Маринку он узнал сразу, видно, Ефремов послал ему фотографию своей любимицы. Обрадованно улыбнулся, увидев фотографию супругов Ефремовых, его старых друзей. Внимательно рассматривал даже снимки незнакомых ему людей. Я по лицу его понял, когда он нашел мамины фотографии, так оно изменилось… Но он овладел собой и спокойно пересмотрел их все. Над последней (мама снялась перед самым моим отъездом и даже дату поставила) отец задумался.
- Такая же, как была! - заметил он. - Не меняется. Она тебе рассказывала обо мне?
- Коротко и редко. Никогда не говорила, почему вы развелись… Перед отъездом водила меня по Москве и все вспоминала, где вы познакомились, где объяснились, где впервые поссорились. Можно вам задать один вопрос?
Я избегал прямого обращения. Называть по имени-отчеству неловко, все же отец, но и отцом называть я не мог - на расстоянии он меня держал.
- Какой вопрос, Андрей?
- Почему вы развелись?
- Ты не знаешь?
- Нет, конечно. Мама не любит, когда я об этом спрашиваю. Настроение у нее портится. Надолго. Так и не объяснила.
Пытливо, почти сурово взглянул он на меня.
- Что же тут скрывать. Разные мы оказались люди. Это нас и разлучило. Наверно, никто в этом не виноват… Она не могла жить без Москвы, без киностудии… А я - без Сибири… Вот и все. Не мог я оставить главное дело моей жизни… Не мог. Понимаешь?
- Нет, не понимаю. Ты мог бы свой отпуск проводить в Москве. Мама свой - в Сибири. Остальное время переписываться, говорить по телефону… Иногда в командировки ездить туда, где находится другой. Я бы не развелся… пока любил. Развода вы потребовали? Зачем? Вы же не женились больше! Или, быть может…
- Нет, я больше не женился. Я думал, Ксения выйдет замуж. Не понимаю, почему она все-таки не вышла? Мы давно не виделись.
- Никого она, кроме вас, не любила, наверное. Сто раз могла бы выйти замуж - не пошла ни за кого. Оператор, очень известный, десять лет к ней сватается. Думает, из-за меня она не выходит. Откровенно радовался, когда я уезжал. Смешные у меня родители!
- Смешные?
- Ну, чудаки! Странные какие-то.
- Из Ксаны хорошая вышла мать? Заботилась она о тебе?
- Сколько себя помню, я о ней заботился. Устает мама сильно. Пока доберется до дома, падает без сил. Вот и приходилось - накормить ее, чаем напоить, постель ей постелить, цитрамон дать или валерьянки… Работа у нее нервная - стрессы всякие. К тому же мама ярко выраженная антидушечка, таким нелегко жить на свете.
- Как ты сказал?
- Антидушечка, противоположность чеховской душечке. Всю жизнь была и будет сама собой. Может, вы этого не учли когда-то? Не знаю, что вас разлучило, но уверен в одном: права была она.
Про себя я подумал: и в этом мама была права - не смог он меня принять. Ну что ж, хватит того, что я увидел его. Лицо у меня, видно, омрачилось, он вопросительно глянул на меня.
- Буду спать, - сказал я, укладываясь лицом к стене, слезы навернулись, непрошеные. Не хотел бы, чтоб он их видел. Жаль, что голос мой дрогнул.
Отец некоторое время сидел не шевелясь, затем выключил свет. Я, словно маленький, тихонько поплакал в подушку. Разочарование холодило, как лед.
До чего мне было плохо!.. Не принял, не смог принять. Я его не винил. Он по-человечески встретил нас троих, поместил в своем номере. Кажется, ему больше всех понравился веселый простодушный Женька.
Я думал, что не усну совсем, но уснул.
Глава четвертая
БАЙКАЛ СВЯЩЕННЫЙ
Утром все еще спали, когда резко прозвенел телефон. Отец взял трубку, послушал и буркнул, что через десять минут будет готов. Увидев, что я проснулся, он сказал, чтоб мы позавтракали и никуда не уходили, ждали его. За ним сейчас высылают машину - первый секретарь обкома приглашает его позавтракать с ним, хочет о чем-то поговорить в неофициальной обстановке.
Через десять минут отец спустился вниз, а я сел к письменному столу и написал маме длиннющее письмо. Об отце я лишь упомянул, что он меня принял и мы, все трое, ночуем у него в номере.
Позавтракав и опустив письма в почтовый ящик (Женя написал короткое письмо молодой супруге, Алеша - Максимовой), мы, как было приказано, вернулись в номер. Отец пришел повеселевший, успокоенный и сообщил новости: первое - он взял отпуск на десять дней, проведет его с нами на Байкале. Второе - мы выезжаем сегодня же электричкой до Байкала, где нас ждет катер. На нем мы вдоволь поездим по озеру, а потом катер доставит нас до места.
Мы быстро собрались, успели еще сбегать в магазины, купить еды на дорогу и скоро уже ехали в электричке.
Дорога исключительно живописная - горы, скалы, ущелья, тайга. Но нам с Алешей она запомнилась навсегда потому, что именно этой дорогой в нашу жизнь вошла девушка по имени Христина Даль. Первым ее увидел Алеша. Мы сидели так: у окна - я, рядом - отец, напротив - Женя и Алеша. Отец о чем-то думал. Мы с Женей не отрывали глаз от окна. Алеша смотрел на кого-то… Наконец он не выдержал и шепнул мне:
- Посмотри, какая славная девушка. Никогда не видел такой. Глаза синие-пресиние!
Я хотел обернуться, но Алешка испуганно зашипел:
- Ты что?!
Тогда я привстал, делая вид, что поправляю багаж на сетчатой полке между окнами. Девушка с синими глазами сидела на другом конце вагона и вытягивала шею, пытаясь разглядеть Болдырева-старшего.
Когда мы проехали очередной туннель, она решительно подошла к нам и радостно окликнула отца:
- Андрей Николаевич!
Отец вздрогнул и уставился на нее, как бы не веря своим глазам.
- Христина! Вот встреча! Я думал, что уже никогда больше тебя не увижу. - Он живо поднялся и крепко сжал обе ее руки. Христина без особых церемоний чмокнула его в щеку. Смущенный, отец твердил:
- Я рад! Как же я рад! 40
Радовались они оба так явно, что Женя предложил ей сесть на свое место.
- Мы и втроем поместимся, - поспешно сказал Алеша, - помочь вам перенести вещи?
- Пожалуйста, такие тяжелые.
Алеша, улыбаясь, перенес, ее вещи - большой чемодан, коробку от телевизора, аккуратно перевязанную тонкой белой веревкой, и еще какие-то бережно упакованные пачки - все неподъемное.
- Книги, - пояснила девушка.
Отец вспомнил про нас и решил, что пора представить:
- Мой сын Андрей и его друзья Алексей и Евгений! - первый раз он назвал меня сыном, на радостях, что ли. Мы уселись втроем, а Христина и отец напротив.
- Ну рассказывай: откуда, куда, зачем? Все о себе. Как же я рад тебя видеть!
Христина охотно стала рассказывать, прерывая сама себя вопросами: ей тоже хотелось знать о нем все.
- Еду из Новосибирска. Я же там училась, вы знаете, закончила институт - дипломированный врач уже. А вы теперь директор НИИ? Мне писали. Оставляли меня при кафедре… психиатрии, но я наотрез отказалась. Психологией я увлекаюсь, но это же совсем другое. Меня интересует психология здорового человека.
- Напрасно отказалась, - поморщился отец. - По-моему, у тебя явная склонность к научной работе. Что ж, будешь районным врачом? Терапевтом?
- Не так, Андрей Николаевич, вы не представляете, как интересно! Ведь я уже на работе. Научной. Знаете где? Очень длинно, вы только послушайте: научно-координационный центр Академии медицинских наук по медико-биологическим и санитарно-гигиеническим проблемам строительства Байкало-Амурской магистрали. Уф!!! Наш пункт будет в городе Сен-Маре. Вот мне его организовывать. Правда, что вы хотели назвать город - 3урбаган, как у Грина?
Отец добродушно усмехнулся.
- Предложение назвать так город внес не я, а мечтатели и романтики, которые его строят и перестраивают. Я их поддержал. Город-то молодежный. Пусть называют, как им хочется. Пришлось немного поспорить в обкоме. Но быть на Байкале городу Зурбагану!
- Ура! - заорал я в восторге так, что на меня стали оглядываться.. - Ты не говорил нам, что - Зурбаган!!!
- Не успел еще. Так каковы цели и задачи этого координационного центра? - снова обратился он к девушке.
И тогда Христина привела нас - не только меня, но и Алешу и Женю - в полный восторг. Вот что она нам разъяснила. Адаптация человека в экстремальных условиях - научная тема, интересующая Христину и ее новосибирского руководителя академика Турова (адаптация - приспособление организма к условиям существования. Экстремальный - значит предъявляющий повышенные требования). Условия жизни отрядов строителей Заполярья сходны, например, с жизнью в Арктике и Антарктиде. А важность этой темы в том, что человечество все больше будет работать именно в экстремальных условиях. Не только освоение суровых, безлюдных территорий Севера, но и длительное пребывание в космосе, под водой, под землей, на Луне, на Марсе (а когда овладеют гравитацией, то и на планете Юпитер!). Впереди освоение других планет. Строительство искусственных населенных спутников Земли, откуда будут стартовать звездные корабли. Именно поэтому умение создавать лучшие условия труда, быта и отдыха людей в экстремальных условиях имеет столь важное значение для мирового здравоохранения.
- Как бы я хотел участвовать в этом! - вскричал я, а Алеша явно запечалился, видно, подумал: "А как могу участвовать в этом я - испечь хороший хлеб?"
- И это немало, Алеша, - ответил я, угадав его мысль.
- Значит, ты направляешься к нам… в Зурбаган, - раздумчиво проговорил отец.
- Да. Хотела пароходом "Комсомолец"… А вы, наверно, самолетом?
Отец объяснил насчет катера и предложил Христине, если она располагает временем, присоединиться к нам. Вернее, к составу экспедиции Всероссийского общества охраны природы.
- Ой, спасибо! - обрадовалась Христина. - А я не помешаю?
- Нет, - серьезно заверил ее отец.
Оказалось, отнюдь не катер, а белый теплоход ожидал нас. Пусть не слишком-то большой, но с лабораторией, кают-компанией, каютками для научных работников и команды, круговой палубой. На белоснежной корме было четко выведено медными ярко начищенными буквами: "Баклан".
Капитан "Баклана" Григорий Иванович Бесфамильный, мрачноватый крупный мужчина в форме, принял нас хорошо. Отца он знал и, видно, уважал. Он даже уступил ему свою капитанскую каюту (отец смущенно отнекивался, но капитан настоял). Сам устроился в штурманской, поскольку никакого штурмана не было.
Настроение капитана испортилось, когда он разглядел, что Христина, хоть и в брюках, нисколько не парень. Я было подумал, что капитан суеверен, но боцман Иван Галчонок разъяснил нам, что у капитана стал портиться характер и он понемногу становится ругателем, а присутствие девушки вынудит его сдерживаться, чего он терпеть не может.
Галчонок показал наши каюты. Отдельную для Христины и четырехместную нам, ребятам. На четвертую полку мы свалили наши вещи.
Галчонок был "рыжий-рыжий, конопатый", ясноглазый, веселый (как наш Женя).
Он присел на мою койку и поведал все "бакланьи" новости.
1. "Баклан", оказывается, только что прибыл на Байкал, проделав огромнейшее, просто фантастическое путешествие.
Рожденный на судостроительном заводе Астрахани, он плыл водами Волги, Волго-Балта, Беломорско-Балтийского канала, затем переплыл Белое море, Баренцево, Карское, море Лаптевых, реку Лену - более двенадцати тысяч километров. Последние сто километров, в обход скалистого Приморского хребта, судно тащили через тайгу шесть тракторов, и это был самый трудный кусочек бесконечного, изматывающего пути.
2. Пока капитан "Баклана", потомок сибирского бесфамильного бродяги, одолевал вместе с преданным Галчонком и четырьмя матросами это путешествие (временами их тащили на буксире арктические суда и ледоколы), его жена ушла к другому… старшему бухгалтеру госбанка (сменять капитана дальнего плавания на бухгалтера госбанка?! Чудовищно!).
3. На борту "Баклана" было двое бородатых ученых (не старше двадцати пяти лет) - экспедиция Всероссийского общества охраны природы, один из них - орнитолог, другой - ихтиолог.
Орнитолог клялся и божился, что на Байкале, кроме "Баклана", не осталось ни одного баклана - всех побили лжеохотники и горе-туристы, - и ругался по этому поводу не хуже капитана.
Орнитолог уверял, что судно назвали так в память вымерших здесь птиц.
4. Идти мы будем лишь днем, так как команды кот наплакал, и ночью будем все отсыпаться.
5. У Галчонка нет ни отца, ни матери, никого, кроме капитана, на всем белом свете.
Невесты еще не присмотрел, а теперь, после беды, что стряслась с капитаном, сто раз еще подумает, прежде чем жениться.
6. Похоже, что директор института и эта докторша влюблены друг в друга, и помяните мое слово, если не сыграют к Новому году свадьбу…
…Похоже, что боцман Галчонок был не просто говорлив, но к тому же еще и сплетник.
- Когда мы отчалим? - перебил его Алеша и, узнав, что завтра в пять утра, предложил осмотреть поселок.
Отец уже ушел в лимнологический (озероведческий) институт, там у него были друзья. Христина отправилась в местную поликлинику что-то передать старушке-медсестре. А мы втроем решили пройтись по берегу Байкала.
Мы шли берегом, то и дело останавливаясь, чтоб полюбоваться озером. "Славное море, священный Байкал…" Почему "священный", я тогда еще не понимал, но что это море, огромное, величественное, не похожее ни на какое другое море, я убедился сразу. Мне довелось побывать с мамой на Черном, Азовском, Каспийском - ничего общего. Будто своя душа была у Байкала, неповторимая. Только нам она еще не открылась.
Так мы шли, пока не увидели замшелый деревянный пирс в виде буквы "П", около которого покачивалась на волнах баржа и несколько моторных лодок. Мы взошли на этот пирс.
- До чего же хорошо, ребята! - воскликнул Женя, Алеша растроганно кивнул головой, а я даже ответить не смог: горло сдавило от волнения.
Синий воздух, пронизанный золотистым светом солнца, - это было огромное небо.
Искрящиеся, чуть вздымающиеся зеленоватые воды - это было море. И полная затаенного смысла, скрытого ликования - тишина побережья. Я взглянул на Алешу - у него дрожали губы. Он был потрясен, мой славный дружище.
Долго мы стояли в молчании, как вдруг услышали отвратительный дурашливый смех.
На пирс входила неприятная компания: четверо расхлыстанных парней, уже приложившихся к бутылке. У троих из них были длинные сальные волосы, четвертый острижен наголо - волосы только начали отрастать, и… он даже не успел загореть. Может, вышел из психиатрической лечебницы? Или?..
Они несли свертки, бутылки в авоськах. Перед стриженым явно заискивали.
Они шли прямо на нас, будто не замечая. Разговаривали, вставляя через каждые два-три слова матерщину.
Я первый посторонился, мне было бы неприятно, коснись они меня рукой или плечом. Они попрыгали в моторную лодку с экзотическим названием "Ча-ча-ча".
Женька рассмеялся.
- По-моему, этим "работягам" страсть как хочется с нами подраться.
- Я бы не советовал им, - раздумчиво заметил Алеша, рассматривая свои кулаки. - Не люблю я драться, противно, но если понадобится… Знаю кое-какие приемы.
Почтенный квартет разразился семиэтажной руганью.
- Когда они начнут вылезать на пирс, надо смахивать их в воду! - крикнул я.
Именно это, кажется, приостановило их: за нами была выигрышная высотка. Один из них, самый тощий и злобный, пытался убедить товарищей "поучить нас маленько".
- Ребята, вот вы где! - услышали мы голос, чистый и звонкий.
Христина шла по пирсу, улыбаясь нам. Она перевела взгляд на хулиганов в лодке и всплеснула руками:
- Гарик! Вот не ожидала встретить. Ах да - амнистия! Дома уже был?
Стриженый не слишком-то обрадовался встрече. Но что-то буркнул в ответ, сначала неразборчиво.
- А ты как? - спросил он неохотно.
- Окончила институт, еду работать…
- Что ж ты в Новосибирске не сумела устроиться?
- Хочу к себе, на Байкал.
- Ты всегда была чудачка… А я хочу в Жилуху податься. Врачи вот советуют отдохнуть сначала. Нервы расшатались - ни к черту не годятся. Домой не поманывает. Мать будет ныть. Отца увидишь, привет передавай.
Подумав, он представил Христине своих товарищей:
- Вовик, Славик, Талик. Моя двоюродная сестра Христя, - объяснил он им.
- Ты хоть написал родителям? - спросила Христина, кивнув приятелям.
- Не любитель писать. И что писать? Мать все мечтала прокурором меня видеть. И взбредет такое в голову?.. Ну, мы отправляемся.
Мотор заурчал, загрохотал, завоняло бензином, и "Ча-ча-ча" рванулась с места. Кто-то из них швырнул пустую бутылку из-под дешевого вина, и она запрыгала на прозрачной волне.
- Мой двоюродный брат, - вздохнула Христина. - Жаль дядю.
Мы отправились на теплоход.
Вторую неделю солнечный ливень днем, бурный звездопад ночами. По утрам туман, пронизанный светом. Солнце поднимается выше, туман оседает, растворяясь в воде, и Байкал вдруг начинает искриться, дробиться, сверкая, словно гигантское зеркало, отразившее самое солнце со всеми его протуберанцами. Кто-то невидимый чуть наклонит зеркало, и оно отразит прибрежные скалы - огромные глыбы, черные и зеленые, бронзовые величавые сосны, отвесные гранитные стены, синеватые скалистые гряды в вышине, облака, плывущие в синем океане над головой, как снежные острова.
Сияющий мир хлынет в душу, и захлебнешься от восторга, и уже кажется, что у тебя крылья и вот сейчас сорвешься и полетишь все выше в глубь бездонной ослепляющей синевы.
И удивительно вписывалась в этот непостижимый мир Христина Даль, девушка, выросшая в Забайкалье.
Прапрадед ее, приват-доцент Даль, ученый и революционер, был сослан на Байкал еще лет сто назад. Здесь он женился на кержачке, написал фундаментальный труд "Флора и фауна Байкала" и, когда получил возможность вернуться в Петербург, уже не смог оставить захвативший его душу край. Его сын, а в свое время и внук уезжали в столицу для получения образования, но неуклонно возвращались на Байкал для научной работы. Столетие семья Далей посвятила изучению и защите озера.
Христина по окончании медицинского института в Новосибирске тоже вернулась на родину. Матери она не помнит, та умерла, когда девочке было всего четыре годика. Отец погиб в экспедиции шестью годами позже.
Осиротевшую Христину взял в свою семью дядя со стороны матери, ветеринарный врач. Отличительной чертой этой семьи была бездуховность. Мещанство в его самом чистом виде.
Когда Христине исполнилось тринадцать лет, она от них ушла. Уже тогда она знала, чего хочет от жизни, чего не приемлет.
Алеша полюбил ее с первого взгляда. Без малейшей надежды на взаимность. Слишком низко он привык себя ставить. Эта постоянная неуверенность в себе…
Я Христину люблю как человека, как личность. Сколько в ней обаяния!.. От нее так и веяло ясностью, чистотой, спокойствием. Высокая, тоненькая, крепкая.
У Христины здоровая, не поддающаяся загару кожа лишь чуть-чуть окрашена солнцем. Необычайно яркие синие-пресиние глаза, большой чистый лоб (не оставила еще на нем жизнь своих борозд), русые, прямые, блестящие волосы зачесаны назад и подхвачены, чтобы не мешали, резинкой или обручем, и говорит неторопливо, и от слов ее веет такой же ясностью и миром, как от всего ее облика.
Папа говорит, что прежде она носила две толстые косы до пояса, но по окончании института отрезала их: врачу косы не идут, а прическу не захотела делать.