*
– Я с первого взгляда поняла, что эта девица из Энфилда – оторва, – говорила Вив, сыпля на тряпку чистящий порошок. – Нахалки, они все такие.
Они с Хелен собрались на пожарную площадку, чтобы там перекусить, но вдруг на стене туалета разглядели карандашную надпись. Над полотенечной вешалкой кто-то начертал:
Длинный елдак войдет только так,
Херок-коротыш – удовольствия шиш.
Секунду Хелен не знала куда глаза девать. Вив смутилась не меньше.
– Это все реклама в местных журналах, – приговаривала она, яростно скребя стенку.
Раскрасневшись, Вив на шаг отступила и прищурилась. Оттертое место посветлело, но слова "коротыш" и "шиш" еще слабо читались. Она снова принялась тереть, затем они с Хелен походили вокруг, щурясь и наклоняя головы под разными углами к свету.
Потом до них вдруг дошло, чем они заняты. Они взглянули друг на друга и покатились со смеху.
– О господи! – Хелен закусила губу.
Пока Вив споласкивала тряпку и убирала порошок, плечи ее тряслись. Она вытерла руки и прижала кулаки к нижним векам, боясь, что потечет тушь.
– Не смеши! – сказала она.
Все еще фыркая, они открыли окно и выбрались на площадку. Развернули сэндвичи, прихлебнули чай и наконец успокоились, но стоило встретиться взглядом, как они вновь захохотали.
Расплескивая чай, Вив поставила чашку.
– Что о нас подумают клиенты?
Тушь все-таки потекла. Вив скрутила уголок носового платка, послюнявила и, глядя в зеркальце расширенными глазами, принялась тереть под веками – столь же яростно, подумала Хелен, как стенку туалета. Разрумянившееся от смеха лицо делало Вив моложе, выбившиеся волосы придавали взъерошенный, оживленный вид.
Она заткнула платок под рукав и взяла сэндвич; смех растворился во вздохах. Вив отогнула край булки: яркий вид мяса отчего-то подействовал угнетающе, вкус тоже. Лицо ее утратило румянец. Глаза высохли. Она вяло пожевала, а затем отложила сэндвич и завозилась с пуговицами, застегивая надетую поверх платья кофту.
Прошло почти две недели с той теплой субботы, когда Хелен и Джулия полеживали в Риджентс-парке. Это был последний по-летнему теплый денек, но тогда они этого не знали. Погода испортилась. Солнце лишь временами выглядывало из облаков. Вив запрокинула голову, глядя на небо.
– Не так уж тепло сегодня, – сказала она.
– Да, не особенно, – поддержала Хелен.
– Скоро будем жаловаться на холод.
– Может, нынче не будет таких холодов, как в прошлом году? – сказала Хелен.
Подступающая зима виделась ей длинным и темным железнодорожным туннелем.
– Очень надеюсь.
– Нет, точно не будет!
Вив растерла плечи.
– В "Ивнинг стандард" какой-то мужик писал, что зимы теперь будут все холоднее и длиннее; мол, еще десяток лет, и станем жить как эскимосы.
– Эскимосы! – Хелен представила меховые шапки и широкие дружелюбные лица; картинка весьма понравилась.
– Так он заявил. Вроде это как-то связано с наклоном земного шара, дескать, всеми этими бомбежками мы расшатали ось. Убедительно, если вдуматься. Говорит, так нам и надо.
– Да ну, газетчики всегда чего-нибудь понапишут. Помнишь, в начале войны один говорил, мол, это нам кара за то, что позволили королю отречься.
– Помню, – сказала Вив. – Но тогда это довольно жестоко по отношению к французам, норвежцам и прочим. В смысле, не их же король-то.
Она глянула вниз. Дверь постижерной мастерской открылась, и во двор вышел мужчина, держа под мышкой корзину, доверху набитую темными обрезками – вероятно, волос и мантюра. Девушки наблюдали, как он прошел к мусорному баку, поднял крышку и опорожнил корзину. Потом вытер руки и пошел обратно. Наверх не взглянул. Когда дверь за ним закрылась, Вив скорчила рожицу.
Хелен все еще думала о войне. Она куснула сэндвич и сказала;
– Разве не странно, что все говорят о войне, будто о чем-то ужасно давнем? Точно все было сто лет назад. Словно мы втихаря сговорились: "Ради бога, не будем это поминать". Когда же так случилось?
Вив пожала плечами.
– Наверное, мы устали. Хочется все забыть.
– Пожалуй. Но я никогда не думала, что забудется так быстро. Когда шла война... Других тем не было, правда? Лишь о ней и говорили. Единственное, что имело значение. Мы старались придать смысл и другому, но всегда, всегда возвращались к войне.
– Представь, а если она опять началась?..
– Господи! Вот ужас-то! Тогда наша контора закроется. Ты бы вернулась на прежнюю работу?
Вив задумалась. В войну она работала в министерстве продовольствия, неподалеку отсюда, на Портмен-Сквер.
– Не знаю, – сказала она. – Может быть. Казалось, делаешь что-то важное. Мне это нравилось. Хотя всего-то печатала на машинке... У меня была хорошая подруга, ее звали Бетти, ужасно потешная. В конце войны она вышла за австралийца, и он увез ее к себе. Сейчас я ей завидую. Если б вправду все началось заново, я бы, наверное, пошла в армию. Хорошо бы уехать куда-нибудь далеко. – Вив погрустнела. – А ты? Вернулась бы на старую работу?
– Наверное, да, хотя была очень рада ее бросить. Работа странная, чем-то похожа на нынешнюю – несчастные люди ждут невозможного. Изо всех сил стараешься помочь, но потом устаешь, да и своих забот хватает. Только вряд ли бы я осталась в Лондоне. Начнись война, его сровняют с землей, правда? Хотя теперь уже любое место сровняют. Как в прошлый раз не будет. Но тогда, даже в самые жуткие бомбежки, я не хотела уезжать... А ты? В Лондоне я прожила недолго, но чувствовала себя обязанной... сохранить ему верность, что ли? Не хотела предавать. Кажется безумием, да? Верность кирпичам, скрепленным раствором! Конечно, были еще знакомые. Их я тоже не хотела бросать в беде. Они оставались в городе, и я желала быть рядом.
– Знакомые вроде Джулии? – спросила Вив. – Вы уже тогда дружили? Она тоже осталась в Лондоне?
– Она была здесь, – кивнула Хелен. – Но познакомились мы только в конце войны. И потом вместе снимали крохотную квартирку на Макленбург-Сквер. Я так живо ее помню! Обстановка – с бору по сосенке. – Хелен прикрыла глаза, вспоминая вещи и запахи. – Окно заколочено досками. Все буквально разваливалось. Потолок трещал, когда верхний сосед вышагивал по комнате. – Она покачала головой и открыла глаза. – Эту квартиру помню отчетливее других, сама не знаю почему. Мы там прожили всего год или около того. Почти всю войну я... – Хелен отвернулась и взяла сэндвич. – Я жила в другом месте.
Не дождавшись продолжения, Вив сказала:
– А я жила в женском общежитии министерства. Это в конце Стрэнда.
– Правда? – удивилась Хелен. – Я не знала. Думала, ты жила дома, с отцом.
– Только по выходным. На неделе нас просили оставаться в общежитии, чтоб могли добраться на службу, если разбомбят железную дорогу. Куча девиц! Все вверх-вниз снуют по лестнице. Хватают твою помаду и чулки. Кто-то одалживается твоей блузкой или еще чем, но возвращает в черт-те каком виде – перекрашенным или без рукавов.
Вив рассмеялась. Она сдвинула ноги на одну перекладину выше, подтянула колени и, подоткнув платье, опустила подбородок на сведенные кулаки. Потом смех ее, как прежде, угас. "Опускается занавес", – подумала Хелен... Однако Вив сказала:
– Так забавно вспоминать. Всего-то пара лет прошла, но словно целая вечность, ты права. Тогда в чем-то было проще. Все было установлено, правда? Кто-то за тебя все решал, говорил, так будет лучше, и ты лишь подчинялась. Меня это раздражало. Я все мечтала, чтоб война поскорее кончилась, вот уж тогда, думала, понаделаю дел. Каких дел, я и сейчас не знаю. Не представляю, каких перемен я ждала. Надеялась, жизнь изменится, люди станут другими; глупо, правда? Ведь люди и жизнь не меняются. По-настоящему. Ты просто свыкаешься с тем, какие они есть.
Лицо ее стало беззащитным и печальным. Хелен коснулась ее руки и сказала:
– Что-то ты совсем загрустила.
Вив смутилась. Покраснела и засмеялась:
– Не обращай внимания. Просто в последнее время стало немного жалко себя.
– А в чем дело? Разве ты не счастлива?
– Счастлива? – Вив сморгнула. – Не знаю. А кто счастлив? В смысле, по-настоящему. Все только делают вид.
– Я тоже не знаю, – помолчав, сказала Хелен. – Нынче счастье такая хрупкая штука. Похоже, за ним надо побегать.
– Или получить по карточкам.
– Точно! – усмехнулась Хелен. – И вот ухватишь пайку, но знаешь, что скоро она кончится, и радоваться не можешь, а все только думаешь, как же ты будешь, когда выйдет вся. Или изводишь себя мыслями о тех, кто вообще остался без счастья, чтобы ты получила свою порцию.
От подобных раздумий у нее тоже упало настроение. Хелен принялась колупать волдыри краски, под которыми открывалось ржавое железо платформы. Потом тихо сказала:
– Может, газетные пророки все же правы: каждый получает по заслугам. Наверное, все мы профукали свое право на счастье, когда совершали дурные поступки и позволяли творить зло.
Она посмотрела на Вив. Еще никогда они не говорили так откровенно, и Хелен будто впервые поняла, как ей нравятся Вив и эти славные посиделки на ржавой платформе, когда можно просто поболтать. Вспомнилось кое-что еще. "Вы уже тогда дружили?" – легко спросила Вив, словно эта дружба – самая естественная вещь на свете и вполне нормально, что Хелен осталась в военном Лондоне из-за женщины...
Сердце забилось быстрее. Вдруг захотелось повериться. Ужасно захотелось! Вот бы сказать: "Слушай, Вив. Я люблю Джулию! Это чудо и вместе с тем мука. Иногда это делает меня ребенком. Иногда почти убивает! Приводит в отчаяние. Вселяет страх! Это нормально? У других так же? С тобой так бывало?"
Дыхание перехватило, будто воздух застрял в груди. Бешеные толчки сердца отдавались в висках и кончиках пальцев.
– Вив... – начала Хелен.
Но Вив отвернулась. Пощупав карманы кофты, она сказала:
– Черт! Сигареты забыла. До вечера не доживу, если сейчас не покурю. – Ухватившись за перила платформы, она стала подниматься, отчего все сооружение закачалось. – Подсадишь меня?
Хелен вскочила.
– Я схожу, мне ближе.
– Сходишь?
– Конечно. Минутное дело.
Раздышаться никак не удавалось. Хелен неловко перелезла через подоконник и грузно приземлилась рядом с унитазом. Время еще есть, думала она, успею сказать.
Ее уже разрывало от желания поделиться. Сигарета успокоит нервы. Хелен оправила юбку.
– Они в сумочке! – в окно крикнула Вив.
Хелен кивнула. Быстро пересекла площадку, взбежала по короткому пролету лестницы и вошла в приемную. Она смотрела под ноги и только в комнате подняла взгляд.
Какой-то мужчина лениво проглядывал бумаги на столе Вив.
Хелен сильно вздрогнула и едва не завизжала. Незнакомец дернулся и отпрянул от стола. Потом засмеялся:
– Боже мой! Неужели я такой страшный?
– Извините. – Хелен держалась за сердце. – Я не думала... Но мы закрыты.
– Разве? Дверь внизу не заперта.
– Видимо, случайно.
– Я вошел и поднялся сюда. Куда, думаю, все подевались? Извините, что напугал вас, мисс...
Мужчина смотрел открыто. Он был молод, вежлив, красив и светловолос, держался абсолютно непринужденно и так сильно отличался от обычных клиентов, что Хелен смешалась. Она сознавала, как выглядит: запыхавшаяся, красная, непричесанная. А на площадке ждет Вив. "Зараза, – подумала Хелен. – Еще можно успеть".
Приказав себе успокоиться, она взяла ежедневник.
– Полагаю, вы не по записи? – Хелен пальцем пробежала по странице. – Случайно, вы не мистер Типледи?
– Типледи? – усмехнулся незнакомец. – Да нет, бог миловал.
– Вообще-то мы принимаем только по записи.
– Я так и понял. – Мужчина остался у стола и теперь через плечо Хелен заглядывал на страницу. – Уверен, дела идут бойко. Наверное, благодаря войне. – Он сложил на груди руки и отставил ногу. – Просто интересно, сколько вы берете?
Хелен посмотрела на часы. "Уходи, уходи!" Однако вежливость не позволила проявить эту мысль.
– На первом этапе услуга стоит гинею...
– Так дорого? – удивился мужчина. – И что же я получу за свою гинею? Вероятно, мне покажут альбом с фотографиями? Вы же не приводите девушек живьем?
Его поведение изменилось. Казалось, человек действительно заинтересован; в то же время он будто улыбался какой-то собственной шутке. Хелен насторожилась. Вполне возможно, что это один из тех обаятельных психов, у кого сдвиг случается от смены настроения. Может, он соврал насчет двери. Вдруг он ее вышиб? Хелен частенько думала, насколько они здесь уязвимы – так близко к Оксфорд-стрит, и все же верхотурой отрезаны от уличной суеты.
– К сожалению, сейчас я не могу это с вами обсуждать, – сказала Хелен; тревога и нетерпение придали ей официальности. – Если вы заглянете к нам в приемные часы, моя коллега... – она непроизвольно посмотрела на лестницу к туалету, – с радостью объяснит вам, какова процедура.
Похоже, эта информация лишь подхлестнула интерес визитера.
– Ваша коллега... – Он будто ухватился за слово и проследил за взглядом Хелен, покачивая вскинутой головой и задумчиво цокая языком. – А сейчас, случайно, ваша коллега не доступна?
– Извините, сейчас мы закрыты на обед, – твердо сказала Хелен.
– Да, конечно. Вы говорили. Какая жалость, – бормотал мужчина, все еще глядя на лестницу.
Хелен перевернула страницу ежедневника.
– Если б вы смогли прийти завтра, скажем, в четыре...
Мужчина обернулся и сообразил, чем она занята. Его поведение вновь изменилось. Он едва не рассмеялся.
– Послушайте, я прошу прощения. Боюсь, вы меня не за того принимаете.
Тут в приемную вошла Вив. Наверное, услышала мужской голос и решила узнать, в чем дело. Она взглянула на гостя с неким изумлением, а потом необъяснимо покраснела. Хелен перехватила ее взгляд и послала мимический сигнал тревоги, надеясь, что он будет понят.
– Я вот ищу время для господина, – сказала она. – Видимо, дверь внизу была открыта...
Однако мужчина вышел вперед и засмеялся.
– Привет! – Он кивнул Вив и повернулся к Хелен: – Простите, я действительно сбил вас с толку. – В голосе слышалось искреннее сожаление. – Я, видите ли, не жену себе искал. Всего-навсего – мисс Пирс.
Вив покраснела гуще. Как-то нервно взглянула на Хелен и сказала:
– Познакомься, это мистер Роберт Фрейзер, приятель моего брата. Мистер Фрейзер, это мисс Джинивер... Что-то с Дунканом?
– О нет, ничего, – беспечно ответил Фрейзер. – Абсолютно ничего. Просто я шел мимо и решил заглянуть.
– Дункан просил вас зайти?
– Честно говоря, я подумал, вдруг вы свободны... Ну и заскочил наобум.
Он снова рассмеялся. Возникло неловкое молчание. Хелен вспомнила о своем сигнале тревоги и почувствовала себя дурой. Внезапно все переменилось. Словно кто-то взял кусок мела, быстро и решительно нагнулся к полу и провел черту, по одну сторону которой остались Вив с этим Робертом Фрейзером, а по другую – сама Хелен. Она потопталась и сказала:
– Пожалуй, мне надо идти.
– Нет, все в порядке, – тотчас ответила Вив. – Я... Я провожу мистера Фрейзера. Прошу вас...
– Конечно, конечно. – Вместе с ней Фрейзер направился к лестнице и на ходу приветливо кивнул Хелен: – До свиданья. Извините за беспокойство. Если передумаю насчет жены, непременно дам знать!
По лестнице он спускался с мальчишеской припрыжкой. Потом было слышно, как открылась входная дверь, и донесся его приглушенный, но отчетливый голос:
– Кажется, я впутал вас в историю...
Дверь со стуком захлопнулась.
Секунду Хелен стояла неподвижно, затем прошла в кабинет, достала сигареты, но бросила пачку, не открыв. Сейчас она чувствовала себя еще глупее. Вспомнила, как вошла в приемную и чуть не завизжала – точно комическая старуха в пьесе!
Тут с улицы послышался смех. Хелен подошла к окну и посмотрела на тротуар.
В войну стекло заклеивали марлей, сейчас ошметки сетчатой материи и клея мешали обзору. Однако довольно четко просматривались макушка Фрейзера и его широкие плечи, ездившие вверх-вниз, когда он жестикулировал. Еще был виден край пунцовой щеки Вив, кончик ее уха и пальцы, растопыренные на рукаве согнутой руки.
Хелен вытягивала шею, пока лбом не уткнулась в измазанное клеем стекло. Как же все легко для мужчин и женщин, с горечью подумала она. Им можно повздорить на улице, флиртовать, они могут целоваться и лечь в постель – что бы ни делали, мир им потакает. А вот ей с Джулией...
Хелен вспомнила о том, что собиралась сказать на пожарной площадке. "Я люблю Джулию! Эта любовь почти убивает меня!"
Сейчас это казалось немыслимым. Полной нелепостью! Хелен стояла у окна, пока не увидела, как Фрейзер шагнул вперед, видимо, на прощанье пожимая Вив руку, и тогда быстро села за стол, взяв папку с бумагами.
Лязгнула щеколда входной двери, раздались шаги. Вив медленно поднялась по лестнице и прошла через приемную. Остановилась в дверях кабинета. Хелен не поднимала головы. Вив помолчала, затем неловко выговорила:
– Извини, пожалуйста.
– Извиняться не за что. – Хелен наконец подняла голову и выдавила улыбку. – Правда, он меня испугал чуть не до смерти! Дверь и впрямь была открыта?
– Да.
– Значит, он не виноват.
– Он подумал, ничего особенного, если заглянет. Вообще-то, я его совсем не знаю. На прошлой неделе я навещала брата, и он там оказался. Мы перебросились парой слов. С братом они знакомы давно. Не понимаю, с чего он сюда явился.
Наклонив голову, Вив покусывала заусенец. Густые темные волосы слегка закрывали ее лицо. Хелен отвела взгляд и стала перебирать бумаги.
– Не хочешь еще посидеть на воздухе? – промямлила Вив.
Хелен оторвалась от бумаг.
– Посидеть? А время-то есть? – Она посмотрела на часы. – Всего десять минут... Не знаю, стоит ли?
– Ну ладно, нет так нет...
Они смотрели друг на друга, словно хотели что-то сказать, но миг близости уже прошел. Хелен зашуршала бумагами.
– Мне тут надо кое-что глянуть.
– Да, конечно, – тотчас ответила Вив. – Хорошо.
Она задержалась в дверях, будто собираясь что-то добавить, но затем прошла в приемную. Было слышно, как она перекладывает на столике журналы и встряхивает диванные подушки.
"В конце концов, у каждого свои секреты", – подумала Хелен. Мысль напрочь выбила из колеи и напомнила о Джулии. Хелен отодвинула бумаги, положила голову на руки и закрыла глаза. Если б Джулия оказалась здесь, прямо сейчас! Так захотелось услышать ее голос, почувствовать успокаивающее прикосновение ее руки. Интересно, что она сейчас делает? Хелен постаралась представить. Пальцами прижала глаза и мысленно перенеслась через улицы Марилебона; возник образ Джулии, удивительно живой и реальный. Вот она сидит в домашнем кабинете: молчаливая, одинокая; кажется, тоже вся извелась, думая о Хелен. Тоска по Джулии стала еще сильнее – до боли, до тошноты. Хелен открыла глаза и посмотрела на телефон. Нет, в таком настроении звонить нельзя. И потом, рядом Вив, которая может слышать каждое слово; пройти на цыпочках к двери и тихонько ее прикрыть казалось неловким.
"Позвоню, если она выйдет в туалет, – решила Хелен. – Лишь тогда".