- Такой разговор не исключался. В порядке предположения Зиновьев мог сказать, что лучше бы, если бы Сталин был отстранен от руководства партией.
- Значит, вы были заинтересованы в том, чтобы отстранить товарища Сталина от руководства партией. Значит, Зиновьев предлагал убить товарища Сталина, а вы к этому не были причастны, так?
- Не был причастным.
- Террористические акты готовили не вы, а Зиновьев? Потому вы и говорили, что дача стала источником ваших несчастий.
- Не поэтому. У нас просто была общая дача.
- Вам было известно, что Бакаев ездил в Ленинград проверять, как там шла подготовка убийства Кирова?
- Да, было известно.
- Вы встречались с Бакаевым после его возвращения из Ленинграда?
- Встречался.
- Встречались у себя на даче?
- На даче.
- К вам приходил Зиновьев?
- Приходил.
- Как же после этого вы позволяете себе говорить, что вы не принимали практического участия в убийстве товарища Кирова? Вы хотите свалить всю вину на Зиновьева?! Вы хотите подставить Бакаева?! Но это же просто недоброкачественно! Вы подлец и трус! Вы зловонная падаль! Вы предаете своих товарищей! В каком году вы организовали "Объединенный центр"?
- Не было никакого центра.
- Зиновьев сказал, что центр был организован в 1932 году и действовал до 1934 года. А что вы скажете? Руководство центром осуществлял Смирнов. Какие директивы он вам давал в начале 1933 года?
- Смирнов с января 1933 года сидел в тюрьме. Никто не мог с ним общаться.
- Нам известно, что он организовал из тюрьмы связь, так как мы обнаружили шифр, при помощи которого он сносился из тюрьмы с троцкистами вроде вас и Зиновьева. Ваш "Объединенный центр" действовал под руководством Смирнова. Это он дал вам указание убить товарища Кирова?
- Я прошу вас соединить меня с товарищем Сталиным… Я настаиваю на этом, потому что…
Два рослых чекиста подхватили за руки Каменева и в одно мгновение вышвырнули в коридор, откуда через несколько минут раздались душераздирающие крики.
Окровавленное тело Каменева вновь швырнули на пол небольшой комнаты, где рядом со следователем сидел маленький, тщательно причесанный, в отутюженном сером костюме Генеральный Прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский. Следователь подал Каменеву протокол допроса.
- Я не убивал! Не убивал! - закричал Каменев. Отвратительная болезненная гримаса исказило его лицо. Он плакал, и слезы лились из его глаз.
- Без истерик, Каменев! - строго сказал сквозь сжатые бледные губы Вышинский. - Подписывайте протокол!
Каменев прочитал протокол. Сказал:
- Не могу я подписать это! - И добавил твердо:- Не могу.
- Вычеркните, с чем вы не согласны, - сурово проговорил Вышинский.
Каменев снова стал читать протокол допроса. В упор на него глядели Вышинский и следователь Губанов.
- Не могу. Хоть убейте, а не могу. Здесь все не так.
Чекисты снова подхватили Каменева под руки и оттащили в коридор, затем, очевидно, в другую комнату, откуда, впрочем, были тоже слышны душераздирающие крики бывшего лидера партии большевиков.
В эту же ночь Сталин ждал доклада о ходе следствия по делу Каменева, Зиновьева.
Черная машина въехала в Кремль. Вышинский встретился глазами с Поскребышевым.
- Ждет, - сказал Поскребышев.
Сталин не поднял головы. Писал. Вышинский робко подошел ближе. Сталин пригласил сесть.
- Ну что?
Вышинский показал Сталину пачку протоколов. Раскрыл нужную страницу.
- Прочтите, пожалуйста, это. место. Это был протокол допроса Зиновьева:
"- В чем выражалась деятельность "Объединенного центра"?
- Главное направление работы - подготовка террористических актов против руководства партии и правительства.
- Против кого именно?
- Против руководителей.
- Конкретно каких?
- Против Сталина, Ворошилова и Кагановича.
- Это ваш центр убил товарища Кирова?
- Да.
- Участвовала ли в убийстве Сергея Мироновича Кирова еще какая-нибудь другая организация?
- Нет.
- Значит, убийство организовано вашим центром?
- Да, только нашим центром".
Сталин посмотрел пристально на Вышинского. Улыбнулся:
- Это хорошо.
- Вот здесь прочтите, - тихо сказал Вышинский и перевернул страницу.
Сталин прочел:
"- Вы призывали учиться искусству террора. Поясните, что вы вкладываете в понятие искусство террора?
- Первое условие искусства - тщательная конспирация заговора. Второе условие - правильный выбор средств террора, тактики. Мы считаем себя марксистами и, помня формулу "восстание есть искусство", переделали ее по-своему, заявляя, что "заговор против партии, против Сталина есть искусство".
- 8 мая 1933 года, то есть в самый разгар подготовки террористических актов, вы в своем письме в адрес Центрального Комитета "отреклись от своих ошибок" и лицемерно поклялись в преданности социализму и партии. Вы заканчивали это письмо такими словами: "Я прошу вас верить, что я говорю правду и только правду. Я прошу вас вернуть меня в ряды партии и дать мне возможность работать для общего дела. Я даю слово революционера, что буду преданным членом партии и сделаю все возможное, чтобы хоть отчасти загладить свою вину перед партией и перед ЦК". Зачем вы так лицемерно лгали? Для того, чтобы скрыть свою истинную позицию? Чтобы усыпить бдительность партии?
- Да.
- Вы решили также ввести в заблуждение низовые организации, когда 16 июня 1933 года поместили в "Правде" статью "Две партии", где всячески доказывали свою преданность партии. Вы громили оппортунизм и пели аллилуйю победам, одержанным партией. А тем же летом между 8 и 16 июня 1933 года, как это теперь совершенно точно установлено, на совещании "Объединенного центра" вы поручили Бакаеву приступить к практическому осуществлению террора. Эта двойная игра тоже входила в вашу тактику?
- Да.
- Действительно ли Каменев разрабатывал приемы террористической борьбы, основываясь на учении флорентийского секретаря Макиавелли?
- Да.
- Поясните, пожалуйста.
- Нашей целью было произвести впечатление искренне разоружившихся и раскаявшихся членов партии и одновременно с публичным раскаянием перейти к решительному наступлению по всему фронту".
Сталин отложил протокол. Сказал:
- Какая здесь возможна опасность? Какая гарантия, что свидетели не подтвердят?
Вышинский положил перед Сталиным два письма, на которых было написано: "Лично товарищу Сталину".
- Прочтите вот это письмо, товарищ Сталин, - тихо проговорил Вышинский. - Это письмо Зиновьева лично вам, датировано 5 августа 1936 года. Здесь он отрекается от всех своих показаний. Может быть, вам нет смысла его даже читать…
- Нет, я прочту, - сказал Сталин. - Надо уважать товарища, попавшего в такую беду. - Сталин это сказал без тени иронии, и Вышинскому показалось, что Сталин даже сочувствует Зиновьеву. - Мы с ним немало добрых дел сделали. Это был преданный революции человек. Этого мы никогда не забудем.
Сталин раскурил трубку. Задумался, и лицо его стало грустным. Вышинский поспешно вытащил аккуратно сложенный носовой платок в синюю клеточку и приложил к краешкам своих глаз. Сталин задержал тусклый взгляд на соратнике и одобрительно покачал головой. Если бы истинный художник увидел эту сцену, непременно пришла бы ему в голову идея написать что-нибудь величественное, например, картину под названием "Скорбь" или "Скорбящие братья". Однако еще через мгновение сцена распалась. Вышинский привстал. Сталин тоже привстал, читая лично ему адресованное письмо Зиновьева. По мере того как он читал, лицо его искажалось брезгливой гримасой. Зиновьев писал: "…только ты, Иосиф, можешь спасти меня. Сделай это как можно быстрее, и я этого тебе никогда не забуду. Я буду твоей тенью. Я до конца дней своих буду помогать тебе. Я пишу в состоянии почти предсмертном, потому что те издевательства и пытки, которые я переношу ежедневно, не может вынести нормальный человек. Меня обвиняют в делах кощунственных, будто я собирался убивать тебя, Кагановича, Ворошилова и других членов партии. Ты же знаешь, что это ложь. Как и ложь то, что я будто участвовал в убийстве Кирова. Ты знаешь, как я переживал по поводу злодейского убийства Сергея Мироновича, которого всегда любил и поддерживал. Мне теперь ставят в вину, что я выступил с некрологом в связи с его смертью. Между тем я и теперь ощущаю невероятную потерю настоящего друга и революционера, любимого и родного мне человека…"
- Сволочь, - громко сказал Сталин. Встал и вплотную подошел к Вышинскому. - А если он и на процессе повторит эти слова? Что вы мне даете читать всякую ерунду?!
- Это письмо можно считать недействительным, товарищ Сталин, - сказал Вышинский. - Действительно вот это. Вскройте, пожалуйста.
- А вы что, его не вскрывали?
- Оно лично вам адресовано, товарищ Сталин. Сталин улыбнулся. Вскрыл конверт, развернул письмо, и по мере того, как он его читал, лицо его становилось светлее.
- Вот это уже совсем другое дело. Вот это то, что нужно, товарищ Вышинский. Как вам это удалось? Говорите всю правду. Я должен знать все до мельчайших подробностей.
- Это письмо Зиновьев написал неделю спустя после своего первого обращения к вам. После одного из допросов я остался наедине с ним и сказал ему совершенно доверительно: "Товарищ Сталин познакомился с вашим письмом и был глубоко возмущен. Он сказал, что непременно займется этим вопросом и сурово покарает нарушителей советской законности". На следующий день Зиновьева перевели в комфортабельный люкс, обслуживали лучшие официанты нашего ведомства, прислали почту, дали бумагу и чернила, - одним словом, он снова себя почувствовал прежним Зиновьевым. - Я снова к нему пришел. Он долго благодарил меня, даже стал расспрашивать о том, не нашли ли истинных убийц товарища Кирова. Я ему сказал, что действительными врагами являются Смирнов, Тер-Ваганян, Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Дрейцер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман, Фриц Давид, Ольберг, Лурье… Зиновьев вместе со мной проклинал их почем зря, заявил даже, что примет самое активное участие в их разоблачении. А когда я уже уходил, я ему сказал, как бы невзначай: "Вы бы написали товарищу Сталину еще одно письмецо, в котором снова бы чистосердечно признали все свои ошибки, и главное - отреклись от этих треклятых убийц…" И через день я получил от Зиновьева это письмо…
Сталин помрачнел.
- Мне очень не нравится, - сказал он, - что вы впутали меня в эту грязную историю. Нельзя пользоваться обманом как средством для достижения целей. Мы не можем становиться на макиавеллистский путь ведения борьбы. Предоставим оружие флорентийца нашим врагам. Вы, товарищ Вышинский, допустили грубейшую ошибку - вы бросили тень и на товарища Сталина, и на нашу партию. Вам понятно, о чем я говорю?
- Понятно, товарищ Сталин.
- Подумайте, как вы можете исправить ошибку, товарищ Вышинский.
- Подумаю, - ответил Генеральный Прокурор СССР и тихо вышел из кабинета, залитого утренним солнцем.
…Когда я закончил писать этот эпизод, мне стало тяжело и грустно: как же отвратительна человеческая природа! Как зыбко все то, что держится на чистых помыслах, и как изощренно и дальновидно зло. Собирая бумаги, я обнаружил письмо Любы.
- Вот теперь ты заслужил, чтобы прочесть ее письмо, - сказал я себе и вскрыл конверт.
"Любимый мой, единственный, ненаглядный, только вами живу, только вами дышу, потому что лучше вас нет никого на этом свете…"
Я читал бесконечно доброе и светлое письмо Любы, а в мозгу все равно сверлила одна и та же мысль: "Как же зыбок и хрупок мир чистых и добрых чувств, помыслов, деяний…" И горячие слезы надежды и очищения текли по моим щекам.
24
- Кто вам передал закрытое письмо ЦК КПСС? - это Чаинов пытал меня. Налета интеллигентности как и не бывало. Это было как раз перед тем, как меня должны были судить.
- Никто не передавал. Нашел я письмо. Возле сортира нашел. Напротив ГУМа. Знаете, есть там общественный туалет. Так вот, я на урне увидел это письмо. У меня дурная привычка - рыться в гадостях. Потребность такая выработана нашим удивительным временем.
- Я последний раз спрашиваю!
- А вы не путайте меня. Больше, чем я получу от вас, уже ничего мне не будет. Так что поумерьте свой пыл!
- Будет, Степнов! Еще как будет! В письме гражданке Колесовой Любови Николаевне вы сообщили отрывок из закрытого письма ЦК КПСС. - Я вздрогнул, и Чаинов уловил мое волнение. Он продолжал:- Нам гражданка Колесова переслала ваше письмо вот с этим текстом. Ознакомьтесь. - Он протянул мне перепечатанный на машинке текст из моего письма.
Я хорошо помню это письмо. Я писал в нем: "Сталин решил убрать Кирова несмотря на то, что тот был ему предан больше, чем кто-либо. За год до своей смерти Киров написал панегирическую брошюру о единственном гениальном вожде-ленинце Иосифе Сталине. Кстати, брошюра потом никогда не переиздавалась. Но на Семнадцатом съезде за Кирова проголосовало более трехсот человек, а за Сталина в сто раз меньше, и Сталин дал команду подтасовать бюллетени, чтобы было, как он выразился, так, как у Кирова. Киров знал об этой подтасовке. Поэтому убили сначала всех, кто был в счетной комиссии, затем Кирова, а потом и почти всех участников съезда партии. Передаю тебе почти дословно отрывок из закрытого письма XX съезду партии.
"Обращает на себя внимание, - говорил на съезде Н. С. Хрущев, - что убийца Кирова раньше дважды был задержан чекистами возле Смольного и у него было обнаружено оружие. Но по чьим-то указаниям оба раза он освобождался. И вот этот человек оказался в Смольном с оружием, в том коридоре, по которому обычно проходил Киров. И почему-то получилось так, что в момент убийства начальник охраны Кирова далеко отстал от С. М. Кирова, хотя он по инструкции не имел права отставать на такое расстояние от охраняемого. Весьма странным является и такой факт. Когда начальника охраны Кирова везли на допрос, а его должны были допрашивать Сталин, Молотов, Ворошилов, то по дороге, как рассказал потом шофер этой машины, была умышленно сделана авария теми, кто должен был доставить начальника охраны на допрос. Они объявили, что начальник охраны погиб в результате аварии с сопровождающими его лицами. Таким путем был убит человек, который охранял Кирова. Затем расстреляли тех, кто его убил. Это, видимо, не случайность, это продуманное преступление. Кто мог это сделать?"
Я вернул текст копии моего письма Чаинову и спросил у него мягко:
- Но ведь это же достоверный факт, который был изложен на съезде. Какая разница, где я его взял…
- Нас интересует другое.
- Что именно?
- Я у вас спрашиваю, где вы взяли текст закрытого письма? Я могу вам сказать, что гражданка Колесова не будет наказана, поскольку добровольно решила помочь нам…
- Я вам сочувствую, товарищ Чаинов, - вдруг и такая мысль пришла мне в голову. - Как вам трудно работать! Какая сволочь отняла у вас право бить, истязать, рвать ногти клещами, вспарывать животы? Вы уже третий час долдоните одну и ту же глупость, неужто за это можно человеку платить зарплату?
В это время вошел в комнату человек в форме капитана.
- Что Колесова? - спросил у него Чаинов. Вопрос, я так понял, был задан специально для меня.
- К сожалению, ее не удалось найти. Она задержана милицией…
В тот же день меня отпустили, и я побежал на переговорный пункт. Любы не было дома, а с ее мамой я не разговаривал. На вопрос, когда Люба будет дома, мне совершенно спокойно ответили: "Вечером".
Вечером я позвонил Любе:
- У тебя были какие-нибудь неприятности?
- Небольшие, но уже все позади. За меня вступилась вся группа, где я учусь. Я подробно потом расскажу. Сейчас все уже позади…
Я ушел с переговорного пункта в скверном настроении. Все только начинается, подумал я тогда. Какое тут "позади"…
25
Едва я свернул в Капельский переулок, как увидел двоих, шедших мне навстречу. Когда я поравнялся с ними, - это было как раз возле двух мусорных металлических ящиков, - один из них спросил:
- Вы вели переговоры с Котолыновым и Николаевым?
- Никаких переговоров я не вел, - ответил я и тут же получил удар в лицо. Я закрыл руками глаза, а они вдвоем били меня, пока я не упал. Потом они за руки и за плечи подняли меня и швырнули в мусорный ящик. Когда я выбрался из ящика, никого вокруг не было.
Я запомнил лица ребят. Особенно первого. Такое круглое, доброе лицо. Большие губы, светлые глаза, нос чуть расплющенный. Другой - остроносый, родинка на щеке, это я точно помню. А впрочем, для чего я вспоминаю, все равно искать не буду, даже если найду, не стану приставать. Так принято. Каждый в этой жизни получает свое. Надо побыстрее снять одежду. Выстирать. Немедленно. Освободиться от дурных запахов. От предчувствий. От воспоминаний. И никаких Капельских переулков. Быстрее на свою квартиру. Там бы мне не устроили еще засады. Но там было все спокойно. В квартире тоже ничего не порушено. И напали, сволочи, не возле дома, а черт знает где… А первые слова этих подонков какие были? Так начиналась моя глава о процессах тридцатых годов…
26
- Вы вели переговоры с Котолыновым и Николаевым с целью форсирования убийства товарища Кирова. На вас нажимали троцкисты. Вам с Зиновьевым была поручена организация убийства. Рукой Николаева вы убили Сергея Мироновича. Зиновьев признался в этом, а вы продолжаете упорствовать.
- Это невероятная мистификация. Несусветная ложь, - сказал Каменев.
- Вы поручили "Московскому центру" организовать убийство товарища Сталина, товарища Молотова, товарища Кагановича, товарища Ворошилова и товарища Жданова.
- Я не знаю никакого "Московского центра". Впервые слышу о нем.
- У нас есть новые доказательства, которые добыты в связи с открытием новых преступных шаек, работавших под началом "Московского центра", а значит, и под вашим началом. Организация "Московский центр" была создана в 1932 году, а уже в 1933 году совершала попытки убийства товарищей Сталина, Орджоникидзе и Ворошилова.
- Но я же в 1932 ив 1933 годах был в ссылке. И Зиновьев был в ссылке. Я впервые слышу о такой организации.
- Были ее руководителем и впервые слышите?
- Значит, я ослеп, - дожил до пятидесяти лет и не видел этого центра, в котором я сам, оказывается, действовал, в котором участвовал, организовывал заговоры и убийства.
- Это вы занимаетесь каким-то чудовищным спиритуализмом, делаете вид, что не знаете той подпольной организации, которую вы создали и которой руководили. Вы вели прямые переговоры с Толмазовым и Шацким, активными членами зиновьевской банды, убившей Кирова. Вы торопили с убийством.