В конце января 1850 года настал жуткий холод, каких немало повидали эти края. Никто не осмеливался покидать свои дома, деревня казалась вымершей, и более десяти дней барак не посетил ни один клиент. Стояли такие холода, что к рассвету вода в умывальном тазу замерзала окончательно, несмотря на никогда не остывавшие печи. Бывало, что выпадали ночи, когда людям приходилось забирать лошадь Элизы прямо в дом, чтобы спасти животное от прискорбной участи прочих, встречающих рассвет, полностью скованными кусками льда. Женщины спали по двое на кровати, и она поступала также на пару с ребенком, к которому со временем начала испытывать ревнивую и очень сильную привязанность, возвращаемую им обратно с упорным постоянством. Единственным человеком в этой компании, который мог соперничать с Элизой в расположении к себе малыша, была Ромпеуэсос. "Однажды и у меня будет сильный и храбрый сын, такой, как Том Без Племени, но гораздо жизнерадостнее. Это малыш никогда не смеется", - рассказывала она в своих письмах Тао Чьену. Вавилонянину, Злому не удавалось засыпать по ночам, поэтому проводил немало времени в темноте, слоняясь из угла в угол барака в своих, из грубого сукна, сапогах, одежде из выдолбленной кожи и наброшенной на плечи накидке. Уже перестал брить голову и выделялся среди прочих короткой волчьей плешью, какая также красовалась на его пиджаке. Эстер связала ему шерстяную шапку желтого цыплячьего цвета, закрывающую все уши, тем самым, придавая вид чудовищного ребенка. Он и был тем, кто тогда ранним утром ощутил несколько слабых ударов, которые ясно выделялись на фоне привычного, характерного для сезона дождей, шума. Приоткрыв дверь с помощью находящегося в руке пистолета, обнаружил на снегу брошенный тюк. Встревоженный, тут же позвал Джо, и уже им двоим, борющимся с ветром, чтобы дверь не вырвало с корнем, кое-как удалось втащить его внутрь. В тюке опознали полуобмороженного человека.
Привести в себя гостя оказалось не так-то легко. В то время как Вавилонянин его растирал и всячески пытался напоить бренди, Джо разбудила женщин. Затем зажгла плиты и поставила воду для того, чтобы наполнить ванну, куда его позже и погрузили до той поры, пока постепенно не ожил, а также не утратил синюшный цвет и смог-таки, наконец, произнести несколько слов. Нос, ноги и руки существенно горели, долгое время пробыв во льду. Как со временем он сказал сам, был простым крестьянином из мексиканского штата Сонора, пришедшим, как и множество прочих соотечественников, в Калифорнию на прииски. Мужчину звали Джек, английским именем, которое, без всякого сомнения, было не его, к тому же и все остальные, жившие в этом доме, никогда не пользовались своими истинными именами. Было время, когда несколько раз оказывался практически на пороге смерти, но стоило лишь показаться, будто в данной ситуации поделать с ним уже ничего нельзя, как тут же возвращался из другого мира и глотал ликер только так. Около восьми, когда, наконец, утихло ненастье, Джо приказала Вавилонянину пойти поискать доктора. Услышав ее, мексиканец, который до того пребывал неподвижным и дышал, точно рыба, издавая трель, открыл глаза и выпалил громкое "нет!", тем самым, лишь всех испугав. Никто не должен был знать, что там находился человек; он выдвигал свои требования столь свирепо, что остальные даже не осмеливались перечить. И особые объяснения оказались вовсе не к месту: ведь было очевидно, что у мужчины имеются проблемы с правосудием, а эта деревня со своей виселицей на площади оказалась, пожалуй, последним местом в целом мире, где беглец пожелал бы найти для себя убежище. Лишь жестокость разгулявшегося ненастья и могла вынудить его приблизиться к тем местам. Элиза ничего не сказала, но и не удивилась реакции мужчины: повсюду пахло подлостью.
В три дня Джек кое-как восстановил свои силы, но ввиду собственной недальновидности на двух пальцах руки пошла гангрена. И даже после этого не удалось убедить человека в необходимости обратиться к врачу; напротив, предпочитал мало-помалу гнить, нежели умереть на виселице, как он сам говорил. Джо Ромпеуэсос собрала свой народ на другом крае барака, где, шушукаясь, все начали рассуждать о том, какие меры стоит предпринять, и, наконец, пришли к выводу: необходимо отрезать ему пальцы. Спустя какое-то время взор всех вновь обратился на Вавилонянина, Злого.
- Я? Да ни за что!
- Вавилонянин, дитя ошибки, быстро прекрати эти женоподобные штучки! – воскликнула разъяренная Джо.
- Вот и делай сама, Джо, я же для этого не гожусь.
- Если можешь разделать оленя, и с этим справишься за милую душу. Что тебе какая-то пара несчастных пальцев?
- Одно дело – животное, и совершенно другое – христианин.
- Ой, я не могу в это поверить! И это еще сын шлюхи хоть куда, с вашего позволения, девушки, будь сказано, да не способен оказать мне столь незначительную любезность! Да после всего того, что я для тебя сделала, несчастный такой!
- Извини, Джо. Я никогда не причинял вреда человеческому организму…
- Ай, ну о чем ты говоришь! А не убийца ли ты случайно? Может, сидел в тюрьме?
- Бывал и там за кражу скота, - признался великан, вот-вот начав плакать от унижения.
- Этим займусь я, - прервала, вся побледнев, Элиза, однако ж, твердым голосом.
Все недоверчиво на нее уставились. И даже Том Без Племени показался им куда более способным провести операцию, нежели такой нежный Чиленито.
- Мне потребуется хороший острый нож, молоток, игла, нить и несколько чистых тряпок.
Вавилонянин, полный ужаса, сидел на полу, зажав руками свою головищу, пока женщины занимались необходимыми приготовлениями в благоговейной тишине. Элизе пришло на память все ею выученное, когда присутствовала при работе Тао Чьена в Сакраменто, помогая тому извлекать пули и зашивать раны. Если тогда была способна выполнять все, не моргнув глазом, значит, то же самое сможет проделать и теперь, - решила она про себя. Согласно сказанному ее другом, самым главным была необходимость избегать кровотечений и заражений. Девушка не видела, как проходили ампутации, но когда удавалось вылечить несчастных, приходивших без ушей, всегда упоминал, что есть места, где за подобное преступление отрезают руки и ноги. "Топор палача скор на расправу, к тому же вовсе не оставляет ткани, которая могла бы покрыть культю кости", - говорил Тао Чьен. И многое ей объяснял, основываясь на лекциях доктора Эбанисера Хоббса, у которого была немалая практика, касающаяся полученных на войне ран, и кто научил его, как должно поступать в подобных случаях. Наименьший их вариант всего лишь пальцы, - заключила Элиза.
Мадам Ромпеуэсос как следует напаивала пациента ликером, напрочь лишая того сознания, в то время как Элиза обеззараживала нож, разогревая его до красноты. Затем заставила Джека сесть на стул, смочила его руку в большой тарелке с виски, после чего положила ее на край стола, предварительно отделив зараженные пальцы. Пробормотала одну из волшебных молитв Мамы Фрезии и, когда внутренне была готова, дала женщинам молчаливый сигнал, чтобы те крепче держали пациента. Затем прислонила нож к пальцам и метко ударила по нему молотком, одновременно вдавив в плоть его лезвие, четко отсекшее кости и оставшееся вбитым в стол. При этом Джек издал такой глубины вопль, вышедший из самого что ни на есть нутра, но все же продолжал находиться в настолько одурманенном состоянии, что ровным счетом не отдавал себе никакого отчета даже тогда, когда она принялась зашивать рану, а Эстер его бинтовала. Таким образом, пытка закончилась в считанные минуты. Элиза уставилась на только что ампутированные пальцы, пытаясь справиться с позывом к рвоте, в то время как женщины укладывали Джека на один из плетеных ковриков Вавилонянина, Злого, который, предпочитая как можно дальше оставаться от зрелища, хотя и робко, но все-таки приблизился, держа в руке свою шапочку малыша.
- Ты – настоящий мужчина, - только и прошептал он в полном восхищении.
В марте Элизе незаметно исполнилось восемнадцать лет, и она все еще ждала, что рано или поздно в дверях появится ее Хоакин, точно так же, как и любой другой мужчина в сотнях милях кругом, о чем продолжал твердить Вавилонянин. Джек, мексиканец, пришел в себя в считанные дни, и в одну прекрасную ночь тайно ускользнул прочь, ни с кем не прощаясь и не дожидаясь, пока заживут пальцы. Он оказался весьма порочным типом, и поэтому все только радовались уходу человека. Разговаривал крайне мало, вечно был как на иголках, то и дело бросал вызов, готовый реально напасть, завидев лишь малейшую тень воображаемой провокации. Никогда не выказывал благодарности за полученные милости, напротив, когда по окончании опьянения проснулся и узнал, что ему ампутировали пальцы, которыми когда-то неплохо стрелял, разразился чередой проклятий и угроз о том, что дитя суки, осмелившееся покуситься на его руку, еще расплатится за содеянное собственной жизнью. Вот тогда у Вавилонянина и иссякло терпение. После чего схватил его, точно куклу, быстро поднял до своего уровня, вперился в человека взглядом и сказал тому мягким голосом, что прибегнуть к подобному еще успеет, когда сам вот-вот был готов выйти из себя.
- Это я и был: Вавилонянин, Злой. Есть какие-то проблемы?
Едва прошла лихорадка, как Джек захотел воспользоваться услугами голубок в свое удовольствие. Те же разом оттолкнули клиента: ведь совсем не собирались давать тому что-либо даром. Все его карманы оказались пустыми, как девушки уже успели убедиться, раздевая мужчину, чтобы затем погрузить в ванну той ночью, когда заявился в заведение совершенно обмороженным. Джо Ромпеуэсос удостоила себя труда объяснить человеку, что если бы ему сейчас не отрезали больные пальцы, возможно, когда-нибудь потеряет руку целиком или вообще жизнь, так что лучше бы возблагодарил небо за то, что оказался под их крышей. Элиза не разрешала Тому Без Племени приближаться к этому типу, и сама старалась кормить раненого и менять тому повязки, потому что запах низости беспокоил ее столь сильно, что даже кожей ощущала чье-то нежелательное присутствие. Также не мог его выносить и Вавилонянин, и, пока тот находился в доме, всячески воздерживался от каких-либо разговоров с данным типом. Ведь всех этих женщин принимал за своих сестер и становился неистовым, видя, как Джек втирается в доверие, пуская в ход непристойные комментарии. И даже в случае крайней необходимости человеку не пришло бы в голову прибегнуть к профессиональным услугам своих товарищей. Ведь для него подобное было равнозначно совершению инцеста, хотя сама природа и вынуждала посещать спорные заведения, почему и говорил Чиленито делать то же самое в случаях, когда уже невозможно излечиться от своих дурных нравов, свойственных, пожалуй, лишь сеньоритам.
Ставя перед Джеком тарелку с супом, Элиза, наконец-то, осмелилась расспросить того о Хоакине Андьета.
- Мурьета? – спросил он, чувствуя некую подозрительность.
- Андьета.
- Я с ним не знаком.
- Возможно, речь идет о том же самом человеке, - подсказала Элиза.
- А что ты от него хочешь?
- Он мой брат. Я и приехала из Чили, чтобы разыскать его.
- Как это он твой брат?
- Да, такой же, не слишком высокий, черноволосый и с такого же цвета глазами, белой кожей, в общем, как и у меня, однако ж, мы не похожи друг на друга. На вид этот человек худощав, мускулист, храбр и пылок. Стоит тому заговорить, как окружающие тут же умолкают.
- Вот такой и есть Хоакин Мурьета, разве только не чилиец, а, скорее всего, мексиканец.
- Уверены?
- Я ни в чем не уверен, но если все-таки и увижу Мурьета, скажу, что ты его ищешь.
Этот человек ушел следующим вечером, и более о нем ничего не было известно, однако ж, спустя две недели у дверей барака случайно обнаружили сумку с парой фунтов кофе. Некоторое время спустя Элиза открыла ее, чтобы приготовить завтрак, но вместо кофе увидела лишь золотой порошок. По словам Джо Ромпеуэсос получалось, что человек вполне мог приходиться родственником любому из шахтеров, которых им удалось вылечить за это время, но у Элизы возникло предчувствие, будто Джек оставил вещь в качестве оплаты. Этот мужчина ни с кем не собирался любезничать. В воскресенье стало известно, что "шериф" набирал группу полицейских агентов, чтобы разыскать убийцу одного несчастного шахтера: виновного удалось найти в его же хижине, где тот всего лишь проводил зиму, когда-то успев получить девять ударов кинжалом в грудь, отчего глядел на все и вся окочуренными глазами. От якобы имевшегося у человека золота не было и следа, а вина за преступление, учитывая зверство последнего, легла на индейцев. Джо Ромпеуэсос не хотела запутываться еще больше, почему и спрятала два фунта золота под дубом и дала своему народу безапелляционный наказ держать язык за зубами и даже в шутку не упоминать ни о мексиканце с отрубленными пальцами, ни, тем более, о мешке с кофе. В два последующих месяца полицейские агенты поубивали полдюжины индейцев и на том забыли о деле, потому что занимались куда более безотлагательными вещами. Когда же достойно собственной персоной объявился предводитель племени с просьбой объяснить происходящее, живо отправили на тот свет и его. Индейцы, китайцы, негры и даже мулаты не могли доказать в суде неправомочность действий белого человека. Джеймс Мортон с еще тремя деревенскими квакерами были единственными людьми, осмелившимися противостоять толпе, намеревающейся приступить к линчеванию. Без оружия, они стояли как вкопанные, образуя собой круг, в центре которого находился осужденный. И по очереди читали наизусть отрывки из Библии, запрещающие убивать себе подобных; но орава, однако, грубо их отогнала.
О дне рождении Элизы никто не знал, стало быть, его и не отмечали, однако ж, в любом случае эта ночь на 15-ое марта осталась как в памяти девушки, так и остальных. Клиенты вернулись в барак, у голубок появилась постоянная занятость, Чиленито взялась стучать по клавишам фортепиано с искренним энтузиазмом, а Джо, не прерываясь, рассказывала оптимистические истории. Зима оказалась не такой уж и плохой после того, как миновали худшие последствия эпидемии, а плетеные коврики освободились от больных. Этим вечером целая дюжина шахтеров напилась на совесть, меж тем как снаружи ветер жестоко вырывал из земли сосны. Около одиннадцати часов настал полный ад. И никто не мог объяснить, каким образом начался пожар; мало того, Джо всегда подозревала другую мадам, свою конкурентку. Дерево загорелось, точно петарды, и спустя мгновение заполыхали занавески, шелковые шали и лоскуты постельного белья. Все убежали абсолютно невредимыми, кому-то даже удалось набросить поверх себя несколько накидок, а Элиза проворно схватила жестянку, в которой хранились столь драгоценные для нее письма. Пламя с дымом быстро окутали собой помещение, и, не прошло и десяти минут, как все запылало, точно факел, в то время как полуодетые женщины вместе с докучливыми клиентами, охваченные сплошным бессилием, наблюдали вмиг развернувшееся зрелище. В какой-то момент Элиза обвела взглядом окружающую обстановку, одновременно считая присутствующих, и, объятая ужасом, поняла, кого недоставало – Тома Без Племени. Они делили одну кровать на двоих, в которой и по сей момент мирно спал ребенок. Девушка не отдавала себе отчета, каким образом удалось схватить с плеч Эстер короткую мантилью, покрыть ею голову и, через силу пересекая вовсю пылающий тонкий деревянный простенок, побежать вслед за Вавилонянином, пытающимся удержать ту криками, отражающими полное непонимание того, отчего же она бросилась в огонь. Чуть погодя нашла-таки мальчика, стоящего в облаке дыма с насмерть перепуганными глазами, однако ж, сохраняя совершенно безмятежный вид. Тогда набросила накидку поверх ребенка и попыталась взять на руки, но дитя оказалось практически неподъемным, к тому же у обоих заметно усилились приступы кашля. Девушка упала на колени, одновременно толкая Тома ближе к выходу из помещения. Но ребенок так и не двинулся со своего места, почему оба превратились бы в пепел, не появись здесь в это мгновение сам Вавилонянин, и не схвати их каждого одной своей рукой, словно какие-нибудь пакеты, и не выйди все они на большую дорогу под аплодисменты тех счастливчиков, кто уже ждал снаружи.
- Проклятый мальчишка! Что же можно было делать там, внутри! – упрекнула Джо этого маленького индейца, одновременно обнимая и целуя ребенка, давая вместе с тем легкие пощечины, чтобы задышал и, наконец, пришел в себя.
Благодаря тому, что барак располагался на приличном расстоянии, удалось сохранить от пожара полдеревни, как впоследствии заметил сам "шериф", знавший о пожарах, к сожалению, слишком часто случающихся в этих краях, не понаслышке. Узнав о возгорании, прибежала дюжина возглавляемая кузнецом добровольцев, чтобы бороться с пламенем, хотя все это случилось с некоторым опозданием. Почему и удалось вызволить из пожара одну лишь лошадь Элизы, о которой в первые минуты перепалки никто и не вспоминал, от того привязанное животное, в конец помешавшись от ужаса, и стояло до сих пор в ангаре. Джо Ромпеуэсос потеряла за нынешнюю ночь все, чем только обладала в этом мире, и поникшей, пожалуй, люди увидели ее впервые. С ребенком на руках созерцала неизбежную гибель того, что удалось нажить, не в силах сдержать слезы, а когда остались лишь одни дымящиеся головешки, спрятала лицо на огромной груди Вавилонянина, кому обожгло брови и ресницы. Ощутив слабость этой сердобольной мамаши, которую все считали человеком неуязвимым, четыре женщины тоже заплакали хором, правда, стараясь скрыть плач ворохом нижних юбок, взлохмаченной шевелюрой и дрожащими телами. Но дух солидарности начал приносить свои плоды еще до того, как потухло пламя. Менее чем за час для всех нашлось свободное жилье в нескольких деревенских домах и в одном доме того шахтера, кого Джо в свое время спасла от дизентерии, тем самым, положив начало сбору средств. Чиленито, Вавилонянин и ребенок – трое мужчин, составлявших маскарадную группу – провели эту ночь в кузнице. Джеймс Мортон устроил два матраса, кинув на них толстые одеяла прямо рядом с всегда теплой кузницей, и накрыл для своих гостей великолепный завтрак, старательно приготовленный супругой проповедника, которая по воскресениям в открытую оглашала дерзкое влияние порока, под чем подразумевала все происходящее в двух борделях.
- Жеманничать сейчас совсем не время, этим бедным христианам недолго осталось, - сказала супруга преподобного, когда сама пришла в кузницу, принеся кушанье из зайца, кувшин с шоколадом и ванильные лепешки.