Джек немедленно закрыл.
- Каролина Вурц, - шепнула Эмма пенису Джека. - Вот что, милый, я тебе принесу настоящее нижнее белье, вот увидишь!
Не открывая глаз, Джек чувствовал - "малышу" идея понравилась.
- Джек, ну, я скажу, кажется, у нас наметился прогресс.
- Эмма, можно я расплету тебе косу?
- Прямо сейчас?
- Ага.
Эмма позволила ему расплести себе косу, но не спускала с его пениса глаз. Волосы ниспадали ей до бедер, Джек почувствовал, как они ласкают ему ноги.
- Конфетка моя, заработало! - сказала Эмма. - Ты угадал!
- Чайник кипит! - донесся снизу крик Лотти.
- Так, скажи мне еще раз, - уточнила Эмма. - Тебе снится мисс Вурц, у нее мои усики, а одета она в Лоттино нижнее белье, верно?
- Нет, не Лоттино - просто белье из ее каталога, - ответил Джек. Вид мисс Вурц в белье самой Лотти не казался Джеку привлекательным.
- А чьи у нее волосы?
- Твои, наверное. Они длинные.
- Отлично, - сказала Эмма. Джек не видел ее лица - волосы закрывали его целиком. - Кажется, мы выделили нужные приоритеты.
- Какие?
- Значит, ясно - тебя возбуждают волосы, конфетка моя. И еще женщины старше тебя, но это обычное дело.
- Вот оно что.
Ничем обычным тут для Джека и не пахло.
- О, ты посмотри, у нас в самом деле прогресс! - провозгласила Эмма и откинула волосы за спину. У Джека стоял так, как не стоял еще никогда. А если бы "малыш" сделался подлиннее, его тень дотянулась бы до самого пупка.
- Боже мой, Джек, что ты намерен с этим делать?
- А я должен что-то с ним делать? - в полном изумлении спросил Джек.
Эмма обняла его, прижалась к нему обнаженными грудями; пенис Джека терся о ее шерстяную юбку, Джек немного подвинулся, чтобы пенис касался Эмминого бедра, так ему было удобнее.
- О, Джек, - сказала Эмма, - сладкий мой, какие слова! Ты такой милый, слова тебе вообще не нужны! Разумеется, тебе ничего не надо с ним делать! Просто в один прекрасный день ты захочешь сделать с ним кое-что, в тот день ты заодно узнаешь, что именно. И этот день будет не просто день, а о-го-го какой день!
Джек накрыл грудь Эммы рукой, Эмма сжала его лицо сильнее. А потом - ну, это все придумал "малыш", Джек тут ни при чем. Эмма и Джек сидели рядом на кровати, обнимались, но пенис каким-то образом все еще касался Эмминого бедра. Стало быть, Джек чувствовал пенисом бедро Эммы; раз так, то и Эмма должна была чувствовать бедром его пенис. Ему было восемь, Эмме - пятнадцать. И тут Джек перекинул ногу через другое бедро Эммы и получилось, что он лежит на ней сверху, а "малыш" зажат у нее между ног и касается обоих ее бедер.
- Джек, ты понимаешь, что делаешь? - спросила Эмма.
Разумеется, ни черта Джек не понимал. Эмма жевала мятную жвачку, Джек чувствовал запах.
- Ну, зато малыш, наверное, понимает, - ответила сама себе Эмма.
Джек не мог дотянуться руками до ее бедер, только до кружев на трусиках, которые Эмма положила поверх юбки.
- Ну, конфетка моя, покажи мне, что знает твой малыш, - дразнила Джека Эмма. Ласкательное "конфетка моя" в устах Эммы служило заодно и дразнилкой.
- Я не знаю, что знает малыш, - не стал скрывать Джек, и тут и он и "малыш" сделали одно важное открытие. Оказалось, между бедер у Эммы растут волосы!
Едва пенис коснулся этих волос, Джека пронзила мысль - сейчас Эмма его убьет. Она изо всех сил сжала ноги и перевернула его на спину. "Малыш" весь запутался в складках ее юбки. Эмма не сразу нашла его рукой, Джек боялся, что она его вовсе оторвет. Ничего подобного - она лишь немного грубо его сжала.
- А это что такое? - спросил Джек; ему было страшно - не оттого, как Эмма держит его пенис, а от этих странных волос.
- Нет, это я тебе не покажу, конфетка моя. Это уже будет надругательство над несовершеннолетними.
- Чего-чего?
- Ты не поймешь, но тебе будет очень страшно и неприятно, - сказала Эмма. Джек сразу же поверил. Странно было другое - и Джек и "малыш" почему-то очень хотели быть там (другое дело, что Джек и правда боялся увидеть, что там спрятано).
- Я не хочу туда смотреть, - быстро сказал он.
Эмма разжала ноги, отпустила пенис, затем снова взяла его в руки, но куда нежнее.
- Итак, одну вещь мы установили - тебя и правда возбуждают волосы, - сказала Эмма.
- Эй, чай будет слишком крепкий! - закричала снизу Лотти.
- Ну так вынь пакетики из чашки! - крикнула в ответ Эмма.
- Стынет! - не унималась Лотти.
Эмма повернулась спиной к Джеку и надела трусики; затем лифчик. Джек понял, что "малыш" прикоснулся к чему-то интимному, но почему там волосы?
- Как там ваше домашнее задание? - снова крикнула Лотти. Судя по тону, еще немного, и у нее начнется истерика - наверное, она так себя вела, когда потеряла эпидуралку.
- Эх, тяжелая жизнь у твоей Лотти, а, Джек? - спросила Эмма, глядя на пенис. "Малыш" на глазах принимал свои обычные небольшие размеры.
- Джек, тебе нужно следить за этим твоим другом ежесекундно, это же надо, какое у тебя карманное чудо! Причем не маленькое! Восхитительно! Кажется, он решил пока от нас спрятаться, - сказала Эмма.
- Наверное, ему грустно, - сказал Джек.
- Вот-вот, конфетка моя, запомни эти слова. Однажды они тебе пригодятся.
Джек не мог взять в толк, при каких обстоятельствах ему могут пригодиться слова "моему пенису грустно". Мисс Вурц много знала о словах, и Джеку почему-то показалось, что эти слова ей не понравятся. Наверное, в них слишком много импровизации.
Через неделю Эмма принесла Джеку лифчик своей разведенной мамы, черного цвета. Джек сказал бы, что это пол-лифчика: в чашки вправлены жесткие металлические дуги, а сами чашки маленькие, но выглядят на удивление агрессивно. Эмма сказала, что это "пышный" лифчик, такой, который приподнимает груди вверх. Да, решил Джек, более агрессивным лифчик и быть не может.
- А зачем приподнимать груди вверх? - спросил мальчик.
- У моей мамы маленькие груди, - сказала Эмма, - вот она и пытается выжать из них максимум.
У лифчика имелась и другая особенность - он очень сильно пах духами и потом (запах пота был лишь чуть слабее). Эмма утащила его из бака с грязным бельем.
- Но ведь так оно и лучше, не правда ли? - спросила Эмма.
- Не понял.
- Чего тут понимать - ты чуешь ее запах!
- Я твою маму даже не знаю. Зачем мне ее запах?
- Ты просто попробуй, конфетка моя, откуда тебе знать, что понравится малышу.
Черт, а ведь точно! Жалко только, что Джек это понял лишь много лет спустя.
Много лет спустя Джек узнает и другое, например, что салон Китайца на углу Дандас-стрит и Джарвис-стрит закрывался довольно рано, часов в пять вечера. Джек забыл, кто ему раскрыл эту тайну, наверное, какой-нибудь "подсевший на чернила" посетитель салонов на Квин-стрит. Когда - это Джек помнил, мама как раз открыла свой салон на этой же улице.
В семидесятые Алисе и ей подобным нечего было искать на Квин-стрит - в те времена туда ходили выпить виски мексиканцы в белых футболках, на дух не выносившие хиппи. Может, один из таких ему и сказал про салон Китайца. Наверное, говорил правду. Безымянный салон по ночам был закрыт, в крайнем случае - работал в пятницу и субботу до восьми вечера.
Так где же она проводила вечера все эти годы, что Джек учился в школе Св. Хильды? Джек не знал, что и думать. После долгих размышлений он решил, что, наверное, мама пыталась сломить свою болезненную привязанность к сыну, ведь чем старше он становился, тем больше походил на Уильяма, а чем больше он на него походил, тем больше от мальчика отдалялась Алиса.
Наверное, виной этому был и лифчик миссис Оустлер, принесенный Эммой Джеку. Алиса должна была найти его рано или поздно. Джек же ложился с ним спать каждый вечер - и даже брал с собой в постель к маме, когда ночью переползал к ней в спальню. И вот однажды мама пришла и перекинула, как обычно, ногу через спящего Джека. Джек проснулся - но Алиса проснулась тоже. Ей в ногу впились жесткие металлические дуги лифчика Эмминой мамы. Она села на кровать и зажгла свет.
- Что это у тебя тут, Джек? - спросила мама, взяв в руки вонючий лифчик. Как она посмотрела на сына в этот миг! Джек на всю жизнь это запомнил. Казалось, она нашла в постели не лифчик, а саму Эммину маму; казалось, она застала ее и Джека в момент совершения страшного - то есть когда "малыш" касался того странного места, покрытого волосами.
- Это "пышный" лифчик, - объяснил Джек.
- Я знаю, что это такое, я хотела спросить, чей он.
Алиса понюхала лифчик и состроила гримасу, затем откинула одеяло и уставилась на "малыша", который стоял по стойке "смирно", натягивая пижамные штаны хозяина.
- Джек, рассказывай.
- Это лифчик мамы Эммы Оустлер, Эмма украла его и дала мне. Я не знаю зачем.
- А вот я знаю, - сказала Алиса.
Джек заплакал. Лицо Алисы изменилось, куда-то подевалось чудовищное омерзение, которое Джек видел только что, да и "малыш" стал уменьшаться в размерах.
- Так, не глотай сопли, не глотай, кому сказала, - рявкнула Алиса. Джеку нужен был платок, мама протянула ему лифчик, Джек замялся.
- Давай, сморкайся! Я все равно выстираю его, прежде чем отдать ей.
- Вот оно что.
- Рассказывай, Джек. Все как есть, начистоту. Например, вот с чего начни - в какие такие игры вы тут играете с Эммой?
Сын рассказал маме все - ну почти все. Наверное, он умолчал, что Эмма показывала ему свои обнаженные груди, наверное, он преуменьшил число случаев, когда Эмма просила показать ей "малыша", разумеется, не сказал, как "малыш" касался странных волос у Эммы между бедер. Но мама и так прекрасно поняла, в чем дело.
- Ей всего пятнадцать, а тебе, Джек, всего восемь! Боюсь, мне придется хорошенько поговорить с миссис Оустлер.
- Она накажет Эмму?
- Я искренне на это надеюсь.
- А ты меня станешь наказывать?
Как она посмотрела на него! Сначала Джек не понял, что мама хотела сказать своим "мы с тобой так говорим, будто совсем не знакомы друг с другом". Вот теперь он понял - они с мамой друг другу чужие, так она на него глянула.
- Чего тебя зря наказывать, все равно вляпаешься во что-нибудь в этом духе, дай только срок, - только и сказала Алиса.
Глава 11. Папа, который сидит внутри
Отношения Джека и Эммы, как мы видели, развивались весьма драматически, этот же путь был уготован и отношениям Алисы и миссис Оустлер (им, впрочем, еще только предстояло зародиться). На фоне этой драмы последствия неспособности мисс Вурц держать класс в руках выглядели незаметными; впрочем, драма (импровизационного свойства) крылась и тут.
В классе Джек сидел за спиной Люсинды Флеминг. Девочка она была высокая, из-за нее бедняга Джек не видел доску, но мало этого - Люсинда еще завела привычку регулярно (и намеренно) хлестать его по лицу своим хвостом, толщиной с хорошую швабру и длиной до середины спины. Джек не знал уже, что и делать, и в ответ стал хватать Люсинду за хвост и изо всех сил дергать; силенок едва хватало, чтобы притянуть Люсинду затылком к парте, поэтому Джеку приходилось еще и нажимать ей на лоб подбородком. Но ему было больно, а Люсинде - хоть бы что, и Джек уже начал сомневаться, а правда ли она любит наносить себе травмы. Может, она просто невзлюбила Джека после того, как ей пришлось играть преподобного Димсдейла (на пару с Джеком в роли Хестер), а может, за то, что была выше его на голову. Наверное, решил мальчик, Люсинда подумала, что если хлестать его хвостом по лицу, то он, то есть Джек, вырастет.
Каролина Вурц не видела, что Люсинда охаживает Джека хвостом. Она обратила на них внимание, когда Джеку впервые удалось притянуть Люсинду затылком к парте.
-Джек, будь так добр, - сказала мисс Вурц, - не надо меня расстраивать.
Когда Вурц снилась Джеку, ее "не надо меня расстраивать" произносилось тоном томной соблазнительницы, в классе же - совсем иначе. Расстраивать мисс Вурц - себе дороже, она очень не любила расстраиваться и плохо умела с расстройствами справляться. А третьеклашки частенько - и намеренно - ее расстраивали. Уж слишком идеальным тираном она была в своей другой роли, когда учила их играть на сцене; поэтому они с удовольствием пользовались ее слабостями в классе.
Как-то раз Гордон Френч запустил своего хомяка в волосы ненавистной сестре-двойняшке. Глядя на бедную Каролину Френч, можно было подумать, что хомяк укусил ее, да к тому же заразил бешенством, на самом же деле тот просто бегал у нее по голове туда-сюда. Мисс Вурц заплакала - наверное, испугалась, что хомяку несдобровать. Рыдание было ее последним средством защиты, и она прибегала к нему с пугающей регулярностью.
- О боже мой, не думала, что вы можете так меня расстроить! - надрывалась мисс Вурц. - Вы совершенно, совершенно не щадите мои чувства!
Когда мисс Вурц начинала рыдать, дети уже не обращали внимания на ее слова, думая лишь о том, что будет дальше и к чему невозможно подготовиться. Речь шла, конечно, о внезапном появлении Серого Призрака - все знали, что она обязательно появится, и все равно каждый раз жутко пугались.
В класс вела единственная дверь, и, несмотря на свой статус призрака, миссис Макквот не умела проходить сквозь стены; но все-таки, даже видя, как поворачивается ручка двери, дети не могли не вздрогнуть. Иногда бывало так - дверь распахивалась, а там - никого! Лишь из коридора доносится тяжелое дыхание Серого Призрака; Джимми Бэкон начинал стонать, а две пары близнецов - производить свои обычные звуки. Иногда же миссис Макквот влетала в класс, а ручка двери перед этим даже не дергалась! И только Роланд Симпсон, единственный во всем классе будущий преступник, намеренно закрывал глаза (он любил, когда его пугали).
Миссис Уикстид утверждала, будто Серый Призрак потеряла на войне одно легкое. Какое легкое и на какой войне, Джек так и не узнал. Миссис Макквот служила полковой медсестрой и попала под газовую атаку (где и что был за газ, Джек тоже не знал), отсюда ее тяжелое дыхание. Серому Призраку вечно не хватало воздуха.
Третьеклашки заучили реплики миссис Макквот наизусть. После своего неожиданного появления Серый Призрак вел себя, как персонаж пьесы в постановке мисс Вурц. Холодным как могила, прерывающимся на вдохи голосом миссис Макквот неизменно спрашивала:
- Кто из вас... довел мисс Вурц... до слез?!
В тот же миг все как один указывали на виновного. Когда третьеклашкам задавали этот ужасный вопрос, они были готовы предать кого угодно. В тот миг у них не было ни друзей, ни правил, ничего. Ибо они рассуждали так: если правда, что миссис Макквот попала под газовую атаку и потеряла легкое, то, значит, она умерла, не так ли? Кто поручится, что она и взаправду не призрак? Ее кожа, волосы, одежда - все серое, серое, серое! И почему у нее такие холодные руки? Почему никто никогда не видел, как она приходит в школу, почему никто никогда не видел, как она ее покидает? Почему она всегда появлялась именно там, где ее никто не ждал?
Джек на всю жизнь запомнил, как Серый Призрак спросил у Гордона Френча:
- Как-как?.. Что ты там такое... запустил в волосы... своей сестре?
- Хомяка, просто хомяка, доброго и ручного! - отвечал Гордон.
- Гордон, я решила, что это мерзкая вонючая собачонка! - ответила Каролина. Гордон знал, как себя вести - стоял, вытянув руки по швам, рядом с партой и с трепетом ожидал, когда настанет неизбежное наказание.
- Надеюсь, Каролина... ты не сделала... хомяку больно, - изрекла миссис Макквот, временно забыв о Гордоне.
- Знаете, когда у тебя хомяк в волосах, об этом не думаешь, - отвечала Каролина.
- Где хомяк? - внезапно всхлипнула мисс Вурц. Она перепутала - миссис Макквот обращалась к ее тезке, сестре Гордона.
- Пожалуйста, Каролина... отыщи хомяка, - сказал Серый Призрак. Мисс Вурц немедленно, опередив Каролину Френч, стала на четвереньки и залезла под ее парту.
- Милая, я не тебя имела в виду, - укоризненно изрекла миссис Макквот, но поздно, все дети последовали примеру учительницы и стали ползать под партами.
- Как его зовут, Гордон? - спросила Морин Яп.
Но Серый Призрак не собирался так просто отпускать виновника.
- Гордон, ты... пойдешь со мной... и молись, чтобы хомяк... не потерялся... потому что если он... потерялся, то он обязательно... обязательно умрет, - сказала миссис Макквот и вывела за руку Гордона из класса. Все дети проводили их взглядом.
Все знали, куда Серый Призрак ведет Гордона - в школьную часовню. Обычно там никого не было, но даже если шла репетиция хора, миссис Макквот ставила провинившегося на колени посреди каменного пола в центральном проходе спиной к алтарю.
- Ты посмел... повернуться к Господу спиной, - обращалась к провинившемуся миссис Макквот. - Тебе остается лишь надеяться... что Господь не заметил.
Гордон с ужасом рассказывал, какое это мерзкое чувство - знать, что ты повернулся к Господу спиной, и не знать, заметил Он или нет. Минуть через пять Гордон почувствовал, как кто-то смотрит на него сзади, откуда-то из алтаря или с кафедры. Наверное, какая-то из четырех женщин вокруг Иисуса (они ведь тоже призраки теперь) вышла из витража и прикоснулась к нему, Гордону, своей ледяной рукой.
Занятия в третьем классе прерывались на подобный манер столько раз, что дети никогда не помнили, кого последним водили в часовню и ставили спиной к Господу. Миссис Макквот никогда никого не приводила из часовни назад - она лишь уводила детей туда (Роланд Симпсон фактически жил в часовне, повернувшись спиной к Господу на веки вечные). По прошествии некоторого времени кто-нибудь из детей, обычно Морин Яп, задавал неизбежный вопрос:
- Мисс Вурц, как вы думаете, может, стоит кого-нибудь послать в часовню посмотреть, все ли в порядке с Гордоном (или кого туда нынче забрал Серый Призрак) ?
- О боже мой! - всякий раз восклицала мисс Вурц. - Как же я могла забыть!
И тут же кого-нибудь посылали за Гордоном или Роландом, чтобы спасти их от неизбежной Божьей кары за то, что они стояли в церкви спиной к алтарю. Очень это было неприятно - стоять к алтарю спиной, ты словно напрашивался на наказание.
Зато таким способом третьеклашки хорошо подготовились к жизни в четвертом - где как раз и преподавала миссис Макквот. Единственные, кому доставалось от нее в четвертом классе, были новенькие ученики и ученицы, которым не выпало счастье лицезреть рыдания мисс Вурц. Кому-кому, а Серому Призраку не требовалась в классе помощь - ее дети слушались беспрекословно; другое, конечно, дело класс мисс Вурц, где без явления потусторонних сил царил хаос.
Третьеклассники регулярно посещали часовню спиной вперед, потому что, несмотря на страх перед Серым Призраком, не имели сил отказать себе в удовольствии лицезреть очередную истерику мисс Вурц. Дети обожали, как она рыдает, и терпеть ее за это не могли, потому что даже в своем нежном возрасте понимали - именно из-за ее слабости им приходится переносить наказания от миссис Макквот. А что до Джека, так рыдания мисс Вурц даже снились ему; на мисс Вурц, как обычно, был "пышный" лифчик миссис Оустлер (несмотря на то, что мама вернула интимный предмет хозяйке).