- Даровито, - сказал Харрисон.
- Ну да, - согласился молодой человек, снисходительно щурясь. Представь себе, старая пластинка, ты сидишь у патефона в своей семье… Ну, в общем, слушай!
Он бравурно заиграл рок-н-ролльный квадрат. Ассистент в рубке застыл как изваяние, стараясь не пропустить миг рождения волшебства от самого Пола Маккартни.
Ничего особенного. Джордж сразу же, без подготовки, взял в тон просчитанные им заранее аккорды, не заботясь о ритме, а просто подчеркивая гармонию, которую он угадал. Слова были чуть интереснее, что-то о матери-одиночке, которая то ли не может, то ли не хочет кормить своих многочисленных детей. Что ж, в меру социально и мило… Однако в средней части вдруг послышался надрыв и агрессия, которую Харрисон не смог заранее предположить. Будто сам Бетховен, заскучав от банального радиошлягера, решил взорвать его изнутри. "Полдень во вторник никогда не окончится, и газета в среду никогда не придет…" - эти слова врезались в память. И где-то в животе, на уровне солнечного сплетения, начинало ныть, будто жизнь прошла впустую и уже ничего изменить нельзя…
Маккартни кончил играть. Ассистент в рубке захлопал в ладоши, но тут же оборвал себя, поймав на неуместности выражения чувств.
Харрисон молча смотрел в круглые и черные глаза своего коллеги. Внешне самоуверенные, с романтической поволокой… Похожие на глаза кота. То ли красивые, то ли, наоборот, отвратительные. А на дне он прочел то же самое чувство, что преследовало всех четверых, - неужели я играю полную лажу?
- Что тебе нужно от гитары? - спросил Джордж, не высказывая мнения о новой песне.
Маккартни не ответил. Он спрятал взгляд, направив его на клавиши фортепьяно, стал перебирать их, напевая что-то под нос.
- Проигрыш ты планируешь?
Пол молчал.
- Хочешь, я продублирую клавишные в главной теме? - и Джордж в меру чисто сыграл на гитаре рок-н-ролльный квадрат, только что схваченный им из прослушанного творения.
- Не надо, - сказал Маккартни.
- Почему? Фоно синхронно с гитарой… Это может прозвучать не слишком банально.
- Нет. Разве что гитарный акцент на последних тактах средней части. После слов: "Гляди, как возятся эти дети!".
- Кстати, а чего это они у тебя все время возятся? - поинтересовался Харрисон. - Детишкам сколько лет?
- Меньше, чем тебе. А возятся они от голода в животах! - сварливо обрубил Пол. - А впрочем, я не знаю.
Он взял себя в руки, подавив раздражение. Из-под его пальцев вдруг вырвалось начало прелюдии Баха. Но, слегка сфальшивив, он остановился.
- Хорошо, да? Это я слушал вчера на пластинке Глена Гульда.
Пол начал прелюдию сначала, но опять сбился.
- Весьма, кстати, похоже на рок-н-ролл, - сказал Харрисон. - Если, например, взвинтить ритм.
- Да, Джордж, да! - вдруг страстно воскликнул Маккартни. - Это уже все было в мире, понимаешь? Только звучало в другом ритме и для других людей! Для всякого рода растленных старичков, которые прячут свой пенис под сутаной! А что сделали мы?
- А мы просто увеличили темп и вытащили член для всеобщего обозрения, - сказал Харрисон. - Ты забываешь, что эта музыка была посвящена Богу. А кому мы посвящаем свою? Ради чего вкалываем? Ради лишней тысячи фунтов? Да плевал я на эту тысячу! - Джордж внезапно возбудился, изо рта его брызнула слюна. - Ты вот, например, когда высыпался? Когда спал хотя бы восемь часов подряд? Вчера, позавчера, год назад?
- Я не помню… Но Джон точно спит восемь часов кряду.
- Правильно. Он вообще не встает с кровати.
- И что из этого следует? - терпеливо спросил Пол.
- А из этого следует, что нам нужно остановиться, - выдохнул Харрисон, как выдыхает из себя воздушный шар перед тем как сдуться. - Это все майя, суета… Демонов мы привлекаем, а не ангелов!
- Из этого следует, - сказал Маккартни, - что Гульда надо прокрутить в обратном направлении!
Щеки его порозовели, глаза еще больше наполнились влагой. Чувствовалось, что Пол осенен идеей.
- Мы можем сделать пробную запись? - прокричал он. - А потом прокрутить ее в обратную сторону?
- Лучше подождать господина Мартина, - неуверенно сказал ассистент через микрофон.
- Не буду я никого ждать! Или пишем сейчас, или я ухожу!
В голосе его послышалась холодная капризность, отпугивавшая людей и заставлявшая работать их с удесятеренной силой.
- Одну минуту. Я только выставлю пленку!
Парень, побледнев, начал щелкать ручками. Из рубки послышался звук генератора высокой частоты.
Харрисон снял с себя гитару и положил на стул рядом, решив не вмешиваться в творческий процесс гения.
- Готово. Можете начинать! Дубль номер один, поехали!
Маккартни сосредоточенно взял первый минорный аккорд прелюдии… Джордж закрыл глаза, сладко потянулся, пытаясь расслабиться. При чем здесь Глен Гульд, зачем Бах? Кого он хочет удивить? "Только не злиться, - сказал Харрисон сам себе. - Ночь длинная, но и она когда-нибудь кончится. Но если не запишем сегодня новую песню, то нам придется платить неустойку! Какую песню? Неужели его барахло про домашнюю хозяйку?"
Маккартни кончил играть, каким-то образом добравшись до конца классического сочинения.
- Теперь сделай реверс. И побыстрее! - приказал он ассистенту.
Тот нервно кивнул головой. Через несколько секунд в студию ворвались странные свистящие и атональные звуки. Как будто раскаленный пар вырывался из-под крышки кипящего чайника. Но в хаосе, тем не менее, чувствовалась странная нездешняя гармония. Маккартни с неопределенной усмешкой на губах слушал пленку с собственной игрой, пущенную задом наперед…
Харрисон открыл глаза и увидел, что на пороге студии стоит Джон Леннон. Собственной персоной. Мутные глаза под стеклами круглых очков, шея у подбородка порезана в нескольких местах, и видна запекшаяся кровь… Чувствовалось, что Джон брился перед самым выходом из дома и ослабевшей от кислотных путешествий рукой разукрасил себя как мог. "Даже волосы не вымыл, - подумал Харрисон. - Мы деградируем, увы!"
- Это что за чушь? - спросил Джон, заметно просветлев лицом, когда пленка кончилась.
- Да это так… Чтоб размяться, - уклончиво сказал Маккартни, очевидно, стыдясь своего детского эксперимента.
- Твое, что ли?
- Ну, не совсем.
- Это то, что надо, Буга! - выдохнул Леннон, плюхаясь в кресло. Поздравляю! Здоровый естественный дебилизм!
Кличка Буга, в которой угадывалось "буги-вуги", закрепилась за Маккартни еще с юношеских времен и не очень раздражала его.
- Ну, это не совсем мое. Это, в общем-то, Бах! - начал оправдываться Пол.
- Бах? А-а, - разочарованно протянул Леннон. - Этого урода больше не играй при мне. В двадцатку хит-парада он не войдет!
- А ты-то сам туда войдешь, Джонни? - тихо спросил Харрисон, беря гитару в руки.
- Я только что оттуда. Мне бы пожрать чего-нибудь! - неожиданно сказал Леннон. - Пока мы не начали записывать.
- А что мы будем записывать? - вкрадчиво спросил Маккартни.
- Что-нибудь. Старичка Баха уже записали. Наверное, и ты чего-нибудь наваял! Ведь наваял, да? По запаху чувствую!
- Ничего, - ответил Пол. - Ничего нет.
- Пишите! Пишите! У вас получается! - прокукарекал Леннон вздорным голосом хама, нарывающегося на неприятность. - Мне бы пожрать, пожрать чего-нибудь! - добавил он.
- Записывать нечего, - еще раз сказал Маккартни.
- А у тебя? - спросил Леннон у Джорджа.
- Есть кое-что… - стыдливо замялся Харрисон. - Но это не для бит-квартета. Называется "Внутренний свет".
- Что-нибудь эзотерическое? - дружелюбно спросил Леннон.
- Ну да. В меру.
- Не надо! - хором сказали Леннон с Маккартни.
- Лягушка по лужам прыг-прыг! Бульдог по лужам прыг-скок! А у бульдога-то лапа на перочинных ножах! А морда его кирпича просит! заголосил вдруг Джон, встал на четвереньки и, словно лягушка, запрыгал в глубину студии к дальнему усилителю. Добравшись до корпуса черного "Вокса", он рухнул перед ним на пол и, свернувшись в эмбриональной позе, затих.
Маккартни взял аккорд на "Блютнере".
- Лягушка по лужам прыг-прыг! - грубо пропел он, делая голос подчеркнуто хриплым, как у чернокожего блюз-певца. - Бульдог по лужам прыг-скок!
Здесь он изменил тональность, сделав ее выше…
- А у бульдога-то лапа на перочинных ножах… Как дальше, Джонни? спросил он.
Но Леннон молчал, словно умер.
- Морда его кирпича просит! - напомнил Харрисон и внезапно захохотал.
- …и морда просит кирпича! - допел Маккартни и пробормотал сам себе: - Ну, это мы изменим. Защитники животных обидятся… Например, "И морда у бульдога так себе!".
- Это у тебя морда так себе! - сказал Харрисон, продолжая смеяться.
Его тяжелое безысходное настроение неожиданно улетучилось. В лопатках и животе возникла легкость, будто в детстве, когда ты сбегаешь с горы на зеленый луг…
У Джона, лежащего возле усилителя, затряслись конечности. Послышался тихий и подозрительный звук льющейся воды.
Харрисон и Маккартни тревожно переглянулись.
- Проконтролируй! - коротко приказал Пол. - Нужно найти интродукцию к этой лягушке, - и он снова погрузился в мир рок-н-ролльных квадратов, перебирая аккорды и гармонии, словно мысли в голове.
Джордж тихонько подошел к лежащему в углу телу, наклонился над ним, принюхиваясь.
- Мистер Леннон опростался, - торжественно сообщил он.
- Чего? - удивился Маккартни и даже перестал играть.
- Джон Уинстон Леннон обмочил студию, - пояснил Харрисон.
Пол хлопнул фортепьянной крышкой, потеряв терпение. Решительно пошел, наклонив голову вперед, как молодой бычок.
- Ты что себе позволяешь? - сказал он глухо. - Это тебе ведь не писсуар, не ванная! Это храм искусства, черт побери! Мы здесь рубим колоссальные бабки! Если не можешь сдерживаться, то ходи с горшочком! В следующий раз…
Но Маккартни не докончил свою нотацию. Потому что в лицо его ударила струя той же жидкости. Леннон держал в руках маленькую клизму и обильно оросил из нее своего знаменитого партнера.
Джордж снова захохотал и попытался вырвать клизму из рук Леннона. Тот опрокинул Харрисона на спину. Сцепившись и награждая друг друга тумаками, они покатились по полу студии.
- Пошлый клоун! - сказал Пол, вытираясь носовым платком.
- Согласен, - ответил из угла Леннон, тяжело дыша.
- Я, кажется, нащупал в твоей поганой лягушке кое-что… Вот, послушай!
Маккартни присел к фортепьяно и наиграл пришедший в голову мотив.
В это время долго крепившийся в рубке ассистент вышел из своего стеклянного укрытия. В руке его виднелись бутерброды, завернутые в целлофан. Наверное, какая-нибудь заботливая мама сунула их в сумку перед уходом сына в ночную смену.
Леннон жадно схватил их и, развернув, смачно откусил.
- Бледнолицый брат! - страстно произнес он с набитым ртом. - Спасибо тебе, бледнолицый брат! Джон Большое Яйцо будет служить тебе верой и правдой!
Встал на колени и поцеловал ботинок ассистента. Тот, покраснев, как девица, попятился к своей кабине.
- Ты будешь работать или нет? - терпеливо спросил Маккартни.
- Через пять минут, - спокойно ответил Джон.
Он дожевал бутерброд, смахнул носовым платком крошки с подбородка и присел на стул рядом с Маккартни:
- Теперь я готов!
- Тогда слушай, что получилось!
И Пол быстро наиграл ему "лягушку".
- Текст - дерьмо, - кратко сообщил Леннон.
- Но ведь это твой текст, Джонни!
- Нет, Буга. Моего текста ты еще не видел!
Леннон схватил ручку и бумагу, заранее приготовленные в студии, начал быстро писать какие-то крючки, обозначавшие буквы…
- …лягушка и бульдог должны быть одним лицом, - процедил он сквозь зубы. - И называется он - бульдоляг. Бульдоляг, мокнущий под дождем… Эй, бульдоляг!
Ручка его быстро ставила неудобочитаемые знаки…
- Ножички на лапах оставь, - попросил Харрисон. - Хорошо ведь!
Джон кивнул.
- Какая рифма на бульдоляг?
- Приляг, - предположил Джордж.
- Дурак, - сказал Маккартни.
- Напряг… А! Не надо никаких рифм! Кто теперь пишет в рифму? отмахнулся от своих же мыслей Леннон, продолжая марать бумагу.
- И про что все это, Джоннио? - поинтересовался вдруг Пол с тоской.
- Про одиночество, Буга, про одиночество… Бульдолягу мне нечем помочь, и он мне ничем не поможет… Только облает сдуру.
- Годится, - бросил Маккартни. - Сыграем?
Джон положил нарисованный текст на пюпитр.
Схватил гитару и начал нервно настраивать ее, крутя и перетягивая колки. Пол на фортепьяно сыграл ему "соль", потом "ми"… И Джордж продублировал звуки на своей гитаре.
- Ну, с Богом, - сказал Джон. - Неужели получится?
Маккартни тряхнул своими черными, чисто вымытыми волосами, борясь с волнением. В самом деле, неужели получится? Опять? Из ничего? Из дури?..
Он бравурно заиграл интродукцию на фоно, как если б нырял в ледяную воду. Харрисон тут же продублировал ее на соло-гитаре. Включенный неотрегулированный усилитель его инструмента загудел, как реактивный самолет. Но это только подбавило масла в огонь. Леннон фальцетом заорал так, будто перед крещендо не было, да и не могло быть априори никаких дольче и модерато…
Бульдоляг, ты мокнешь один под ливнем,
а я отмокаю себе под душем!
Энергия и хаос, слившись в едином порыве, грозили смести студию к чертовой матери. Наверное, на Эбби-Роуд в этот поздний час лопались покрышки и глохли моторы проезжавших мимо случайных машин.
В это время в студию проскользнул длинноволосый носатый человек, похожий на цыгана. Тараща голубые глаза и приоткрыв рот, он с удивлением услышал музыкальный шум, который производили трое его друзей. Легко читаемый ритм этого шума прошил мгновенно его мозг, как электрический разряд.
Вошедший бросился к ударной установке и без подготовки, не разбираясь, что к чему, оглушительно вдарил по всем барабанам сразу. Это уже было непереносимо. Леннон, вздрогнув, пустил голосом петуха и перестал играть. За ним остановились двое других. Однако ударник продолжал лупить по барабанам и тарелкам своего "Людвика". Чувствовалось, что музыки он не слышит и слушать не желает. Для него был важен полученный импульс, который зарядил его основательно и мощно.
- Ты что шумишь? - строго спросил Маккартни в микрофон.
Ударник от повелительного тона мастера очнулся и перестал стучать. Последним жалобно звякнул под его левой ступней хет-чарльстон.
- Я? Ничего. А что, не надо было?
- Я бы на твоем месте поостерегся, - сообщил Леннон, вынимая изо рта жевательную резинку и прилепляя ее к своим же каракулям.
- Ну, я не знаю, - пробормотал ударник, - мне же надо когда-то играть, ведь так?
- Вот в этом и весь вопрос, Рич. Надо ли тебе играть? - иезуитским тоном спросил Пол. - Ты ведь еще не знаешь, что играть. Не разобрался. Не врубился. А уже лупишь в там-тамы и пляшешь у костра. А ведь ничего еще не ясно…
- Тело священника еще не разделано, - подтвердил Леннон.
- И мы еще не знаем. Может, здесь вообще не будет ударных? Может, это будет легкая пьеска, прелюдия в стиле Баха? - продолжал пытать Маккартни.
- Ну, я тогда вообще играть отказываюсь, - сообщил Рич, услышав имя Баха.
- Проконтролируй! - холодно приказал Пол Харрисону.
Джордж подошел к обиженному ударнику, у которого нос от расстройства еще больше распух, нежно взял за руку и прошептал, как девице, на ухо:
- А не хочешь ли ты, Рич, перекурить со мной в коридоре?
- Хочу, - охотно откликнулся тот. - А эти что? Курить не будут?
- Эти уже накурились, - сообщил Харрисон. - Теперь добавят колес - и готово дело!
- Что ж. Курить так курить, - покорно согласился ударник.
Джордж, обнимая его за талию, вывел в коридор.
- Ну как тебе лягушка? - спросил Маккартни, когда они остались одни. Понравилась?
- Я не знаю, - неожиданно серьезно сказал Леннон. - Не уверен.
- Тогда, может быть, прослушаешь мою? - И Пол, не дожидаясь ответа, сыграл партнеру песню про домохозяйку, с которой до этого знакомил Харрисона.
После того, как отзвучал последний аккорд, возникла долгая напряженная пауза. Но Маккартни взял себя в руки и все-таки дождался, чтобы Леннон нарушил ее первым.
- Это - явный хит, - неохотно признался Джон. - Только все равно… отдает халтурой!
- Почему же?
- Ты скрываешься. Таишься. Какая-то домашняя хозяйка! Какое она имеет отношение к твоей душе? А что там у тебя внутри, неясно. А только это, по-моему, цепляет.
- А твой бульдоляг имеет отношение к твоей душе? - с обидой спросил Пол.
- Нет, - коротко ответил Леннон.
- Значит, не будем записывать?
- Будем. Потому что нет ничего другого…
Пол встал из-за фортепьяно и потянулся, разминая суставы. В лопатках его затрещали свалявшиеся крылья.
- А я тебе давно говорил! Давно предупреждал!
- Что ты говорил? - окрысился Джон.
- А то. Нужны новые формы! Мы давно выросли из трусов милой песенки! Куплет, припев, куплет, проигрыш. Сколько можно? С самоката нужно пересаживаться хотя бы на велосипед!
- Для велосипеда нужно иметь хотя бы две ноги, - неопределенно сказал Леннон, устремившись мутным взглядом поверх головы партнера.
- Пойми, от нас все ждут очередного прорыва! Давай напишем оперу.
- Чего? - промычал Леннон, хлопая ресницами.
- Ну, мюзикл, на худой конец! Что ты кипятишься? - потерял терпение Пол. - Я же не заставляю тебя играть Равеля!
- Спасибо, брат! Спасибо, что этого еврея ты оставил при себе!
- Заткнись! - почти ласково сказал Маккартни.
- Это ты заткнись, Пол! Ты заткнись! - заорал Леннон с неожиданной страстью. - Не Равель нужен, не Бах или другой гнойный пидор! Нужно наше время и наши проблемы! Несчастная душа человеческая, которую измудохали эти подонки, - политики и военные!
- Хорошо, хорошо, - пошел на попятный Пол, потому что больше всего в жизни опасался скандалов и драк. - Пропусти Равеля через электричество, и я соглашусь!
- Не буду я пропускать Равеля через электричество! - нахохлился Джон. - Я лучше городской фольклор пропущу через электричество!
- Городской фольклор!.. Ты и такие слова знаешь? Не ожидал!
Маккартни взял в руки четырехструнный "Хофнер" и начал настраивать его, чтобы успокоиться и прекратить ненужный разговор, который лично ему грозил только одним - ударом в челюсть.
Однако до бокса дело не дошло. Джон вдруг интимно положил свою голову на плечо партнеру и сладко прошептал:
- А скажи мне, Полли, только искренно! Сколько тактов из Стравинского или Равеля ты запомнил при первом прослушивании?
Маккартни хмыкнул и решил не врать.
- То-то и оно. Здесь и зарыта бабушка, как говорил один внучок. Я не могу их слушать. Скучно! Музыка для критиков. И нужно быть величайшим мотом, чтобы в угоду консерваторским придуркам сделать из рок-н-ролла песок!
- Да не собираюсь я делать никакого песка! - начал оправдываться Маккартни.
- Да, рок - дебилен и прост, как математическая формула. Но в этой формуле - весь современный мир.
- У тебя по математике, кстати, всегда был "неуд"… - напомнил Пол.
Но Леннон уже не мог остановиться.