- Тогда надо протаскивать кандидата из своей среды. Я не понимаю, чем не губернатор Макарон, - предложил Орехов. - Просто вылитый. Комплекция у него самая что ни на есть сенаторская! А мозги - перекомпостируем.
- Хорошая идея. Хотя задатки крупного политического деятеля в нем скрыты на редкость глубоко, - сказал Мошнак.
- Но обстановку интуичит, согласитесь. Плюс - живой вес.
- Не спорю, в нем есть здоровое начало. Но медвежьего покроя мужик в плащ-палатке, не застегивающейся на животе… Визуально это очень трудно обыграть перед населением, - высказал сомнение Мошнак.
- Зато - военный врач в прошлом, - вступился за Макарона Орехов. - Может заколоть и тут же откачать. Исповедует системный подход.
- Свободный журналист, - затоковал Артамонов. - Обличитель. А прессе пока еще верят. Когда она совсем пожелтеет, выдвигаться будет поздно.
- Редактор самой тиражной газеты, - перехватил инициативу Орехов. - Любой избиратель, даже если и захочет пройти мимо, все равно воткнется в Макарона. Тут деваться некуда. Все обложено личностью.
- Одна беда - не прописан, - вздохнул Макарон.
- Цена вопроса - ящик водки, - успокоил его Артамонов.
- Думаю, что "Самосад" и "Ойстрах" в финансах не откажут, - уверил собрание Орехов.
- Им за вас такой абадон учинили! - донес Мошнак. - Платьев чуть не разорвал их за "Лишенца".
- Но из учредителей же они все равно не вышли! Значит, и в поддержке не откажут, - обнадежил Орехов.
- Куда им деваться! - сказал Макарон. - С вами только свяжись.
- К тому же, у Давликана с дивой начинается роман.
- Не начинается, а заканчивается. Он ее рисовал, когда нас и в помине не было.
- И общество трезвенников присоединится, - вспомнил Артамонов. - Оно давно по нам плачет. Вернемся, я позвоню Завязьеву.
- Изнанкина с Флегмой подтянут многотиражки, - не усомнился в "сестрах" Орехов. - А рабочих на этом градообразующем монстре - тысяч двадцать, не меньше.
Совершенно неожиданно по персоне Макарона выявился большой разброс мнений. Особенно, когда после бани к беседе присоединились дамы.
- Его неделю на воде с хлебом держать надо! - сказала Дебора. - А ногти, посмотрите какие! По сантиметру толщиной.
- Ну, отморозил человек, что поделаешь. Не ампутировать же, - прикрыл Макарона от гигиенических нападок Артамонов. - Так он ближе к электорату.
- А прическа! Здесь уже никакие имиджмейкеры не спасут. И эта трехдневная щетина, - вздохнула Улька. - И семейное положение сомнительное.
- Верно. Холостого не изберут, - сказала Дебора. - Здесь попахивает меньшевизмом.
- Это нетрудно поправить, - поклялся исполнить наказ Макарон. - Теперь Лопате не открутиться. Спутница сенатора - звучит солидно.
- И, наконец, бутерброды с салом, - дожала Дебора. - С ними навсегда придется завязать.
- Почему навсегда?! - возмутился Макарон. - Достаточно до первого тура!
- А плащ-палатку куда? - не унималась Улька. - От нее необходимо избавиться.
- Наоборот, ее надо выпячивать, - воспрепятствовал Орехов. - Она может стать символом жесткой руки.
- Макарон и жесткость несовместимы, - заявила Дебора.
- Верно, - примкнул к ней Артамонов. - Он сдастся под напором первых же просителей, подпишет все письма, и от бюджета не останется камня на камне. И главное - подпишет не нам, а каким-нибудь проходимцам.
- Иметь нетрадиционное для политика такого ранга обаяние - слишком дорогая ноша, - сказала Дебора.
- Как ты считаешь, аксакал, - окончательно насели на Макарона, - сможешь ты навести в регионе порядок? В качестве стеба.
- Если родина прикажет…
- А знаешь ли ты, уважаемый кандидат, что, выдвинув свою кандидатуру, ты теперь уже не тайно, а открыто выступишь против вооруженного силовыми структурами и прикрытого идеологическим фронтом вросшего в кабинеты аппарата? - пытал Макарона Артамонов, как замполит. - Мы еще только размышляем о регистрации, а над твоим поражением уже трудятся целые цеха и мастерские по защите формации. Правильно я говорю, Капитон Иванович? - обратился он за поддержкой к Мошнаку.
Банкир сидел в гуще спорщиков, как на заседании КВН, и не знал, что делать - смеяться или запоминать.
- До завершения регистрации - месяц, - сказал он что-нибудь на всякий случай.
- Наш кандидат имеет неоспоримое преимущество перед остальными - он играет в шахматы! - превознес Макарона Артамонов до самых небес. - К тому же он единственный, кто способен различить инопланетян.
Откиснув и подзарядившись у пирамиды, магнаты уселись в "Chrysler" и отбыли на родину. Компания была довольна машиной. Да и само это корпоративное имущество мертвой хваткой притерлось к "лишенцам". Едва заикнулись отдать его за долги, тут же отказали тормоза. Стоило вывесить объявление о продаже, Макарон въехал в жатку и испортил товарный вид. Если за руль садился кто-то не из команды, "Chrysler" глох, ел много бензина, у него начинали стучать пальцы - словом, он пытался всячески сжить со свету непрошеного седока. А как только за руль восседали хозяева, вновь преображался, как коза соседки Макарона - тети Пани: животина, прознав, что ее собираются забить, заплакала человеческими слезами. Тетя Паня тоже заплакала и оставила козу. Теперь она дает столько молока, что не каждой корове под силу.
Машина была семиместной. Наряду с Беком, для которого имелась специальная банкетка между передними сиденьями, в салоне легко размещались Артамонов и Дебора с дочкой, Орехов с Улькой и Макарон. Седьмое место пустовало. Оно в очередной раз навело аксакала на мысль привезти на жительство Лопату.
- Мотану-ка я за ней прямо сейчас, - объявил он. - Мне кажется, теперь я ее уговорю. Хватит ей болтаться без нас.
- Хорошая идея, жилье есть.
Все, что касалось жилья, было приятной правдой. Макарону выстроили дом. Один на плану. По собственному проекту аксакала - с камином и высокими потолками. На окраине Крупский-айленда, почти в лесу. Макарону достался участок в ряду домов работников вагонного завода, которые тупо брали на предприятии ядовито-зеленую охру и покрывали ею дома. Макарон, не ведая об устоях, выкрасил свой терем в ярко-желтый цвет. Соседи прозвали его эксцентриком.
Макарон не мог жить без солнца, поэтому первое, что он купил из мебели, - солярий. Когда этот белоснежный гробик вносили в дом, соседей охватил столбняк. Вечером Макарон влез в аппарат примерить и опробовать. Лег, включил лампу и принялся ловить кайф. Вдруг крышка гроба открылась, и Макарона начали молотить черенками лопат, пытаясь проткнуть. Руководила атакой тетя Паня.
- Ах, ты, сука зубатая! - приговаривала она. - Щас мы тебя по рогам!
Чисто человеческий вопль Макарона отсрочил кончину. Так познакомились с тетей Паней. А потом и подружились.
- Вы тут за собакой присмотрите, а я мигом, - бросил друзьям Макарон, выходя из "Chrysler" у вокзала. - Хочу стать женатым до безобразия.
И отправился за Лопатой.
По уложению Платьева, кандидатов в губернаторы от действующей власти было шестеро. "Чтобы обеспечить альтернативные выборы, - заявил он через СМИ, - и подлинно свободное волеизвержение на основе всеобщего и равного избирательного права". Но на самом деле люди Платьева шли по двум причинам - чтобы растащить голоса и получить иммунитет. Уже на этапе регистрации не обошлось без потерь. Несмотря на расположение комиссии, один кандидат не прошел люстрацию по моральному цензу, а второй - по цензу грамотности. Оставшиеся четверо двигались единым блоком. Платьев - на второй срок, а три его подставки - учитель, ветеринар и известный в регионе товаровед со стажем - для ассортимента и фона. Все четверо походили на биржевых игроков, промотавших активы трастовой компании, и даже не оттеняли друг друга. Не исключалась версия, что они наберут равное количество голосов и примутся управлять областью по системе сутки - трое. Перед ними стояла суперзадача - избраться тайно от электората, которого они боялись как черт ладана.
Город был увешан плакатами. Параллельно им творческие союзы вывесили у Доски почета портрет Пушкина навстречу 200-летию со дня рождения поэта.
- Этот, наверное, по партийным спискам идет, - предположил никуда не спешащий прохожий.
- Да нет, думаю, по одномандатному, - возразил ему первый встречный. - Дядька видный.
Консистория Платьева располагалась в элитной бане. Туда стекалась информация, там проводились трибутные комиции и стряпались рейтинги. Предбанник штаба тоже пестрел изображениями Платьева, но одетого. Умеренная температура в парилке позволяла привлекать к обсуждению предвыборных проблем широкий спектр специалистов. В групповых помывках принимали участие все фидуциары - прокурор, Авторитет, мэр с заместителем, Додекаэдр, Фоминат, Шабада, Мошнак, Шимингуэй, Фаддей и Альберт Смирный.
- Есть смысл расшить программу прямо сейчас, - открыл летучку Платьев. - Сколько у нас лежачего электората?
- Тысяч семьдесят.
- Срок назад, я помню, было двадцать.
- Работаем, - сказал человек от органов.
- А психов сколько?
- Две с половиной буйных и шесть тихих.
- Кто возьмется отвечать за передвижные урны?
- Давайте я, - вызвался Фаддей.
- Так, а в приходах? Товарищ Шабада, сколько под вами ревнительных верующих?
- Тысяч двадцать - двадцать пять, - доложил владыка.
- Маловато. Раньше за семьдесят улетало.
- Отлучили многих за неуплату.
- Ну ладно, Капитон Иванович перечислит по десятке за голос.
Шабада провел по бороде сложенными ладонями.
- Так, теперь СИЗО, - продолжил губернатор.
- Тридцать тысяч, - доложил прокурор.
- Хорошо, - сказал Платьев, - раньше и десяти не набирали.
- Работаем.
- Итак, сто двадцать - сто тридцать тысяч у нас гарантировано. Теперь по рискам - пенсионеры и бюджетники. Что у нас с ними?
- Отставание по зарплате шесть месяцев, - доложил человек от органов.
- Срочно наскрести половину и законсервировать, - записал себе в книжку Платьев. - Выплатить за три дня до срока. А остальное, когда выберут.
- Может, пораньше, а то рейтинги не дотянем, - предупредил Додекаэдр.
- Хорошо, давайте за неделю. Сколько можно набрать по открепительным талонам?
- Пять - шесть тысяч, не больше, - сообщил прокурор. - Иначе при проверке бросится в глаза. Это устоявшаяся величина.
- Не бросится. Доведите до пятнадцати. Тогда шестьдесят процентов у нас в кармане. Бюллетеней надо будет выпустить как минимум вдвое больше, - сказал Платьев и посмотрел на Альберта Смирного.
- Избирком заказал только норму, - доложил начальник типографии.
- Мы заказываем еще столько же, - повелительным тоном произнес Платьев и, обратившись к Мошнаку, досказал мысль: - Капитон Иванович, оплатите недостающее.
- Учтем.
- Неплохо бы это сделать завтра, - предложил Платьев. - Чтобы товарищ Смирный не запел нам про бумагу да про краску перед самыми выборами.
- Как скажете.
- И еще: кто-то должен подобрать людей в комиссии на местах. Чтобы проставили по второму крестику. Да чтоб у каждого по набору ручек имелось. А то работают одним цветом! И не переусердствовать. По два-три надо оставить реальных, чтоб демократично получилось. А то наблюдатели понаедут - не открутишься.
- Люди подобраны по всем районам, - доложил человек от органов.
- Я понимаю. Чем лучше готовишься, тем больше проколов. Кто займется передислокацией? Попросите у новгородцев взаймы пять - семь тысяч военных.
- Без постановки в известность Главнокомандующего разрешается передислокация не более трех тысяч, - уточнил человек от органов.
- А вы договоритесь. Ввиду исключительности случая!
- Попробуем.
- А теперь решайте, - обратился Платьев взглядом по очереди к каждому из участников собрания, - кто и что будет делать конкретно. Начнем с радио. Товарищ Огурцов, прошу.
Семенной огурец на каблуках задумался. К планерке он был не готов ввиду абсолютного отсутствия идей. Он не умел организовывать передачи по-большому.
- Мы устроим дебаты, - ляпнул он первое, что пришло в голову.
- Годится. Теперь газеты.
- У нас есть план, - всполошился Асбест Валерианович. - Мы затеем перепалку между "Cменой" и "Губернской правдой". Сделаем отвлекающий маневр. Я буду нападать на "Лишенца", - сказал Шимингуэй, - а Фаддей пусть защищает его. Чтобы в споре родить истину следующего содержания: проходимцы, ступившие на газетную тропу, должны маяться в КПЗ, а не дурью!
Шутка несколько оживила сборище.
- Ясно. Ну, а конкретно что будем делать с ними? - обратился Платьев к человеку от органов. - Есть какие-нибудь предложения?
- Их надо на чем-то поймать, - придумал тот, перелистывая заведенную на "Лишенца" папочку.
- Мы пытались, - признался Додекаэдр. - Работают по закону, не подкопаешься. Их кто-то грамотно ведет. Они уже на пяти языках выходят. Нам удалось устроить прокол с финнами, а вот китайцы, несмотря на все наши усилия, - на подходе.
Губернатор непонимающе посмотрел на мэра.
- Какие китайцы?
- Мы недавно побратались с Инкоу, - виновато опустил глаза надомник.
- На кой ляд вам это нужно? - удивился Платьев.
- Обещали гуманитарную помощь, - оправдывался мэр.
- Вам что, жрать нечего? Упали вам эти города! Какой от них прок?! Только информация растекается! Этот "Лишенец" проходит как сквозь пальцы!
- А что если вырубить электричество у них в цехе? - придумал Додекаэдр.
- Они установили дизель-генератор, - пояснил человек от органов.
- А если в "унитазе"?
- Пробовали, - сказал мэр.
- Ну, а эти что? - поинтересовался Платьев.
- Эти? Эти зажгли свечку и сели за шахматы.
- Н-да, оригинально. Долго играли?
- Трое суток. Энергию пришлось включить снова. "Унитаз" нельзя надолго обесточивать, там в подвалах федеральные убежища на случай ядерной атаки.
- Тогда забейте пенькой канализацию! - заорал губернатор. - Пусть пару недель посидят в говне!
- Что-нибудь придумаем, - пообещал мэр.
- Отключите телефоны! Заведите уголовное дело, наконец! Но надо же с ними что-то делать!
- Может, лучше тормознуть распространение? - присоветовал Огурцов.
- Они создали свою систему доставки, - пожаловался Додекаэдр.
- Тогда хотя бы из "Союзпечати" выдавить…
- Они развертывают сеть своих киосков, - сказал Додекаэдр. - Тридцать точек.
- Упустили вы их, упустили, - метал взгляд по присутствующим Платьев, выискивая, кому бы конкретно адресовать негодование.
Светлейший князь Додекаэдр, предложивший себя в качестве виновного, встал и неловким движением потрогал место, где должна была висеть сабля.
- Что остается? - бросил итоговый вопрос Платьев.
- Надо думать, - сказал князь.
- Если из-под кредита вышибить залог, они останутся голыми, - рассудил Мошнак. - Но есть одно "но" - их могут профинансировать.
- Кто?
- "Самосад" и "Ойстрах".
- Вы же с ними беседовали! - возмутился Платьев и осуждающе посмотрел на человека от органов.
- И тем не менее, - сказал Мошнак. - Мне известно наверняка. Но запасных ходов по деньгам у них нет, я знаю.
- Зачем было вообще давать кредит? - вопросил Платьев.
- Очень выгодный процент, - оправдался банкир.
- Понятно, - сказал Платьев. - А что у них интересного по договору с Шарлоттой Марковной?
- Я думаю, творческие союзы не имели права продавать "унитаз" без нашего ведома, - рассудил заместитель мэра Гладков. - Они балансодержатели, а собственник - фонд имущества.
- А вы говорите, ничего интересного, - пристыдил горемык Платьев. - Так, значит, сделка совершена незаконно?
- Очень даже может быть, - пообещал прокурор.
- А счет я могу перекрыть хоть завтра, - пообещал Мошнак. - Но дело в том, что они выставляют своего кандидата.
- Кого, если не секрет?
- Макарона.
- Кишка тонка. Он непроходной.
- А может, всю эту ботву в расход? - спросил Авторитет.
- Ясный перец, в расход. Куда ж еще? - дал добро Мошнак.
Макарон вернулся через несколько дней. Не с Лопатой, а с черноплодным мальчиком. Макарон и раньше был знаменит тем, что вместо сказок читал детям инструкции по дезактивации дезинтерийных очагов, от которых молодая поросль стихала в три секунды, но то, что Макарон зайдет в этом так далеко, никто не ожидал. Все явились к нему и заняли очередь за новостями. Макарон молча рассматривал гостей.
- Ты что, решил стать ему посаженым отцом? - cпросил Орехов, рассчитывая подурачиться.
- Поломались все паломники, - произнес в ответ Макарон, и на его лице дрогнул мускул.
- Что-что? - не поняли его.
- Она так и сказала: поломались все паломники.
- Ну и что?
- Приехал я вероломно. И по обстановке понял, что к ней давно никто не ходит. Она отфиксировала мои ходы и, чтоб я не мучался, прямо так и сказала: поломались все паломники.
- Ну и забрал бы ее сюда, раз никто не ходит! - не поняла сложности момента Дебора.
- Интересная ты какая-то, - все не мог перейти к главному Макарон. - Как бы я забрал, если она не баба, а мужик?
- Как это понять - мужик? - всполошился Орехов.
- Да вот так! Операцию сделала!
- Ты что?!
- Я сначала не поверил, показывай, говорю! Она и распахнула фалды - меня чуть не стошнило. Ну, я этого кудрявого в охапку - и сюда!
- А его-то зачем?
- Как зачем? Я лишил ее материнства! Какая из нее, на хрен, мать? Вы бы посмотрели - это теперь такое создание, что и во сне не привидится!
- Отец-одиночка, связанный интернациональными узами, - неплохо звучит! А? Макарон? - восхитился Орехов. - Пиарщики до такого и за деньги не додумаются. Образ отца региона.
- Да больше, больше, - поощрил Артамонов. - Образ содружества ущемленных. Должно сработать. Ну, а кем он тебе приходится, этот мальчик?
- Брючатым племянником!
- Тогда уж и познакомь, раз привез. Как его зовут?
- Дастин.
- Как, как? Дастин? - оживился Орехов.
- Ну а что тут такого?
- Ничего. Просто наш словарь пополняется еще одним понятием: ДАСтин рожденный в ДАСе.
После горячечных высказываний Макарон взял на руки негритенка, поманил Бека и отправился к тете Пане договариваться насчет присмотра за приемышем.
Вскоре "Лишенец" получил исковое заявление. Прокуратура выступила истцом в защиту общественных интересов. Чтобы обосновать дело, прокуратура истребовала десятки писем от известных танцоров, которым в связи с продажей "унитаза" стало негде выступать проездом на северо-запад. Не в Путевом же дворце Екатерины Великой, в конце концов! И прокуратура как бы учла просьбу звезд. Пострадавшим выставили фонд имущества, а соответчиками - "Лишенца" и творческие союзы во главе с Шарлоттой Марковной, за то, что заключили ничтожную сделку.
- Неплохое продолжение, - оценил все это паникадило Артамонов, дочитывая исковое заявление. - Что будем делать?
- Я бы не стал тягаться с прокуратурой, - сник Орехов.
- А зачем с ней тягаться? - воодушевился Нидворай. - Пусть она тягается с законами. Мы - добросовестные покупатели, а чье было имущество - пусть разбираются меж собой. Мы заплатили - до свиданья!