- Ах вот как - значит, вы и есть Такамори-сан. Томоэ мне много о вас рассказывала, - отозвался внук барона почти женственным голосом.
- А это... - Томоэ какой-то миг помедлила, - Гастон Бонапарт. Он приехал из Франции и остановился у нас.
При слове "Франция" лицо Осако мгновенно напряглось - да и не только у него. Сидевшие за соседними столиками тоже повернулись и устремили на них взгляды.
- Вы не будете столь любезны, чтобы разрешить мне присоединиться к вам?
- Пожалуйста, - с раздражением ответил Такамори: он уже понял, что почти все посетители кафе с интересом за ними наблюдают.
Без дальнейших церемоний Осако пододвинул свое кресло к их столику и сразу вступил в беседу с Гастоном.
- Для меня большая честь иметь возможность поговорить с настоящим французом.
- Да, да. - Гастон протянул большую руку и поздоровался с Осако.
- Каждый, кто приходит в это кафе, - большой любитель французского искусства.
Как раз в этот момент Такамори случайно взглянул на входную дверь и увидел за нею парня в куртке, который хотел продать Гастону непристойные фотографии. И в этот раз он был не один. Рядом с ним с ноги на ногу переминался мужчина крепкого телосложения в ярком спортивном костюме. По внешнему виду он вполне мог сойти за бывшего боксера. Периодически они прижимались лицами к стеклянной двери, чтоб получше разглядеть столик Такамори. В панике Такамори стал искать глазами другой выход из кафе и, не найдя его, понял, что им еще придется встретиться с этими бандитами.
- Вам понравился Токио? Очень грязный город, не так ли? А вот Париж - великолепный город... Мировой центр искусств... каштаны и Сена. Токио - такое ужасное место, его даже нельзя сравнивать с Парижем, верно?
Обращаясь к Гастону и Томоэ, Осако продолжал высказываться о Токио и Японии в подобном тоне. Презрение к стране, в которой родились, и к городу, в котором жили, было одной из характерных черт франкофилов. Гастон смотрел на Осако, широко раскрьш глаза, и по выражению его лица невозможно было сказать, понимает ли он, о чем речь. Но даже недалекий в таких делах Такамори понял, что Осако фактически адресовал свои слова не Гастону, а Томоэ.
- Кроме того, японцы сегодня, как обезьяны, во всем подражают американской культуре... Гастон-сан, вы понимаете японское выражение "подражать как обезьяна"?
- Обезьяна? - сонно переспросил Гастон.
Каждый раз, когда Такамори в баре или кафе натыкался на кого-либо, похожего на Осако, он старался как можно скорее покинуть это место - и не потому, что не был согласен с тем, что проповедовали эти люди. Прежде всего, он сознавал свою слабость в абстрактных дискуссиях, но в данном случае он не мог примириться с презрением к родине, которое выказывал Осако. А уйти нельзя, ибо типы у дверей следили за ними и определенно их поджидали.
- Подражать, как обезьяна! - громко заговорил Осако, даже не подозревая, что происходит в голове Такамори. - Томоэ-сан, вы не знаете, как будет по-французски "обезьяна"?
- Не имею понятия.
- Обезьяна... то есть "монки". - Осако повернулся к Гастону и изобразил обезьяну.
- А, обезьяна! - обрадовался Гастон. - Значит, вы обезьяна?
Томоэ не могла удержаться и прыснула. Раздраженный Осако принялся энергично помешивать ложечкой чай и больше не проронил ни слова.
Вероятно, Гастон почувствовал, что чем-то обидел своего собеседника, и с печалью на лице повернулся к Такамори. Смущенная Томоэ предложила уйти и, не ожидая ответа, взяла свою сумочку и встала.
- Я тоже ухожу, - сказал Осако.
Такамори вновь посмотрел на дверь, и человек в куртке, перехватив его взгляд, быстро отошел в сторону.
Осако и Томоэ, не подозревая об опасности, стояли рядом у стола, а Такамори пытался скрыться за спиной Гастона.
- Томоэ-сан, разрешите мне заплатить, - предложил Осако.
- Разумеется, нет.
Они оба потянулись за счетом. Такамори было безразлично, кто из них будет платить, поскольку это не касалось его собственного кошелька. Гораздо больше его интересовало, что ожидает их за дверью. Пока там никого не было видно.
- Томоэ, подожди секунду. - Такамори остановил сестру, когда она уже двинулась было к выходу, - он испугался, что на нее неожиданно могут напасть.
- В чем дело? - Ее вопрос прозвучал несколько напыщенно - вероятно, из-за присутствия Осако.
- Я кое-что должен сказать тебе.
Томоэ посмотрела на него с подозрением, пропустив вперед Осако и Гастона.
- После вас, мосье. - С улыбкой Осако открыл дверь, фамильярно взяв Гастона под руку.
- Что случилось? - Томоэ взглянула на Такамори.
- Подожди здесь секунду.
- Зачем?
Предчувствие не обмануло Такамори. Как только Осако и Гастон вышли на улицу, к ним с двух сторон вплотную подошли два поджидавших типа.
- О, это тот человек! - воскликнула Томоэ, вцепившись в руку брата.
- Вот именно!
- И что нам делать?
Второй человек - в спортивном костюме - видимо, старший - повернулся и уставился на Такамори и Томоэ. Осако, побледнев от страха, тоже смотрел на них. Тип в куртке что-то прошептал ему, и Осако послушно пошел вместе с ним, испуганно оглядываясь на Такамори и Томоэ. Дружелюбно улыбаясь, Гастон последовал за ними.
- Я позвоню в полицию, - сказала Томоэ.
- Бесполезно. Мы не знаем, куда они их ведут.
После некоторого молчания ее лицо побелело от гнева и носик задергался. Такамори прекрасно знал, что в таком состоянии никакая опасность ее не остановит.
- Я иду с ними, - решительно сказала она. - Пошли. Мы не позволим им от нас так просто отделаться. - Когда Такамори сразу не ответил, она добавила: - Ты что, боишься? Трус!
- Хорошо, пойдем. - Даже Такамори, который, во всяком случае, был мужчиной, не хотел, чтобы сестра считала его трусом. К тому же их было трое против двоих врагов. Но какая будет польза от этого неженки Осако? Однако есть еще Гастон. Может, когда он поймет, в чем дело, окажется на высоте.
Двое бандитов с ухмылкой наблюдали за их приближением.
- Эй, послушайте... Прекратите эти глупости.
Проявленная хотя бы только на словах смелость Такамори воодушевила Осако, и он закричал своим пронзительным женственным голосом:
- Не трогайте нас... Не трогайте!
Внезапно откуда-то появились еще два бандита и встали по обе стороны Такамори и Томоэ. Один, с полуоткрытым ртом, выглядел, как идиот, - он вертел в руках какую-то игрушку.
Проходившие мимо люди и понятия не имели, в какое положение они попали. Недалеко располагались целые кварталы дешевых баров - известное логово этих гангстеров. За станцией Синдзюку имелось темное пространство, где проходившие поезда заглушали все звуки и стоял спертый запах застоявшейся мочи. Такамори понял, что именно туда их и хотят завести.
Внезапно Томоэ резко остановилась и закричала двум студентам:
- Пожалуйста, помогите нам! Эти типы к нам пристают!
Студенты в замешательстве посмотрели на нее, затем оно сменилось испугом - человек в спортивном костюме, явный главарь этой банды, с угрожающим видом направился к ним.
- Извините, ребята, - тихо сказал он, криво улыбаясь. - Моя подруга слишком много выпила.
Студенты же так перепугались, что встали как вкопанные, не в состоянии сдвинуться с места. Тем же тихим голосом, но более резким тоном бандит посоветовал им идти дальше по своим делам.
На помощь молодых интеллектуалов в подобных случаях рассчитывать бесполезно. Студенты быстро сообразили, что им невыгодно вмешиваться в эту историю, и с окаменевшими от страха лицами быстро ретировались. Даже бывший боксер не выдержал и процедил им вслед:
- Трусливые ублюдки...
Улучив момент, когда бандиты потеряли бдительность, Осако вдруг бросился наутек, издавая на бегу пронзительные звуки, подобные скрежету металла. Охранявший его парень в куртке попытался его схватить, но Осако уже набрал фору и мчался как стрела, сталкиваясь с людьми и сбивая с ног девушек, пока не исчез в толпе.
Прохожие на улице наконец поняли, что происходит. Они на мгновение останавливались, но затем двигались дальше - как и студенты, не пошевелив пальцем, чтобы помочь Такамори и компании.
- Гас, Томоэ, быстро! - закричал Такамори, кинувшись всем телом на идиота с игрушкой, который охранял Томоэ, схватил ее за руку и побежал. Они скоро смешались с толпой, и Томоэ почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Она не помнила, что происходило следующие несколько минут, но когда пришла в себя, увидела, что Гастона с ними нет. Она все еще держалась за руку Такамори, но сейчас они уже были на главной улице, ярко освещенной неоновыми огнями.
Томоэ остановилась передохнуть, оперевшись на фонарный столб. Вся кровь отхлынула от ее лица, и она тяжело дышала. Напротив станции Синдзюку стояла полицейская будка, и Такамори, таща за руку сестру, которая по-прежнему не могла произнести ни слова, бросился к ней. Не тратя времени на объяснения, он обратился к полицейскому:
- Пожалуйста, пойдемте с нами. К нашему другу из-за границы пристают хулиганы.
- Где? - безразлично осведомился полицейский. Для него это было обычное явление.
Однако что же происходило тем временем с нашим Гастоном? Когда он увидел убегающего с пронзительным криком Осако и услышал, как Такамори зовет его и Томоэ, а затем они убежали, он, кажется, наконец понял, в какую попал переделку. Подобно роботу, он неуклюже начал двигаться к толпе японцев, которые с безопасного расстояния с любопытством и страхом в глазах наблюдали за происходящим.
- Эй, подожди! - закричал ему вслед идиот с игрушкой. - Так ты фотографии покупать будешь?
Гастон ничего не ответил.
- Ты купишь эти фотографии или нет?
Гастон остановился и с улыбкой на длинном лице покачал головой:
- Мои друзья...
- Да плевать мне на твоих друзей. Я с тобой разговариваю. Ты что, совсем того?
Главарь банды медленно подошел к нему, и толпа зевак подалась назад. Он медленно осмотрел Гастона с головы до пят своими водянистыми глазами и с суровой миной повернулся к своим приспешникам.
- Что за дурацкие выдумки? Какой это боксер? Взгляните на его руки. С такими руками он никогда не был даже близко от ринга. Хорошо, Нисино, займись им.
Нисино был тот тип, который первым подошел к Гастону и его спутникам. У гангстеров имелась своя шкала ценностей. Например, считалось более почетным помериться силами со знаменитым боксером, чем надрать задницу простому студенту. Авторитет Нисино в банде, несомненно, возрастет, если он одолеет этого огромного типа с телом коровы. К тому же он - иностранец, а это дополнительный плюс.
- Вы, чертовы американцы! Разгуливаете с важным видом по всей Японии, как будто это ваша страна!
Нисино вынул из карманов перебинтованные руки и принял стойку каратэ.
- До свидания всем, - доброжелательно прокричал Гастон с улыбкой, которая, похоже, так и не сходила с его лица. - До свидания.
Неожиданно Нисино, как боевой петух, взлетел в воздух и нанес Гастону удар руками и ногами по телу и коленям. С громким воплем большое тело Гастона сложилось пополам.
- Oh, non, non... Tu m'as fait mal.
- Ух ты, сволочь!
От сильной боли Гастон, казалось, забыл весь свой японский. Он стоял, согнувшись и завывая от боли. Нисино еще и еще раз ударил его ногой. Толпа наблюдала необычный спектакль со смешанными чувствами. Гастону она глубоко сочувствовала - но одновременно испытывала трепетное удовольствие, подобное тому, какое много лет назад испытали японцы, когда маленький японский профессиональный борец Рикидодзан нанес поражение значительно более крупным американцам, братьям Шарп. Нечего говорить о том, что никто даже не пытался помочь иностранцу.
Вскоре Гастон медленно поднял руку и посмотрел в лицо Нисино. Окружающие почувствовали, что иностранец, наконец, разозлился.
Но вместо того, чтобы выпрямить свое огромное тело и броситься на противника, Гастон закрыл рукой длинное, как картофелина, лицо и остался стоять без движения. Толпа, затаив дыхание, молча ждала, что сделает дальше этот странный иностранец. Нисино, который уже приготовился к следующей атаке, с изумлением глянул на него вместе с другими.
- Oh, non, non. - Гастон убрал руку с лица, и все увидели крупные жемчужины слез, которые текли по его щекам. - Oh, non, non. Вы не должны... Почему вы издеваетесь надо мной?
Говорят, что коровы плачут, когда их бьют несправедливо. Вот и лицо Гастона стало таким же.
- Посмотрите! Такой большой, а плачет, как ребенок, - сказал бандит с идиотской рожей и игрушкой.
- Мы... все... друзья, - взмолился Гастон на ломаном японском. - Все... друзья!.. Почему? Почему? Почему? Почему?.. - Он повторял это слово вновь и вновь.
Зеваки, не в состоянии выдержать обращенный к ним взгляд и мольбы, начали расходиться. Главарь банды в спортивном костюме тоже неожиданно повернулся и исчез. У всех свидетелей этой драмы - по разным причинам - остался неприятный привкус позора, а сердца их заполнили печаль и раскаянье.
Все разошлись, а Гастон остался стоять в той же позе и на том же месте, где его и нашли Такамори с полицейским.
- Гас! - закричал Такамори и схватил его за руку.
На лице Гастона вспыхнула робкая улыбка маленького мальчика. Такамори увидел, что его брюки разорваны и испачканы кровью.
Они вернулись в полицейскую будку и, час спустя, ответив на все вопросы полицейских, отправились домой.
- Тебе больно, Гас?
- Нет, все в порядке.
Почти всю дорогу домой Такамори молчал, ибо его мучила совесть. Почему он бросил Гастона и убежал?
Томоэ же, глядя на неоновые огни, проносившиеся мимо окна такси, думала: "Так плакать... взрослому человеку. У него нет ни малейшего самоуважения. Позволить избить себя, даже не пытаясь защититься... он же такой огромный". Тем не менее у нее впервые затеплилась нежность к этому человеку, подобная той, какую может испытывать к своему ребенку-калеке мать.
"Я не должен был брать Гастона с собой в Синдзюку вечером", - думал Такамори. Несмотря на обычную беспечность и безответственность, сейчас в глубине души он чувствовал, что виноват в постигшем Гастона несчастье.
- Гас, не переживай слишком глубоко из-за случившегося. Японцы на самом деле не такие, каких ты встретил сегодня.
Гастон, глядя вперед, покачал головой. Казалось, он погружен в собственные мысли, и Такамори не мог понять, каково французу. Подумать только: проехать почти полсвета в страну своей мечты и в первую же неделю быть избитым японцем!
- Томоэ, это действительно несчастье, да?
Томоэ, ощущая, насколько брат подавлен, попробовала поднять его настроение:
- Не падай духом. Все уже позади. Когда приедем домой, я испеку вам кекс.
Когда они добрались до дома, к Гастону вернулось его обычное добродушие. Он приложил палец к губам и сказал:
- Давайте не будем ничего рассказывать вашей маме и Матян. Будем держать это в секрете. Мы скажем, что я упал и порвал брюки, хорошо?
Брат с сестрой поняли, что Гастон не хотел давать домашним повод для беспокойства из-за него. Томоэ подумала: он, может, и трус, и у него нет самоуважения, но сердце у него доброе. Похоже, она увидела, наконец, в нем что-то хорошее и стала смотреть на него другими глазами.
Шоколадный кекс, который испекла Томоэ, чтобы забыть события сегодняшнего вечера, у Гастона имел огромный успех. Он с удовольствием засовывал куски в свой огромный рот, который, несмотря на новообретенное уважение Томоэ, все же напоминал ей пасть гиппопотама.
Вдруг Гастон посерьезнел, перестал жевать и повернулся к Такамори:
- У меня есть кое-что важное обсудить с вами.
- Что такое, Гас?
Гастон помедлил. Посмотрел на Сидзу и Томоэ, будто бы ему трудно говорить в их присутствии. Такамори сразу все понял.
- Гас, может, пойдем на второй этаж?
- Да, да.
Вслед за Такамори Гастон медленно поднялся по лестнице. Томоэ в столовой включила радио и стала ждать их возвращения. Ее расстроило, что Гастон не позвал и ее тоже. Кроме того, ей было любопытно, что он собирался сказать.
По радио исполняли ее любимую мелодию. Такамори и Гастон все не спускались. "Может, мне подняться и подслушать?" - подумала она. В конце концов, она женщина - и, как большинство женщин, горела желанием узнать чужие секреты.
Наконец она услышала шаги брата по лестнице. Повернувшись к нему, Томоэ увидела, что лицо у него очень мрачное, а это для Такамори необычно.
- Что случилось, Такамори? - тихо спросила она.
Глаза ее заблестели.
- Гас сказал, что собирается уехать от нас, - ответил Такамори.
Совсем один
- Он сказал, что хочет нас покинуть?
- Да.
Такамори заморгал, чтобы сдержать слезы.
- Значит, ему не нравится у нас. И это после всего, что мы для него сделали. Жестоко.
- Нет, дело не в этом.
- Потрясение, которое он пережил в Синдзюку, должно быть, слишком велико для него. Он, вероятно, разочаровался в Японии.
Томоэ думала: хотя в случившемся виноваты они с Такамори, их гостю следовало проявить больше мужества и сопротивляться. Во всяком случае, в Японии живут миллионы японцев и гнилой плод можно найти на каждом дереве. Встретить нескольких плохих японцев и настолько расстроиться из-за этого - просто не по-мужски. Носик Томоэ сморщился от неудовольствия.
- Я тоже так подумал вначале. Но Гастон говорит, что уходит не поэтому.
- Нет? Тогда в чем причина?
- Он говорит, что хочет познакомиться со многими японцами. Хочет иметь возможность встречаться с разного рода людьми.
Такамори сел рядом с сестрой, обхватил руками колени и положил на них подбородок. Некоторое время, погруженный в свои мысли, он смотрел в одну точку на полу.
- Гас определенно - человек необычный, правда? - прервал Такамори молчание. - Он действительно странный и не похож на других приезжих и туристов. Его совершенно не интересуют Токийская башня или Большой Будда в Камакуре. Со дня своего приезда он только и делал, что бродил по улицам и заводил дружбу с собаками и детьми. Все это, конечно, очень интересно, но я не понимаю, чего он хочет.
- Но у него же должна быть причина для приезда в Японию?
- Я спрашивал, но он, похоже, стыдится сказать. Тем не менее я уверен, что у него есть какая-то цель. Он замышляет что-то совершить.
- Он вряд ли может быть контрабандистом или шпионом, которого послали выведывать секреты японских Сил самообороны? Это же невозможно, правда?
В газетах часто появлялись сообщения об аресте иностранцев-контрабандистов, которых привлекала международная открытость Токио. Они приезжали в Японию из таких портов, как Гонконг и Сингапур, и события часто обсуждали в торговой фирме "Дисанто", где работала Томоэ.
- Не говори глупости, Томоэ, - сказал Такамори, со вздохом глядя на второй этаж. Гастон еще не спустился.
Вскоре они услышали скрип лестницы под тяжелыми шагами, и спустя мгновение его лошадиное лицо робко заглянуло в гостиную.
- Прошу прощения.
- Гас заходи и посиди с нами.
Он вошел в комнату, печально глядя на Томоэ, и сел, неуклюже согнув колени.
- Томоэ-сан. Я разговаривал с вашим братом. Я действительно благодарен за вашу доброту, но сейчас я должен сказать Томоэ-сан: аu revoir.