И даже когда я смеюсь, я должен плакать... - Йоханнес Зиммель 18 стр.


В их вагоне все до единого места заняты, многие пассажиры стоят, и Миша может составить общее впечатление о москвичах. Из-за жары все легко одеты, большинство похожи на сельских жителей, особенно женщины в платках. У одной на коленях стоит корзина, в которой сидит гусь. В вагоне несвежий воздух. Ну и что? Ведь мы не в гостях у Ротшильдов! Красота московского метро произвела на Мишу сильное впечатление, - действительно, каждая станция представляет собой произведение архитектуры и искусства. Станции украшены мозаикой, фресками, лепниной, витражами и скульптурами. В качестве материалов использованы мрамор и другие ценные сорта камня, нержавеющие металлы и сплавы, стекло, повсюду хрустальные люстры или рассеянное освещение.

Лева рассказывает Мише, что станция "Маяковская" была удостоена в Париже Главного приза за архитектуру, а Ирина тихо поправляет:

- В Нью-Йорке, Лева, в Нью-Йорке, а не в Париже!

Выходя из метро, Лева говорит:

- Общая длина линий метро у нас больше 200 километров, и оно продолжает строиться. Как красивы станции метрополитена, ты видел. И никому не приходит в голову курить в вагоне или бросать мусор. У нас не только самое быстрое, но и самое чистое метро в мире.

- Ну прекрати же, Лева! - говорит Ирина, когда они идут вместе с деревенскими жителями, несущими пустые корзины, к старому дребезжащему автобусу.

- Почему я должен прекратить? - спрашивает Лева. - Это же все правда, Ирина!

- Да, это правда, - говорит она. - Наше метро очень красиво, но твой друг видит не только его, но еще и плохо одетых людей с озабоченными, удрученными и печальными лицами. А сколько пьяниц и нищих, которых он тоже видит, не так ли, господин Миша?

- Не господин! Просто Миша! - смеется Лева.

- Но тогда и просто Ирина! - говорит она. - Конечно, Миша, в нашей стране жилось гораздо хуже во время Великой Отечественной войны и после нее, но теперь нам снова станет лучше, при Михаиле Горбачеве.

- С Божьей помощью, - говорит мать, - но для этого нужно много Горбачевых и много времени. Может быть, твои внуки доживут, Ирина, а нам-то точно не дожить. Вы только посмотрите, какая грязь в этом несчастном автобусе!

Ирина снимает свои очки с толстыми стеклами и улыбается Мише, будто хочет сказать: конечно, все будет хорошо в нашей стране! Я уверена.

3

Боже мой, что за бедные люди, какая бедная страна! - думает Миша. Они выехали из города и проезжают мимо жалких изб и закопченных старых фабрик вдоль дороги, которая становится все хуже и хуже. И все же, вот симпатичные молодые девушки на передних сиденьях, они смеются, им весело, не все люди вокруг выглядят печальными и серьезными. Эти смеющиеся девчонки даже начинают петь веселую песню, и Ирина тоже поет с ними. Она держит в руке свои очки и смеется, а старый автобус трясется, скрипит, раскачивается, но не сдается. И вот уже поют действительно все, Лева и даже отец и мать Петраковы! Миша тоже пытается подпевать. Он не знает ни слов, ни мелодии и поэтому все время немного запаздывает, отчего все смеются еще больше. За окном чудесный вид, потому что они едут вдоль полей цветущего подсолнечника, высокого, до автобусных окон, и видят только тысячи, тысячи сверкающих оранжевых солнц.

4

Но вот, наконец, село, где они выходят, село Димитровка! Бог мой, опять Мише как ножом по сердцу. Все запущенное и грязное, жалкое и убогое. Автобус остановился на площади, которая, конечно, названа именем Ленина, здесь пересекаются две улицы: Коммунистическая и Советская. В центре площади стоит бюст Ленина (таких бюстов в Союзе тысячи и тысячи, Миша слышал, налажено их массовое производство), он уже изрядно облупился, лысина загажена птицами до такой степени, что очистить, наверное, уже нет никакой возможности (может быть, просто никому нет дела, думает Миша). Справа и слева от цоколя на выкрашенных в красный цвет деревянных стендах написаны лозунги, известные ему по ГДР, только здесь они написаны кириллицей, и краска во многих местах облупилась. ДРУЖБА, МИР И БЛАГОСОСТОЯНИЕ ВСЕМ ЛЮДЯМ МИРА! Да, думает Миша, слова хорошие.

Подавленно озирается он вокруг. Вот этот барак - Дом культуры. Прогнившее деревянное здание напротив - сельсовет. За открытым окном толстый мужчина барабанит на пишущей машинке.

- Это председатель сельсовета, - объясняет ему Лева, - как мы говорим, наш бурмистр.

Памятник погибшим воинам тоже расположен на центральной площади, столько имен высечено в камне, слишком много имен для такой маленькой деревни! Транспаранты на Доме культуры и сельсовете призывают больше и лучше трудиться на благо социализма, а рядом стоит единственный каменный дом в деревне - партийный комитет. И он тоже обвешан транспарантами! Все они выцвели, многие испачканы, а некоторые изорваны в клочья. На Советской расположены два гаража пожарной охраны, а рядом с ними - крохотный кинотеатр и единственный в селе промтоварный магазин. Перед ним стоит длинная очередь, а перед аптекой поблизости - такая же длинная очередь, только двойная.

- Что там такое? - спрашивает Миша у своего друга, когда отец, мать и Ирина уже свернули на Советскую.

- Аспирин, - говорит Лева.

- За аспирином такая очередь?

- Она уже вчера здесь стояла, - говорит Лева, - потому что вчера наконец поступила партия аспирина. Целый год его не было в продаже. Теперь каждый запасается, чем только может. Пошли! - зовет он Мишу, уставившегося на двойную очередь.

Они берут чемоданы (Лева два, Миша один) и идут по пыльной Советской улице. Многие из очереди смотрят им вслед.

Миша, с трудом волоча ноги, идет по селу, и ему становится совсем грустно. Большинство домов стары и выглядят так, будто они вот-вот развалятся. Большинство людей на улице - старики, редко встретишь кого из молодых, понятно, все, кто еще может работать, сейчас на работе. Мише видны отсюда дюжина производственных зданий на окраине села, вблизи полей и лугов, и стадо пасущегося скота. Поля и коровники тоже выглядят запущенными, все производит впечатление бедности и упадка.

Мише становится тоскливо, Лева замечает это и показывает ему несколько домов, оставляющих более благоприятное впечатление. Они очень симпатичные, разноцветные и утопают в зелени и цветах. Но все же гораздо больше развалюх, и Лева объясняет Мише, что очень много людей уехало из Димитровки, потому что в колхозе все идет из рук вон плохо. А красивые дома среди садов, говорит он, - это дачи богатых москвичей.

- Да, да, в столице есть и такие, у которых хватает денег, чтобы позволить себе иметь здесь дачи, но вообще… ведь я в Ротбухене не обещал тебе рай, ведь так?

Миша собирается с духом и говорит:

- Да при чем тут рай! Главное, что мы и здесь вместе, Лева, я с вами и с Ириной.

- Она тебе нравится? Ты ее себе такой представлял?

- Нравится ли она мне, Лева? Да я еще ни разу не встречал такой девушки, даже во сне. Фотографии, что ты мне показывал, - да, да. Но я только теперь вижу, какая она на самом деле, я только теперь услышал ее голос! Этого нельзя себе представить заранее, Лева, такое чудо! - И, как только они заговорили об Ирине, Миша позабыл обо всей той бедности и грязи, которые только что так его угнетали. И снова, испытывая радость, Миша начинает мурлыкать ту же песню, что они пели перед этим в автобусе.

Правда, он вскоре прекращает свое мурлыканье, потому что видит Ирину и ее родителей, стоящих перед домом и ждущих их с Левой. А дом семьи Петраковых по красоте действительно даст сто очков вперед всем другим здешним домам. Миша восхищенно рассматривает его, и радость наполняет его все больше, - уныние и радость сменяются у него так же быстро, как и мысли.

Дом стоит в большом саду, перед домом овощные грядки и цветник, цветы разные, какие только можно себе представить. Дом сложен из толстых еловых бревен, выкрашенных в зеленый цвет, и у каждого окна светло-голубой резной наличник. На треугольном фронтоне слуховое окно, а над ним, под коньком крыши, - красная звезда, на коньке - телевизионная антенна.

У самого красивого дома в Димитровке есть еще и пристройка, так же выкрашенная и украшенная, как и основная часть дома; в ней, говорит Ирина, Миша и будет жить. Подходит Лева с чемоданами, а Ирина отворяет входную дверь. Когда Миша приближается к двери, Ирина протягивает руку, в ее темно-синих глазах сверкают ласковые искорки, и, склонив голову, она произносит:

- Добро пожаловать, Миша, добро пожаловать домой!

5

- Рад видеть вас в наших краях, Михаил Олегович, - говорит председатель сельсовета Евгений Котиков на следующее утро, когда Миша приходит в прогнивший сельсовет отметиться. Ему сказали, что это надо сделать сразу же.

- Я тоже очень рад, что, наконец, здесь, среди вас, - отвечает Миша и смотрит своими проникновенными глазами​ бассета на тучного Котикова, который является в одном лице председателем сельсовета и председателем колхоза. Комната, где его принимает Котиков, грязная, с потолка сыплется известка, мебели мало, и она старая и уродливая. На стене под стеклом висят большие портреты генерального секретаря М. С. Горбачева и В. И. Ленина, а также красный флаг Советского Союза, с желтой пятиконечной звездой и серпом и молотом в левом верхнем углу.

- Пожалуйста, ваш паспорт и другие ваши документы, гражданин Кафанке, - говорит Котиков торжественно. Все же дело это серьезное.

Миша кладет все, что у него есть, на заляпанный чернилами письменный стол, поверхность которого кто-то щедро изрезал причудливыми значками и надписями.

Котикову - на нем серый костюм, голубая рубашка и красный галстук, а в лацкане пиджака депутатский значок - требуется бесконечно много времени на изучение документов.

- Гм! - произносит он. - Гм-м! Тк-тк-тк! - И при этом бормочет что-то себе под нос.

- Что-то не в порядке? - спрашивает Миша, сразу запаниковав. До чего все же он запуган.

- А что может быть не в порядке? - с готовностью спрашивает тучный Котиков.

- Откуда я знаю?

- Вы ведь спрашиваете.

- Это вы спросили, прошу прощения.

- Насколько я вижу, все в порядке, гр-рм! У вас виза на три месяца.

- Да, но в посольстве в Берлине договорились с Министерством в Москве, что я могу получить здесь вид на жительство.

- Вы можете, гр-рм-рм! Ну, да. Посмотрим.

Не сходить с ума, командует себе Миша. Спокойно, спокойно! Вдруг по комнате прошмыгивает курица и снова выскакивает наружу.

- Курица! - говорит Миша озадаченно.

- Курица. Не слон. У нас здесь много кур, - говорит Котиков.

- Это прекрасно, - говорит Миша.

- Что прекрасно?

- Что у вас здесь много кур, господин Котиков.

Это уже выходит за рамки приличия, думает Миша. Ну, теперь ты, наконец, заткнешься, идиот, ругает он сам себя и замолкает.

- Ваш отец Олег Гранин был старшим лейтенантом Красной Армии.

- Да.

- Вы установили с ним контакт?

- Нет.

- Почему нет?

- Я не знаю, где он. И никогда не знал. Может быть, он уже умер.

- Но возможно, что и нет.

- Однако моя мать умерла, это известно точно.

- Я не спрашивал о вашей матери, Михаил Олегович

Заткнись!

- Гм. Гр-рммм! Вы незаконнорожденный!

Ну ясно, теперь все будет, как всегда и везде.

- Ваша мать должна была выйти замуж за вашего отца до вашего рождения. Это было бы нормально.

- Конечно. Но она этого не сделала.

- Почему?

- Я этого не знаю.

- Может быть, она не хотела выходить замуж за советского гражданина?

Спокойно, Миша, спокойно!

- Может быть, мой отец не хотел жениться на немке, господин Котиков. Я этого действительно не знаю.

Котиков поднял глаза.

- Гр-грм! Здесь сказано, что ваш отец - еврей!

Ну, вот. Все как всегда.

- Да.

Снова курица, кудахчет и выскакивает на улицу.

- Гр-рм! - Котиков снова откашливается.

- Это плохо?

- Это выяснится позже.

Надо иметь железные нервы.

- Ваша мать немка.

- Да.

- Тогда вы полукровка, метис.

- Да. Но я не имел возможности выбирать, господин Котиков.

- Не надо таких замечаний, Михаил Олегович, не надо таких замечаний! Почему вы оправдываетесь? В Советском Союзе ни один человек не имеет ничего против метисов, понятно?

- Понятно. - Долго я этого не выдержу.

- В Советском Союзе со всеми людьми обращаются одинаково. Если вы в чем-то провинитесь, вас накажут по закону. В Германии вы не состояли в партии?

- Нет.

- Почему?

- Я не интересуюсь политикой.

- Каждый должен интересоваться политикой!

- Возможно, я вступлю здесь в партию, если останусь в Советском Союзе насовсем.

- Это еще неизвестно, останетесь ли вы здесь насовсем, это решат в Министерстве. И в партию вам тоже будет непросто вступить, если это вдруг придет вам в голову. Это партия решит, достойны ли вы стать ее членом.

- Конечно. - Всегда одно и то же. Долго еще мне придется все это терпеть.

Толстяк заполнял формуляр, пока шел этот разговор, а заодно и маленькое удостоверение. Он всюду ставит печати и отдает удостоверение Мише.

- Это удостоверение о вашей регистрации. Его надо всегда носить с собой! Это ваш важнейший документ наряду с паспортом.

- Хорошо.

- Чем вы будете заниматься, Михаил Олегович?

- Я думал, может быть, я пригожусь в колхозе.

- Вы что-нибудь смыслите в животных?

- Нет, я водопроводчик и сантехник, но я могу чинить машины и другую технику.

- Посмотрим. Приходите завтра утром в восемь ко мне в правление колхоза!

- Хорошо.

- Вы не должны покидать Димитровку, я предупреждаю вас.

- Я вовсе не собираюсь ее покидать.

- Чего вы собираетесь, никому не интересно. Вы не имеете права, понятно?

- Хорошо! - С этим Котиковым нужно иметь дьявольскую выдержку. Я ему не нравлюсь. Это ясно. Кому же мети… Хватит жалеть самого себя! Кроме того, есть ведь много людей, которые относятся к ним нормально.

- У вас, как у гостя, есть не только права, но и обязанности, Михаил Олегович. И уже вчера ваше поведение было несовместимо с вашими обязанностями.

- Вчера? Но я только вчера приехал! Как же я мог не совместиться…

- Не наглейте! Вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

- Простите, не знаю.

- Не лгите! Я наблюдал из сельсовета.

- Что вы…

- Перед аптекой. С вашим другом Львом Петраковым.

- Я действительно не знаю, господин Котиков…

- Там граждане стояли за аспирином.

- Ах, вот что!

- За аспирином. Лекарством. Ваш друг Лева Петраков и вы над этим потешались.

- Что вы! Напротив, я…

- Позвольте мне закончить. Спасибо… нашли смешным и упражнялись в критике системы снабжения в Советском Союзе. Граждане жаловались на вас, так что не отрицайте!

- Я…

- Может быть, принято так себя вести в Германии, но не у нас. Я вас серьезно предупреждаю. Если подобное повторится еще раз, это повлечет за собой неприятные последствия, понятно?

- По… понятно.

- Теперь можете идти. Завтра в восемь в правлении! Не опаздывайте. Всего хорошего, Михаил Олегович.

- Всего хорошего, господин Котиков. - Миша встает, удостоверение в руке, капли пота на лбу. Третья курица проносится по служебному кабинету. Миша выходит на улицу. С этим Котиковым, думает он, у меня еще будет масса неприятностей. Это я чувствую наверняка.

Его предчувствие было верным.

6

Вот уже несколько дней Миша работает в колхозе, как Ирина, Лева и Аркадий Николаевич - их отец. У матери, Марии Ивановны, достаточно дел дома, и не только дома, еще и в очереди перед единственным продовольственным магазином в селе. Кроме того, в Димитровке есть еще общество чтения Библии, там собираются женщины. Мария Ивановна регулярно ходит на собрания этого общества, которому в сельсовете не очень-то радуются, однако вынуждены его терпеть.

Ирина - на ферме она ходит в спецовке, фартуке и платке, иногда в сапогах, - отвечает за здоровье и кормление животных. Она закончила ветеринарные курсы и заочно учится в сельскохозяйственной академии.

Лева после увольнения с военной службы снова начал работать шофером. У него много поездок по полям, в райцентр и на ближайшую железнодорожную станцию.

А отец работает на тракторе в поле. Автомобили, трактора и другие машины в колхозе не имеют настоящего хозяина и часто выходят из строя. У Миши работы столько, сколько не было еще никогда в жизни. Достать клиновой ремень, свечу зажигания, винт с нужной резьбой - это целая история, не говоря уже о новом ключе зажигания или коробке передач. Для всего этого Мише всегда нужен Лева, как и раньше в ГДР, это гений в тех делах, где нужно что-то раздобыть. Как Лева это делает, он никогда не говорит, но новый ремень или даже ключ зажигания и коробка передач всегда появляются в нужное время, и Лева вызывает у Миши все большее восхищение. Ах, Миша восхищается здесь всеми: Ириной, ее родителями и даже другими колхозниками. Они очень бедны, у них нет почти ничего, но они всегда чем-то заняты, им привычны как выпивка, так и изнурительный труд. Уже на третий день работы Миши, в колхозе на поле, настолько запущенном, что беглого взгляда на него достаточно, чтобы охватила тоска, снова ломается трактор Аркадия Николаевича. Миша лежит под мотором на твердой, как камень, глинистой земле и ковыряется в нем с тяжелым сердцем, потому что этот трактор многократно разбирали и собирали кому не лень, а толпа колхозников собралась и смотрит, на что способен немец. Большинство настроено по отношению к нему дружелюбно, хотя далеко не все. Миша объясняет это тем, что они, вероятно, больше других пострадали от войны с немцами. Но, поскольку ремонт затянулся, все любопытные ушли, остались только Ирина с Аркадием Николаевичем. У отца грубые черты лица, всегда смеющиеся глаза, задубевшая от солнца и ветра кожа. Он мало говорит, делает свое дело, спокоен и сдержан. Миша еще никогда не видел человека такой внутренней силы и спокойствия.

- Между прочим, вам надо быть поосторожнее с предсельсовета, Миша, - говорит Аркадий Николаевич, когда они остаются наедине. - С ним надо быть начеку, он донесет на любого, было бы что. Вы видали фильм "Броненосец "Потемкин""?

- К сожалению, нет.

- Это один из величайших фильмов в мире. В фильме матросы жалуются на плохую еду: мясо протухло и в нем завелись черви. Позвали врача, приходит маленький человек с острой бородкой и в пенсне. Он смотрит на мясо и, чтобы лучше разглядеть, снимает пенсне и смотрит в него как в лупу. Это стекло показывают крупным планом, и под ним видно, что в мясе полным-полно кишащих червей. После этого врач поворачивается к матросам и говорит: "Мясо абсолютно безукоризненно". Вот такой и Котиков, понимаете? Конечно, он считает, что Горбачев предатель и его следует повесить. Партия, партия, партия всегда права! Вы в ГДР все это проходили, да?

- Да, - говорит Миша из-под трактора и сопит. Значит, здесь та же история?

- Не волнуйтесь, - говорит Ирина, - очень скоро они исчезнут, весь этот сброд.

- Это еще вопрос, - говорит отец. - Таких Котиковых у нас миллионы. Дадут ли они уничтожить себя раньше Горбачева? До сих пор они разделывались с такими, как он.

Назад Дальше