Как-то раз в ходе психологического тренинга она призналась, что переживает из-за того, что долгое время не могла выйти замуж. Я утешал ее, как мог, говоря о том, что далеко не всем это нужно, и т. д.
Вскоре в ходе нового тренинга она заявила о другой проблеме: ей было трудно бросить курить. Разрываясь между двумя стереотипами поведения ("нервничаешь – покури" и "курить – вредно"), она никак не могла найти собственный путь. Пришлось успокоить ее и на этот раз, говоря о том, что бросать курить вовсе не обязательно.
Однажды в ходе нашей очередной консультации, она схватилась за сигарету. Я тут же попросил ее потерпеть и воздержаться.
"Но я же буду плохо себя чувствовать, если сейчас не закурю!" – едва не закричала она.
– Хорошо, закуришь попозже, но при условии: расскажи мне, почему тебе хочется курить.
– Откуда я знаю – просто хочется, и все!
– Нет, не просто. Понаблюдай за собой. Как именно тебе хочется? Что ты чувствуешь при этом?
Она указала куда-то в район груди:
– Вот здесь… Давит.
– Хорошо, теперь кури. В следующий раз, когда захочется себя пожалеть, можешь тоже отследить свои ощущения, вспомнить когда ты испытывала похожие и сообщить мне.
– А тут и ждать нечего, я и так помню…, – сказала она и вдруг осеклась. Оказалось, что мысли о замужестве приходили к ней на фоне тех же самых ощущений. Курить ей сразу же расхотелось.
Через некоторое время выяснилось, что впервые она разрешила себе закурить тогда, когда ее бросил любимый за день до свадьбы.
Примерно тогда же она впервые почувствовала тяжесть в груди – курение лишь было способом заглушить ее. Мы раскопали ее старую эмоциональную привязку к ситуации неуспеха и затем уничтожили ее.
После этого разговора она стала выкуривать втрое меньше сигарет. Стереотипная связка "прошлое – ощущение неполноценности – тяжесть в груди – сигарета" был сломан единственным моментом осознания.
Эта женщина была порабощена целой системой телесных и эмоциональных стереотипов поведения, в основе которых лежало свойственное многим людям стереотипное верование о том, что единственный путь к личному счастью лежит через обретение семьи. Именно это верование и обрекло ее на страдания.
Вообще, самой распространенной, самой агрессивной и самой порабощающей формой стереотипов являются стереотипы массового сознания, поддерживаемые политикой государства и церковными заповедями о том, что каждый человек должен иметь семью, состоящую из одного мужа, одной жены и ребенка (детей). Однако сегодня жизнь предлагает много, как никогда, альтернативных вариантов жизни.
Так, например, в прессу все чаще просачиваются слухи о вполне счастливых "нетрадиционных" семьях, где с одной или обеих сторон присутствует несколько партнеров – речь идет именно о семьях, связанных повседневными хозяйственными, экономическими и воспитательными функциями, а следовательно и стремлением быть вместе, то есть – любовью друг к другу. Очень часто толчком к созданию такой семьи расширенного типа является "неверность" одного из супругов и последующее осознание того, что он любит обоих (обеих) своих партнеров. Иногда ему удается убедить в достоинствах такого союза другую половину (что, конечно же, труднее, поскольку другая половина выступает в роли "теряющей" и, по общественным понятиям, "обиженной") и воссоздать семью уже в расширенной форме.
Однажды мне пришлось консультировать женщину – убежденную христианку, имеющую проблемы в семье. Как это часто бывает, женщина ушла в религию в момент, когда очень нуждалась в поддержке, но так и не нашла ее вокруг себя.
Момент же этот наступил тогда, когда она обнаружила фотографии, запечатлевшие ее мужа в недвусмысленных позах со своей любовницей – иллюзии о нравственном браке рухнули в одночасье.
Мы провели много бесед, в ходе которых удалось показать ей, что в то самое время, когда ее муж нарушал одни нормы религиозного поведения ("не прелюбодействуй"), она нарушала другие, обижаясь на него ("не носи камень за пазухой") и осуждая его поведение ("не судите, да не судимы будете"). Я также пытался подвести ее к мысли, что ее выбор религии был продиктован не столько осознанным поиском духовного пути, сколько проекцией собственной картины мира на религиозную основу.
Вскоре после этого она стала замечать среди братьев по вере проявления нечестности и лицемерия, которые не хотела видеть раньше. Ее активность пошла на спад и она уже не была столь фанатичной в отстаивании определенных догм и канонов поведения. Через некоторое время она даже призналась в том, что теперь ходит на собрания скорее из желания найти свой круг общения и изучить Библию, чем из стремления приобщиться к "истинной вере". С ролью "второй жены" она тоже постепенно смирилась – ведь муж не прерывал своей связи, но и не уходил из семьи, продолжая содержать ее и ребенка. И хотя в чистом виде "расширенная" семья не состоялась, основы для такого решения были заложены.
Тем не менее, я знаю много людей зрелого возраста, решивших не обременять себя семейными узами или создавать отношения "не такие, как у всех" – и при этом совершенно счастливых с этим.
Мои друзья непрестанно ссорились между собой, пока жили вместе. Основой для взаимных упреков со стороны жены было то, что муж проводит с ней мало времени, а со стороны мужа то, что она плохо ухаживает за ним. Подумывая о разводе, они разъехались, каждый к своим родителям – и отношения сразу улучшились. С тех пор они стали проводить вместе только выходные – а знакомым, смеясь объявляли: "У нас брак – на уик-энд".
Сегодня уже не редкость, когда женщины (да и мужчины тоже) сознательно отказываются заводить детей или вступать в традиционные браки – идет поиск альтернативных семье стилей жизни. Аргументация позиции новаторов продиктована, как правило, достаточно высокой степенью осознания ценности настоящего момента и звучит примерно так, "Сегодня мне это точно не надо, а завтра – кто знает? Если когда-нибудь я приду к тому, что для меня в этом действительно что-то есть, я смогу принять и трудности, связанные с этим – будь то поздние роды или воспитание ребенка в одиночку".
Привыкая к некоторым вещам, мы как бы забываем о том, что следует постоянно искать новые формы взаимодействия, если мы не хотим, чтобы наши отношения с людьми деградировали. Следующий пример очень типичен, и потому я попытался описать его по возможности более развернуто. Многие люди становятся рабами общепринятого стереотипа "получать лучше, чем отдавать". Однако недаром ведь сказано: "бесплатных завтраков не бывает" – ведь если тебе кто-то приготовил завтрак или хотя бы заплатил за него, значит ты сам дал ему власть над собой и надежду на то, что он когда-нибудь заберет назад свою плату. Будет ли эта плата удобна получающему, если ее форма и размеры не были оговорены заранее? Ответ зависит лишь от степени осознания получающего.
Консультируя одного из клиентов, я столкнулся с проблемой несчастной любви – клиент находился в длительной депрессии из-за того, что его оставила любимая девушка. В ходе анализа их взаимоотношений выяснилось, что девушку не устраивало то, что ее партнер слишком несамостоятелен. Видя как ему, взрослому мужчине, стирает и готовит мать, она предложила ему проявлять больше инициативы в хозяйственных делах, уверяя, что ему так будет лучше. Однако, поскольку она не настаивала на этом, клиент отказался от ее предложения, мотивируя это тем, что ему так удобнее. Вскоре они расстались по ее инициативе.
По ходу консультирования всплыла и другая проблема – клиент не чувствовал себя достаточно комфортно, находясь дома. Мать контролировала его местопребывание, круг друзей, быт. Попытки поставить ее на место выливались в скандалы, а затем сменялись примирением на почве чувства вины перед матерью – клиент не хотел казаться плохим сыном, и по-человечески это было вполне объяснимо – ведь он зависел от матери практически во всем, как же он мог отплатить ей за это черной неблагодарностью, расстраивая ее?
На очередной сессии всплыла еще одна любопытная деталь: хотя временами клиент неплохо зарабатывал, денег у него мать не брала, мотивируя это тем, что ему нужно помогать разведенной жене с маленьким ребенком – однако при случае не преминула напомнить, что она очень много для него делает и рассчитывает на встречное отношение.
"Встречное отношение" заключалось в том, что клиент должен был докладывать ей куда и зачем он идет (это часто приводило к скандалам, потому что мать могла позвонить его знакомым, разыскивая его, что приводило клиента буквально в бешенство), сколько зарабатывает (эта информация использовалась для манипуляций типа "у тебя сейчас мало денег – не давай мне на питание, лучше отвези жене", что, в случае ближайшей ссоры, становилось непробиваемым аргументом: "это ты у меня на иждивении, а не я у тебя!"), кушать то, что она готовит ("я же для тебя это приготовила – неужели ты это не съешь?") и при этом толстеть (мать предпочитала готовить каши и картошку).
Клиент был очень удивлен, когда я сказал ему, что на месте его девушки, любая другая поступила бы точно также – кому нужен человек, не умеющий себя обслужить?
"Но она же не настаивала на этом, она говорила, что так будет лучше только мне самому" – заупрямился клиент, в ответ на что я посоветовал ему однажды самому себе приготовить пищу и посмотреть, что из этого выйдет.
На следующую сессию клиент пришел слегка ошарашенным – было видно, что в привычном течении его жизни что-то сломалось. После того, как его попытка приготовить себе пищу вызвала бурное противодействие со стороны матери, он неожиданно осознал, что ссора была вызвана на этот раз не проявлением "его неблагодарности", а реальной попыткой выйти из-под ее опеки. Он тут же увидел нежелание матери менять существующее положение вещей и понял, что именно оно и было причиной его внутреннего дискомфорта. Ведь принимая ее услуги, он фактически давал согласие и дальше находиться под ее контролем; мать же не хотела терять влияние на него и ради этого была готова даже его обслуживать.
"Моя ближайшая задача – научиться жить самостоятельно, даже если для этого мне придется разменять квартиру или иметь отдельную полку в холодильнике и раздельный бюджет" – уверенно заявил он, хотя на тот момент его заработки сильно упали и он далеко не так был обеспечен материально, как раньше. Его несколько смущали трудности новых для него дел (уборка, стирка, глажка, приготовление пищи), однако он был полон решимости освоить их для себя сам, чтобы не давать своей матери больше повода для манипуляций. С этого времени он стал обслуживать себя и готовить себе постоянно, что дало ему моральное право пресекать поползновения матери вмешиваться в его жизнь, невзирая на ее обвинения в грубости и непочтительности. Его депрессии и след простыл.
Приведенный пример отражает слом сразу нескольких устоявшихся в обществе стереотипов – условностей относительно "женского" и "мужского" труда, а также взаимоотношений "хороших" детей со своими родителями. Впрочем, даже если бы наш герой отошел от "детских" стереотипов поведения и убедил мать брать деньги, выполняя предписанную ему "мужскими" стереотипами функцию, это могло бы стать поводом для встречных манипуляций уже с его стороны ("я же даю тебе деньги, значит ты должна…") или даже для ее манипуляций, но уже на новой основе ("вот если бы ты давал мне больше денег, я бы готовила тебе не каши, а отбивные!"), но не отношениями сотрудничества, где каждый делает для другого лишь то, что он хочет и пока он хочет – но не далее и не более того. Ведь в отношениях, свободных от стереотипов, никто не навязывает другому своих услуг и не ждет их от другого, ибо каждый открыт к возможностям нового творчества. Условием же для такого творчества будет опять-таки находчивость, основой которой является поиск своего пути.
В семье близких друзей традиционный стереотип взаимоотношений, существовавших годами (муж – добытчик, жена – домохозяйка) был сломан буквально в одночасье: уставший тянуть армейскую лямку муж несказанно обрадовался, когда у жены появилась возможность устроится на сопоставимую с его прежними доходами работу. Он тут же уволился в запас и стал рьяно осваивать новинки кулинарии – роль жены становилась все более "обучающе-вспомогательной". Через некоторое время для детей стало очевидным, что папа на кухне ничем не уступает маме, а некоторые блюда готовит даже лучше, чем она.
Институт традиционной семьи с одним мужем-добытчиком и женой домохозяйкой с большим количеством детей греет душу старшему поколению, всегда выступающему за "соблюдение традиций". Традиционная семья выгодна и государству, и крупному капиталу – ведь благодаря ей увеличивается приток рабочей силы, увеличивается конкуренция за рабочие места, а следовательно – усиливается эксплуатация. Неудивительно, что и государство, и поддерживаемая им церковь всячески выступают за "сохранение общественной нравственности" и стимулирует рождение детей всяческими выплатами. Однако так ли уж нужна семья людям нынешнего поколения?
Люди, бессознательно воплощающие в жизнь библейский призыв "плодитесь и размножайтесь" не склонны задумываться о том, что ситуация на Земле за две тысячи лет изменилась в сторону перенаселения и вряд ли Господь повторил бы свой призыв, сойди он на Землю в наши дни – впрочем, как и многое другое, имеющее ценность лишь в пределах конкретных культурно-исторических условий…
Вполне возможно, что сегодня долг человека перед планетой скорее бы заключался в отказе от семьи, как среды для деторождения, что помимо всего прочего доставило бы ему лично больше радостей в обучении и карьере, в сэкономленных на личные нужды деньгах и в безопасном сексе. На это указывают и возросшие требования современного человека к качеству жизни, и близость современной науки к решению проблемы бессмертия на основе генной инженерии.
Основополагающим коллективным верованием для людей, верящих науке больше, чем себе, является Миф о том, что Наука знает все. Однако наука постоянно развивается и часто меняет свои воззрения на противоположные. Иногда правильнее доверять собственной интуиции – во всяком случае, когда это касается таких важных для твоей жизни вещей, как воспитание ребенка или его обучение.
Многие школьные программы сегодня не поспевают за детьми – они не учитывают того, что нынешние дети не похожи на тех, которые жили даже десять лет назад, не говоря уже о других поколениях.
Дети с трудом высиживают скучные уроки медлительных пожилых педагогов, требующих дисциплины и послушания, но не способных поспеть за мыслительной и двигательной активностью ребёнка и зачастую не понимающих, как эту активность встроить в материал урока.
Медлительность старших поколений не в последнюю очередь объясняется их задержкой в развитии еще в детском возрасте. Сегодняшняя наука считает, что обучение ребенка грамотности можно начинать с трёх-четырех лет – на этом основаны все методические рекомендации детских садов и школ; на этом построена концепция современной системы образования. Однако инертность этой системы, создававшейся веками, не учитывает того, что сегодняшние дети развиваются очень быстро. И потому многие новаторы, доверившиеся своей интуиции и здравому смыслу кое-в-чем переплюнули академиков с правительственными наградами.
Так, например, простой сельский агроном Василий Лищук утверждает, что он выучил своих детей читать и считать раньше, чем они… начали говорить. Более того, имея возможность сравнивать процесс обучения по своей игровой методике с традиционным школьным и детсадиковским подходом (не путать с индивидуальным!), он заметил, что в этом возрасте процесс обучения идет гораздо быстрее. Находчивый агроном, как только его внучка научилась ходить, написал на карточках названия предметов вокруг нее и указывал ей на них, по много раз повторяя названия и одновременно показывая ей карточки. Вскоре на просьбу "покажи мне это" малышка безошибочно находила нужную карточку.
Увы, опыт агронома не получил должного распространения – кому интересно подрывать стереотипные представления, благодаря которым люди годами получают почёт и зарплату, пользуются научными степенями и званиями. Ведь если все дети начнут учиться быстро, десять-двенадцать лет в среднестатистической школе никому не понадобится – и многие факты уже сегодня свидетельствуют в пользу этого.
Ещё одна причина заторможенности представителей старшего поколения также является следствием научного мифа (т. е., того же стереотипа) прошлых лет о том, что детей в младенческом возрасте следует поменьше приучать к рукам – чтоб не привыкали. Да-да, ещё каких-то полвека назад научные бонзы в своих рекомендациях доходили до того, что советовали, когда ребенок плачет, проверить, сыт ли он, сух и здоров ли, после чего немедленно положить его обратно в кровать. Ваши бабушки и дедушки наверняка помнят времена, когда детей больше всего боялись "избаловать", а в воспитании больше всего ценили строгость. Родители, скрепя сердце, обходили плачущее дитя стороной: нельзя, наука не велит.
Затем более поздние исследователи опровергли эти положения, доказав, что маленький, и даже подросший ребенок может плакать или капризничать и из-за эмоционального голода, стремясь получить от родителей выражение их любви через объятия – и вообще, что детей в раннем возрасте следует как можно больше брать на руки, ласкать, хвалить, давать им свободу и поощрять их инициативы, отвечая на все их просьбы в два раза больше "да", чем "нет".
Благодаря стереотипам научного мышления тех лет проблемы старшего поколения берут начало из той самой недоласканности в детстве.
Доверяя авторитетам, а не себе, мы часто забываем о том, что наука тоже требует жертв – и этими жертвами часто становимся мы сами.
И… наконец, главный признак находчивости – особые взаимоотношения со временем. Только подверженный стереотипам человек "не знает, как убить время" – естественно, время, свободное от тех же "обязательных" схем времяпровождения. Отсюда и возникают уже знакомые нам явления "творчества дружеского застолья", когда ни на что другое энергию человек направлять уже не умеет.
Человек же находчивый всегда находит поле для своей деятельности. Ведь корень находчивости – в глаголе "находить", а чтобы найти – нужно искать.
Мой коллега по бывшей работе, попав под сокращение в смутные времена очередного отечественного кризиса, но успев до этого закупить по прежним ценам стройматериалы для дачи, сказал жене: "Сейчас найти что-то стоящее для инженера – бессмысленно. Так что зарабатывай пока ты – у тебя это лучше получается, а я уйду в лес – дачу строить, пока материалы не разворовали – все равно там торчать, раз на сторожей да на строителей не накопили. Только поесть привози".
Построив шалаш возле новостройки и обложившись книжками по архитектуре и дизайну, он за полгода выстроил кирпичик к кирпичику настоящие хоромы, которые позднее они продали за хорошие деньги. "Я б за это время ни на одной работе столько не заработал – да и работягам пришлось бы дороже платить, а они б так, как я для себя, не сделали!", – похвалился он мне. Кстати, тут ему вскоре и работа подвернулась.