***
Не спуская глаз с Гастона, стоявшего у телефонной будки, Томоэ набрала номер банка и мягко сказала телефонистке:
- Это говорит сестра Такамори Хигаки... - Продолжить она не успела - телефонистка сразу ответила:
- Одну минуту, соединяю.
Но вскоре вновь раздался ее голос: она сообщила, что, к сожалению, Хигаки-сан десять минут назад ушел из банка. Не зная, что делать дальше, Томоэ позвонила домой, но там, брата, конечно, еще не было.
- Что мне делать? Он уже ушел с работы.
- Жаль, что я не увижу Такамори до отъезда, - удрученно произнес Гастон.
- Тогда почему бы вам не вернуться со мной сейчас домой хотя бы на один вечер? - Томоэ пыталась во чтобы то ни стало добиться его согласия. - Сможете обстоятельно поговорить с ним и, если не раздумаете ехать в Ямагата, хотя бы хорошенько выспитесь.
- Нет, это нехорошо.
- Почему нехорошо?
- Потому, что я должен быть там как можно скорее.
Гастон опасался, что, если он задержится хоть на день, Эндо сумеет добраться до Кобаяси раньше. Это мог предположить даже такой бестолковый человек, как Гастон.
Уже наступил вечер. Дети, игравшие в парке, привязали бейсбольную форму к велосипедам и уехали. Розовые облака превратились в серо-голубые.
- Давайте, по крайней мере, чего-нибудь поедим.
Томоэ поняла, что его решение она уже никак не изменит. "Если он намерен и дальше так упрямиться, - думала она, - пусть поступает как хочет. С меня довольно. Я не могу тратить все время на этого упрямого дурака. Дурак - вот кто он. Абсолютный идиот. Могу поспорить, он даже не знает, что дважды два - четыре".
***
Они молча сидели друг против друга в ресторане в Ёцуя. Томоэ слишком устала, чтобы разговаривать, и механически орудовала ножом и вилкой. Гастон в своей обычной манере закидывал еду в гиппопотамий рот.
- Послушайте, Гастон-сан...
- Да. - Но рот Гастона был так набит лапшей, что его "да" прозвучало, как мычание коровы.
- Я давно собиралась вас спросить... Зачем вы приехали в Японию?
Он все еще двигал челюстями вверх и вниз так, что его односложный ответ не поддавался расшифровке.
- Я знаю, неприлично, с моей стороны, спрашивать...
- Нет, это не неприлично.
- Тогда, может быть, вы мне скажете? Я задавала себе этот вопрос со дня вашего приезда, Гастон-сан.
Какая же все-таки причина заставила его приехать в Японию? С самого начала это оставалось глубокой тайной как для сестры, так и для брата. Бизнес? Торговля? Исключено. Он больше походил на бродягу, чем на кого-то еще, - ни внешности, ни ума, необходимых для ведения деловых переговоров.
Может, он приехал туристом, ибо туризм в Японии стал быстро развиваться. Но Гастон не проявлял ни малейшего интереса к Никко, Киото или Наре, никогда не говорил о Фудзияме, гейшах или других исключительно японских достопримечательностях, не сходивших с языков иностранцев.
Может, он приехал, чтобы потом написать репортаж о Японии? Но в его сонном лице было невозможно найти и следа той глубокой проницательности, что должна сверкать в глазах журналиста.
- Зачем, Гастон-сан? - Томоэ смело настаивала на ответе. - Зачем вы приехали в Японию?
Гастон пробормотал что-то бессвязное. Его глаза моргали, как у коровы, а челюсти продолжали двигаться. Но он так и не произнес ни одного членораздельного слова в ответ.
Он что-то скрывает, решила Томоэ, и ее внезапно охватили подозрения. Почему он всегда пытается избежать разговора на эту тему? Она перестала есть и некоторое время внимательно смотрела на него. То, что она испытывает, нельзя назвать простым любопытством или подозрением. Что представляет собой этот мужчина? Переживал ли он когда-нибудь обычные мужские чувства - например, влечение к женщине? Обуревала ли его в прошлом глубокая страсть?
- Гастон-сан, у вас когда-нибудь была девушка?
- Девушка?
- Да, девушка, которую бы вы любили?
Гастон поднял лицо от тарелки и воскликнул:
- Я люблю вас, Томоэ-сан.
Томоэ криво улыбнулась и закрыла глаза. Она сразу поняла, что Гастон не знает точного значения японского слова "любить". Тем не менее она не могла удержаться, чтобы не покраснеть.
- Это не то, что я имела в виду, Гастон-сан.
- Но я действительно люблю вас.
- Спасибо Гастон-сан. Но вы и я - не те, кого мы называем "любовниками". - Она еще больше посерьезнела. - Мы не "любовники", - повторила она. Затем, поняв, что сказала это слишком громко, Томоэ еще больше смутилась.
Но именно в этот момент Гастон, о котором она никогда не думала как о человеке противоположного пола, впервые предстал перед ней как мужчина.
Оставалось непонятным, понял ли Гастон замешательство Томоэ, когда, улыбаясь, смотрел на нее. Ее нос немного вздернулся вверх, и она отвернулась. Что за оскорбление! Этот человек и я - любовники!
В конце ужина Гастон встал и взял счет.
- Я оплачу его, - поспешно сказала Томоэ.
- Нет, Томоэ-сан. Я заплачу за ужин.
Томоэ знала, как мало денег было у Гастона, когда он проходил таможню в Иокогаме, поэтому, естественно, когда она пригласила его на ужин, у нее и в мыслях не было позволить ему платить за еду.
- Вы путешественник, Гастон. Вы должны бережно относиться к своим деньгам, - дружески посоветовала она.
- Мне не нужны деньги, - улыбнулся Гастон. Помолчал некоторое время, а затем решительно сказал: - Я хочу угостить вас ужином.
Из предыдущих разговоров Томоэ знала, каким упрямым он может быть, если уже принял решение, и потому с ним больше не спорила.
Когда они вышли из ресторана, желтые уличные фонари уже зажглись. Все еще горели огни в окнах Софийского университета, который возвышался над ними, как огромный корабль. Колокола церкви Св. Игнатия пробили восемь. Окрестности начала окутывать темнота ночи.
- До свидания, - сказал Гастон, остановившись у ресторана и протянув руку Томоэ. - До свидания, Томоэ-сан.
- До свидания? Куда вы отправляетесь? Вы, должно быть, шутите.
- Нет, я уезжаю.
- Гастон-сан!
Но Гастон лишь печально покачал головой.
- Откажитесь от своих планов, Гастон-сан.
Прохожие поворачивались и с удивлением смотрели на них, однако Томоэ было уже безразлично, что о ней подумают. Она полностью забыла о себе, когда цеплялась за одежду Гастона, пытаясь его удержать, и твердила:
- Не уезжайте, Гастон-сан. Вы не знаете. Вы ничего не знаете.
- Я знаю, - мягко ответил он.
- Что вы знаете?
- Я знаю, Томоэ-сан, что жизнь - очень трудная вещь. Я слабый человек. Поэтому я должен был всю свою жизнь проявлять осторожность. А это очень трудно.
Несколько слезинок скатились из его сонных глаз. Гастон плакал так, как наверняка плачут лошади.
- До свидания, Томоэ-сан. Я, действительно, люблю вас.
И он повернулся и двинулся прочь. Светофор на перекрестке переключился на зеленый, и он перешел улицу. Скоро его большое тело исчезло в толпе.
"Томоэ, ты не можешь распознать настоящего мужчину". Эти слова Такамори неожиданно всплыли у нее в памяти и зазвенели в ее голове сильнее колоколов церкви Св. Игнатия.
***
Оживленная станция Уэно. Длинная очередь людей за билетами. Меланхолический голос объявлял через громкоговоритель время отправления:
- Поезд до Такасаки отправляется в 8.26 с платформы 14. Поезд до Такасаки - с платформы 14.
Стоя в телефонной будке, Томоэ отчаянно пыталась понять, где сейчас ее брат. Ну где же он может болтаться?
Домой еще не вернулся. Она обзвонила всех его друзей и знакомых, но безрезультатно.
- Это бесполезно. Я не смогу найти его, - открыв дверь телефонной будки, проворчала она, совершенно расстроенная.
- Жаль, что я не смогу повидаться с Такамори-сан, - сказал Гастон. Он тоже выглядел разочарованным.
- Вы по-прежнему хотите ехать? - Хотя Томоэ знала, что спрашивать уже бесполезно, она не могла удержаться.
За воротами станции поезд готовился к отправлению в район Тохоку. Пассажиры уже выстраивались в очередь у ворот, а другие спешно выходили из зала ожидания со своими чемоданами и сумками в руках.
- Вы действительно должны ехать, Гастон?
Гастон улыбнулся и жестом утешения положил большую руку на ее плечо. Через одежду она почувствовала тепло его ладони.
- Пожалуйста, не уезжайте.
- Все в порядке. Беспокоиться не о чем. - Гастон улыбался, как будто вовсе не он стал причиной ее беспокойства.
- Я просто не понимаю.
- Что вы не понимаете?
- Я не понимаю вас. - В ее голосе прозвучали нотки раздражения. Гастон, который до сих пор был всего-навсего объектом ее насмешек и жалости, кажется, вдруг превратился в человека необычной силы воли. Новое для нее ощущение, ибо в душе она всегда презирала мужчин.
- Я дурак... слабовольный человек. - При этом он показывал на свою голову, подшучивая над собой, чтобы Томоэ рассмеялась. Но поскольку именно так она о нем и думала до настоящего момента, его слова пронзили ее своей бессознательной иронией. Девушка покраснела и опустила глаза.
Раздался меланхолический свисток паровоза.
- Начинается посадка на поезд, отправляющийся в 8.35 с платформы 12 в Аомори через Фукусима, Енэдзава, Ямагата и Акита.
- Это ваш поезд, Гастон-сан, - едва слышно произнесла Томоэ.
- До свидания. - Он еще раз схватил ее руку в теплом рукопожатии. - До свидания, Томоэ-сан. Я действительно люблю вас.
Он повернулся и влился в толпу пассажиров, направляющихся на посадку. Томоэ стояла, не в состоянии оторвать глаз от его фигуры. Костюм для него слишком мал, походка неуклюжая - он постоянно сталкивался с японцами, тащившими свои чемоданы.
"Ты не сможешь распознать настоящего мужчину, когда встретишь его..." Вновь слова брата пронеслись у нее в голове. Одиночество, сожаление и что-то еще до боли стиснули ее сердце.
- Подождите! - Она побежала за ним сквозь толпу. - Постойте, Гастон-сан, подождите!
Томоэ налетала на людей с чемоданами, но не обращала внимания, когда они оборачивались и провожали ее странным взглядом.
- Гастон-сан!
Догнав его, наконец, и увидев изумление на его лице, она не знала, что сказать, однако, придя в себя, запинаясь, вымолвила:
- Мы будем вас ждать, когда вернетесь. Я забыла сказать вам это.
- Большое спасибо, - низко склонил голову Гастон и пошел дальше. Томоэ остановилась у ворот и наблюдала за платформой. Она могла бы пройти с ним и дальше, подождать отхода поезда около окна, но ей этого не хотелось.
Поезд собирался тронуться, вокруг все махали руками.
Особая меланхолия, царящая на платформе в момент расставания, была ей неприятна, и она предпочла стоять здесь и незаметно для него смотреть, как уходит поезд.
"Он не дурак. Он не дурак. Или, если он все же дурак, то - достойный уважения".
Впервые в своей жизни Томоэ осознала, что есть дураки и дураки. Человек, который любит других с простотой открытого сердца, верит в других независимо от того, кто они, даже если его обманут или даже предадут, - такой человек в нынешнем мире будет списан как дурак. И он им является. Но это не обычный дурак. Это дурак, достойный уважения. Он уважаемый дурак, который никогда не позволит, чтобы то добро, которое он несет с собой людям, исчезло навсегда. Подобная мысль пришла ей в голову впервые.
Гастона уже нельзя было увидеть с того места, где она стояла. Прозвучал удар колокола, оповещающий об отходе поезда.
- Уважаемый дурак! - Томоэ прижала руки к своему рту и произнесла эти слова для себя самой. - Уважаемый дурак, возвращайся скорее.
Наконец раздался свисток паровоза, и поезд медленно тронулся в путь, унося уважаемого дурака на север.
На север
Некоторое время после того, как поезд на север отошел от платформы станции Уэно, пассажиры вагона третьего класса были заняты содержимым взятых с собой коробочек с едой и разговорами друг с другом. Но когда станции Акабанэ, Омия и Кояма остались позади, казалось, что им уже не о чем больше говорить, и один за другим они начали засыпать.
Гастон сидел около окна, глядя на быстро пробегающие мимо огни города Кояма. Он видел окна маленьких, как спичечные коробки, лавок вдоль железнодорожных путей, а в некоторых - фигурки людей, сидящих за обеденным столом.
Его мысли перенеслись в дом Хигаки в Кедо. Прошло уже два часа, как поезд покинул станцию Уэно, так что Томоэ определенно уже вернулась и рассказывает в гостиной Такамори и другим домашним, что произошло.
Повседневная жизнь людей... радость родителей и детей, собравшихся вместе в узком кругу. Счастье не быть одиноким. Но Гастон уже примирился с тем, что он предоставлен лишь самому себе. Он проделал длинный путь в Японию и сейчас сидит в качающемся поезде, который несется на север сквозь темноту ночи.
Ямагата. Его ожидает там лишь одиночество, ибо он едет один в незнакомый город, где раньше никогда не бывал. Что его там ждет? Он мог только предполагать.
В грязных окнах вагона третьего класса отражалось его лицо. Уставшее, грустное, лицо одинокого человека.
Время от времени один из пассажиров пробирался по центральному проходу вагона к туалету, открывал скрипучую дверь и исчезал внутри. Другой, проснувшись от этого звука, спрашивал у соседа, где они находятся, и снова закрывал глаза.
Проходы между сиденьями были настолько узкими, что Гастон никак не мог вытянуть ноги, и они уже начали затекать. Пассажир средних лет, сидевший напротив, то и дело с любопытством посматривал на него из-за своей газеты, но и он в конце концов сложил газету и закрыл глаза. Маленькая сутулая пожилая женщина, сидевшая рядом, открыла коробочку с едой и начала, как мышка, откусывать от больших рисовых шариков. Затем повернулась к Гастону и, слегка улыбаясь, спросила:
- Вы американец?
- Нет... - Гастон растеряно покачал головой.
- Вы не хотите попробовать рисовые шарики?
- Нет, спасибо. Я уже покушал.
- Куда направляетесь?
Сама она ехала в Акита к сыну с женой и их тремя детьми.
Слушая ее, Гастон вновь задумался, зачем же он едет следом за Эндо. Как сказала Томоэ, у него нет ни малейшего представления о том, как его примут. Он и сам хорошо сознавал, насколько это опрометчивый и необдуманный поступок.
Тем не менее, увидев сегодня в собачьем загоне уже начавшее разлагаться под жестокими лучами послеполуденного солнца тело Наполеона, Гастон почувствовал запах смерти. И этот запах смерти исходил не только от маленького животного - он витал в воздухе, окружая всех людей в сегодняшнем мире.