Я же поймал себя на мысли, что совсем не хочу видеть Вальку. Что не знаю, как вести себя с ней и, тем более, что говорить ее отцу. Поэтому, когда соседи сказали, что они уехали дней на десять в райцентр, я искренне обрадовался. И наконец признался себе, что шел совсем за другим.
Я невольно замедлил шаг возле перекошенного дома, в котором жил мой приятель Мишка. Мне не терпелось встретиться с ним. Ведь он был единственной ниточкой, связывающей меня с Лидой. Он один знал нашу тайну и на сегодняшний день оказался самым близким мне человеком.
Мишка беззаботно развалился на крыльце и щелкал семечки. Моей радости не было предела. Но на лице я изобразил полное безразличие.
- Привет, Мишка, - устало протянул я, останавливаясь возле забора.
- Привет, - Мишка хитро сощурился и в очередной раз плюнул.
- Ну и как они… Дела?
- Да вроде бы ничего, - Мишка отвечал односложно, но я чувствовал, что он меня дразнит.
- Чего расплевался! Уже весь двор замусорил! Кто за тебя подметать будет! - Я начинал злиться.
- Мать подметет, - ехидно ответил Мишка и вновь сплюнул щелуху.
- Мог бы и подняться, когда со старшими разговариваешь.
Мишка нехотя поднялся, оставив свои семечки, и, забросив руки в карманы, качающейся походкой, как матрос, медленно приблизился к забору.
- Ну чего прицепился, Данька? Говори сразу, чего надо!
- Да ничего мне не надо, с чего ты взял, что мне что-то от тебя надо? - Я пожал недоуменно плечами. - Просто вот шел к Вальке, а она уехала. Да и ты давно не заглядываешь, случилось что?
- Времени нету! - важно ответил Мишка. - Знаешь этих приезжих. За ними нужен глаз да глаз. А в этом году столько молодых приехало! Вот они и веселятся с утра до вечера! Я даже на танцы к ним ходил.
- Бездельники, вот и веселятся!
- Может, и бездельники! Но такие красивые! - Мишка уставился на меня, ожидая очередного вопроса.
- А мне-то что, у меня дел по горло! - Я провел ладонью по шее для убедительности. - Вот и сейчас, заболтал ты меня, чушь всякую мелешь, а меня дома ждет куча дел! Эти бездельники еще гляди - лес перепалят! - Я разозлился не на шутку и, резко повернувшись и даже не попрощавшись, двинулся прочь.
Мишка не ожидал, что я так резко уйду, не доставив ему удовольствие рассказать местные сплетни. И тут же выскочил за калитку и закричал:
- Эй? Данька! Погоди!
Я нехотя остановился.
- Дурак ты, Данька! Все проморгал! Эх, если бы я был на твоем месте! Если бы мне такую записочку! Да от такой красотки…
- Интересно, что это я проморгал?
- Дурак ты, Данька! Я сам видел, как она целовалась с другим! С таким красавчиком! Я его в каком-то клипе видел! Дурак ты! Тебе нужно поболее в народе гулять. В лесу люди лысеют, а в людях людеют! Гляди, уже скоро лысина засветится на макушке!
Мишка все это выпалил на одном дыхании и тут же, в одну секунду, скрылся за воротами от меня и от греха подальше.
- В людях люди становятся людоедами! - только и успел я крикнуть вслед мелькающим пяткам Мишки.
Мишкина новость добила меня окончательно. Я ходил из угла в угол по своей сторожке и не находил себе места. Со мной ничего подобного в жизни не случалось. Я всегда гордился, что могу себя держать в руках. Сегодня же мои руки совершенно обессилели и почва уходила из-под ног. Неужели это и есть любовь? Тогда почему так больно?
Чижик умоляюще смотрел на меня, ожидая очередного честного слова, что глупости больше не повторятся. Но в этот раз я ничего Чижику не пообещал. Чижику было больно не меньше моего.
Следующим днем я наотрез отказался быть зрителем и, едва увидев Лиду под засохшим дубом, тут же решительно, почти зло направился к ней.
- О, это вы, дикий человек! - Она слегка приподнялась на локтях. - А я-то думала, мы распрощались с вами навсегда.
- Как видите, нет. - Я злился на себя, на свою слабость, на свой лесной мир, в который Лида не могла войти и принять его не могла. Что я вообще делаю рядом с этой богиней! Я чувствовал себя настолько нелепым рядом с ней. Действительно, дикарь. Неуклюжий, здоровый, бородатый. "Домой, скорей домой", - прозвучали в моей голове волшебные слова, которые всегда выручали меня в трудных ситуациях.
Лида словно почувствовала мое намерение поскорее сбежать и остановила:
- Садитесь рядом.
Я от неожиданности бухнулся прямо на землю. Она была так близко. Это загорелое гладкое тело, эти пухлые чувственные губы, на которых играла приветливая улыбка. Эти влажные волосы… У меня перехватило дыхание. Слова застряли в горле. И в знойном воздухе, как грозовое облако, повисло тягостное молчание.
- Будет дождь, - выдавил я наконец самое умное из того, что пришло в голову.
Лида опрокинула голову вверх, вглядываясь в душное небо.
- Вы предсказываете погоду?
- Предсказывают гадалки. А я знаю.
- А что вы еще знаете? - Лида откровенно смотрела в мое лицо. И я смутился. Хорошо, что я зарос бородой, иначе она непременно заметила бы, как я покраснел.
- Ну же, - торопила она меня. - Что же вы еще знаете?
Мне так хотелось ответить, что я знаю наверняка, что люблю…
- Знаю… Знаю, что если среди лета появляются на деревьях желтые листья - к ранней осени и зиме, - запрокинув голову, я посмотрел на корявые черные ветви дуба. На нем не было и не могло быть ни одного листочка.
- А еще?
- Еще… Еще скоро день Прокла Плакальщика. Говорят в народе, что на Прокла после росы промокло. В это время роса особенная, целебная. Она помогает от многих болезней. А если умоешь ею глаза - станешь лучше видеть.
- Еще, - дразнила она меня.
Я осторожно прикоснулся к уродливым ветвям дуба, словно боялся его ранить. Хотя ранить мертвого невозможно.
- Знаю, что под этим дубом часто сидят те, кто влюблен.
- Неужели? - Лида всплеснула ладонями. - Ну же, рассказывайте, мне так интересно. Это дерево приносит счастье?
- Смотря кому. Только тем, кто влюблен по-настоящему. Оно… Ну, как бы умеет угадывать настоящую любовь. Так говорят старожилы. Дерево погибло много веков назад, в него попала молния. А однажды, когда под ним целовались влюбленные, на засохших черных ветках выросли зеленые листья. И эти молодые люди были счастливы до конца жизни. Вот многие сюда и приходят, чтобы удостовериться в истинности своей любви. И ждут, появится ли на мертвом дереве молодая зелень.
Лида смотрела на меня широко раскрытыми глазами, совсем по-детски.
- И вы… Вы сидели под этим дубом?
- Приходилось, - как можно небрежнее бросил я.
- И… И видели зеленые листочки? - В ее вопросе прозвучал испуг.
Я отрицательно покачал головой. А Лида облегченно вздохнула.
- Это редко случается, - философски заметил я. - Разве кто-нибудь может быть счастлив в любви целую жизнь?
- Не знаю…
Мы загадочно, как и требовала ситуация, замолчали. И молчание уже не зависало над нами, как грозовое облако. Оно было легким и приятным, как ветерок в знойный день. А я подумал, какой бес попутал меня придумать эту мелодраматичную историю. Что-то не замечал раньше за собой способности к сочинительству. Я посмотрел на Лиду. Она грустно вглядывалась в черные погибшие ветви дуба. Что ж, видимо, я неплохой сочинитель. Лида мне поверила.
Наше молчание перебили крики, доносящиеся с берега.
- Лидка! Идем, Лида! - молодые люди размахивали руками, зазывая девушку к себе. - Лида! Скоро начнется дождь! Идем, Лида!
Белокурый красавчик не выдержал и мгновенно очутился возле нас. На меня он даже не обратил внимания. Я был для него вроде засохшего дуба и удачно вписывался в лесной пейзаж.
- Лидок, бежим, ты видишь, какие тучи.
Вблизи он оказался еще красивее. Я подумал, что такая девушка делает рядом со мной? И недоуменно взглянул на Лиду.
- Иди, Эдик, иди, я вас догоню.
Наконец он удостоил меня вниманием.
- А, знаю, - довольно приветливо улыбнулся он, - вы местный лесник? Что ж, Лиде будет полезно с вами пообщаться. Ей ведь предложили роль лесной колдуньи. А она ни черта не смыслит в природе. Дитя города, так сказать.
- Иди, Эд, иди, - уже настойчиво повторила девушка.
- Надеюсь, вы доставите наш молодой талант в полной сохранности? - не унимался клиповый герой.
- Я-то доставлю. А вот вы поторопитесь. - Я с деланной тревогой обернулся в сторону леса. Ели и сосны, погруженные в сумрак, сильно раскачивались на порывистом ветре. Зловеще кричал филин. Черные вороны тревожно кружились над самыми кронами деревьев. И я могильным голосом прогудел прямо Эдику в лицо: - Как у нас говорят: ходить в лесу - видеть смерть на носу.
Эдик вздрогнул, машинально взмахнул на прощанье рукой, и его словно ветром сдуло. Это был не клип, где он мог сколько угодно изображать из себя супермена. Это была природная стихия, в которой он ни черта не смыслил. И которой боялся.
- Он неплохой парень, - виновато сказала девушка, хотя я так и не понял, в чем она виновата.
- Он прав, ваш неплохой парень. Сейчас хлынет дождь. А на Самсона дождь - семь недель дождь. Нам нужно успеть спрятаться хотя бы сейчас. - Я посмотрел на темное небо, все ниже и ниже опускающееся на землю.
Спрятаться мы не успели. Ливень застал нас на середине пути. Я набросил свою ветровку на плечи Лиды, и она в ней почти утонула. Мы бежали по мокрой траве, грязь растекалась под ногами, а резкие струи дождя хлестали нас по лицу. Тревожно кричали птицы, могучие ели, как пьяные, шатались из стороны в сторону. Становилось все темнее и темнее; казалось, что небо вот-вот рухнет, и мы погибнем под обломками туч.
- Мне страшно, Даник, мне страшно! - кричала Лида, захлебываясь дождем и ветром.
- Не бойся, Лида! - кричал я в ответ. - Все будет хорошо! Здесь нас ничто не тронет!!! - Я крепко схватил Лиду за руку и сквозь разбушевавшуюся стихию тащил за собой.
Позднее, когда мы, промокшие до нитки, грелись в моей сторожке, Лида спросила:
- А почему ты был уверен, что нас ничто не тронет? Ведь любое дерево могло свалиться на нас! Запросто!
Девушка сидела в моей майке на диване, скрестив ноги по-турецки, и наслаждалась горячим глинтвейном, который я приготовил из трав и домашнего вина.
- Неужели непонятно? Своих не трогают. А я в лесу свой. К тому же, запомни хорошенько, беда не по лесу ходит, а по людям.
Лида бросила на меня встревоженный взгляд.
- Надеюсь, это не про меня? И разве люди приносят только несчастье?
Я взъерошил свои мокрые волосы и широко улыбнулся.
- Нет, не только. И сегодня я это понял…
- Боже, как хорошо, - выдохнула она. Ее глаза блестели, и на щеках появился легкий румянец. - Как хорошо вот так промокнуть, продрогнуть, а потом греться горячим вином в твоей сторожке. Ты счастливый.
- А ты?
Она на секунду запнулась.
- Я? Пожалуй, да. Сегодня я по-настоящему счастлива.
Я укутал ноги девушки пушистым пледом и присел возле нее на корточках.
- Скажи, Лида, ты и впрямь будешь играть лесную колдунью?
- Да, а что? - она слегка смутилась.
- И для этого я тебе понадобился?
Лида звонко расхохоталась. Оказалось, что я обожал ее беззаботный смех!
- Какой же ты большой и глупый! А если бы лесник оказался столетним дедом? Неужели ты думаешь, что ради роли я с ним целовалась бы?!
- А со мной разве ты уже целовалась? - я искренне удивился.
- Да, в мечтах, - откровенно ответила она, и ее горящие глаза взволнованно бегали по моему лицу. - А наяву нет. Но разве это трудно исправить?
- Легко, девочка моя, очень легко… - Я нашел ее горячие губы, и на моих губах остался привкус лесных трав и лесной стихии, которая нас сегодня соединила. Надолго ли?
Чижик безжизненно лежал на пороге. Он за весь вечер не проронил ни звука. И только когда я вышел проводить Лиду, Чижик жалобно заскулил вслед. Мне показалось, он плачет.
Всю дорогу мы шли молча. Я пытался подобрать все нежные слова, которые знал, и даже парочку сумел выдавить из себя, но Лида резко меня прервала.
- Не нужно, - довольно грубо отрезала она. - Ты не умеешь говорить красивые фразы и читать стихи не умеешь. Это и не к чему. Я их за всю жизнь знаешь сколько наслушалась?!
- Сколько? - хмуро спросил я.
Лида мне не ответила. Казалось, она вообще не желает со мной разговаривать.
Мы остановились у дверей пансионата. Из уютного кирпичного здания, окрашенного в розовый цвет, раздавался веселый смех, слышалась бодрая музыка. Там веселились друзья Лиды. И за этими стенами кипела ее жизнь. Девушка прислушивалась к этому смеху, к этой музыке и улыбалась. Ей хотелось скорее туда.
- Ну, пока, - беззаботно бросила она мне на прощанье.
- Ты жалеешь обо всем, Лида?
- Я никогда ни о чем не жалею. Глупо жалеть о том, что уже не исправить. Бессмысленная трата времени, - резко ответила она.
- Мы еще встретимся?
- Не знаю, - равнодушно пожала она плечами. - Почему бы и нет. За этот месяц наши пути могут пересечься не раз. Лес большой.
- Ты меня совсем не любишь? - продолжал допрашивать я ее.
- А разве я когда-нибудь говорила о любви? - поразилась она моему вопросу.
- Тогда как это назвать, если не любовь?! - меня колотило от злости. Я себя еле сдерживал.
- Как хочешь, так и называй! - вызывающе встряхнула она головой. - Можешь - моей прихотью, можешь - солнечным ударом. А еще лучше - ударом молнии, которая в нас так и не попала.
- Я могу и покрепче подобрать слова!
- Пожалуйста, слов на свете много. Но я подозреваю, что выражения покрепче тебе ближе!
- Дура ты! - Терпению моему пришел конец. И я даже вцепился в плечи Лиде и встряхнул ее. - Просто разбалованная дура!
Ее глаза гневно сверкали, пухлый рот был поджат, мне показалось, она меня сейчас ударит. Я ждал этого удара. И вдруг, в одну секунду, так ничего и не сообразив, почувствовал на своих губах горячий мгновенный поцелуй. И в эту же секунду девушка скрылась за воротами пансионата. Она бежала по дорожке, усыпанной розовым гравием. А я тупо смотрел ей вслед. Я абсолютно ничего не понимал. Это непонимание меня и отталкивало, и раскаляло одновременно. Домой, скорее домой. Но я уже чувствовал, как эта волшебная фраза теряет свою силу.
Из оцепенения меня вывел Мишкин голос.
- Эй, Данька, ну очнись же, чего стоишь, как болван.
Пожалуй, в эту минуту я действительно был похож на болвана. Мой бессмысленный взгляд бегал по лицу, фигуре Мишки. И не видел его.
- Ну же, Данька. Чего здесь торчишь! Тоже на танцы пришел? Наконец-то выбрался, дикий медведь!
Постепенно до меня начал доходить смысл слов. Я уже мог разглядеть Мишку. И даже присвистнул от удивления.
- Ты, что ли, Мишка? Ну, тебя не узнать!
Мишка самодовольно покрутился перед моим носом. В новом черном костюме, купленном в честь окончания девятилетки, правда, на вырост, и полосатом галстуке, Мишка казался даже старше своих пятнадцати лет.
- Айда со мной, Данька! Тут знаешь какое веселье! Правда… - Мишка запнулся, почесал за ухом, оглядев меня с ног до головы. - Правда, видок у тебя еще тот…
- Еще тот, - согласился я. - Да, если честно, и танцор я никудышний. А ты иди, веселись. - Я на секунду замялся. - Ну, в общем, если что - заходи. Поболтаем.
- Зайду, Данька, если что. - Мишка лукаво мне подмигнул и тут же скрылся за воротами пансионата.
Я понуро брел по проторенной лесной дороге, уже не спеша домой. Мне опостылел и мой дом, и моя дорога. Я где-то читал, что когда приходит любовь, то острее начинаешь чувствовать мир, природу, запахи, цвет. Я шел по лесу, наполненному самыми разнообразными запахами и играющему самыми удивительными красками. И совсем не чувствовал их и ничего не видел. И все же это означало, что я влюблен. Вглядываясь в ярко-зеленые, еще мокрые кроны высоких сосен, я видел мокрые крыши высоток Большого города. Я вдыхал свежий лесной воздух - и ощущал запах автомобильной гари. Я шел по сочной траве - и ощущал под ногами пористую дорожку асфальта… Я еще оставался здесь, но мои мысли были уже там. Там, где живет Лида. И мне хотелось туда, в этот непонятный чужой мир, который мне стал так дорог. Потому что я был влюблен.
А следующим утром ко мне заявился Мишка. И мне вновь пришлось делать вид, что безразлично, как прошел вечер. А Мишке пришлось делать вид, что у него нет никакого желания об этом рассказывать. Немного поиграв в эту странную игру, я наконец как можно беззаботнее спросил, как прошли вчера танцы. При этом я очень старательно разливал чай в чашки, словно это занятие являлось для меня самым главным в жизни. Мишка долго не отвечал, поскольку был поглощен чаепитием. В этот момент мне хотелось дать парню подзатыльник, но вместо этого я ласково спросил, как самого дорогого гостя:
- Может, нальешь в блюдечко? Так быстрее остынет.
- Угу, - промычал Мишка, переливая чай в блюдце.
- Тебе с малиновым или ежевичным? - продолжал ворковать я, по-прежнему желая врезать Мишке.
- С ежевичным… И с малиновым…
Вообще, в какие это времена, я распивал с утра чаи, как кумушка с соседкой за светскими беседами?
- Так что ты спросил? - Мишка садистски улыбнулся.
- Когда? - я округлил глаза.
- Да совсем недавно!
- Понятия не имею! А… Постой… Про варенье?…
Мишка нетерпеливо заерзал на стуле. Он хотел победить.
- Да нет, это еще до варенья было.
- Ну, это я, брат, не припомню. Мало ли что мог ляпнуть! - Я хотел победить не меньше Мишки. И мне это удалось. Я все же был старше и опытнее.
- Ну, ты что-то говорил про вчерашний вечер…
- Я?!! Это ты начинал рассказывать про танцы. Так что, потанцевал? - Я прекрасно знал, что у Мишки мало времени. И ему задаст отец, если он вовремя не явится.
Мишка тяжело вздохнул и посмотрел на часы. У него уже не было времени на последний раунд. Пришлось сдаться.
- В общем, да. Даже один раз с этой… Твоей… Артисткой… Сама пригласила, - похвастался он.
У меня от волнения перехватило дыхание. Мишку она пригласила неспроста. Сомневаюсь, что ей приглянулся этот лопоухий деревенский пацан.
Мишка поднялся с места.
- В общем… - Он почесал за оттопыренным ухом. Ему очень не хотелось просто так, даром, выкладывать карты на стол. - В общем, говорила, что гулять где-то тут будет недалеко… Боится заблудиться. Так ты это… Чтоб дома был… Вдруг заблудится и набредет на твою сторожку…
Я ждал весь день, потом - весь вечер, а потом - и всю ночь. Лида так и не пришла.
Следующим утром я бессмысленно бродил недалеко от пансионата, побывал на озере, посидел возле старого дуба, историю которого придумал специально для нее. Я так хотел ее встретить. И не встретил. Я не чувствовал ничего. Только бешеные ритмы сердца. Словно был закрыт в спальном вагоне. Четыре стены. Пустота. И удары колес. Неужели она такая - любовь?
Вечером я не выдержал. Нарядился в свой единственный костюм, белую рубаху и галстук в полоску - вылитый Мишка. Только мне далеко не пятнадцать. И мне нельзя быть смешным. И все же я был смешон. Я шел на танцы.
Пожалуй, медведь, заявившийся нежданно-негаданно на бал, выглядел бы более гармонично, нежели я. И все же меня восприняли именно как медведя. Танец прекратился. Я почувствовал на себе десятки удивленных глаз.