И я была с ним согласна. Затем мистер Дакворт отвязал лодку и оттолкнул ее от причала веслом - мы поплыли вверх по реке. Было тепло и безветренно - отличная погода для лодочной прогулки. Однако джентльмены, кажется, не очень усердствовали - весла плескались в мутной воде равномерно, но лениво. Я всеми силами старалась удерживать руль в прямом положении. Мои руки устали, но я ни за что никому в этом бы не призналась.
Ина с Эдит сидели по обеим сторонам от меня. Наши одинаковые юбки слились, образовав одно целое, так что нельзя было отличить, где чья. Мистер Дакворт располагался на дальней скамейке, а мистер Доджсон прямо перед нами.
- Мисс Лидделл, смею заметить, вы очень повзрослели! - выкрикнул мистер Дакворт. Однако кричать вовсе не требовалось. Его музыкальный голос разносился далеко над спокойной рекой. - Не правда ли, Доджсон?
Ина, набрав в легкие воздух, выпрямилась, всеми силами пытаясь не смотреть на мистера Доджсона.
- Несомненно, - ответил тот, равномерно и вдумчиво работая веслами в такт с мистером Даквортом. - Боюсь, даже слишком повзрослела, чтобы соглашаться на наши предложения и в дальнейшем делить общество таких глупых стариков, как мы. Предвижу, ей вскоре более по душе придутся молодые лебеди.
- Вы… вы совсем не старый! - выпалила Ина и залилась краской. Руки ее дрожали, хотя она крепко сцепила их у себя на коленях. - Я знаю, что вам только тридцать.
Мистер Доджсон вскинул бровь, а мистер Дакворт подавил улыбку.
- Ах, право, я уже очень стар. Но вот Даку всего двадцать восемь. Мне же скоро придется выступать только в качестве вашего наставника.
Ина отрицательно покачала головой. Она еще больше покраснела, что, надо признать, ее очень красило. Хотя мы до сих пор и одевались одинаково, ее юбки стали длиннее, а в ее силуэте наблюдалось больше изгибов. И тут я с болью в душе вдруг поняла, что моя сестра и впрямь уже превратилась в юную леди, о чем она говорила, не только чтобы досадить мне. Я не знала, как на это реагировать. Завидовала ли я тому, что не доросла еще до леди, или печалилась из-за грядущих для всех нас перемен? Ведь мама уже заговаривала о молодых людях с "потенциалом", и, хотя никогда при мне не развивала эту тему, я понимала, что она имела в виду.
Я впервые поняла, что детство когда-нибудь закончится. В своем желании поскорее вырасти и поумнеть я до настоящего момента не понимала, что конец детства - это на самом деле конец привычного мне мира: конец ночей в одной комнате на трех узеньких кроватках, расставленных в ряд, с сестрами; езды верхом с папой по тропинкам в Медоу ранним утром - единственное время, когда он принадлежал исключительно нам; бесконечным путешествиям по реке; посещениям знакомых, безопасных и восхитительных, мест…
Мои глаза обожгли слезы, а сердце пронзила боль потери. Все еще окруженная любящими меня людьми (да, я даже Ину включала в их число), я уже чувствовала их отсутствие.
- Очнитесь, Алиса, нас относит вправо! - выкрикнул мистер Дакворт.
Я тряхнула головой и, крепче ухватившись за канат, стала тянуть его, пока мы не выровняли курс.
- О чем вы думали, Алиса? - мягко поинтересовался мистер Доджсон. - У вас был такой вид, будто вы спите наяву.
- О, просто… просто я подумала, как это трагично, что детство кончится.
Мистеру Дакворту, наверное, в рот залетел жук, потому что он поперхнулся и чуть было не выронил весла. Ина, зажав рот рукой, засмеялась. Эдит пнула пухленькими ножками борт лодки и спросила:
- А долго еще плыть?
Мистер Доджсон, казалось, единственный из всех понял меня, ибо кивнул, глядя на меня добрыми голубыми глазами, которые были так же серьезны и печальны, как и мои.
- Ох, Алиса, ты еще слишком мала, чтобы размышлять о подобных вещах! - Ина сняла перчатки, чтобы поводить рукой в воде, точь-в-точь как на иллюстрации к роману.
- Милая маленькая Алиса, не стоит так переживать. Ваша сестра права. У вас будет еще масса времени поволноваться из-за этого. - Мистер Дакворт снова взялся за весла.
- А хотели бы вы навсегда остаться юной, Алиса? - спросил мистер Доджсон. - Никогда не повзрослеть?
- Ну… и да, и нет. - Вряд ли я могла остановить ход времени. - Я не хочу заниматься с Прикс, зубрить глупые стихи и делать уроки, не хочу, чтобы Ина мне без конца твердила, что я слишком мала. - Я гневно посмотрела на сестру, в то время как та тренировала свой мечтательно-задумчивый взгляд на мистере Доджсоне (который - я с удовлетворением для себя отметила - не обращал на нее никакого внимания). - В то же время я не хочу носить корсет и длинные юбки, не иметь возможности выйти из дома без сопровождения, притворяться, что я не голодна, в то время как хочу есть. Но больше всего я не хочу стать слишком взрослой потому, что вы не будете брать меня с собой на прогулки. - Я сама удивилась своей страстности. Я говорила все быстрее и быстрее, громче и громче и наконец ощутила, как мои глаза наполняются слезами. Мне пришлось закрыть лицо ладонями, вновь позабыв о руле, и лодка опять резко повернула к берегу.
- Алиса, Алиса… не плачьте! - В голосе мистера Доджсона звучала тревога.
Я почувствовала у себя на плече его руку. Он беспомощно потрепал меня по плечу. Между нами стояла корзина, и мы так плотно набились в лодку, что он не мог придвинуться ко мне ближе.
- Не буду. - Я хлюпнула носом, и Эдит передала мне свой носовой платок, чтобы я высморкалась.
Какое-то время мы дрейфовали. Ина недовольно поджала губы, а я вытирала платком глаза. Наконец мое лицо перестало гореть, и мне уже не стыдно было его открыть. Мимо проплыла лодка, в которой сидели два молодых человека и две юные леди (в сопровождении строгой наставницы, которой, по-видимому, хотелось оказаться где угодно, только не с ними), со смехом распевающие песню менестреля. Даже когда они обогнули излучину реки, до нас все еще долетал сильный тенор, выводящий: "Весь мир печален и тосклив, всюду я брожу".
- Кто хочет послушать историю? - вдруг спросил мистер Дакворт, беря ситуацию в свои руки. Он подобрал весла, толкнул мистера Доджсона ногой и кивком показал мне, чтобы я правила обратно к середине реки.
- Я хочу! Я хочу! - захлопала в ладоши Эдит.
- Леди не говорят о корсетах, Алиса! - откинувшись назад, прошипела Ина, потом выпрямилась, и на ее лице застыла выжидательная улыбка.
- Алиса? - услышала я низкий и теплый голос мистера Доджсона.
Я кивнула, боясь поднять глаза. Когда я их все же подняла, то была вознаграждена полным любви взглядом. Не знаю, как я поняла, что это любовь. Ее ли я видела в его глазах в тот день в саду, когда он сказал, что я ему снюсь? Возможно, но это было уже очень давно.
Я знала только то, что под таким взглядом чувствовала себя… красивой. Красивой и свободной говорить все, что пожелаю, думать, о чем хочу. Я не могла ошибиться. Не могла ошибиться в его глазах голубого цвета.
- Да, пожалуйста, расскажите нам историю, - попросила я.
И он рассказал.
- Жила-была девочка по имени Алиса… - начал он.
- О! - не удержалась я.
Мистер Доджсон рассказывал нам сотни историй, историй, действующих лиц которых мы узнавали, даже если у них были имена совершенно абсурдные, непохожие на обычные. Однако никогда прежде он не использовал наши имена. Я улыбнулась ему, ожидая продолжения. Ина, кипя от злости, уставилась взглядом в свои колени.
- Алиса начала уставать сидеть с сестрой на берегу реки, - продолжил он, к моему великому восхищению, не называя сестру по имени.
Так он повел рассказ о девочке Алисе, белом кролике (который всем нам напомнил папу вплоть до мелочей, до карманных часов. Даже Ина смеялась!), о падении в кроличью нору, о безумном приключении со странными существами…
- Все страннее и страннее! - воскликнула я, а сюжет истории тем временем кружил, завивался и закручивался узлами.
Мы добирались до Годстоу целый день, но, словно загипнотизированные мистером Доджсоном, никуда не хотели торопиться. Тонкий голос мистера Доджсона, такой тихий, что нам приходилось склоняться к нему, делал рассказ лишь еще более захватывающим. Голос то повышался, то понижался по мере развития действия. Даже мистер Дакворт жадно ловил каждое слово.
- Доджсон, вы сами все это сочиняете? - один раз прервал он рассказ.
- Шш! - вскинулась на него Эдит. - Продолжайте!
Мистер Доджсон повернулся и кивнул:
- Боюсь, что да.
Но, по-моему, мистер Дакворт ему не очень-то поверил.
Как это ни поразительно, его рассказ растянулся на весь день. Когда мистер Доджсон начинал замолкать и у него иссякали слова, один из нас обязательно просил рассказывать дальше, и он продолжал. Мистер Доджсон прерывался лишь при необходимости: когда мы высаживались на берег в Годстоу, где он помогал нам выбраться из лодки, привязывал ее и нес за нами, девочками, корзину, а мы бегали, разминали ноги после долгого путешествия. Мы нашли подходящий стог сена (в Годстоу обычно ставили огромные стога, в которых всегда имелась возможность приютиться, потому что располагались они достаточно далеко от реки и земля была сухой, а жуки не очень страшными). Расстелив одеяло, мы стали пить чай с пирогами из корзины. Мистер Доджсон пил чай галлонами (должно быть, потому, что слишком много говорил и у него пересохло во рту). Он возобновил рассказ с того самого места, на котором остановился, - с гусеницы.
Так мы провели тот золотой день (однажды все-таки ему пришлось основательно прерваться, чтобы мы с Эдит могли полазать по монастырским развалинам. Обвалившиеся камни, темные углы и запах плесени всегда приводили меня в восторг, хотя я так никогда и не видела привидений.) Потом мы собрали вещи и поплыли вниз по течению домой. Когда мы пересекли Том-Куод, усталые и умирающие с голода (с тех пор как были съедены пироги, прошло довольно много времени), все еще жадно ловя каждое слово мистера Доджсона, уже смеркалось. Наконец он подошел к концу, к тому месту, когда сестра разбудила Алису и ее сон закончился.
Мистер Доджсон умолк. Мы стояли посреди двора перед колледжем, возле тихого фонтана, поверхность воды которого сплошь покрывали листья кувшинок, - и молчали. Мы не могли говорить. В голове моей жили персонажи истории. Мне было грустно. История кончилась, как скоро кончится и мое детство. Мне подумалось, что мистер Доджсон за все время знакомства рассказал нам сотни историй. Но сейчас мне не удавалось вспомнить ни единой подробности хотя бы одной из них. А ведь когда-то они тоже наполняли мое сознание картинками, мыслями - словом, мечтами.
Мне не хотелось, чтобы исчезла и эта история. Не хотелось, чтобы закончился этот день. Мне не хотелось взрослеть.
- Запишите ее, - в конце концов попросила я, когда мы собирались попрощаться и войти в наш дом с приветственным, уютным фонарем над входной дверью. - Запишите ее, пожалуйста, прошу вас.
- Что, моя Алиса? - Мистер Доджсон выглядел растерянным. И еще очень, очень усталым. Его прекрасные, вьющиеся каштановые волосы были взлохмачены более, чем когда-либо, а губы потрескались от солнца. Когда он сильно уставал, асимметрия его глаз становились еще более заметна - левый казался сильнее опущенным книзу.
- Историю… мою историю. Она ведь моя?
- Если хотите.
- О, хочу! Хочу! - Я протянула руку и смело взяла ее, эту историю, полная уверенности, что она предназначалась мне, как была уверена в том, что только я могу быть цыганочкой мистера Доджсона. Не важно, насколько Ина старше меня, она никогда не смогла бы держаться с ним так уверенно, как я. И я знала, что сестра ненавидит себя за это.
- Тогда история - ваша, - сказал мистер Доджсон. - И в определенном смысле детство навсегда останется с вами.
- Именно об этом я и говорю! - Мне даже не верилось, что мистер Доджсон так хорошо понял, что у меня на сердце. Лишь позже я сообразила, что для этого ему достаточно было заглянуть мне в глаза. - Если вы ее запишете, я никогда не повзрослею! Не на самом деле, конечно, но в этой истории. В ней я навсегда останусь девочкой. Вы ее запишете?
- Не знаю… Я постараюсь, Алиса. Но не уверен, что смогу вспомнить все, что рассказывал.
- Конечно же, сможете! Я знаю, что сможете… а если не сможете, я вам помогу!
- Алиса, - перебила меня Ина, беря Эдит за руку. - Нам нужно идти, уже поздно. Вам с Эдит пора в постель, хотя я, само собой, еще не лягу какое-то время… достаточно долго!
- Да-да, - кивнул мистер Дакворт, стуча в дверь. - Было очень приятно, леди. День сегодня выдался исключительный. Надеюсь вскоре снова вас увидеть.
Дверь отворила одна из Мэри Энн, и мистер Дакворт с мистером Доджсоном, прощаясь, сняли свои соломенные шляпы, чуть потерявшие форму после долгого пребывания на солнце.
- Не забудьте! - Я обернулась, чтобы в последний раз увидеть мистера Доджсона.
- Не забуду, - пообещал он, вскинув голову и озадаченно глядя на меня, после чего развернулся и последовал за мистером Даквортом.
Я знала, что моя просьба представлялась ему необычной. Я никогда не просила ни о чем подобном и была не вполне уверена, что мистер Доджсон до конца понял причину моей настойчивости.
Дверь за мной затворилась, прежде чем я успела сказать что-нибудь еще. Я ощутила поднимающуюся во мне панику, но попыталась ее подавить. Ведь наша встреча с мистером Доджсоном вскоре состоится снова. Тогда ему можно будет напомнить еще раз.
- Он не будет записывать эту дурацкую историю, - проворчала Ина, когда мы поднимались по лестнице. Мэри Энн, поскольку уже стемнело, вручила каждой из нас по свече. - До чего ж неучтиво с твоей стороны просить об этом. Ему есть чем заняться в свободное время.
- Ты просто злишься оттого, что он рассказал историю не о тебе, - огрызнулась я, уверенная в своей правоте.
- Почему же? Я - это сестра, читающая книгу!
- Возможно. - Мне же казалось, что с Ины срисован и еще один персонаж - страшная королева, хотевшая всем отрубить головы, но сказать об этом Ине я не осмелилась. - И все равно он назвал девочку моим именем, а не твоим. Он запишет историю, я в этом уверена.
- А если нет? Что тогда? Что случится тогда? - Ина повернулась ко мне. Ее лицо, сделавшееся большим и загадочным, застыло против моего. Пламя свечи отбрасывало на него зловещие тени. - Тебе все равно придется повзрослеть. И тогда ты станешь для него слишком старой. - Ее губы задрожали, а глаза заблестели: я поняла, что Ина вот-вот заплачет. Слезы обиды закапали ей на руку, которой она сжимала оловянный подсвечник.
- Нет, не буду. Я никогда не буду для него слишком старой, - сказала я, хотя знала, что мои слова ее ранят. Я попыталась обнять сестру, поскольку, даже не вполне понимая, о чем Ина говорила (как может кто-то из нас стать слишком взрослой для мистера Доджсона, ведь он всегда будет намного старше нас?), не хотела, чтобы она плакала. Ина никогда не плакала. Трудно было припомнить ее в слезах, грязной, в пыли или порозовевшей на солнце.
- Будешь. Вот увидишь… Будешь. - Ина стряхнула с себя мою руку и, громко топая, зашагала вверх по лестнице. Эдит уже ушла вперед - она слишком устала, чтобы слушать нас.
Я покачала головой. Ина не могла понять, что со мной у него все по-другому. Я была его цыганочкой… его Алисой, которой хватало смелости противостоять королевам и королям, а также разным странным разговорчивым существам.
Я очень надеялась, что мистер Доджсон не забудет записать историю. Ибо боялась, что иначе такой рассказ ничего не стоит забыть. Мне, например, уже с трудом удавалось вспомнить, о чем была история мыши.
Глава 5
Но он ее не записал.
Во всяком случае, после моей первой просьбы. Равно как и после второй. Я не переставала напоминать ему об этом при каждой встрече, но вскоре после той лодочной прогулки мы уехали в Уэльс, в наш новый дом, который папа построил прямо на скалистом берегу, и мне пришлось довольствоваться только письменными просьбами. А письма я писала мистеру Доджсону во время каникул каждую неделю. Потом начался учебный семестр, и жизнь превратилась в бесконечную череду уроков, в том числе уроков хорошего тона, а мама снова растолстела. Уж хоть бы на этот раз родился мальчик, мечтала я.
В конце концов мистер Доджсон объявил, что начал записывать историю. Сказал, что ни на минуту не перестает о ней думать, а потому, к счастью, все помнит. Еще он сказал, что писать ее совсем не то, что рассказывать. У него уже были опубликованы несколько стихов и коротких, простеньких рассказов под именем Льюис Кэрролл. Но они совсем не походили на эту историю. Хоть она и писалась только для меня и больше ни для кого, мистер Доджсон считал, что история все равно потребует много времени. Когда начинаешь излагать различные сюжеты на бумаге, объяснил он, они порой заводят тебя в такие дебри, о которых раньше и не помышлял.
Тогда смысл его слов был мне не совсем ясен, но, раз он все-таки начал писать, ломать голову над объяснениями мистера Доджсона мне не хотелось. Я решила, что соображу все потом, когда прочитаю сказку, когда увижу на бумаге свое имя, принадлежащее девочке, с которой происходят приключения в фантастическом подземном мире. Я знала, что никогда не расстанусь с этой сказкой. Я спрячу рукопись в шкатулку красного дерева, украшенную кусочками обкатанного морскими волнами стекла, где я хранила свои любимые вещи: жемчужный браслет, подаренный мне бабушкой в тот день, когда я родилась; совершенно черный круглый голыш, некогда найденный мной в Медоу; розовую шелковую нить, вплетенную в упавшее с дерева гнездо, которое я обнаружила в саду; чайную ложку - ею пользовалась королева, когда они с принцем Альбертом приезжали в дом декана, чтобы навестить принца Уэльского. (Правда, если честно, я не вполне была уверена, что это та самая ложка, но я взяла ее с подноса, на который составляли посуду со стола после их отъезда, так что в принципе она могла быть той самой ложкой.)
Они заводят тебя в такие дебри, о которых раньше и не помышляя.
Так случается в историях, так случается и в жизни. То же самое происходило и со мной этой зимой: я как бы уже и снялась с якоря, но еще не причалила к берегу. Я чувствовала неудовлетворенность, все чего-то ждала, вот только чего именно, не знала. Вообще казалось, что в состоянии ожидания пребывали все и всё. Все были слишком рассеянны, чтобы поступать как надо. Огонь в каминах не разгорался, слуги во время обеда исчезали за дверью, письма отправлялись, но не доходили до адресатов.