Взгляд на жизнь с другой стороны - Дан Борисов 25 стр.


Весной, когда все практики уже закончились, и нужно было приступать к написанию дипломного проекта, я совсем перебрался в общежитие. Соседкой моей невесты по комнате была странная девушка с древней дворянской и даже княжеской фамилией. Я здесь буду называть её Княжной. Она была далеко не красавица, но, сколько я её знал, у неё отбоя от мужиков не было. Зимой к ней ходил Вовик. Хороший парень. Он мне всегда нравился, хотя он с первого курса был безнадежно влюблен в мою невесту. Странная улыбка судьбы – он был как две капли воды похож на еще одного Вовика, который примерно в то же время женился на Скво, моей первой любви.

У Вовика с Княжной были странные отношения. Вовик не очень любил Княжну, но ходил к ней постоянно, я подозреваю, что ему больше нравилась эта комната, чем сама Княжна. Она же совсем не любила Вовика, но ей хотелось за него замуж. При этом Вовик жутко ревновал и однажды, решив уличить Княжну, полез по водосточной трубе. Видимо хотел появиться неожиданно, через окно. Попытка оказалось неудачной, всё-таки пятый этаж! Но ему относительно повезло – труба обломилась где-то между вторым и третьим. Вовик упал вниз и сломал ногу. А могло быть и хуже!

На те три недели, которые Вовик провел в больнице у нас поселился Марк. Это произошло случайно, Марк пришел, собственно, ко мне, но мы засиделись допоздна, и он остался ночевать, в постели у Княжны. Вот его-то она любила! Но тем не менее вышла замуж за Вовика, уехала с ним в Сибирь и довольно скоро родила ему ребенка, черноволосенького, удивительно похожего на Марка.

Прожили мы это время до свадьбы вполне весело. Будущие теща с тестем присылали нам деньги на подготовку к свадьбе, мои тоже подкидывали. До сих пор ума не приложу, куда эти деньги девались? вместе с нашими стипендиями? Из всех необходимых покупок мы приобрели только обручальные кольца и что-то еще по мелочи.

Более того, когда изредка приезжал в Москву её брат, работавший тогда шеф-поваром в вагоне ресторане, мы съедали у него на кухне все, что могли съесть. Выглядело это так: утром на Казанский вокзал прибывал фирменный поезд Барнаул-Москва. Мы, в толпе встречающих, подходили к вагону-ресторану, трогательно целовались с Братом, махали ручкой бригаде, уходившей в город за покупками, и тут же садились есть. Поезд тащили в отстойник, в Миколаевку, как это место называли проводники. Это где рядом с Рижским вокзалом. Платить за еду никому было не нужно, это всё была усушка и утруска, а вином Брат нас угощал за свой счет. Часа в четыре поезд подавали обратно на Казанский. Мы выходили из ресторана сытые и довольные, и в толпе провожавших и отъезжающих отправлялись домой. И еще более того, я помню дни, когда по утрам приходилось выворачивать все карманы, чтобы насобирать мелочь на чай с бутербродом в буфете. Но золотые кольца мы всё же купили!

На свадьбу мы наняли редчайший автомобиль ЗиЛ-111, это была переходная модель правительственного лимузина между ЗиСом и ЗиЛ-114 Водитель обиделся на меня за то, что я запретил украшать машину лентами, а мне не хотелось портить вид редкого автомобиля мишурой. Вполне достаточно было золоченых колец на крыше. Я всегда не любил широких гулянок, и на свадьбе у нас были только ближайшие родственники и друзья по институту. Гуляли у нас дома, плясать выходили на крышу магазина, продолжавшую наш балкон.

После свадьбы мы с женой уже жили дома, в моей комнате. То, что называют медовым месяцем, у нас прошло до свадьбы, а сразу после наступила суровая реальность. До защиты диплома осталось меньше месяца, а в этом огороде еще конь не валялся. У жены еще было кое-что – она делала научную работу. Мы с ней ходили изредка на их кафедру и что-то там делали. Я, как опытный в прошлом лаборант, помогал ей проводить испытания. В общем, что-то у неё подшивалось, а у меня был полный ноль. Примерно за неделю мы с ней вдвоем начертили мне около десятка ватманских листов тушью, еще неделю я писал свою пояснительную записку, а она свою. Одним словом к защите мы успели. Законным образом получили свои корочки и нагрудные значки с молоточком и штангенциркулем.

Дальше нас ждало свадебное путешествие… поневоле. Конечно, интересно было прокатиться на родину жены, в Барнаул, но даже, если б не хотелось, ехать по любому было нужно. В те поры, после окончания института, каждый вновь испеченный специалист получал направление на работу. Это направление имело силу закона, и ослушаться его было нельзя. Если только с согласия принимающей стороны. А кто ж такое согласие даст? им скажут, что? специалисты не нужны? Больше не дадим! Тогда мы считали это распределение жутким насилием над личностью. Сейчас бы такое насилие! Конкурс в ВУЗы вырос бы в разы.

У нас на кафедре ритуал распределения проходил примерно за неделю до защиты. В аудитории сидели "покупатели", а мы по одному должны были заходить туда. На дверях висел список вакансий. Первым пунктом шел строящийся на Урале комбинат, туда требовался главный инженер.

Нужно было несколько МэНээСов в отраслевой НИИ в Серпухов, два аспиранта на кафедру (но эти уже были известны). Остальной список был однообразен: "сменный мастер, сменный мастер, сменный… и т. д." Я почему-то совершенно не желал работать на производстве. Я считал, что получать верхнее образование нужно только для того, чтобы работать в веселом творческом коллективе какого-нибудь института, а салить руки в масле и орать на рабочих можно и без него. У меня тут, естественно, была фора – в аудитории меня ждали аж два внеплановых покупателя.

Первым был начальник отдела института стекловолокна из Крюкова, это рядом с Зеленоградом. Очень интересный институт. Очень интересные ребята. И работа меня очень интересовала, но туда было далеко и неудобно добираться.

Вторым, верней второй была начальница отдела кадров из Проектного института (в аббревиатуре ГПИ). Тут было гораздо ближе и удобней, но работа скучнее. Два варианта. Это была с одной стороны комфортная, с другой стороны очень неприятная ситуация. В такие ситуации я много раз и потом, и до того попадал в жизни. Казалось бы, что тут плохого? Каждый человек хочет подстраховаться, иметь пару вариантов в сложной жизненной ситуации. Но весь вопрос в том, как из неё выходить, из этой ситуации? Идеально, мне нужно было решить заранее и сообщить одному из двух, что я передумал, что не надо на меня рассчитывать. Но не мог я тогда этого сделать, потому что не мог ничего решить до последнего момента, потому что чувствовал, что эта ситуация разрешима только Роком, или, если хотите Судьбой, но умом этого понять был не в состоянии. Я, только там, на официальном распределении, неожиданно для самого себя согласился работать в ГПИ. Мне было очень неудобно перед милым и хорошим парнем из Крюковского института, но что произошло, то произошло.

Парень из Крюкова уехал, по-моему, ни с чем, а эта наглая подруга из ГПИ, оказывается, взяла не только меня, но еще и двух наших девчонок: Бусю и Кузю. Но об этом я расскажу уже в другой главе.

А сейчас положение было таково, что мы с молодой женой должны были работать в разных городах: я в Москве, она в Барнауле, потому что она была направлена в институт Барнаульским Меланжевым комбинатом и пять лет получала оттуда повышенную стипендию, как отличница. Именно поэтому нам совершенно необходимо было ехать в Барнаул, предъявлять свои права на нерушимость семьи и получать согласие Комбината на отъём у него квалифицированного специалиста.

В Барнауле мне очень понравилась река Обь. Мы раздевались на раскаленном, ослепительно белом, песке, бежали в холодную, совсем недавно сошедшую с гор, воду, и выбегали греться на теплый песок, постепенно становившийся невыносимо горячим, гнавшем в опять в воду. На рассвете мы ходили к реке на рыбалку, ловили маленьких щук и стерлядок. Но сам город мне не понравился. И когда главный инженер Комбината, сказал мне, что отпустит мою жену в Москву и не очень переживает по этому поводу, но предложил остаться мне, пообещав сразу должность своего зама, я отказался.

Можно задним числом кусать локти и говорить, что я поступил глупо. Тогда все мечтали жить в Москве, но начинать работать в провинции, было гораздо лучше. На Урал, на тот самый строящийся комбинат распределился Начальник. Приехал он туда, правда, не главным инженером, а замом, но через три года или чуть более, когда его Комбинат начал реально работать, он стал его директором, а потом стал начальником управления развития, фактически замминистра Легкой промышленности СССР. Если б я согласился остаться в Барнауле, перспектива у меня была бы примерно такая же. В провинциальных, пусть даже областных или краевых городах не так уж много Начальников. Это совсем не то, что в Москве, где их тьмы и тьмы. К тому же, шикарная зона отдыха и охотбаза в горном Алтае, квартиру бы, конечно, дали не сразу, но…

Но нужно понимать, что судьбоносные решения от нас не зависят. Я отказался, и мы с женой вернулись в Москву.

14. Проектный институт

С начала сентября я вышел на работу в ГПИ. В качестве рабочего места я получил стол с кульманом в общем зале. Что мы там делали непосредственно по работе, я помню плохо. Что входило в мои должностные обязанности? Ну, не помню, хоть убей. Зачем нужно было держать технологический отдел в количестве 25 человек, из которых единственным представителем мужского населения был я? мне чуть позже откровенно объяснил директор института. Женщины (все 24) всё время чем-то занимались, а мне делать было нечего с самого начала. Если бы задействовать всех по настоящему, можно бы было выпускать по проекту в месяц, но в ГПИ для такого раздутого штата просто не хватало работы.

Может показаться, что я брюзжу на несовершенство социалистической системы. Вовсе нет. Все эти НИИ, КБ, ГПИ и т. п. были волшебным миром для людей в них работавших. Конечно, всегда были дрязги, склоки и прочие пятна на солнце, но, главное, здесь был огромный творческий потенциал, который, к сожалению, использовался лишь на доли процента. Благодаря этому потенциалу мы первыми вышли в космос, имели лучшее в мире оружие, энергетическую систему и много еще чего могли бы иметь, но, видимо не судьба.

Большинство молодых специалистов, и я нисколько не был исключением, приходят на работу сразу после ВУЗа с большими амбициями. Их сразу приводит в замешательство тот факт, что порученную им работу мог бы выполнять школьник. И только с годами начинаешь понимать, что не так важно образование, как важен опыт.

Сначала мне было поручено изучить проекты института за прошлые годы. Я в какой-то степени изучил и попросил конкретной работы. Мне дали задание на месяц вперед. Я справился за неделю. Я помню ужас в глазах начальницы, когда оказалось, что в моей работе практически нечего исправлять. Опять мне пришлось изучать проекты минувших лет. Не сразу я начал понимать, что дело тут не в самой работе, а в некоем творческом процессе, включающем в себя всю жизнь института в целом. Я начал потихоньку знакомиться с другими отделами и службами. Сначала в курилке, в столовой, потом уже непосредственно. Я научился не надоедать начальству требованием работы, а делать вид, что занят целый день по самые уши.

Я приходил утром, раскладывал на столе "эффект присутствия" и уходил в курилку. Через полчаса примерно появлялся, брал какую-нибудь бумагу и шел согласовывать её со смежниками. Смежникам тоже делать было особенно нечего, и они рады были потрепаться на отвлеченные темы. Мы были в курсе всех происходящих событий не только в институте, но и в стране в целом. Обсуждались на серьёзном уровне все выходящие книги и толстые журналы, все спектакли и фильмы, я уж не говорю о футбольных и хоккейных матчах. Мы спорили до хрипоты на самые разные темы, иногда, конечно, и по рабочим вопросам, но гораздо реже. В целом было весело.

Я несколько раз ездил в командировки. Один раз на машиностроительный завод в Кузнецк, действительно по делу. Но в основном это были поездки на дурачка в параллельные институты с целью шпионажа. Мне понравилась тогда поездка в Пензу. Понравился и сам город и понравилась обратная поездка. Мне не хотелось ночевать в гостинице – дела я успел сделать за один день. Я пришел на вокзал, с расчетом уехать сегодня же, и за полчаса до отхода поезда мне повезло, мне дали билет в прицепной вагон. Это был фирменный поезд "Сура".

Я стоял и курил возле своего вагона не торопясь садиться. Вагон был пуст. И вдруг, на перроне появилась толпа очень хорошо, даже излишне хорошо одетых молодых, в основном, людей и направились к моему вагону. Как чуть позже выяснилось, это был хор Пятницкого. Тогда их крутили по радио и телевиденью постоянно, они надоели всем со своими как бы народными песнями и плясками, да и не модно это было. Я посмеивался над ними в курилке. Они всё понимали и не обижались, но дали мне контрамарку на концерт в Москве. Это было что-то. Слушать их в живую, действительно было здорово. Но как они напились в вагоне! Утром они уже смеялись друг над другом, не то, что петь, они говорили-то с трудом. Особенно, когда длинный и тощий "бас", слезая с верхней полки, пропищал что-то, не смеяться было нельзя, тем более, что из трусов у него в этот момент вывалилось всё его хозяйство в присутствии дам.

Со скуки я начал активно заниматься общественной работой. Я был в совете молодых специалистов, был председателем ОСВОДа, народным дружинником и еще много кем, но главная радость была в художественной самодеятельности. Меня чуть ли не силой привела туда кадровичка, но потом я втянулся. У нас был очень приличный зал. Надо оговориться, что в нашем здании было три института. Актовый зал и столовая были общие.

Кстати столовая была вполне приличная, иногда там устраивались дни или даже недели национальных кухонь. Однажды, помню, приехали индусы – я ел у них "тхумдульму во фритюре", название понравилось. Но я об актовом зале. Тут иногда устраивались профессиональные концерты. Мы были членами КСП. От них к нам приезжали с концертами Никитин с женой, Визбор и кто-то еще. Высоцкий концерт сорвал, но, говорят, это с ним часто бывало.

В остальное время зал отдавался под местную художественную самодеятельность. Мы что-то там играли, пели, ставили драматические и комедийные миниатюры из жизни института. И нас смотрели, что удивительно, с удовольствием! Под бурные и продолжительные аплодисменты. Обсуждали потом долго.

На одном из концертов я вышел на сцену вместе со всеми. Я должен был играть на гитаре, но когда я её взял в руки, у неё отвалился струнодержатель. Ребята совершенно спокойно могли бы сыграть и без меня, но уходить со сцены мне было неприлично, и я уселся за рояль. Приняв позу профессионального клавишника, я принялся долбить по аккордам, которые должен был брать на гитаре. Я думал, что в зале меня не слышно, и к концу совсем раздухарился. Оказалось, я был не прав, очень даже было слышно, но некоторым даже понравилось.

Все эти художественные вечера обычно были приурочены к праздникам, и параллельно сопровождались всеобщей пьянкой. Народ был разгоряченный и возбужденный, часто излишне. Из-за этого я однажды попал в дважды глупое положение. Я по привычке фривольно пошутил с активной общественницей Мулей. Она восприняла шутку слишком буквально, закрыла на ключ дверь в кабинет и начала раздеваться. Мне это было совершенно не нужно, все женщины мира тогда делились для меня на мою жену и всех остальных, причем, эти остальные в сексуальном плане меня не интересовали.

Я открыл Муле на это глаза и, в результате, в её лице заработал себе смертельного врага. Это была первая глупость, мог бы придумать что-нибудь менее обидное для женщины. Вторую глупость я совершил дома – взял и рассказал всё это жене. Я думал, что подчеркнул свою любовь и преданность ей, а получилось наоборот. Она со мной потом неделю не разговаривала.

Прямо за нашим зданием, во дворе размещалась очень приличная ведомственная поликлиника. Так что, если надо было сачкануть и взять больничный, далеко ходить не надо было.

С поликлиникой у меня связаны воспоминания о донорстве. Моя мать была почетным донором, пока позволяло здоровье. В институте многие студенты сдавали кровь, но я никогда в этом не участвовал, денег давали мало, а прогулять занятия я и так мог, Угол бы меня не отмечал отсутствующим. Однако когда в ГПИ назначили день донора, я задумался – два отгула это было кое-что – и решился.

День донора был назначен на понедельник, а в воскресенье мы с женой, Марком и его кузиной Майей гуляли на ВДНХ. День был промозглый, ветреный и, вместо гулянья по аллеям и павильонам, мы больше провели времени в кабаках. И ведь хоть пили бы что-нибудь одно, а то, как всегда водку с портвейном. Напоследок, между колоннами какого-то павильона допивали из горлышка шампанское, потому что к лошадям нас уже не допустили, катанья закончились.

Одним словом, я явился на День донора с жуткой головной болью и отвратительным настроением. В поликлинике всё было организовано по высшему разряду. Доноров принимали две симпатичные медсестры, мерили давление и выдавали чай с булочкой и стерильную спецодежду. Давление у меня, естественно, было выше нормы, да и запах не скроешь. Я был уже уверен, что меня выгонят с позором, но нет, сделали вид, что поверили в мою гипертонию, выдали чай с булочкой и тряпки с бахилами. Когда кровь начала выходить из моей вены, с каждой секундой мне становилось всё легче и легче настолько, что я даже пожалел об окончании сладостной процедуры. Я вышел на улицу свежий и бодрый, как заново родился. В столовой я съел приготовленный специально для доноров особый борщ с какими-то еще закусками, выпил стакан кагора и отправился на свое рабочее место, зарабатывать третий отгул, потому что донорам в этот день можно было и не работать.

Донорство мне настолько понравилось, что весной я записался опять. Но тут обстановка резко изменилась. В этот раз сдача крови происходила в городской поликлинике, я пришел туда с моим приятелем Яном, архитектором. Я был в совершенно нормальном состоянии, не могу же я специально напиваться ко Дню донора.

Здесь было много народу, в комнате ожидания было очень душно. Уже на первой сотне граммов вышедшей крови у меня начала кружиться голова. Я кое-как дотерпел до полных двухсот и вышел. Врач, дежуривший в коридоре, тут же взял меня под руку и повел к окну подышать. Я очень удивился, увидев за окном вместо улицы Королева зеленую поляну с противоестественно чистой изумрудной травой и пасущимися на ней белыми овечками. К тому же мы должны были быть на втором этаже, а трава начиналась прямо у моих ног. В полном диссонансе с этой картиной я услышал неприятный голос:

– Ноги, ноги!. – какие ноги мне было не понятно, – Ноги поднимайте выше!

Назад Дальше