Назад он вернулся с помещением и привел под руку смотрителя клуба Толкачева, с которым только что пописал "на брудершафт".
- Мои афиллированные лица, - представил Макарон Орехова и Артамонова, - влияют на процесс за счет преимущества.
- У вас свои штампы, - поздоровался Орехов, - у нас - свои. Хотя делаем мы общее дело - простаиваем по вине экономической обструкции.
Как мастер исторических заливов, Макарон предложил выпить по "отвертке". В результате обмена мнениями по общедоступной международной тематике было подписано соглашение, по которому прибыль от совместного использования клуба делилась строго пополам.
- У нас еще со времен лотереи повелось делить все поровну с партнером, - сказал смотрителю Артамонов. - Чтобы не платить за аренду. В наше смутное время никому ни за что нельзя платить. Все расчеты потом - когда улучшится социальная обстановка. Вот так и живем - с миру по Магнитке.
- Лучше, если бы вы платили за аренду, - выказал сожаление смотритель.
- А кому сейчас легко? - согласился с ним Макарон. - Берем вас старшим печатником.
- Я выходец из госсобственности, - сообщил он патетически и тут же во всем признался: - Воровал страшно! Прошу учесть.
- У нас не будешь, - сказал Артамонов.
- Почему?
- Макарон тебя закодирует.
- Как это?
- Главное - дело разумей, - спасал Толкачева Орехов. - А переборщишь - Макарон тебе бахмутку в лоб впаяет!
- Какую бахмутку?
- Лампа такая у шахтеров. Знаешь?
- Нет.
- Ну вот те раз!
- А если не буду воровать?
- Тогда верстатку в зад воткнет. Что такое верстатка, знаешь?
- Знаю.
- Значит, сработаемся. Приходите в "Верхнюю Волгу", Нидворай оформит контракт. Испытательный срок - сто лет.
- Ну и шуточки у вас! - попытался воззвать к простоте Толкачев.
- Тебя, наверное, в детстве так сильно качали, что ты вылетал из коляски.
- С чего вы взяли?
- Голова не так отрихтована.
- Ваше дело - платить.
- Наше дело - разговоры разговаривать и юмор шутить. А твое - блюсти печать. Не то - сократим.
- А сколько будете платить за смену?
- Сто рублей и трудодень.
- И все?
- Плюс на выбор билет МММ или ваучер, - установил надбавку Артамонов.
- А за час переработки?
- На час раньше на пенсию.
Толкачев ощутил всю прелесть полной словесной фиксации и заткнулся. Но, как и предупреждал, воровал вовсю - уводил часть тиража и куда-то сбывал. Кому - непонятно. Но это устраивало нанимателей.
- Не надо выдумывать дополнительных способов распространения, - мыслил Орехов.
- Может, он сдает в макулатуру? - выказал догадку Артамонов.
- Это тоже способ. Оттуда газета попадает в СИЗО, а значит, прочитывается. Читатель там самый благодарный.
"Лишенец" тем временем разрастался. Немецкая версия распространялась до дыр в породненном городе Оснабрюке по три марки за экземпляр. В Безансоне "Лишенец" на родном языке читали за каких-то пару франков. Процесс пошел. Идею газеты-стигматы со щупальцами в городах-побратимах и дыхальцем в Твери одобрили итальянцы из Бергамо и шотландцы из Глазго. На горизонте замаячили лиры и фунты. В очередь встали финны. Они оказывали помощь региону в автоматизации управления. В разгар пребывания делегации компания сидела в "Старом чикене" и вела разговоры о системе сетевого администрирования.
- Мы тоже вводим подобное, - сказал помощник мэра Гладков. - Я даже знаю, где лежит ключ от каморки, в которой уже два года стоит приготовленный для этих целей компьютер.
Переводчика перекособочило, словно с него содрали цедру. В его исполнении высказывание прозвучало мягче: под компьютеры, мол, отведено специальное помещение - и финны понимающе закивали головами. Что поделаешь - чухна.
Итогом пребывания делегации стал протокол о совместном выпуске финского варианта "Лишенца". Финны дали переводчика, потому что все местные умудрились закончить школу с уклоном от угорских наречий. Гладков взялся обеспечить переводчика жильем, но забыл. Выпуск "Лишенца" для Скандинавии сорвался.
- Я вас ренталл! - выразился чухонский толмач и уехал к себе на родину переводить на добро другое говно. Что он имел в виду - было непонятно - восстановить ход его красивых мыслей не удалось.
- И правильно сделал, - сказал ему вдогонку Орехов на ломаном русском, как будто так иностранцу наш язык становится понятней.
О том, что до китайского варианта не доходили руки, в Инкоу никто не догадывался.
- Вообще регион берется нелегко, - подвел итоги первого года пятилетки Артамонов. - Все пытаются кинуть!
- Дан талант - езжай на Запад, нет - в другую сторону! - пропел Макарон.
Глава 8. ДОМ НА ОЗЕРНОЙ
Город жил насильственной жизнью. Ему насаждали чуждую архитектуру, навязывали чудаковатых правителей и принуждали к веселью.
- Мы будем работать так, чтобы людям по крупице становилось лучше, - пообещал мэр на инаугурации. - Нагрубил начальник ЖКО - снять его с работы!
После этого мэра больше не видели. Градоначальник не переносил контактов с горожанами и всю работу по управлению городом брал на дом. Текучку в мэрии на Советской площади вел клеврет Гладков, в недавнем прошлом вор-домушник. Он отмазывал мэра-надомника по всем вопросам - занимался освящением знамен, участвовал в комиссиях, разрезал ленточки, зачитывал тексты соболезнований, пускал по миру корабли, встречал и провожал депутации. Жизнь в городе шла вразнобой. В ходе приватизации Гладков продал одну и ту же недвижимость по нескольку раз. Истинный покупатель определялся потом разборками с потасовкой. Город потрясали хронические бюджетные расстройства - объекты не доводились до ума, и вопрос с завершением строительства превращался в философский. Собственно, это был не город, а один сплошной долгострой.
Самой именитой незавершенкой считался тридцатиэтажный Дом творческих союзов на тонкой монолитной ноге. Он располагался на Озерной улице и имел запутанную кредитную историю. Хозяева помещений пытались завести в подвалах переплетные мастерские, но сами попали в финансовый переплет. Долгострой был настолько долог, что ему вместо 1-го присвоили 11-й номер, а послали еще дальше - на 11а, поскольку на финише его обошел спуртом пенобетонный гараж по соседству. В миру высотный Дом творчества звался "унитазом". Имя прикипело к бросовому объекту без отторжения, чему способствовала свалка отходов "Старого чикена" у подножия. Ходили слухи, что Дом союзов должен был вот-вот рухнуть. Будто бы поплыли грунты и стал уходить в сторону от ответственности неправильно залитый фундамент. Строительство приостановили на неопределенный срок. А все потому, что Тверь выстроена на историческом болоте. В народной среде находились конкретные источники, которые ведали с точностью до градуса, что крен обозначился в сторону обкома и "унитаз" обязательно на него рухнет. Его обломки вздыбят частный сектор, сметут "хрущебы" и вломятся в кабинет Додекаэдра. Квартиры и дома по оси вероятного падения катастрофически дешевели.
- С этим "унитазом" просто беда! - сетовал окрестный люд. Бабки, проходя мимо, убыстряли шаг и крестились.
Замедленное падение высотки не отмечалось глазом, как в случае с Пизой, но ощутимо присутствовало в городе по разделу народных верований. Досужий визирь Гладков подсказал мэру разобрать падающее чудо света до пятого этажа и устроить казино, но из-за чертовщины, витающей вокруг объекта, на демонтаж никто не отважился. Это бы привело к более дробному расколу электората.
Шпиль "унитаза" наблюдался из любой точки города и непрестанно мозолил глаза. Эти неосвоенные капиталовложения не давали покоя Макарону.
- К вам из общества слепых, - доложила Журавлева, оторвав аксакала от заоконного пейзажа.
- Зачем? - напряг он голову.
- Как обычно - оформить льготную подписку.
- Слепые? Подписку? Ну, пусть зайдут.
- Живем тут, как сервитутки! - произнесла Галка, когда просители удалились. - Проходной двор!
- Может, нам приобрести офис? - забросил идею Варшавский собравшимся на планерку коллегам.
- Хорошая идея, - согласился Орехов.
- А то наше нынешнее присутствие приводит клиентов в ужас.
- Особенно слепых, - поддержал Артамонов.
- Да ладно тебе. Яблоку упасть негде.
- Я видел объявление о продаже Дома союзов, - сказал Макарон. Гложет меня одна мыслишка по этому поводу.
- Надо подбросить ее Мошнаку. Он обязательно на нее западет, - посоветовал Артамонов. - Кого-кого, а Капитона Ивановича раскрутить можно. Он человек с понятиями.
- Честно говоря, я бы на вашем месте и по поводу жилья призадумался, - добавил Макарон. - А то Артур уже, как ледокол, расчищает путь Галкиному животу. Переживает за свое чадо-юдо. Да и Дебора того и гляди в декрет свинтит. И, судя по расцветке глаз, дело вряд ли завершится одним экземпляром.
- Детей надо сначала родить одного, а потом добавлять по вкусу, - объяснила Дебора, застеснявшись.
- Но они же не голосеменные в конце концов, - вступился за молодых Нидворай. - У них нормальный конкубинат, живут с намерением установить брачные отношения.
- Да, дом - это серьезно, - задумчиво произнесла Улька. Ей было неудобно быть не беременной в одиночку, и доля этой правды, хоть и пряталась на донышках глаз, нет-нет, да и выплескивалась наружу.
- Закон возвышения потребностей, - растолковал Нидворай. - Человек всегда стремится захватить вокруг себя все больше пространства.
- Этот вопрос надо решить раз и навсегда, - подвел черту Макарон. - А то ваша страсть к бродяжничеству скоро перерастет в дромоманию. Тогда бы и я за Лопатой смотался. Если будет дом, она приедет.
- Долго ты за ней собираешься.
- А куда спешить?
- Давайте строить жилье по очереди, как при социализме, - предложила Дебора. - Сначала Макарону - он самый старший, а потом остальным.
- У тебя всегда так - сначала логика прорезается, а потом зрение, - пристыдил Дебору Артамонов. - Где ты раньше была со своей подсказкой?
- Я слышал, в местечке Крупский-айленд участки выделяют под застройку, - подсказал Нидворай. - Вполне селитебная территория.
- Напрямую нам не выделят, прописки нет.
- Оформим на подставное лицо, - предложил Орехов. - Николай Иванович, вы подставите нам свое лицо?
- Если не уйду на больничный, - притух Нидворай.
- У нас из одной только упаковки от печатной машины целая улица получится. Отборная шипованная доска и калиброванный брус.
- Да, легальный вес тары - это нечто невероятное!
- А нам дом не нужен, - отказалась Галка. - Оседать здесь нет смысла. - И завредничала: - Хочу бананов!
- Вкус у тебя стал каким-то субтропическим, - попенял ей Артур. - Ну, где я их возьму? В магазинах масло по талонам, а ты - бананов! Брикет вологодского только на секунду в машине оставил - эта псина вмиг слизнула! - Варшавский укоризненно посмотрел на Макарона, будто не Бек, а лично аксакал расправился с маслом.
- Что упало, то пропало, - умыл руки Макарон, но снизошел до проблемы и заговорил в тон. - Ты ведь знаешь, Гал, после какого изнурительного пути эти кормовые бананы попадают к нам, - стал отговаривать он ее от глупой затеи. - Представляешь, банан с котомкой, в истасканной кожуре и нашпигованный всякой химией заявляется на площадь Славы…
- Пора и технически оснаститься, а то руки отваливаются, - прервала полет шмеля Улька. - Сидим на одном аппарате, по полчаса накручиваем.
- Если переедем в "унитаз", я подарю тебе аппарат с автомудозвоном! - пообещал Орехов.
- Когда ж ты выпишешься из моей жизни! - ослепила его Улька встречными фарами. - Машешь, как нетопырь, без остановки!
Творческими союзами руководила выцветшая фрау Шарлотта. Она была под стать долгострою - в ее судьбе тоже все как-то затянулось. Многостажную, ее стали раздражать любые тексты мужчин объемом более ста знаков, включая пробелы. Она была женщиной в собственном соку, поскольку муж был отказником. Он имел саксофонную ориентацию, и простая жизнь без чудес его давно не интересовала. Шарлотта Марковна, в свою очередь, не переваривала его музыкальных тем. Она носила на голове лихо сверстанную бабетту, курила сигареты с ментолом и была мастер просить деньги в письменной форме на "Музыкальное лето Селигера", которое при тщательном рассмотрении являло собою не фестиваль, а двухнедельное лежбище развеселых артистов на чистых берегах озера. Шарлотта Марковна предпочитала жить несвязанно и пошила платье из плюшевых портьер. Но начавшую засахариваться Шарлотту Марковну уже не спасали никакие покрывала. Такая слыла молва.
- Ну, кто у нас по старым страшным теткам? - бросил в воздух Артамонов.
- Ради удовольствия или в интересах дела? - не поленился уточнить Орехов.
- Какое уж тут удовольствие?!
- Тогда Макарон, - определил Орехов.
- Это за что? Во дают! - взбеленился аксакал.
- Бери блок "Салема", пузырь психотропного "Амарето" и - вперед.
- Кстати, о психотропности, - вспомнил очередную историю Макарон. - Поехали мы принимать роды к хлопкоробам. Накрыли нам стол и притащили дряни покурить. Была не была, подумал я, дай попробую. Ошутил я себя уже со стороны, будто сижу по-турецки. Смотрю - бутылки шатаются, а руки заняты, в каждой - по сайгачьему окороку. И потянулся я удержать бутылку ртом. Очнулся - во рту большой палец левой ноги и дикая боль в пояснице. Ни фига себе, думаю, потянулся! Изогнуло так, что не распрямиться. Никогда в жизни так не прогибался. А музыка в голове продолжает играть, хотя пленка давно кончилась. Декхане вповалку лежат - обкурились. И только новорожденный орет. Поднял я водителя, поехали. Едем на бешенной скорости, а пейзаж за окном как висел, так и висит. Дорога не та, - говорю я водителю. А ему насрать, прет и все. И вдруг - мы уже не едем, а летим. А через секунду страшный удар, всплеск - и мы уже не летим, а плывем. Причем под водой. Ничего не понял. Дошло, когда захлебываться стал. Тонем! - кричу я этому придурку. А он - не бойся, - говорит, - мы в ластах! То есть, совсем никакой. Я говорю, видел я эти ласты - на них монтеры по столбам лазают! Еле выплыли. Оказалось, он с передозировки погнал по старой дороге, ведущей к мосту через Аму-Дарью, который уже год был разобран. И мы с разгону прямо в мутные воды этой матери всех водоемов…
- Ну вот и отлично, - сказал Артамонов. - Таким ты Шарлотте Марковне и запомнишься.
- Каким?
- Обкуренным и в белом халате.
- Но почему я?
- Грамотно себя ведешь в предлагаемых обстоятельствах.
- И все-таки?
- Сказать начистоту?
- Да.
- Абсолютный возраст Шарлртты Марковны уже не определить без изотопов, - пояснил Орехов. - Твой профиль.
- С чего вы взяли!? Если ее помыть да приодеть как следует, ей сносу не будет! - попытался отвертеться от партийного задания Макарон.
- В принципе, да, не спорю - для своих неполных ста она отлично выглядит! - согласился с ним Орехов. - Но пойми и ты нас - задача тут не из простых - не каждый потянет. Шарлотта Марковна принципиально отреклась от мужчин.
- Не распыляйтесь на риторику! - отменил реплики с места Артамонов. - У нас просто нет выхода. Надо пойти к Шарлотте Марковне и сбить цену на "унитаз".
- Так бы сразу и сказали! - взял под козырек Макарон.
Два дня Макарон устраивал вечера-портреты, накачивая себя перед зеркалом. Манеры, которые он пытался себе привить, могли деморализовать даже ночных бабочек из вокзального буфета. Репетируя, он совершал такие сложные рейды в тылы воображаемой жертвы, что друзья засомневались, вернется ли он назад.
- Я поднимаю эту речь… - перевоплощался Макарон, протягивая зеркалу блок сигарет, а потом наливал фужер ликера и чокался с гладью. Гладь отражала, как он примеривался к дивану и затихал, словно континентальный шельф, полный полезных и любвеобильных ископаемых. Перед тем как улечься на лежку, Макарон, словно заяц, выделывал петлю за петлей, не переставая репетировать.
- А потом мы просто поужинаем! Никаких условностей, никаких специальных терминов! - откатывал он произвольную программу, как мазурку, и восклицал, объевшись яблочным пирогом: - Шарлотта, я полон тобою!
Под занавес моноспектакля он запевал сочиненный собственноручно куплет:
I kiss you, i miss you! Ла-ла-ла, ла-ла-ла!
Ай сись ю и пись ю! Ай-я-яй, ай-я-яй!
- Ну все, родимый, пора! - поторопили его друзья. - Бомжи на теплую одежду перешли. А нам, кровь из носа, к зиме переехать надо.
- Зачем торопиться? - входил во вкус Макарон. - Step by step кругом.
- С ней надо договориться насчет лизинга, - напомнил о цели похода Артамонов. - Усек, селадон?
- А вот это увольте! Лизать я никого не собираюсь, - возмутился Макарон.
- Тогда навяжи аренду с правом выкупа.
- Совсем другое дело.
- И помни, перед употреблением ее надо взболтнуть, - использовал право последнего слова Орехов.
Макарон расцеловался с друзьями и отправился на дело. Воротился он, как лосось в известном положении. "Унитаз" был взят приступом. Макарон не пожелал делиться деталями операции. Как больная собака, он долго отлеживался в специально оборудованном номере (сало, батон) и вышел к людям только в день Святого Валентина.
- Это не Шарлотта Марковна, а восторженный конь! - сказал он. - Но теперь, как человек честный, я должен на ней жениться.
- Может, сначала к Мошнаку?! - попытался переключить его Артамонов. - За деньгами!
- Я серьезно, - сказал Макарон. - Это не женщина, а лава! Век таких не видывал и вряд ли больше встречу! Нет, не зря японцы поднимаются на Фудзияму только раз в жизни!
- И все же давайте сначала к Мошнаку, а потом свадьбы и все остальное, - призвал работать без простоев Артамонов.
- Так он прямо и дал, этот Мошнак, - вставил Варшавский. - Это тебе не заблудившаяся фрау. Держи гаман шире!
- Но сходить-то все равно надо.
- Я не в матерьяле, - устало повел головой Макарон. - Предлагаю упасть в "Чикен", завести пластиночку Хампердинка, заказать кильки-классик два раза, кофе-гляссе, бутылочку "Хванчкары"…
- Действительно, нельзя же так резко, раз - и на Мадрас! - поприветствовал правильный расклад Орехов.
- А если все-таки "СКиТ" не даст? - впустую беспокоился Варшавский. - Ну, просто на этот момент в банке не окажется свободных кредитных ресурсов. Да мало ли что?!
- Понимаешь, пятачок, главное - хотеть. И деньги найдутся, - проводил ликбез Артамонов. - Город настолько невелик, что кажется, будто все здесь - или одноклассники, или однонарники - своеобразный товарищеский инцест. А мы не учились ни с кем и не сидели. И все эти наработанные связи нам сможет заменить только одно - желание подмять информационное пространство. Так что финансовое желание Мошнака мы сформируем как положено.
- Ну хорошо, допустим, Мошнак даст. А возвращать из чего?
- Главное - взять, а как возвращать - придумаем. Не боись. Если ты должен банку сто рублей - это твои проблемы, а если сто миллионов - это проблемы банка, - уверил его Артамонов.
- И все же, если не даст?
- Тогда пойдем на Сбербанк.