Обет, нарушенный Павлом I, опять же был связан с мистикой и видением. Караульному солдату в Летнем дворце елизаветинской постройки явился архистратиг Михаил и повелел построить на месте этого старого дворца храм, посвященный ему, архистратигу. Так говорят легенды. Но Павел, сначала восхитившийся посланием, повелел построить не храм, а дворец, хотя и назвал его именем Михаила. Таким образом, самодержец, построив Михайловский замок, возвел вместо храма покои для себя. В роскошных залах дворца, казалось, оживали библейские мотивы на расшитых золотом и серебром гобеленах. Великолепный паркет Кваренги блестел своими изящными линиями. Вокруг дворца царили тишина и торжественность. В дворцовых залах был разлит мягкий неяркий свет.
Поговаривали жители столицы и о явлении Павлу его прадеда – Петра Великого, дважды повторившего ставшую легендарной фразу: "Бедный, бедный Павел!" Все предсказания сбылись в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Император скончался от "апоплексического удара", нанесенного в висок золотой табакеркой, на сорок седьмом году жизни. Царствовал "русский Гамлет" 4 года, 4 месяца и 4 дня.
Говорят, в ночь убийства с крыши сорвалась огромная стая ворон, огласив вселяющими в сердца ужас криками окрестности замка. Утверждают также, что подобное происходило каждый год в ночь с 11 на 12 марта. Пророчество вещего монаха снова сбылось. И Авеля опять выпустили, отправив под надзор в Соловецкий монастырь и строго запретив его покидать. Но запретить вещему монаху пророчествовать не мог никто.
В 1802 году Авель украдкой пишет новую книгу, в которой предсказывает совершенно невероятные события, описывая, "как будет Москва взята французами". При этом указывается 1812 год и предсказывается сожжение первопрестольной.
О пророчестве становится известно императору Александру I. Его беспокойство вызвано не столько самим предсказанием, казавшимся в то время диким и нелепым, сколько тем, что слухи о нем расходятся и разносятся молвой. Желая избежать нехорошего развития событий, государь повелел посадить монаха-предсказателя в островную тюрьму того же Соловецкого монастыря и "быть ему там дотоле, пока не сбудутся его пророчества".
И они сбылись 14 сентября 1812 года, ровно через 10 лет и 10 месяцев, как и предполагал Авель: Наполеон вошел в Москву, оставленную Кутузовым. Александр I обладал прекрасной памятью и тут же, по получении известия о начавшемся в Москве пожаре, продиктовал помощнику князю Александру Голицыну письмо на Соловки: "Монаха Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу. Ежели жив, здоров, то езжал бы к нам в Петербург, мы желаем его видеть и нечто с ним поговорить".
Письмо было получено на Соловках 1 октября и вызвало у соловецкого игумена Иллариона нервную дрожь. Видимо, с узником он не церемонился, а значит, встреча Авеля и императора ничего хорошего лично ему не предвещала. Наверняка узник нажалуется, а государь обиды не простит. Илларион пишет, что "ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а разве на будущий год весною".
Государь, видимо, догадался, что за "болезнь" у вещего старца и через Синод повелел: "Непременно монаха Авеля выпустить из Соловецкого монастыря и дать ему паспорт во все российские города и монастыри. И чтобы он всем был доволен, платьем и деньгами". Иллариону отдельно было указано "дать отцу Авелю денег на прогон до Петербурга".
После такого указа Илларион решил уморить голодом знаменитого узника. Возмущенный Авель предрек ему и его помощникам очень скорую смерть. Испуганный Илларион, знавший о пророческом даре Авеля, отпустил его. Но от пророчества нет спасения: той же зимой на Соловках случился странный мор, сам Илларион скончался, а также "Бог весть от какой хворобы" умерли его помощники, чинившие зло Авелю.
Летом 1813 года монах прибыл в Петербург. Император в это время находился за границей, и Авеля принял обер-прокурор князь Александр Николаевич Голицын, который "рад бысть ему зело и вопрошал о судьбах Божиих". Беседа была долгой, но ее содержание неизвестно, поскольку разговор шел с глазу на глаз. По свидетельству самого монаха, поведал он князю "вся от начала до конца". Услышав в "тайных ответах" предсказания судьбы всех государей и "до конца веков, до прихода антихриста", князь ужаснулся и представить прорицателя монарху не решился. Вместо этого он снабдил его средствами и спровадил в паломничество по святым местам. Заботы о его материальном благополучии взяла на себя графиня Прасковья Потемкина, ставшая его почитательницей и покровительницей.
Несмотря на перенесенные невзгоды и лишения, Авель был телом вполне крепок и духом могуч. Он побывал в греческом Афоне, в Царьграде-Константинополе, в Иерусалиме. Насидевшись по тюрьмам, он остерегался пророчествовать, да и князь Голицын наверняка сделал ему серьезные внушения на этот счет. После странствий монах осел в Троице-Сергиевой Лавре и жил, ни в чем не зная нужды.
К этому времени слава об Авеле разошлась по России. В монастырь стали наезжать жаждущие пророчеств люди. Особенно досаждали впечатлительные и настойчивые светские дамы. Но на все вопросы монах упорно отвечал, что сам не предсказывает будущее, что он только проводник слов Господа. Таким же отказом отвечал и на многочисленные просьбы огласить что-нибудь из своих предвидений.
На подобную просьбу своей покровительницы графини Потемкиной он ответил тем же отказом, однако причину объяснил прямо: "Я от вас получил недавно 2 письма, и пишете вы в них: сказать вам пророчества то и то. Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано: ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет, и самого монаха Авеля тоже, и держать их в тюрьмах или острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство. В тюрьмах лучше быть или на воле, сего ради размыслите. Я согласился ныне лучше ничего не знать да быть на воле, а нежели знать да быть в тюрьмах да под неволею. Писано есть: буди мудры яко змии и чисты яко голуби; то есть буди мудр, да больше молчи. Итак, я ныне положился лучше ничего не знать, хотя и знать, да молчать".
Словом, к разочарованию графини, домашним прорицателем Авель для нее не стал. Но, поскольку она оказывала ему помощь, Авель согласился вместо пророчеств давать ей советы по ведению хозяйства и другим делам. Графиня с радостью согласилась. Если бы она знала, чем для нее обернутся советы вещего старца! А вышло следующее: сын графини, Сергей, поссорился с матушкой, не поделив с ней суконную фабрику. Будучи человеком расторопным, молодой граф Потемкин решил воздействовать на строптивую мать через ее доверенного советчика. Он принялся всячески обхаживать монаха, зазывал его в гости, поил и кормил. В конце концов он предложил Авелю за помощь две тысячи рублей "на паломничество". Монах был вещим, да на беду не был неподкупным: он поддался соблазну и уговорил графиню уступить сыну завод.
Находившаяся под большим влиянием Авеля Прасковья Андреевна сделала так, как он советовал. Но Сергей был хитрым малым и, получив свое, показал Авелю вместо денег неприличный жест. Разобиженный монах теперь взялся настраивать мать против сына, прося уже у нее две тысячи рублей – как видно, обещанная сумма засела у него в голове. Графиня, похоже, во всем разобралась, очень огорчилась и вскоре умерла. Так Авель остался без покровительницы, после чего пришлось ему отправляться в странствия без желанных денег.
"Знал и молчал" Авель долго. Почти 9 лет не было слышно его пророчеств. Вероятно, в это время он писал книгу "Житие и страдание отца и монаха Авеля", повествующую о нем самом, о странствиях и предсказаниях, а также еще одну из дошедших до нас – "Книгу Бытия". В ней говорилось о возникновении земли и сотворении мира. Никаких пророчеств в тексте уже не было, слова просты и понятны, чего нельзя сказать о рисунках, сделанных самим провидцем. По некоторым предположениям они напоминают гороскопы, но в большинстве своем просто непонятны.
24 октября 1823 года Авель поступил в Серпуховской Высоцкий монастырь. И вскоре нарушил многолетнее молчание. По Москве поползли слухи о скорой кончине императора Александра Павловича и о том, что наследник трона Константин (второй сын Павла I) отречется от престола, убоявшись участи отца. Предсказывалось даже восстание 25 декабря 1825 года. Источником этих страшных пророчеств был, конечно же, вещий монах. Как ни странно, на этот раз обошлось – никаких санкций не последовало. Возможно, так случилось потому, что незадолго до этого император Александр I ездил к преподобному Серафиму Саровскому и тот предсказал ему почти то же самое, о чем прорицал Авель.
Жить бы ясновидцу тихо и смиренно, да погубила его нелепая оплошность. Весной 1826 года, во время приготовлений к коронации третьего из братьев-наследников – Николая Павловича, графиня Анна Павловна Каменская задала Авелю какой-то вопрос насчет будущей коронации. Он, вопреки прежним своим правилам, ответил:
– Не придется вам радоваться коронации…
По Москве тут же пошел гулять слух, что не быть Николаю I государем, поскольку все приняли и истолковали слова Авеля именно так.
На самом же деле значение этих слов было иное. Будущий государь Николай Павлович разгневался на графиню Каменскую за то, что в ее имении взбунтовались крестьяне, замученные притеснениями и поборами. Ей было запрещено появляться при дворе и присутствовать на коронации, и очень скоро семидесятисемилетняя графиня умерла.
Наученный горьким житейским опытом Авель понял, что подобные пророчества ему с рук не сойдут, и счел за благо оставить столицу. В июне 1826 года он ушел из монастыря "неизвестно куда и не являлся". И все же по повелению императора Николая I он был найден в деревне под Тулой, взят под стражу и указом Синода от 27 августа того же года отправлен в арестантское отделение Суздальского Спасо-Евфимьевского монастыря – главную церковную тюрьму.
Не исключено, что, живя в Высоцком монастыре, Авель написал еще одну "зело престрашную" книгу и, по своему обыкновению, отослал государю для ознакомления. Эту гипотезу более ста лет назад высказал один из сотрудников журнала "Ребус" в докладе о монахе Авеле на первом всероссийском съезде спиритуалистов. Что же мог предсказать Авель императору Николаю I? Возможно, бесславную Крымскую войну и неожиданную смерть от простуды?
Несомненно то, что предсказание государю не понравилось настолько, что на волю его автор больше не вышел. В арестантской камере монастыря окончилось "житие и страдание" монаха Авеля. Произошло это в январе или феврале (по другой версии – 29 ноября) 1841 года. "Русский Нострадамус" был погребен за алтарем арестантской церкви Святого Николая.
Серафим Саровский
В 1786 году тридцатидвухлетний послушник Саровской обители (Тамбовская губерния) Прохор Мошни́н после всех необходимых приготовлений принял монашеский постриг. В иноческий ранг его посвятили с новым именем – Серафим. В переводе с древнееврейского оно означает "пламенный" и дано было иноку не случайно. Благообразный вид молодого мужчины, являвшего особую одухотворенность в молитве, мудрые помыслы и речи – все свидетельствовало о благодати, которой он удостоился. "И бысть сердце мое яко воск таяй" – этими словами псалмопевца передавал Серафим свои переживания от церковных служб, во время которых, согласно преданию, он не раз "наяву созерцал ангелов". И этот путь был предопределен задолго до церковного таинства.
Будущий святитель родился в 1754 году в семье состоятельного курского купца и владельца кирпичных заводов Исидора Мошнинá, бравшего подряды на строительство каменных зданий. К несчастью, ушел он из жизни рано – когда мальчику не исполнилось и 3 лет. Незадолго до кончины отец взялся за строительство большого храма во имя преподобного Сергия Радонежского по чертежам знаменитого зодчего Бартоломео Растрелли.
Проект был исполнен в духе русского барокко и сегодня известен как Сергиево-Казанская церковь (с 1833 года она служила курским кафедральным собором). После смерти Мошнина-старшего возведение храма взяла под свою опеку жена Исидора Ивановича и мать Прохора энергичная и набожная Агафья Фатеевна. Под ее началом и были завершены все намеченные работы.
Прохор любил бывать с матерью на стройке, наблюдать, как рождается чудо. Особенно привлекала его колокольня, гордо устремленная ввысь. Однажды он вместе с матерью поднялся на самый верх еще не достроенной звонницы. Шустрый и любознательный, как все мальчишки, Прохор неосторожно перевесился через перила и… Не успела Агафья ни глазом моргнуть, ни вскрикнуть от ужаса, как сын уже лежал на земле. Испуганная женщина, не помня себя, сбежала с крутой лестницы – а Прохор, живой и невредимый, идет ей навстречу. Изумленная мать была безмерно счастлива чудесному спасению. Как бы там ни было, с этого времени божье покровительство незримо оберегало юного Прохора.
Мальчик рос смышленым. В 10 лет его отдали учиться грамоте. Ум у него оказался острым, а память цепкой, так что учение давалось без особых усилий. Прохор был крепким ребенком, но все же хворь не обошла и его. В том же году он тяжело заболел, и близкие уже почти не надеялись на благополучный исход. Но, как гласит предание, отрок увидел в полузабытьи Пресвятую Богородицу, пообещавшую вскоре его исцелить. Проснувшись, Прохор рассказал матери о видении и словах Пречистой – и чудо произошло!
Вскоре по Курску шел крестный ход с чудотворной иконой Знамения Пресвятой Богородицы. Богомольцы направились прямо через усадьбу семейства Мошниных. Агафья вынесла больного во двор, приложила к чудотворной иконе, и после этого Прохор поправился.
Выздоровев, он продолжил учение и стал помогать торговать старшему брату, содержавшему лавку в Курске. Однако торговля мало привлекала юношу. Ему больше нравилось беседовать с местным юродивым, который души не чаял в парнишке. Эти разговоры все чаще наводили Прохора на мысли о вере и монастырской жизни. Когда решение всецело посвятить свою жизнь Богу созрело окончательно, мать благословила его медным крестиком, который Прохор носил до конца жизни.
В августе 1776 года двадцатидвухлетний Прохор отправился паломником в Киево-Печерскую лавру. В Китаевской пýстыни близ лавры Прохор встретился со старцем Досифеем. "Гряди чадо Божие, и пребудь в Саровской обители, – указал дорогу наделенный даром предвидения подвижник. – Место сие будет тебе во спасение, с помощью Божией там окончишь ты и земное странствование". На прощание Досифей научил отрока "умному деланию" – непрестанному повторению молитвы. Через несколько дней старец преставился, словно этим благословением завершилось его земное предназначение.
А Прохор поступил, как ему было указано: после странствий поступил послушником в Саровскую пýстынь. Высокий, крепкий и сильный, Прохор много работал: служил келейником старца Иосифа, пономарем, пек хлеб и просфоры. Через несколько лет он тяжело заболел водянкой и мучился 3 года, не подпуская к себе врача. На недоумение ухаживающей за ним братии Прохор отвечал, что вверил себя только "истинному целителю душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери".
Состояние больного было настолько плохим, что его исповедали и причастили. Но неожиданно Прохор поправился. Его выздоровление удивило не только монахов, но и врачей. О чудесном видении, даровавшем ему выздоровление, он будет рассказывать гораздо позже. "В ярком свете явилась Матерь Божия в сопровождении святых апостолов Петра и Иоанна Богослова. Указав рукой на больного, Пресвятая Дева сказала Иоанну: "Сей – от рода нашего"". Затем она коснулась жезлом бока больного, и тотчас жидкость, наполнявшая тело, стала вытекать через образовавшееся отверстие. И болезнь отступила.
На месте явления Божией Матери была построена больничная церковь. Престол для одного из ее приделов, освященный во имя Зосимы и Савватия, чудотворцев Соловецких, послушник Прохор соорудил своими руками из кипарисового дерева. Впоследствии он всегда причащался в этой церкви.
Восемь лет пробыл Прохор послушником в Саровской обители, а 13 августа 1786 года Прохор принял иноческий постриг с именем Серафим, а через год был посвящен в сан иеродиакона. Чудесные видения его продолжались – не раз во время церковных служб он видел святых ангелов. В возрасте тридцати девяти лет Серафима рукоположили в сан иеромонаха, и он стал пустынником.
Еще в годы послушничества он проявил стремление к "уединению и безмолвию". Построил в пяти километрах от монастыря в лесу на высоком холме небольшую келью-избушку (одна комнатка с печкой и сенями) и в 1794 году, через шестнадцать лет после прихода в Саровскую обитель, удалился сюда на многие годы. Изредка, по субботам, наведывался в монастырь – послушать церковную службу, причаститься да взять в свою "дальнюю пýстыньку", как прозвал он место своего затворничества, немного хлеба и постной еды. Впоследствии преподобный вовсе отказался от монастырской снеди, питаясь только тем, что сам выращивал на огородике близ избушки.
Однако подвижничество не спасло его от встречи с грабителями. Однажды бродячие разбойники, встретив одинокого монаха, потребовали денег, а когда не нашли, жестоко избили. Серафим же, несмотря на физическую силу и топор в руках (он в то время рубил дрова), как истинный христианин, не оказал никакого сопротивления, снова вручив себя во власть "целителя душ и телес".
Сильно израненный, он с большим трудом дошел до монастыря, где долго лежал, не принимая ни воды, ни пищи. Приехавший врач подивился, что отец Серафим вообще остался жив: у него была проломлена голова, сломаны несколько ребер и остались следы жестоких побоев на теле. Но опять ему в коротком сне являлась Божья Матерь с апостолами Петром и Иоанном. Коснувшись головы отшельника, Царица Небесная даровала исцеление.
В лесной глухомани в окрестностях Сарова совершил святитель Серафим свои великие подвиги во славу Господа.
Один из них – подвиг столпничества. На полпути от кельи к монастырю присмотрел Серафим гранитный валун. Ежедневно и еженощно он взбирался на него и в одиночестве, чаще всего стоя на коленях, творил молитву, взывая: "Боже, милостив буди мне грешному". Тысячу дней и ночей кряду молился святитель на камне, прерываясь только на краткий отдых да принятие скудной пищи.
От невероятного напряжения преподобный отец пришел в крайнее истощение, ноги его покрылись болезненными язвами. Когда в конце земной жизни он рассказывал об этом своим ученикам, кто-то из них заметил, что этот героический поступок выше сил человеческих. "Святой Симеон Столпник сорок семь лет простоял на столпе, – возразил Серафим, – а мои труды похожи ли на его подвижнический поступок?"
В 1807 году преподобный принял на себя иноческий подвиг молчания, старался ни с кем не встречаться и не общаться.
Через 16 лет отшельничества, в 1810 году, он возвратился в монастырь, но ушел в затвор – не выходил из своей кельи 15 лет. И снова явилась ему Пресвятая Дева в чудном сне, наказав принимать у себя людей, души которых нуждались в наставлении, утешении, руководстве и исцелении. Так отец Серафим, получивший дар прозорливости и исцеления от болезней, стал старцем.