- Не сердись на нее. Я уверена, что это будет просто объедение.
- Ну так как же? - спросила Серена. - Выпьете чаю?
- Пожалуй, я лучше пойду наверх, разложу вещи и приму ванну, ладно?
- Отлично. Правда, у нас только одна ванна, но дети могут помыться после вас. Горячей воды сколько угодно.
- Тогда я так и поступлю.
- А Горацио? - спросил Джеффри. - Надо его покормить?
- Да, конечно. Дай ему два совка галет и полбанки мяса. И немного теплой воды.
- Горацио - это собака? А где он? - спросил Бен.
- Возле дома. Знакомится с вашими собаками.
- Я хочу на него посмотреть…
- И я тоже!
- Погодите!
Но ребята уже выскочили в сад, не слыша протестов матери. В открытую дверь потянуло холодом. Джеффри закрыл ее и поднял чемодан Элфриды.
- Идем, - скомандовал он и зашагал по скрипучим деревянным ступеням.
Он показал ей комнату и ушел, притворив за собой дверь.
Элфрида села на кровать и только тогда почувствовала, что очень устала. Она зевнула во весь рот и оглядела комнату. Небольшая, но миленькая и очень уютная. Похожа на Серену. Белые стены, белые занавески, тростниковые коврики на полу. На комоде из соснового дерева белая полотняная салфетка с кружевной оборкой. Деревянные крючочки и набор разноцветных вешалок вместо гардероба. Поверх пухового одеяла синее бумажное покрывало, на столике возле кровати - книги, свежие журналы и розовая гортензия в синей керамической кружке.
Элфрида снова зевнула. Она приехала. Не сбилась с пути, не попала в аварию. Машина не сломалась. И Джеффри встречал ее в конце проулка. Выскочил с обочины словно разбойник и замахал руками. Его так легко было узнать - высокого, худощавого, подвижного, несмотря на возраст. По всей видимости, он ни в чем не уступает своей молодой жене и маленьким ребятишкам. А самое главное, выглядит вполне довольным. Он правильно сделал. Его прежняя жизнь исчерпала себя и закончилась, чего Элфрида всегда ему и желала.
Она посидела еще немного, потом встала, открыла чемодан и разложила на комоде свои вещички. Комнатка сразу стала своей. Элфрида разделась, накинула халат и отправилась в маленькую ванную комнату, где понежилась немного в горячей ванне. Усталость как рукой сняло, и она радовалась предстоящему вечеру. Элфрида надела вельветовые брюки и шелковую блузу, собрала в саквояж подарки и пошла вниз, точно моряк, спускающийся на нижнюю палубу. На кухне дети ели сосиски, а Серена взбивала миксером белки. Увидев Элфриду, она улыбнулась.
- Джеффри ждет вас в гостиной, - сказала она. - Он затопил камин.
- Я могу чем-то помочь? Правда, готовить я не умею, но на чистке кастрюль собаку съела.
Серена засмеялась:
- Нет у меня грязных кастрюль.
- Я сегодня еще увижу Бена и Эми?
- Непременно. Они примут ванну и придут сказать спокойной ночи.
- Вода была чудесная. Я просто возродилась.
Бен спросил:
- Что такое - возродилась?
- Это значит помолодела.
- Что-то незаметно.
- Это потому, что я уже старая, - сказала Элфрида. - Обязательно приходи сказать спокойной ночи, потому что у меня кое-что для тебя есть… - она подняла саквояж: - вот здесь.
- А можно посмотреть сейчас?
- Нет, сейчас нельзя, посмотришь позже, у камина. Понимаешь, это как рождественский чулок.
Элфрида нашла Джеффри в маленькой гостиной. Как всякий пожилой джентльмен, он сидел у камина и читал "Таймс". Увидев Элфриду, он отложил газету в сторону и осторожно поднялся - в этой комнате, неизвестно по какой причине, потолок был ниже, чем везде, и Джеффри явно опасался удариться головой об одну из белых балок. Это было бы особенно чувствительно для его загорелой лысины, вокруг которой опускались на воротник все еще черные волосы. Глаза были тоже темные, и когда он смеялся, по худым щекам веером разбегались морщинки. На нем был синий свитер и красная бандана вместо галстука. Элфрида, которая всегда ценила мужскую красоту, с удовлетворением констатировала, что на кузена по-прежнему приятно посмотреть.
- Ты блестяще выглядишь, - сказал он.
- Хорошо отмылась. Как это чудесно - понежиться в ванне.
Она поставила на пол саквояж, опустилась в кресло по другую сторону камина и с одобрением огляделась. Знакомые картины на стенах, яркий огонь в камине, кувшины с засушенными травами, семейные фотографии в серебряных рамках, немного старинной мебели.
- У вас очаровательный дом.
- Это не моя заслуга, Элфрида. Все делала Серена. Выпьешь вина?
- С удовольствием! Здесь совсем другой мир, правда? Он так отличается от твоей прежней жизни. Дом в Кэмдене, ежедневные утомительные поездки в Сити, официальные приемы, общение с нужными людьми…
Джеффри подал Элфриде бокал и опустился в свое широкое кресло. Их глаза встретились.
- Извини, - сказала она.
- За что?
- За бестактность. Ты же знаешь, я сначала говорю, а потом думаю.
- Ты права. Это был совсем другой мир, и я по нему не горюю. Погоня за деньгами, чудовищно дорогие школы для девочек. Званые обеды, для которых мы каждый раз нанимали дворецкого. Новый дизайн кухни, потому что супруги Харли Райт на другой стороне площади переделали свою и Доди не может от них отстать. Постоянная тревога: по какому курсу идут акции, что требуют страховые компании. И вечная угроза сокращения. Сколько ночей я не спал! А, собственно, во имя чего?
- Теперь все в порядке?
- В каком смысле?
- Материально.
- Да, все хорошо. Даже отлично. Зарабатываем мы не Бог весть сколько, но нам хватает.
- А на что вы живете? Куры?
Джеффри засмеялся.
- На них не проживешь. Масса хлопот, а доход небольшой. Летом выручают туристы и отпускники: мы сдаем комнату - постель и завтрак, но поскольку она одна, да и ванной отдельной нет, хорошую плату не возьмешь. Вот подумываем, не превратить ли заброшенное строение между нашим участком и соседней фермой в дополнительное помещение для платных приезжих, но это серьезная затея, и мы все никак не раскачаемся. Серена продолжает составлять букеты для свадеб и званых вечеров, Бен и Эми учатся в местной школе. Для меня это настоящее открытие - как просто, оказывается, можно жить!
- И счастливо?
- Счастливее не бывает.
- А Доди?
- У нее квартира неподалеку от Херлингема, очень хорошая, с видом на реку. Никола развелась и живет с ней, так что они вынуждены терпеть друг друга.
- А ребенок Николы?
- Люси? Ей сейчас четырнадцать. Бедняжка, она тоже живет с ними. Я пытался пригласить ее пожить у нас, хотя бы временно, но Никола считает меня негодяем, а Серену ведьмой и отказывается отпускать к нам дочку.
Элфрида вздохнула. Она отлично понимала, насколько безнадежна ситуация.
- А как Кэрри? - спросила она.
- По-прежнему в Австрии. У нее хорошая работа в туристической компании. Она на ответственной должности.
- Вы встречаетесь?
- Когда я был в Лондоне последний раз, мы позавтракали вместе, но наши пути редко пересекаются.
- Она не замужем?
- Нет.
- Сюда приезжает?
- Нет. Говорит, что не хочет мешать, смущать Серену. Кэрри уже тридцать, она не ребенок. У нее своя жизнь. Если ей захочется приехать в Эмбло, достаточно поднять телефонную трубку, и она это знает. - Он замолчал, поставил стакан, закурил сигарету.
- Курить ты не бросил, - заметила Элфрида.
- И не собираюсь. Тебя это раздражает?
- Ничуть. Меня никогда ничто не раздражает.
- Выглядишь ты замечательно. Как поживаешь?
- Отлично.
- Не страдаешь от одиночества?
- Теперь стало легче.
- Жизнь обошлась с тобой жестоко.
- Ты о Джимбо? С ним она обошлась еще более жестоко, чем со мной. Что может быть хуже для замечательного, блестящего человека, чем медленное угасание. Но я ни о чем не сожалею, Джеффри. Мы с ним недолго жили вместе, но это было что-то особенное. Немногим выпадает такое счастье.
- Расскажи мне про свое новое пристанище.
- Дибтон? Обыкновенная скучная деревушка. Как раз то, что я хотела. Маленький коттедж, в нем жил кто-то из железнодорожных рабочих, таких коттеджей там целая улочка. Больше мне ничего и не нужно.
- А люди приятные?
- Опять же самые обыкновенные. Добрые, приветливые. Встретили меня вполне дружелюбно. Оставаться в Лондоне я не могла.
- А какие-то близкие друзья появились?
Элфрида начала рассказывать ему о Фубистерах и Бобби Бартон-Джонсе, о викарии и его жене, о пантомиме в воскресной школе. Потом поведала о миссис Дженнингс и Альберте Меддоузе, о сказочно богатом мистере Данне, о его закрытом плавательном бассейне и огромной оранжерее с огненно-красными геранями и фикусами. Завершали рассказ Бланделлы: Оскар, Глория и Франческа.
- Они, и правда, необыкновенно добры ко мне. Можно сказать, взяли под свое крыло. Глория богатая и щедрая. Она - владелица дома, в котором они живут. Он называется "Грейндж" и ужасно уродлив, но необыкновенно теплый и комфортабельный. Глория уже была прежде замужем, у нее два взрослых сына, а маленькая Франческа - девочка оригинальная, очень забавная и милая. Глория - очень гостеприимная хозяйка, постоянно устраивает приемы, пикники, дружеские вечеринки или собрания комитета. Она поклонница верховой езды и любит собирать большие компании и устраивать гонки. Багажник она превращает в бар, а к бамперу привязывает своих мопсов, которые лают на всех как сумасшедшие.
Джеффри явно нравился ее рассказ.
- А Оскару тоже нравятся такие развлечения?
- Не знаю. Но он мягкий, приветливый человек… очень обаятельный… Они с Франческой не отходят друг от друга, делают ставки на никому не известных лошадей и едят мороженое.
- А чем он занимается? Или он на пенсии?
- Он музыкант. Органист. Пианист. Преподаватель.
- Ты молодец, что подружилась с такой интересной парой. Они, конечно же, полюбили тебя, ты для всех как глоток свежего воздуха.
Но Элфрида поспешила добавить:
- И все же я не хочу, чтобы меня покорили и проглотили со всеми потрохами.
- Кому же не захочется тебя покорить!
- Ты не можешь судить объективно.
- Да, я всегда на твоей стороне.
Годы спустя, вспоминая те недели, что она провела в Эмбло, Элфрида отчетливее всего представляла себе гудение ветра. Он дул бесконечно, иногда веселым бризом, иногда грозно налетая на скалы, завывая в трубах, сотрясая двери и оконные стекла. Она скоро привыкла к нему, но по ночам не замечать его было невозможно, и она лежала в темноте, вслушиваясь, как он налетает из Атлантики, стремительно проносится по вересковой пустоши, заставляет ветви старой яблони, точно привидение, стучать в ее окно.
Лето кончилось - ветер не оставлял в этом сомнений. Октябрь перешел в ноябрь, и темнота с каждым вечером подступала все раньше. Фермерское стадо - красивые гернзейские дойные коровы каждый день месили грязь в проулке, направляясь с пастбища на утреннюю и вечернюю дойки. После вечерней они снова возвращались на пастбище и быстро отыскивали себе укрытие под стеной, огораживающей пастбище, или в зарослях дрока.
- Почему они не ночуют в хлеву? - поинтересовалась как-то Элфрида.
- У нас это не принято. Морозов здесь не бывает, и трава круглый год в достатке.
- Бедняжки. - Однако Элфрида не могла не признать, что бока у коров гладкие и вид вполне довольный.
Элфрида взяла на себя часть домашних дел и быстро приспособилась к их размеренному течению. Надо было то развесить белье, то погладить рубашки, то почистить овощи, то накормить кур и помыть яйца. Спустя неделю она с удивлением поняла, что за все семь дней не прочла ни одной газеты и ни разу не смотрела телевизор. Мир мог разлететься на кусочки, а Элфрида думала о том, не снять ли с веревки простыни, пока не полил дождь.
Иногда по вечерам она готовила ужин для Бена и Эми, чтобы Джеффри и Серена могли посидеть вдвоем в ресторане или сходить в кино. Она учила ребят играть в рамми и развлекала их рассказами о театре.
В одно из воскресений переменчивая погода обернулась необычайно теплым, почти весенним днем: ветер стих, с безоблачного неба сияло солнце. Такой день нельзя упустить, решила Серена, и, прихватив корзины со снедью и четверых соседских ребятишек, они отправились к скалам: шестеро ребятишек, трое взрослых и три собаки.
Эми с Элфридой шли рядышком, замыкая шествие. Тропинка поднялась по каменным ступеням и стала пробираться вниз меж кустами дрока и куманики. Элфрида углядела ежевику.
- Давай соберем, - предложила она Эми. - Сделаем ежевичное желе.
- Нет, - твердо заявила та. - Нельзя собирать ежевику, если уже начался октябрь, потому что как раз в это время корнуоллские ведьмы делают на нее пи-пи.
- Как интересно! Откуда ты это знаешь?
- Нам учительница сказала. Только она сказала не "пи-пи", она сказала: они на нее мочатся.
Они вышли на обрыв, и перед ними во всю ширь открылся сказочно синий сверкающий солнечными бликами океан. Тропинка совсем сузилась и круто пошла вниз, словно устремляясь в какую-то тайную пещеру. Прилив еще только начинался, песчаный берег лежал узким полукругом, и озерца между скалами сверкали, как драгоценные камни.
Первыми бесстрашно попрыгали вниз собаки, остальные члены экспедиции с определенными предосторожностями спустились или сползли вниз. Эми оставила Элфриду и побежала на песок к остальным ребятам: под руководством Джеффри они уже воздвигали гигантский песчаный замок, а Серена искала красивые раковины и голыши, чтобы украсить это величественное сооружение.
Теперь, в полдень, на солнышке стало так тепло, что Элфрида скинула куртку и закатала рукава свитера. На большом плоском камне были расстелены пледы, на них стояли корзины и сумки с провизией, и она сидела рядышком, любуясь бесконечно изменчивым морем, словно зачарованная его величием и безбрежностью. Вода переливалась тончайшими оттенками и была так чиста, что захватывало дыхание: голубые, зеленые, бирюзовые, багряные струи, оттененные белым кружевом прибоя. Вдали поднимался тяжелый вал и, ощериваясь белыми бурунами, катился, набирал высоту и мощь и, наконец, разбивался о зазубренный гранитный берег, вздымаясь вверх огромными фонтанами шипящих брызг. Над головой кружили чайки, а вдали, у линии горизонта, маленькая рыбачья шхуна то поднималась на волну, то ныряла вниз.
Элфрида, словно загипнотизированная, не отводила глаз от моря. Время остановилось. Но вот к ней подошла Серена - пора раскладывать угощение. Из рюкзаков достали бутылки, пластиковые чашечки, бумажные салфетки, пакет с яблоками. В воздухе поплыл вкусный запах горячих пирожков, от которого слюнки текли. Элфрида ахнула:
- Когда же ты успела их испечь? На это уходит уйма времени.
- Я всегда держу их в морозилке про запас. Дети их очень любят.
- И я тоже.
- А вчера вечером вынула. У меня было предчувствие, что нас ждет хороший день. Что будешь пить - вино или пиво? Или, может, лимонад?
- Вино - это прекрасно!
Бутылка была холодной, а пластиковый стакан, как ни странно, придавал вину особенно изысканный вкус, такого Элфрида еще никогда не пила. Она снова повернулась к морю.
- Божественно.
- Летом мы сюда ходим чуть ли не каждые выходные. Теперь это не трудно - дети подросли и всю дорогу идут сами.
- Какая у вас счастливая семья!
- Да, - с улыбкой согласилась Серена. - Я это знаю. Нам повезло. Я действительно это понимаю, Элфрида. Честное слово! И каждый день благодарю тебя.
Время от времени Элфрида покидала Эмбло, уезжала в своей маленькой "фиесте" одна, оставляя Горацио в обществе овчарок Джеффри. Она не переставала удивляться: в этой глухомани жизнь представала во всем своем разнообразии. Туристический сезон давно закончился, узкие извилистые дороги были пусты, и навстречу ей попадался разве что случайный автобус, фургончик мясника или трактор. Иногда за обширной пустошью дорога неожиданно спускалась в маленькую поросшую рододендронами долину, где в садах все еще зеленела трава и рдели цветки фуксии, похожие на маленьких балерин.
Однажды Элфрида совершила поездку в соседний городок. Оставив машину на парковке, она углубилась в лабиринт переулков и переходов, которые вывели ее к порту. По дороге к нему расположились рестораны, сувенирные ларьки и много маленьких галерей, где были выставлены картины, скульптуры и другие предметы искусства. Элфрида обнаружила книжную лавку, зашла в нее и выбрала по книжке для Бена и Эми. Это было такое приятное занятие, что она продолжила его, имея в виду Франческу, и в результате купила для нее книжку в букинистическом отделе. Это был "Овечий остров" Джона Бьюкэна, Элфрида вспомнила, как зачитывалась им в детстве. Оскар и Франческа наверняка будут читать эту книжку вместе, уютно устроившись в широком кресле у догорающего камина.
Покупки завернули, Элфрида заплатила и пошла дальше по улице. В лавке художественных изделий она выбрала два свитера ручной вязки с красивым орнаментом - один для Джеффри, другой для Серены. Купила открытки, бутылку вина и отправилась в обратный путь по лабиринту мощенных булыжником переулков, где сушилось на веревках белье, а в ящиках на подоконниках ярко пестрели настурции и розовые петунии. Но вот еще одна галерея. Элфрида не могла не остановиться у витрины. Взгляд ее задержался на небольшой абстрактной картине в блеклой раме. Все цвета древней земли запечатлелись на этом полотне именно такими, какими их увидела она.
Элфриде ужасно захотелось купить картину - не для себя, а в подарок. Будь Джимбо жив, ему бы такая точно понравилась. Она представила себе, как приносит эту картину в его дом в Барнсе, где они были так счастливы, как он разворачивает бумагу, как на его лице отражается восторг…
Картина вдруг дрогнула и затуманилась. Элфрида поняла, что глаза наполнились слезами. Она не плакала, когда Джимбо умер, прятала скорбь и старалась научиться жить в холодном одиночестве. И считала, что научилась, но, оказывается, ошиблась. Наверное, она из тех женщин, которые не могут жить без мужчины, и тут уж ничего не поделаешь.
Слезы высохли. Смешно! Ей шестьдесят два года, а она распускает нюни, как какая-нибудь молоденькая девушка, потерявшая возлюбленного! И все же Элфрида не отходила от витрины, она все стояла и смотрела на картину. Ей хотелось разделить с кем-нибудь удовольствие. Кому-нибудь подарить ее.
Может, купить ее для Оскара Бланделла? Но ведь у Оскара есть Глория, и та будет озадачена таким подарком. Элфрида словно наяву услышала ее голос: "Элфрида! Это несерьезно! Это же всего лишь какие-то мазки. Четырехлетний ребенок и то нарисует лучше. И куда же ее повесить? Ты чудачка. Что это на тебя нашло? Потратила столько денег на такую ерунду. Тебя обворовали".