, что хотел, он вновь уткнулся в джем, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я повернулся к Дживзу.
- Послушай, Дживз, ты не мог бы уделить мне минутку? Я хочу кое-что тебе показать.
- Слушаюсь, сэр.
Мы прошли в гостиную.
- Кто твой маленький друг, Дживз?
- Молодой джентльмен, сэр?
- Довольно смелое высказывание, но я тебя понял.
- Надеюсь, я не позволил себе вольность, угостив его чаем, сэр?
- Конечно, нет. Если тебе нравится проводить время подобным образом, я ничего не имею против.
- Я случайно встретил молодого джентльмена вместе с камердинером его отца, которого когда-то близко знал в Лондоне, и поэтому осмелился пригласить их обоих на чай.
- Хватит об этом, Дживз. Лучше прочти письмо.
Он просмотрел его за несколько секунд.
- Весьма неприятно, сэр, - сказал он, как будто я сам этого не знал.
- Так что же делать?
- Возможно, со временем мы найдём ответ, сэр.
- А может, не найдём?
- Всё может быть, сэр.
На этом месте нас прервал звонок в дверь. Дживз мгновенно исчез, и через минуту в гостиной появился Сирил, как всегда весёлый и жизнерадостный.
- Послушайте, Вустер, старый пень, - сказал он. - Мне нужен ваш совет. Я имею в виду свою славную, добрую роль, знаете ли. Во что мне одеться? Я хочу сказать, действие происходит в своего рода отеле, примерно в три часа пополудни. Что мне надеть, как вы думаете?
Я не был расположен обсуждать костюмы, которые надлежит носить джентльменам.
- Посоветуйтесь с Дживзом, - предложил я.
- Что за славная, добрая мысль! Где он?
- Скорее всего на кухне.
- А где ваш славный, добрый звонок? Я нажму на кнопку, да? Нет?
- Действуйте.
Дживз вплыл в комнату.
- О, Дживз, послушай, - бодро произнёс Сирил. - Я хотел перекинуться с тобой парой слов. Понимаешь… Привет, это кто?
Только теперь я заметил, что полный ребёнок просочился в гостиную вслед за Дживзом. Он стоял на пороге, глядя на Сирила так, словно его худшие опасения подтвердились. Наступило молчание. Мальчик впился в Сирила взглядом и примерно через полминуты вынес вердикт:
- Рыбья Морда.
- А? Что? - растерянно спросил Сирил.
Ребёнок, которого, видимо, мама с детства научила говорить правду, пояснил:
- У тебя лицо, как у дохлой рыбины.
Он говорил таким тоном, словно ему было ужасно жалко Сирила, и, должен признаться, я счёл это благородным и великодушным с его стороны. Честно говоря, лично у меня при взгляде на придурка каждый раз возникало чувство, что он сам виноват в том, что таким уродился. Этот мальчик нравился мне всё больше и больше. Прекрасный ребёнок. Очень чётко выражал свои мысли.
Сирилу потребовалось несколько мгновений, чтобы разобраться в ситуации, а затем в нём вскипела кровь Бассингтон-Бассингтонов.
- Прах меня побери! - вскричал он. - Будь я проклят, пропади всё пропадом!
- Я бы не согласился иметь такую харю, - убеждённо заявил мальчик, - даже если б мне предложили миллион долларов. - На мгновение он задумался, потом исправился. - Два миллиона долларов!
Что произошло дальше, я не могу описать с точностью, но следующие несколько минут скучать мне не пришлось. По-моему, Сирил прыгнул на ребёнка, и в воздухе замелькали руки, ноги и прочие части тел. Я неожиданно получил удар в районе третьей пуговицы жилета, после чего свалился на кушетку и перестал воспринимать окружающий мир. Когда я пришёл в себя, Дживз уводил мальчика за руку, а Сирил стоял посреди комнаты и фыркал, как лошадь.
- Кто этот маленький наглый негодяй, Вустер?
- Понятия не имею. Первый раз вижу.
- Я всыпал ему по первое число. Кстати, Вустер, мальчик сказал жутко странную вещь. Представляете, он крикнул, что Дживз пообещал дать ему доллар, если он обзовёт меня… э-э-э… тем, кем обозвал.
Мне это показалось неправдоподобным.
- Зачем Дживзу заниматься подобными глупостями?
- Вот и я так подумал.
- С какой стати?
- Вот именно.
- Я имею в виду, не всё ли Дживзу равно, какое у вас лицо?
- Да, - сказал Сирил, как мне показалось, довольно холодно. - Непонятно. Ну, я пошёл. До свидания.
- Пока-пока!
* * *
Примерно через неделю после этого чудного эпизода Джордж Гаффин позвонил мне и пригласил на последнюю репетицию своей комедии "Попроси папу", которая должна была пойти в следующий понедельник в Шенектаде. Последняя репетиция, объяснил мне Джордж, ничем не отличалась от генеральной, но являлась куда более увлекательной, так как все, кому не лень, могли прерывать пьесу в любом месте и делать соответствующие замечания, таким образом давая выход своим чувствам.
Репетиция начиналась в восемь часов утра с просмотра костюмов, поэтому я приехал в десять пятнадцать и не опоздал. Джордж стоял на сцене, разговаривая с каким-то типом в рубашке с короткими рукавами и ещё одним деятелем, кругленьким лысым толстячком в огромных очках. Этого последнего я несколько раз видел с Джорджем в клубе, его звали Блуменфилд, и он был директором театра. Я помахал Джорджу рукой и уселся в заднем ряду, чтобы не оказаться в гуще событий, когда дело дойдёт до драки. Через несколько минут Джордж освободился и присоединился ко мне, а спустя некоторое время занавес опустился. Парень за пианино лихо ударил по клавишам, и занавес вновь поднялся.
Я не помню точно, в чём заключался сюжет "Попроси папу", но смело могу утверждать, что он оказался вполне доступен моему пониманию, несмотря на отсутствие Сирила. Сначала я был в недоумении. Я имею в виду, Сирил не только десятки раз читал мне свою роль, но и беспрерывно говорил о том, что следует и чего не следует делать, и, должно быть, у меня в черепушке засела мысль, что он - душа пьесы, а остальные исполнители просто вынуждены выходить на сцену, когда он с неё уходит. Я ждал появления Сирила не менее получаса и вдруг понял, что он присутствовал на сцене с первой минуты. По правде говоря, я просто не узнал его в расфранчённом уроде, который прислонился к кадке с пальмой и старался с умным видом слушать, как героиня поёт о Вечной Любви, уж не помню что. После второго куплета он принялся отплясывать вокруг неё вместе с дюжиной точно так же одетых уродов. Тягостное зрелище для того, кто видел своим внутренним взором тётю Агату, точившую нож, и старикана Бассингтон-Бассингтона с охотничьим хлыстом в руке.
Танец закончился, и Сирил с своими дружками упорхнули за кулисы. В эту минуту рядом со мной послышался голос.
- Папка!
Старикан Блуменфилд хлопнул в ладоши, и герой, сотрясавший воздух очередной руладой, мгновенно заткнулся. Я прищурился, всматриваясь в темноту. Так и есть, это был не кто иной, как маленький веснушчатый друг Дживза! Он стоял в проходе, засунув руки в карманы, с таким видом, будто театр принадлежал ему одному. В зале воцарилось молчание; присутствующие почтительно ожидали дальнейшего развития событий.
- Папка, - повторил ребёнок, - этот номер не пойдёт.
Блуменфилд-старший расплылся в улыбке.
- Тебе он не понравился, мой мальчик?
- Меня от него мутит.
- Ты абсолютно прав.
- Здесь нужно что-нибудь похлеще. Чтоб было позабористей.
- Совершенно верно, мой мальчик. Так и запишем. Ладно, можете продолжать.
Я повернулся к Джорджу, который что-то невнятно бормотал себе под нос.
- Послушай, Джордж, старина, кто этот мальчик?
Старина Джордж глухо застонал, словно у него разболелся зуб.
- Сын Блуменфилда. Я понятия не имел, что он сюда проник. Теперь начнётся!
- Он всегда так себя ведёт?
- Всегда.
- Но почему старикан его слушает?
- Этого никто не знает. Может, тут дело в отцовской любви, а может, Блуменфилд считает, что сын приносит ему удачу. Лично мне кажется, старик убеждён, что ума у мальчика не больше, чем у среднего зрителя, и поэтому пьеса, которая понравится ребёнку, не сможет не произвести впечатления на публику. Соответственно, то, что ему не понравится, никто не пойдёт смотреть. Этот мальчик - чума, проказа и отрава. Его следовало удушить при рождении!
Репетиция продолжалась. Герой допел свою арию. Затем произошла перепалка между режиссёром и Голосом по имени Билл, который гремел откуда-то сверху. Потом на сцене вновь началась толкотня, и, наконец, настало время выхода Сирила.