- До свидания, Стас! - вдруг рассердилась Настя и бросила трубку. - Бедный Ульрих! Ты даже не представляешь, как вляпался со своей новой хозяйкой.
Она подошла к окну. Рассвет уже обозначился на небе мутной розоватой пеленой. Окна в доме напротив были темными, кроме трех. Ну вот, народ уже просыпается, а она беспокойной совой все таращится на мироздание. Настя посмотрела вниз, на стоянку. И перестала дышать.
Фургона не было.
Не было!
Но, вместо того чтобы почувствовать облегчение, что избавилась от неожиданного подарка, она почему-то до слез растревожилась. Выскочила во двор. Заметалась по детской площадке, заглядывая во все щели. И тут же спохватывалась, вспоминая габариты Ульриха. И снова забывала. Ульрих, миленький, заголосила она вполголоса, куда же ты подевался? Где тебя искать?
Полиция! Ну конечно же! Нужно срочно бежать в полицию. Они обязательно найдут Ульриха, ведь прошло не так много времени. Они найдут. Они обязательно найдут! Она помчалась по улице, вдохновленная надеждой. Но через пару минут энтузиазм вдруг иссяк, и она без сил рухнула на ближайшую скамейку.
Вот что она скажет дежурному? У меня украли жирафа? Ага, у девушки с седьмого этажа украли настоящего взрослого жирафа. Отделение потом весь год ржать будет. Настя чуть не расплакалась от такой несправедливости. И тут ей отчаянно захотелось услышать бархатный голос. Она достала мобильный и позвонила Стасу. На этот раз в трубке была идеальная тишина. Глубокая, как в пещере.
- Анастасия Сергеевна, рад вас слышать, - в бархате отчетливо звучала радость. А возможно, ей это только показалось. - Чем могу помочь?
- Ульриха украли.
- Да что вы? - с дежурной вежливостью отозвался он.
И она подумала, что звонить ему было глупо.
- Даже не знаю, где мне его теперь искать.
- Зачем? Все разрешилось само собой. Вы же хотели от него избавиться, вот и радуйтесь.
- Но не таким же способом, - еще сильнее расстроилась она.
- Бросьте, Анастасия Сергеевна. Все неприятности закончились, живите себе дальше.
- Я так и сделаю, - тоненько, почти визгливо крикнула она и отключилась.
Почему-то она ждала от него других слов. Не утешения, но чего-то особенного, а получилось так, словно на мороз выскочила и окоченела до судорог.
Пелена на небе вдруг разорвалась, и в лицо ударил нежный утренний свет.
- Здравствуй, солнце, - вслух сказала Настя, жмурясь.
- И тебе здравствуй, - сипло раздалось рядом.
Она вздрогнула. Из солнечного сияния выдвинулась невысокая, широкоплечая фигура с собакой. Мужичок с помятым лицом и в не по росту большой, замызганной куртке грустно смотрел на нее, теребя в руках поводок. Собака была непонятной породы, большая, грязная, рыжая, с висячими ушами и умным взглядом.
- Дамочка, купите собачку, - просипел мужичок.
Собака вдруг положила голову на колено Насти, глянула в лицо, задирая брови, от чего собрался в складки перепачканный мохнатый лоб, и почти по-человечьи вздохнула, как вздыхает путешественник, вернувшийся домой из долгой-долгой поездки.
- Друзей продаете? - Она осторожно почесала собаку за ухом, где было почище. И та, часто-часто заскоблив хвостом по земле, жарко лизнула ладонь.
- Так ить, - он потерянно развел руками, - жись такая.
- Сколько? - полезла в карман Настя.
- А сколько не жалко.
Она выгребла несколько бумажных купюр и всю мелочь.
- Благодарствую, - он протянул ей поводок.
- Не нужно. Оставьте друга себе.
- Но как же? - озадачился мужичок. - Я ж его продал.
- Считайте это новогодним подарком.
- Ага, - он зачарованно смотрел на деньги, уже став их полноправным владельцем, но разрушение сделки немилосердно требовало от его трепетно-справедливой души их возврата. Мучительная гримаса прошла по лицу мужичка и тут же сошла, оставив просветление. - Вы тут приглядите за ним. Я долг отдам и вернусь. Хорошо? Одна нога там, другая здесь.
Он вручил ей поводок, оказавшийся обычной бельевой веревкой, давно потерявшей свой истинный цвет, хлопнул пса по загривку:
- Его Жирафом зовут.
- Что? - вздрогнула Настя. - Жираф?
Пес звонко гавкнул и взволнованно задышал, подтверждая правильность клички, запрыгнул на скамейку и, постаравшись как можно большим участком тела улечься на Настю, устроился рядом.
Мужичок кивнул и прытко засеменил по тропинке. У поворота чуть задержался, глянул на них ласково и исчез.
Прождала она его около часа, постепенно осознавая, что хозяин пса не вернется. И когда бег вокруг скамейки уже не согревал, Настя, привязав конец поводка к ошейнику, чтобы не волочился по земле, с чувством выполненного долга отправилась домой, совершенно искренне предполагая, что Жираф последует ее примеру и тотчас помчится к своему непутевому хозяину. Но пес увязался следом, усиленно виляя хвостом и заглядывая в лицо.
Убедительное вразумление, что им не по пути, и он должен вернуться к хозяину, на пса не действовало, а привязать его в такой холод у нее не поднималась рука. Так они и дошли до подъезда.
- Я не люблю собак, - сказала она ему. - Понимаешь? Иди домой.
Но пес не сводил взгляда с двери, явно собираясь проскользнуть в подъезд первым.
- Чего, мать, скотиной обзавелась? - раздался сзади чуть охрипший голос местной бомжихи Мани, пару месяцев назад прибившейся к микрорайону.
- Нет, - она обернулась. - Просто составил мне компанию.
Маня, всегда зябнувшая, одевалась во все, что было, и от этого многослойного буйства одежды походила на колобок. Несколько платков матрешечно и обильно кутали ее голову так, что оставалась только узкая щелочка для глаз и носа.
- А ну пшел! - Она грозно топнула разношенным, облезлым сапогом.
Пес дрогнул всем телом, но не сдвинулся с места, продолжая смотреть на дверь. Хвост, только что кокетливо гнувшийся кончиком в завиток, поджался, а задние ноги мелко, почти незаметно задрожали.
- Вот же скотина, - прогнусавила Маня. - Ничего, мы его сейчас.
Она неповоротливо закачалась, тяжело поворачиваясь в поисках чего-нибудь тяжелого.
- Не надо. Он сам уйдет. Не гоните его, - торопливо сказала Настя, ощущая внутри непонятную тоску. - Вы его придержите, чтобы в подъезд не зашел.
- Придержу, - охотно согласилась Маня и, с трудом нащупав огромными брезентовыми рукавицами поводок, торжественно потрясла им, словно трофеем. - Иди.
Настя скользнула в подъезд, оставляя за дверью бессмысленную суету неправильно начавшегося утра и свои переживания по поводу обретения и потери. Квартира встретила ее теплом и одиночеством. Серые утренние тени лежали на стенах. Было тихо. Увитая мишурой елка в углу смотрелась чужеродно.
- Напиться, что ли? - сказала она вслух.
И вдруг накатило бессмысленное сожаление, что не пересилила себя, не прикоснулась к жирафу. Не почувствовала, каково это - погладить пятнистую шкуру животного из страны, в которой она, возможно, никогда не побывает. Теперь навсегда, до самой смерти это упущенное будет ранить, как горошина под перинами у принцессы, когда спать можно, но болит все тело.
В дверь замолотили чем-то тяжелым и мягким, но, разглядев звонок, вдавили что есть дури кнопку, от чего он забился в истеричном щебете.
- Кто там? - спросила Настя, но с той стороны что-то шумело, и приглушенный голос было не разобрать.
Открытую дверь тут же выбило из рук и долбануло о стену от прыжка чего-то рыжего, ломанувшегося в квартиру…
- Стоять! - придушенно взвизгнуло что-то со стороны лифта, и на порог выкатилась Маня, грозно потрясая оборванным поводком.
Настя отскочила в сторону, и вовремя: бомжиха смогла затормозить только через пару шагов и начала медлительный, как разворот орбитальной станции, процесс поворота к хозяйке квартиры.
- Что случилось? - спросила Настя, краем уха ловя неприятные шорохи в комнате.
- Перегрыз веревку, засранец, - Маня возмущенно засопела. - За новой пришла. Дашь?
- Конечно, сейчас, - кивнула она, пытаясь сообразить, чем можно заменить поводок. Веревок в доме не было. Разве что приспособить ремень от сумки.
В комнате что-то шумно грохнуло, посыпалось, задребезжало. Настя бросилась туда и растерянно замерла на пороге. Веселым рыжим вихрем метался по квартире Жираф, раззявив от счастливого избытка сил пасть с ярко-розовым свесившимся набок языком, сметая все на своем пути.
Книги, ежедневник, лампа, распечатка в двести страниц, кофейная чашка и плед уже пали жертвой скачущего стихийного бедствия, разметавшись по полу в живописном беспорядке. Последним трофеем стала елка, подрубленная мощным рывком за тонкую нить гирлянды и теперь медленно заваливающаяся набок.
- Ааааа! - завопила Маня и бросилась спасать новогоднюю пизанскую башню.
Ее бросок оказался неудачен. Бильярдным шариком, отрикошетив от попавшегося на пути стола, Маня, падая, приняла в объятия елку и вместе с ней под звон лопающихся игрушек рухнула на пол, плюща ее своим телом. Пес пришел в восторг от произошедшего и с энтузиазмом принялся терзать гирлянду, порыкивая и, по всем правилам обработки дичи, с остервенением мотая головой.
Маня изловчилась, поймала пса за ошейник и подтянула к себе. Платочная амбразура от падения сдвинулась, и теперь Маня, не смея пошевелиться, испуганно и одноглазо косила на Настю. Жираф елозил, пытаясь вывернуться, но бомжиха держала крепко.
- Отлично, - сказала Настя. Прокашлялась, возвращая в голос взрослость: - А теперь подите вон.
- Уже уходим, - бомжиха торопливо завозилась. Шарики под ней хрустко и взрывчато лопались. - Не сердись на него. Тварь же Божья, не ведает, что творит.
Тварь вдруг вывернулась из ее рук и бросилась к Насте, в ловком прыжке ткнувшись холодным носом в щеку и лизнув губы.
- Фу, - Настя отпрянула, брезгливо отирая лицо тыльной стороной ладони. - Мерзость какая.
Пес радостным галопом по комнате отпраздновал удачно совершенный маневр.
- Стоять! - невнятно крикнула Маня сквозь платки, бросаясь за псом и топыря руки. - Кому сказала, стоять!
Только Жираф воспринял это как приглашение к игре и азартно запрыгал вокруг нее. Дальнейшие телодвижения Мани опрокинули два стула и одну вазу с изящным гербарием, который тут же погиб, ссыпавшись на пол. Ноутбук, поехавший по столешнице опасно накренившегося стола, Настя успела подхватить, выдирая провода и роняя зарядку. А вокруг металось, гавкало, лезло лизаться, уворачивалось, блестя глазами, рыжее четвероногое безобразие.
Изловчившись, Настя все же схватила его за ошейник и поволокла в прихожую. Пес упирался, топорщил когти, собирая в гармошку коврик. На помощь подоспела Маня, уперлась обеими руками в рыжий зад Жирафа и выкатилась с ним за порог.
Настя захлопнула входную дверь и, привалившись к ней, сползла вниз. Сил не было. До новогоднего вечера еще далеко, а ее уже тошнит от одного упоминания праздника. Вот все люди как люди, а у нее вечно что-то на пустом месте случается. Даже подаренного жирафа и то украли.
Она поднялась и, опираясь на стену рукой, раненым солдатом побрела на поле брани. Живописный разгром в квартире был настолько ужасен, что она чуть не расплакалась. Елка тушкой растерзанного чудовища лежала посреди комнаты, ободранная и недоумевающая. Куски мишуры, равномерно рассредоточенные по всему полу, ненавязчиво утверждали, что праздник закончился.
- С Новым годом, Анастасия Сергеевна, - громко и с чувством сказала Настя. - Вот и отпраздновали.
Упала на диван и натянула на голову плед. Делать ничего не хотелось. Ну и пусть елка лежит на полу. Вот такое у нее креативное осмысление украшения комнаты.
В дверь осторожно тренькнули. Настя, ничему не удивляясь, побрела в прихожую. Мироздание сегодня было удивительно щедро на события. За дверью, на солидном удалении, словно боясь нечаянно сбить с ног, стояла Маня. Одна.
- Вот, - тихо сказала она, протягивая что-то завернутое в газету. - Подарок. Это мой, ты не подумай чего.
Настя отвернула пожелтевшие уголки бумажного комка. Новогодняя игрушка. Зеленый кувшинчик с двумя тонюсенькими ручками. Довольно неказистый, местами с облупившимся нанесением.
- Спасибо, - сказала Настя.
- Ага, - кивнула бомжиха и осторожно попятилась.
- А хотите чаю? - вдруг неожиданно для самой себя предложила она. - У меня и тортик есть.
Маня замерла. В ее глазах отразилось смятение, недоверие и отрицание. Но, не дав ей завершить мыслительный процесс, откуда-то с лестницы вывернулся жизнерадостный Жираф и, оттоптав Насте ноги, промчался в квартиру.
- Стоять! - гаркнула Маня и целеустремленно кинулась за ним.
Настя благоразумно вжалась в стену.
- Вот и славно, - сказала она, закрывая дверь.
Гости обнаружились в гостиной, занятые старинной забавой по перетягиванию каната. Канатом на этот раз служило покрывало. Оно было гобеленовым, старой закалки и потому выдержало натиск, даже не треснув. Настя тут же подарила его Жирафу, чему тот обрадовался и немедленно улегся на него, выражая всем своим существом, что наконец обрел место под солнцем.
Маня, протопавшая на кухню в чем была, очень удручилась крохотностью помещения и мизерной посадочной площадью табуретки. И тогда, сдавшись на уговоры Насти, она принялась раздеваться. Складывала одежки прямо на пол, у стены, заботливо расправляя и откровенно дорожа каждой.
И неожиданно под всем этим разноразмерным изобилием обнаружилась сухонькая миловидная старушка. Она застенчиво одернула коротенькую юбку нежной девочковой раскраски и уложила на колени большие худые руки с выпуклым деревом вен под кожей.
Настя залюбовалась ее лицом. В нем не было ничего особенного, но что-то трогательно доверчивое притягивало взгляд, и становилось как-то спокойнее на душе, от чего хотелось смотреть и смотреть. И морщинки у нее были лучистые и совершенно ее не старили, скорее наоборот. Морщинки ведь всегда подчеркивают самое главное.
Старушка, а вернее, как выпытала Настя, Мария Михайловна страшно засмущалась, раскраснелась, застигнутая врасплох улыбкой Насти, словно сброшенная броня одежд унесла с собой спасительную защиту цинизма.
Чай пили весело. Сначала Мария Михайловна отнекивалась, хлебая слабо заваренный чай, но потом, вдохнув запах свежайшей ветчины, решилась на бутерброд. Потом на второй. На третьем она разохалась, тревожась за фигуру, а Настя хохотала над ее причитаниями и подсовывала новые бутербродные шедевры.
Жираф, посчитавший, что на кухне гораздо интереснее, бросил глодать елку и улегся у их ног. Ему тоже перепало колбаски, с извинениями, что нет нормальной еды. Но пес не возражал, лихо ловил на лету куски, которые тут же телепортировались неизвестно куда, потому что до желудка не доходили. Во всяком случае, морда Жирафа откровенно сообщала об этом казусе.
Перекусив, Мария Михайловна принялась наводить порядок. Все уговоры Насти бросить это занятие были отметены, и как-то незаметно она оказалась на побегушках у энергичной старушки. И выяснилось, что елка не так уж и пострадала. И что многие игрушки остались целыми. А мусор они вымели за пять минут.
Через какой-то час веселой возни с попутным воспитанием Жирафа все водворилось на свои места, и даже стало как-то непривычно уютно. Вещи и слегка передвинутая мебель неуловимо изменили комнату.
Неожиданно позвонили в дверь. Мария Михайловна вздрогнула, съежилась, засеменила к горке своей одежды.
- Я никого не жду, - Настя, ухватив ее за худенькие плечи, усадила обратно на диван. - У нас еще тортик остался. Сидите здесь и никуда не уходите. Обещаете?
Старушка удивленно глянула на нее и кивнула.
- Анастасия Сергеевна, - раздалось бархатное из-за входной двери. - Это Стас.
Настя распахнула дверь и остолбенела. Там стоял ОН. Мужчина ее мечты. Тот, что грезился. Не слащавый мальчик с обложки журнала, но муж суровый и прекрасный, в крепком силуэте плеч которого чувствовалась надежность рыцаря. Его светло-бежевое кашемировое пальто было небрежно распахнуто, открывая стильный костюм-тройку с нереально белоснежной рубашкой.
- Еще раз здравствуйте, - его голос был так ласков, что у нее подогнулись колени.
- Стас? - едва собрав силы, прошептала она.
- Да. Это я, - он белозубо улыбнулся, и ей захотелось прямо тут умереть от счастья, что сподобилась увидеть свой идеал.
- Вот черт, - слабея, выдохнула она.
- Зачем же так фамильярно? Мы давно уже не используем этот архаизм, - он взял ее ладони в свои.
Она перестала дышать, понимать и осязать.
Вокруг мягко вспыхнул и заполонил все пространство цветущий яблоневый сад. Теплый солнечный день утвердился вокруг, обнимая ароматом цветов. Два плетеных кресла возникли на сочной молодой траве. Стас усадил ее, даже не удивившуюся, считающую, что так и должно быть, и присел рядом.
- Весна, - сказала она.
Его глаза улыбались в ответ, и чувство, что она больше никогда не будет так счастлива, снова переполнило ее.
- Я могу избавить вас от этой суеты, - его голос приобрел еще большую глубину и бархатность. - Вы проснетесь утром, и этой суматохи не будет. Ничего из того, что произошло в этот день, не случится. Вы отлично выспитесь. Елка останется целой. И Новый год вы встретите спокойно и без хлопот. Впрочем, как и всегда.
Что-то особенное было в его глазах, и она чувствовала, что будет так, как он сказал. Ее жизнь, вдруг давшая неприятный зигзаг, теперь выправится и станет идеальной.
- Но как же?..
- Вы же не любите собак, Анастасия Сергеевна, - он читал ее мысли, но это было забавно.
- Но он такой милый, - заулыбалась она, вспоминая невоспитанное рыжее чудо, к которому уже успела немного привязаться.
- Я подарю вам щенка. Породистого. Будущего чемпиона. На выставках он соберет все медали, какие только можно.
Она согласно кивнула, легко прощаясь с неугомонным псом. Так нужно. И она опять чувствовала всю важность подтверждения этой необходимости. Это же для ее блага.
- Вот и славно, - его улыбка солнцем согрела ее. - Теперь осталось самое простое.
- Что? - прошептала она, почти теряя сознание от предчувствия чего-то радостного, что ворвется в ее жизнь.
- Скажите "да", - его губы были так близко. - Скажите, и все изменится. У вас появится возможность прожить этот день заново. Без хлопот и проблем.
Она дышала цветочным ароматом, каждой клеточкой ощущая невыразимое, бесконечное счастье. И то прекрасное, исправленное будущее уже выстлалось нежным ковром у ее ног, осталось только шагнуть.
Где-то в невыразимой дали послышался лай. Потом снова и снова. Не стихал. Тревожил. Напоминал.
- Что это?
- Несущественное, - отмахнулся он.
- Что-то случилось, - медленно произнесла она, прислушиваясь к чему-то внутри. - Я чувствую.
Он откинулся на спинку кресла резким, капризным движением. Отстучал по подлокотнику нетерпеливую дробь пальцами.
- Той женщине, что сидит у вас на диване, стало плохо. Вот и все.
- Но я… - Она вдруг растеряла слова, мысли путались. - Я должна что-то сделать.
- Скажите "да", и все изменится.
- А что с ней будет?