Прикс с Иной вели себя как-то необычно. Прикс отменила на сегодня занятия, чтобы не нарушать покоя: классная комната находилась прямо над маминой спальней. Предполагалось, что они с Иной будут помогать Фиби в обустройстве детской, но пользы от них, по-моему, было-мало. Ина требовала всюду расставить свежие цветы, тогда как Фиби настойчиво требовала их убрать, бормоча под нос, что они пахнут улицей и в них наверняка полно всяких насекомых. Прикс же тем временем с мечтательной улыбкой на лице раскачивалась в кресле-качалке. Теперь, когда мистер Доджсон возобновил свои визиты, она опять стала вести себя довольно глупо.
По тому, как Прикс на меня смотрела - всегда чуть задерживая дыхание, словно только один мой вид напоминал гувернантке о ее наихудших опасениях, - мне было ясно, что она не забыла того дня, когда я выложила ей все, что знала. Я не понимала смысла произошедшего, но могла поклясться, что это не уйдет, навсегда останется между мной и Прикс и я никогда больше не попытаюсь ей помочь.
Какие же требовательные эти младенцы, размышляла я, наблюдая за суетой вокруг. Этот еще не появился, а дом уж перевернут вверх дном! Мне не составило труда незамеченной спуститься вниз к входной двери (не забыв положить в карман юбки компас, носовой платок и четыре печенья в шоколаде, ибо я не знала, что затеял мистер Доджсон, а потому решила быть готовой ко всему), и теперь мне оставалось только ждать.
Меня заметил лишь один человек. Мэри Энн (всех горничных мама называла Мэри Энн - говорила, так проще) неслась мимо из кухни, держа за ручку обернутый кухонным полотенцем чайник с горячей водой. Увидев меня, она остановилась, и вода выплеснулась из чайника, намочив ее и без того мокрый передник. Мэри Энн нахмурила красное, потное, как у всех горничных, лицо. Из-под ее белого чепца выбился завиток волос.
- Силы небесные! Что ты здесь делаешь, моя овечка? Разве мисс Прикетт не станет тебя искать?
- Она отправила меня с поручением, - ответила я, удивляясь, как легко мне врать, и спрашивая себя, зачем я вообще это делаю. Что мне, собственно, скрывать? Нечего. Ну разве только кое-что. - Мне нужно сбегать к торговцу канцелярией и купить бумаги для малыша. Малышу нужна бумага.
- Ну хорошо, хорошо, - рассеянно пробормотала Мэри Энн. - Смотри не испачкайся, - предупредила она и побежала наверх, стараясь не расплескивать воду по ковру.
Я вздохнула. Ну почему все - даже горничные - повторяют мне это изо дня в день?
Посчитав за лучшее выскользнуть за дверь, а то вдруг Мэри Энн встретит Прикс и сообщит ей о моих планах, я осторожно открыла дверь (обычно поскрипывавшая, как почти все двери, сегодня она решила вести себя примерно) и вышла на улицу, на яркий солнечный свет. Затворив за собой дверь, я оглядела двор перед колледжем. Двор был полон студентов, поскольку семестр только начался. Вглядываясь в толпу, я искала глазами принца Уэльского. Он недавно прибыл в Оксфорд, и это было так здорово! Даже будучи очень толстой, мама настояла на том, чтобы первый прием остался за ней. И мне позволили не ложиться вовремя спать, только чтобы познакомиться с принцем. Он был очень весел, пожал мне руку, оставил автограф в моем альбоме, сказал, что я очень мило делаю реверанс, что у него есть брат моего возраста по имени Леопольд, отличный малый, и что мне он, наверное, очень понравится.
А потом меня, как обычно, увели в детскую.
Мистер Доджсон рассказывал, что он просил у принца позволения сделать его снимок, но тот ему отказал. Конечно, позировать перед камерой порой утомительно, но принц не знал мистера Доджсона. Тот все превращал в игру - сначала ставил нас в разные позы, потом садился и рассказывал нам истории, иногда что-то рисовал. Когда мы увлекались историями, он бежал готовить пластинку, вставлял ее в фотокамеру и, попросив не двигаться, снимал с линзы колпачок. Он всегда считал вслух, иногда до сорока пяти, иногда в обратном порядке, а иногда с середины - начиная с двадцати двух, шел то назад, то вперед, пока не говорил: "Сорок пять, один… Готово!" И мы тогда наконец могли расслабиться, а он продолжал рассказывать свою историю.
Вот в такое забавное занятие он превращал съемки - мы никогда не скучали, нисколечки! А потом мы в качестве награды помогали мистеру Доджсону проявлять стеклянную пластинку, и от смеси запахов - кислых, химических и тонкого аромата гвоздики, всегда сопровождавшего мистера Доджсона в сочетании с невыветрившимся каминным дымом из его комнат - у меня кружилась голова. Иногда эти запахи меня, кажется, пьянили. Что точно подразумевают под таким словом, я не знала, только слышала от мистера Доджсона, что герои его рассказов часто ощущали опьянение. А опьянев, вели себя не как все и странно разговаривали, и папе от этого становилось смешно.
На сей раз принца я не увидела - во дворе толпилась лишь обычная ватага студентов, которые стояли поодиночке либо группками, а некоторые из них отходили назад, продолжая разговоры, и все что-то с энтузиазмом обсуждали. Однако даже при этом всегда находилось несколько человек, которые лениво прохлаждались у фонтана или махали во дворе колледжа битами для крикета, хотя на это, как правило, смотрели с неодобрением.
В тот момент в пределах видимости я была единственной девочкой. Такое случалось нередко, а потому меня это не беспокоило. А мое присутствие, как видно, не беспокоило студентов. В окружении десятков взрослых мужчин - ни один из них не удостоил меня даже взглядом, ну разве что некоторые небрежно мне улыбнулись - я чувствовала себя безопасно, так же, как в детской в окружении женщин. Женщины и мужчины, конечно, отличались друг от друга, я это понимала. Однако мне и в голову не приходило, что кто-то из них опаснее других.
- Мисс Алиса! - Передо мной возник мистер Доджсон. Я и не заметила, как он приблизился ко мне. Он приподнял свой черный шелковый цилиндр. - Как ваша матушка?
- У них, наверное, чайная вечеринка. Она сейчас с дамами, которых привел мистер Экланд. Малыш скоро будет здесь.
- О!
Мистер Доджсон посмотрел на меня с каким-то странным выражением лица, словно не мог решить, смеяться ему или нет. В конце концов он удовольствовался простым кивком.
- Прикс с Иной заняты в детской, а потому сказали, чтобы я шла без них, - снова солгала я и снова подумала, зачем я это делаю. Сегодня мои мысли определенно не желали меня слушаться!
- Я предвидел, что в этот день они скорее всего будут заняты.
С удивлением я подняла на мистера Доджсона глаза. Так вот почему сегодня Подходящий День: он знал, что Прикс с Иной не смогут к нам присоединиться! (Оставшаяся в детской Эдит безмятежно играла с куклами.)
- Так в чем сюрприз? - Я не могла устоять и запрыгала на месте. Как долго я ждала этого! Целых несколько месяцев, во время которых мистер Доджсон уезжал на каникулы. Мы же обычно проводили лето в Уэльсе, где папа собирался строить дом, но в этом году у мамы не было сил, чтобы путешествовать. Она сказала, что в поезде слишком трясет. Поэтому я провела лето дома, в Оксфорде, тихом и сонном во время каникул - никакого сравнения с учебным годом, когда в воздухе ни на миг не смолкает всюду настигающий тебя гомон.
Но, даже прыгая от радости, я с беспокойством заметила, что в одной руке мистер Доджсон сжимал свою аккуратно сложенную в деревянную коробку фотокамеру, а другой - придерживал лежавший на его плече штатив.
- Это и есть сюрприз? - Сердце у меня оборвалось. Я застыла на месте. Опять фотографироваться? Так вот для чего нужен Подходящий День?
- И д-да, и нет. Позвольте мне сделать еще один ваш снимок. Но на сей раз все будет иначе. Хотели бы вы походить по траве босиком?
- Без туфель? - Я посмотрела на него снизу вверх, не веря своим ушам. Ходить - а может, даже бегать - по траве, ощущая ее кожей ног! И никакой досадной, сковывающей оболочки или тесных туфель между мной и землей? Это было одним из моих самых сокровенных желаний, о котором я никогда даже словом не обмолвилась мистеру Доджсону. Но он каким-то неведомым образом все равно узнал о нем. Об этом говорили его голубые глаза, один чуть выше другого, внимательно смотревшие на меня, словно он видел во мне ответ на вопрос, который не мог себя заставить задать. Он всегда так много знал обо мне.
- Без туфель, как бродячая цыганка. Хотите сегодня побыть цыганкой, Алиса?
- Побыть кем-то другим, как вы написали в записке?
- Конечно.
- О, это же здорово! Можно снять туфли сейчас? - Мне так хотелось сделать ему приятное.
Он грустно посмотрел на меня, словно уже рисовал меня в своем воображении в роли цыганки, с улыбкой положил камеру, слегка нагнулся - как всегда, с трудом - и погладил меня по щеке. Его обтянутая перчаткой рука была мягкой, как одеялко, которое я нынче утром положила в новую кроватку для малыша.
- Не сейчас. - Он отдернул руку и оглянулся через плечо, словно боялся, будто кто-то нас мог увидеть. - Пойдемте в дальний угол сада. Я уже отнес туда тент и футляр. Освещение идеальное.
Обо мне он уже не думал - теперь его занимала только фотография: хорош ли свет, не слишком ли силен ветер, не испортятся ли реактивы, нет ли трещин на стеклянных пластинках? Я отлично знала, как много всего могло подпортить дело. Подумав об этом, я разволновалась.
- Вы думаете, получится? - Я проследовала за ним под арку, ведущую за дом в наш личный сад. Споткнувшись о выпирающий из земли камень, я оцарапала мысок туфли. Сердце у меня оборвалось: ну вот, уже испачкалась.
- Кто знает? Разве не интересно будет узнать?
Я кивнула. Конечно, интересно. Это самое веселое, когда фотографируешься, - никогда не знаешь, каким получится снимок. В результате наступал момент, когда в ванночке с химикатами проявлялся образ - сперва на стеклянной пластинке, словно призрак, выплывающий из прошлого, но сразу никогда не было известно, получится изображение отчетливым или навсегда останется размытым. В этот момент у меня всегда захватывало дух. Ощущение напоминало то волнение, с которым распаковываешь подарки.
- Ой, подождите! - воскликнула я.
- В чем дело, Алиса? - Мистер Доджсон терпеливо обернулся ко мне.
- Что на мне должно быть надето? У меня нет цыганской одежды!
- Зато есть у меня. Мне одолжила ее настоящая старая цыганка.
- Правда? - Мне так хотелось ему поверить, поверить, что в двери его комнат вся в кольцах, звенящих побрякушках, обвязанная платками, постучала старая цыганка и вручила ему маленькое цыганское платьице.
Однако мой неусыпный голос разума спросил меня: "А доводилось ли тебе видеть во дворе перед колледжем цыганку? А на Хай-стрит? А в Медоу? И откуда бы она узнала, где живет мистер Доджсон? И чего ради ей нести ему платье?"
Иногда я презирала этот голос.
- Все было действительно так, Алиса. Неужели вы мне не верите?
Я вздохнула. Мне так хотелось ему поверить.
- Вы мудры не по годам, Алиса. Вам об этом известно? Большинство детей вашего возраста с восторгом бы ухватились за идею о цыганке. Но не вы. Вы слишком разумны.
Я не знала, что на это ответить. Мистер Доджсон смотрел на меня так мечтательно, с такой надеждой. Я знала, что, если скажу хоть слово, разочарую его. Потому я просто улыбнулась, позволив себе радоваться этой минуте, этому Подходящему Дню.
Но, отворив ветхую калитку в сад, я не пошла к месту напрямик. Я двинулась вдоль каменной стены, окружавшей сад, хотя так было гораздо дальше. Мистер Доджсон не спрашивал - почему. Он знал. Он знал, что я не хочу, чтобы нас увидели из дома. Я воображала себе - я хотела надеяться, - что никому там до нас нет дела. И все же мама очень бы рассердилась, увидев меня босиком в роли цыганской девочки, возможно даже, рассердилась настолько, что уронила бы малыша. Уж за что, за что, а за это я точно не хотела быть в ответе. Однако меня больше беспокоили Ина и Прикс. Если кто-то из них увидит меня с мистером Доджсоном наедине… При одной мысли о такой возможности все у меня внутри затрепетало. Их ведь не позвали, и чем дольше они находились в неведении об этом, тем лучше для всех, и в первую очередь для меня.
- Вон ваши комнаты, - сказала я, отдалившись от нашего дома на приличное расстояние. Окна на задней его стене выглядели, как маленькие прикрытые глазки - и я почувствовала себя в безопасности. Я указала через весь сад на библиотеку напротив дома декана. - Вы видели, как мы вчера играли в крокет? - Я знала, что мистер Доджсон иногда наблюдал за нами из своих окон, но никогда раньше ему об этом не говорила.
- Боюсь, что не видел, - лаконично ответил он, и я почувствовала, что мы не должны далее обсуждать этот предмет, хотя и не могла взять в толк - почему.
В тени сада было прохладно: стоял октябрь. Я обхватила себя руками, чтобы не озябнуть, и задумалась, не замерзну ли босиком, но решила не показывать мистеру Доджсону, что это меня беспокоит.
Наконец мы очутились в самом дальнем от нашего дома углу сада, который скрывали полыхавшие осенними красками деревья. Там-то и установил свое оборудование мистер Доджсон. Здесь стоял его черный кожаный чемоданчик с реактивами, тонкий прозрачный навес на шестах, затенявший угол, образованный двумя соприкасавшимися стенами (навес приглушал солнечный свет, когда мистер Доджсон снимал нас на улице), а также темный полотняный тент, такой симпатичный и маленький. Он был с меня ростом, а потому мистеру Доджсону приходилось очень низко наклоняться. При этом я едва удерживалась от смеха.
- Ну, где мое цыганское платье?
- За тентом. Но давайте-ка сперва снимем вас такой, как есть.
- Как есть? - Я не смогла скрыть разочарования. Мне и впрямь надоело быть самой собой.
- Да, такой, какая вы есть, но ведь это прекрасно. Просто Алиса. - Мистер Доджсон улыбнулся, и я воспрянула духом.
- Ненавижу свои волосы, - не удержалась я от вздоха. Качнув головой, я ощутила, как кончики волос щекочут мне сзади шею. Моей мечтой было почувствовать тяжесть длинных волос, ниспадающих вниз по спине.
Мистер Доджсон рассмеялся.
- Разве вы не знаете? Ведь это ваши волосы делают вас ни на кого не похожей! Я могу сфотографировать любую девочку в Оксфорде, и волосы у всех будут одинаковые - длинные локоны с бантами. Вы же выделяетесь среди всех. Потому-то мне и хочется фотографировать вас. Стать моей цыганочкой можете только вы.
- О! - Я никогда не думала об этом в такой плоскости. Подобная мысль согрела мне душу, и я улыбнулась. Сияя, я наблюдала, как мистер Доджсон возился со штативом и камерой. И как это у него так получалось? Как ему удавалось заставить меня почувствовать себя особенной? Интересно, думала я, есть ли в его жизни человек, который то же самое делает для него? Наверное, нет: иногда он выглядел таким одиноким.
- Ваши волосы… у вас тоже очень красивые волосы. И ваши перчатки мне тоже очень нравятся. - Его перчатки, правда, мне не нравились. Всегда либо черные, либо серые, они были такими же странными и отталкивающими, каким окружающим порой казался и сам мистер Доджсон. Однако мне он таким вовсе не казался, и я поклялась говорить ему об этом как можно чаще.
Я думала, что каждому в его жизни, независимо от возраста и от собственных странностей, нужен был такой человек.
Мистер Доджсон остановился. Его глаза расширились, лицо порозовело. Мне даже показалось, будто у него задрожали руки.
- С-спасибо, Алиса, - только и сказал он, после чего продолжил манипуляции с камерой. И пока я стояла и смотрела, едва не дрожа от холода, он трудился так энергично, что, в конце концов сняв цилиндр и черный сюртук, аккуратно сложил их на каменную скамью. Он также закатал рукава белой рубашки, но своих серых перчаток так и не снял. - А теперь встаньте в угол, пожалуйста.
- Так? - Я застыла, опустив руки по швам: по опыту знала, что в такой позе проще не шевелиться.
- Да, только повернитесь влево… Не так сильно! Чуть-чуть. А голову ко мне. Можете так постоять?
Встав потверже, я прижала руки к юбке. Шея у меня уже затекла, но я не собиралась жаловаться.
- Да, думаю, да.
- Молодец! А теперь отдохните минутку, но не шевелитесь. Я пойду приготовлю пластинку. - Он юркнул под тент, но часть его тела - задняя часть - осталась снаружи. Я не посмела засмеяться.
Вместо этого я оглянулась на наш дом - посмотреть, нет ли какого движения в окнах. Большая их часть оказалась скрыта за ветвями деревьев, и я вздохнула с облегчением: раз я никого не вижу, значит, и меня тоже никто не видит. Поэтому я расслабилась и позволила себе помечтать о том, какое оно, цыганское платье. Я надеялась, что на нем есть пятна, а может, оно даже разорвано.
- Теперь снова примите позу! - Мистер Доджсон появился из-под навеса с фотопластинкой в руке. Вставив ее в фотоаппарат, он подождал, когда я сделаю глубокий вдох. Затем снял с линзы круглый колпачок и начал считать: - Один, три, два, четыре, шесть, пять, восемь, семь, десять, девять… - И я подумала, что весьма неразумно с его стороны дурачиться, когда я стараюсь не шевелиться и смотрю на линзу, в этот круглый, немигающий глаз. Наконец он досчитал до сорока пяти и закрыл линзу колпачком. Я, сдерживавшая до этого дыхание, вздохнула и рассмеялась. Он подбежал меня обнять. - Вот умничка! - Затем поспешил обратно к фотоаппарату, вытащил держатель линзы и бросился под навес.
- Можно, я его промою? - спросила я, тряся руками и ногами, крутя во все стороны головой, разминая затекшую шею. Мне нравилось обмывать пластину в корытце, ожидая, когда проявится изображение.
- Не сейчас. Я уже начал. В следующий раз - обещаю.
- А где мое платье? Давайте я переоденусь?
- Под тентом напротив. Переодевайтесь, но постарайтесь, пожалуйста, быть с ним поаккуратнее.
- Хорошо!
Я обошла навес и нашла накинутый на угол тента кусок выцветшей тряпки. Я не сразу сообразила, что это платье. Смотреть тут, в общем, было не на что. Ничего похожего на мои обычные многослойные платья с оборками - да одни рукава моего платья состояли из трех слоев!
Держа в руках эту тряпочку - ибо именно так для меня выглядела предложенная одежда, - я почувствовала, как сильнее забилось сердце. Я не сомневалась, что маме не понравится, если я в нее оденусь, тем более перед джентльменом, пусть даже это и мистер Доджсон. На мою ночную сорочку пошло больше материи, чем на такое вот платье.
- А… нижние юбки оставить? - Мой голос меня не слушался - он вибрировал трелями, как соловьиная песня. Шею сзади щекотало какое-то насекомое, и я прихлопнула его рукой. Здесь, когда я пряталась в дальнем углу сада, под тентом, сжимая в руках странное девичье платье, у меня возникло странное ощущение. Мне казалось, будто я не у себя в саду, а где-то в другом месте. С таким же успехом я могла бы сейчас быть в Африке - идея, в обычное время вызвавшая бы у меня восторг. Однако в тот момент эта мысль у меня едва возникла.
- О нет. Разве цыганские девочки носят нижние юбки? - донесся до меня приглушенный голос мистера Доджсона. Я слышала плеск воды в корытце, ощущала резкий запах кислоты.
- Наверное, нет. А нижнюю сорочку? - Я представила, что стою в одной сорочке, и по моему телу пробежал озноб.
- Я не… ваша нижняя сорочка? Даже не знаю… вряд ли у цыганских девочек много одежды, помимо платья. Так что наденьте одно платье, пожалуйста.