Роман-эссе
Перевод с каракалпакского Евгения Сергеева
Содержание:
От автора 1
Часть первая 1
Вместо предисловия. Интервью, которое я дал самому себе 1
Часть вторая 37
ТУЛЕПБЕРГЕН КАИПБЕРГЕНОВ
КАРАКАЛПАК-НАМЭ
От автора
В этой книге есть и предисловие и послесловие, имеются и эпиграфы, то есть она весьма основательно обставлена всяческими предуведомлениями, но тем не менее я счел нужным предпослать ей еще несколько слов, адресовав их людям, которые будут читать мой роман по-русски.
Народы всегда стремились отстоять свою самостоятельность, самобытность, что и естественно, но столь же естественно и вечно стремление народов к сближению. От века считалось, что лучший способ породниться - это отдавать своих дочерей в жены сыновьям других народов и женить своих сыновей на дочерях других народов.
Для писателя каждое произведение - это его детище. И эта книга дорога мне, как родная дочь. Всякому, кто выдавал замуж дочерей, знакомо чувство грусти. Но всякий, кто растил дочерей, знает: гораздо печальнее и тревожнее, если остаются они непросватанными, если грозит им участь вековух.
Перед свадьбой невесту прихорашивают, обряжают и отдают с ней приданое, что собиралось и хранилось долгие годы. О приданом конечно же знали все в доме, но в обиходе никогда им не пользовались. Так и сейчас: отправляя свою книгу к русскоязычному читателю, вынул я из сундука своей памяти некоторые вещи, что доселе держал в уме, полностью привел те поговорки и притчи, сказки и легенды, издревле собранные народом, на которые в каракалпакском тексте я лишь ссылался или намекал.
Уходя в другую семью, невеста оставляет некоторые вещи в родительском доме, они были и нужны ей и дороги, но в новой жизни уже не пригодятся.
Впрочем, все это понятно, ибо таковы обычаи. Не мы их придумали, не нам их и отменять.
Еще . У нас в Каракалпакии, прежде чем пригласить гостя к обеду, его спрашивают, как он привык есть: за столом или за дастарханом? Умеет ли он брать плов руками, или нужны ему ложка и вилка. Сам-то я убежден, что за дастарханом - удобнее, а руками - вкуснее. Научитесь, и вы поймете, что это действительно так. Но если ради соблюдения национальных обычаев я стану навязывать гостю свои привычки, то в итоге нарушу главный наш обычай - обычай гостеприимства. Гость уйдет из моего дома голодным, поскольку не сможет отведать моего плова, только пальцы обожжет да рис на дастархан просыплет, не донеся до рта.
Но если он сядет за стол, то нужен ему стул, а напольная подушечка уже не нужна; если будет он есть ложкой, то не понадобится ему и чашка для ополаскивания пальцев.
Стол и дастархан обставляются и сервируются по-разному. Я перенес плов с дастархана на стол, но это тот же плов, тут я могу ручаться.
И еще . Эта книга переводилась с подстрочника. Знаю, знаю - лучше бы обходиться без него. Но не скоро еще появятся в Нукусе переводчики, которые владели бы русским языком столь хорошо, чтобы заниматься переложением художественной литературы. И русские прозаики, видимо, еще не скоро выучат каракалпакский язык. А потому пока, к сожалению, без подстрочника не обойтись.
Подстрочник - бледная и немощная копия оригинала. Он похож на израненного, обескровленного человека. Он в обмороке, он без памяти, он лишился чувств и потерял сознание.
Ему нужен не хирург, пусть и виртуозный мастер, способный пересадить сердце. Нет, книге не нужно новое сердце. Нужен донор. Но книга оживет только в том случае, если у автора и переводчика одна группа крови.
И наконец . Свой роман "Каракалпак-намэ" сам я считаю актуальным, проблемным, остросовременным, потому что убежден: самые насущные, самые острые из современных проблем - это проблемы нравственные, духовные. От их решения зависят взаимоотношения людей и держав, отношение к труду, к природе, то есть решение проблем международных, экономических, экологических, воспитательных.
В сказаниях, притчах, легендах и поговорках хранятся ответы на нравственные вопросы, ответы, которые народ собирал веками. И если предания и пословицы разных народов порой похожи, то это и значит, что нравственность едина для всех людей. Потому-то люди и понимают друг друга, хотя говорят на разных языках, придерживаются разных обычаев и принадлежат к народам, прошедшим различные исторические пути. Потому-то я и считаю свой роман остросовременным, хотя в нем, как убедится читатель, множество сказаний, притч, присловий и речений аксакалов.
Не мы первые живем на свете - истина известная. И не мы последние - это тоже станет неопровержимой истиной, если поймем, в чем человечество на протяжении тысячелетий видело смысл жизни, поймем и сумеем углубить этот смысл, сумеем избежать тех бедствий, которыми люди грозят себе и природе.
Часть первая
Не будь наследником своего отца, будь сыном человека.
Каракалпакская пословица
…Рассказывая про себя, поступаешь в ущерб себе:
самообвинениям твоим всегда охотно верят, самовосхвалениям - никогда.
Мишель Монтенъ
Вместо предисловия. Интервью, которое я дал самому себе
Вопрос . Почему я начинаю роман с интервью, данного самому себе?
Ответ . В сущности, человеку свойственно беспрестанно спрашивать самого себя, самому же и отвечать. Только так и можно разобраться в собственных чувствах и мыслях, глубже заглянуть в собственную судьбу. А это необходимо, чтобы глубже заглянуть в судьбу своего народа, ведь судьба народа существует не сама по себе, она так или иначе отражается, как в зеркале, в жизни каждого отдельного человека.
Человек - это целый мир, и если хочешь постичь Вселенную, надо сперва постараться познать себя; если хочешь понять смысл жизни вообще, то определи сначала, насколько осмысленна твоя собственная жизнь; если ждешь от людей доброты и совестливости, то спроси себя, добр ли и совестлив ты сам; не ломай хребет другому, если хочешь, чтоб твой позвоночник остался цел; когда стремишься помочь чужой душе, то прежде осознай свою душу. Лишь в этом случае можно свои потребности, мечты и тревоги соотнести с потребностями и мечтами других людей, с нуждами и тревогами народа.
Вопрос и ответ - это как вдох и выдох. Это дыхание души и мысли. Моя цель - не дышать в одиночку.
Вопрос . В сегодняшнем мире избыток каналов информации, и по ним буквально хлещет информационный поток. Многие люди, особенно молодежь, в свои двадцать - двадцать пять лет считают себя вполне сведущими, знающими людьми, считают себя эрудитами. Они уже успели устать от давящего груза всевозможных сведений, а потому чтение книг считают делом зряшным и нудным. А тут еще нехватка бумаги, разросшаяся чуть ли не до одной из мировых проблем.
Недавно в Лондоне был выпущен каталог всех книг, появившихся в мире за последние 400 лет (1556–1956). В нем 754 тома. В каждом томе 527 страниц. Каждый том каталога содержит 11 340 наименований книг. Перемножь это и посчитай. А если добавить сюда еще издания, вышедшие в свет за последние три десятилетия, то станет ясно-, сколько книг ожидает сегодня читателя. Как же, зная все это, можно решиться написать еще одну новую книгу?
Ответ . Однажды хан, разгневанный стихами непокорного Бердаха, велел привести поэта к себе во дворец и спросил его: "Ты осмеливаешься судить обо всем на свете, ты берешься всех поучать, многие простолюдины считают тебя ясновидцем. Поглядим, что ты знаешь. Я задам тебе вопрос, ответ на который мне точно известен. Если ты ошибешься - сниму с тебя голову. Понял? Отвечай: сколько людей во всем подлунном мире?"
Ни на секунду не задумавшись и прямо глядя хану в лицо, поэт произнес: "В подлунном мире сто девяносто девять миллиардов, сто девяносто девять миллионов, сто девяносто девять тысяч, сто девяносто девять человек".
"Врешь, самонадеянный пустослов! - вскричал хан. - Мне доподлинно ведомо, что в подлунном мире около двух миллиардов человек".
"Знаю, - ничуть не смутившись, ответил Бердах. - Но вы считали лишь одну часть человечества. Я же сказал обо всех трех его частях".
"Какие еще три части?"- удивился хан.
"Одна часть человечества - в земле. Другая - в утробах матерей. А третья часть, численность которой вы совершенно верно назвали, - это мы, живущие ныне, те, кто нуждается в еде и справедливости".
Хан подумал и вынужден был, умерив ярость, отпустить Бердаха.
Судьбы книг подобны судьбам людей. Их тоже можно разделить на три части. Одни - еще не рожденные, не выношенные. Другие - числятся в каталогах и справочниках, погребены в архивах библиотек и книжных завалах. Третьи - живут с живыми людьми.
Дело чести и совести писателя - хорошенько подумать, прежде чем засесть за работу над новой книгой. А определять судьбу книги - это уже дело времени. Если мой новый роман окажется нужен людям, то и бумага для него сыщется, и долгая жизнь ему будет дарована. Так что осмелюсь писать.
Самар мать несла на спине, а мне места уже не осталось - я привык ездить у нее на закорках. Пришлось идти пешком, держась за подол ее платья. Шажки мелкие, ребячьи. Семеню, семеню, сам устаю, и она тоже устает - не привыкла к медленной ходьбе. По пути, чтобы я не расхныкался, мать стала рассказывать сказки, зная, что я большой охотник до них и, слушая предания, легенды, притчи, увлекаюсь и забываю обо всем на свете. По одной из сказок выходило, что Земля, на которой мы живем, огромна и кругла. Держит ее на рогах громадный-прегромадный голубой бык. Он невероятно сильный, мощный, а рога у него золотые. Время от времени бык устает и перебрасывает Землю с рога на рог, тогда лето сменяется зимой. Снова перебрасывает, и опять вместо стужи начинается жара.
Сказка мне так понравилась, что я начал воображать себя преогромным голубым быком. Я такой же могучий и сердитый. Набычился и несколько раз мотнул головой, перебрасывая Землю и меняя погоду - то стужа, то зной.
Мать иногда останавливалась, утирала пот у меня со лба, клала самар на голову, а меня усаживала на спину и шла быстрее. Вот так, с передышками, двигаясь то быстрее, то медленнее, мы под вечер добрались наконец до своего аула, но здесь нас ожидала непредвиденная неприятность.
Возле аула - канал Шортанбай. Обычно в это время года он мелеет, почти напрочь пересыхает. А тут вдруг разлился, разбушевался, вспучился. Наверное, где-то Амударья прорвала дамбу.
Мать остановилась и задумалась. Идти в обход слишком далеко, и так ночь уже близится. Кричать? Вряд ли кто услышит. В этот час все разошлись по своим домам, хлопочут по хозяйству. Да и стеснялась она: женщинам ведь не положено голосить, этого не любят аксакалы. Перебираться через канал опасно: глубоко и течение сильное, а я еще не умел плавать.
Но вдруг она решилась: разделась, смотала одежду, привязала к голове и вошла в воду. Деревянный самар колыхался около нее. Я мигом сообразил, что она задумала, и пустился наутек, но куда там… Мать быстро настигла меня, взяла на руки и, усадив в самар, велела крепко держаться за края таза.
Подталкивая самар перед собой, она направилась к другому берегу. Через несколько метров ее ноги уже не доставали дна, и теперь она плыла, толкая мой "ковчег" подбородком, потому что плавала она "по-собачьи", гребя руками под водой.
Я сжался от страха. Сжался в комочек, маленький и дрожащий. Пальцы окостенели, я словно зубами вгрызся ими в края самара, а зубы свел, как пальцы, - не разжать.
Вода - огромный голубой бык - качала мою круглую Землю - мой самар. И от этой качки зима и лето, весна и осень менялись ежесекундно: меня то озноб пробирал, то прошибал горячий пот, то теплилась весенняя надежда, то одолевала стылая осенняя тоска. "Ковчег" мой вращался, и я видел, что берег, покинутый нами, удалялся быстро, страшно быстро, а другой, желанный, приближался медленно, страшно медленно. Мне становилось жутко, и тогда я искал взглядом глаза матери. Они - две черные искрящиеся звездочки - смотрели спокойно и даже весело. Это придавало мне чуточку уверенности, но лишь на несколько секунд. А потом опять, с каждой новой волной, накатывала и волна страха.
Наконец добрались до берега. Я думал, что, как только окажусь на суше, тут же кинусь бегом дальше от воды. Но нет. Так и сидел в самаре, держась за его края, - ноги не слушались, не было сил подняться и стиснутые пальцы не разжимались.
Мать вышла на берег и тоже долго сидела молча. Наконец, отдышавшись, спросила:
- Сере, тебе не было страшно?
Все опасности остались позади, и я, приободрившись, постарался как можно веселее и увереннее сказать:
Нет!
Но голос дрожал, и это не только она заметила, это я и сам чувствовал.
- Мне кажется, - продолжала она, - что ты немного испугался и разволновался. Но разве ты не знаешь, что ребенку нечего бояться, если рядом мать? Навсегда запомни: ты не должен ничего страшиться, когда мать с тобой!
Этот завет я действительно запомнил навсегда. И еще я убежден, что не зря во все века сравнивают Родину с матерью.
Моя родная Каракалпакия в общечеловеческом море мала, как самар. Но, что бы я ни делал, всегда уверен, что Родина-мать со мной и никогда не даст мне пропасть.
Каждая моя книга - это слово признательности ей и одновременно клятва на верность, клятва, писанная кровью сердца. Вот почему я с уверенностью приступаю к новому роману и надеюсь, что он проживет долго и никому не наскучит.
Вопрос. Почему после романов "Дочь Каракалпакии" и "Дастан о каракалпаках" следующую книгу я решил назвать "Каракалпак-намэ"?
Ответ. Надеюсь, все объяснит сама книга. Однако…
Однако перед тоем, когда женщины собираются, чтобы сообща приготовить побольше теста, всегда среди них отыщется хоть одна нетерпеливая, та, что не в силах удержаться от искушения. Она отщипнет от края кусочек - ив тандыр его, под горячую золу. А потом вытащит и ест быстро, обжигаясь. Лепешка не лепешка, а все же приятно: как-никак первая отведала.
Так же и среди мужчин. Пока разделывается туша барана, пока она кипит в котле, самые нетерпеливые отрезают полоску мяса и жарят ее на огне. Им невтерпеж испробовать вкус мяса непременно до начала тоя.
Есть и торопливые читатели. Чтобы удовлетворить их любопытство, я "отщипну кусочек" от замысла этой книги.
Существует у нас древний обычай: когда в ауле появляется на свет новый человек, счастливые родители приглашают в дом самого почтенного, уважаемого старца, чтобы он нарек новорожденного. Конечно, при этом учитываются желания отца и матери, мало того - выслушивают и родственников, и знакомых, ведь все ждали появления будущего человека и заранее искали для него подходящее имя. Но когда оно уже найдено, когда все пожелания выслушаны и споры улеглись, тогда наступает торжественный миг. Аксакал берет младенца на руки и, приблизив его ухо к своим губам, трижды произносит имя. Как только младенец закричит, седобородый старец отдает его матери и, повернувшись к присутствующим, торжественно изрекает: "Этот человек узнал свое имя. Впредь никто не сможет изменить его".
Книги как люди, хоть их нарекают иначе.
И еще. Предание, пересказанное коше-бием. Нижеследующий инцидент имел место быть в первобытный период минувшей истории. Как только количественная численность потомков Адама возросла до уровня такой степени, что они стали разделяться на самостоятельные группы, так в сей же момент бог составил себе специальный список, куда занес большое множество придуманных им названий, и с этим списком на руках отправился к людям с целью присвоения каждой группе своего отдельного наименования.
Делалось это так: встречает всевышний каких-нибудь людей и спрашивает:
- Кто вы такие?
Если они отвечают: "Мы и сами не знаем", тогда он их выстраивает, заглядывает в вышеупомянутый список и трижды громко восклицает на весь мир:
- Инглис! Инглис! Инглис!!! Или:
- Рус! Рус!! Рус!!! Или:
- Узбек! Узбек!! Узбек!!!
А потом соответственно в собственном списке против каждого присвоенного имени ставит галочку, чтобы не путаться и не повторяться. Те же народы, которые из божеских уст услышали свое имя, начинают ликовать, выражая свою радость при помощи песен и танцев.
Когда присвоение имен закончилось и в списке не осталось ни одной строки, не отмеченной галочкой, всевышний отправился обратно, но решил прогуляться окольным путем. И вот в том районе, где река Аму впадает в Аральское море, увидел он камышовые лачуги и живущих в них неучтенных людей.
- Кто вы такие? - вопрошает он.
- Сами не знаем, господи. Но люд мы тебе подведомственный и ждем от тебя всяческих благ.
- Как так не знаете? - изумился всевышний.-,Я же дал вам имя.
- Нет, господи, - возражает неучтенный народ, - никогда и ничего ты нам не давал.
- Не мог же я просчитаться, - недоумевает бог. - В списке-то все наличествующие имена уже исчерпаны.
- Этого мы не знаем, но только полное отсутствие у нас какого-либо имени является непреложным фактом, - объясняют ему люди из камышовых лачуг.
- Ничего-то вы не знаете. Темные вы какие-то. И, видать, по темноте своей прошляпили раздачу имен. Так вот и назову вас-"темные шляпы"-каракалпаки.
- Поступай, господи, как знаешь. Мы в твоей воле, но только сделай все по закону, прокричи и наше имя трижды на весь мир.
- Ну уж нет, - отвечает бог, - идите-ка лучше по свету, поищите, не затерялось ли где все-таки лишнее имечко. А если не сыщется, то присоединяйтесь к какому-нибудь из нареченных народов хотя бы на время. А я за этот период проверю небесную учетность. Коли и впрямь промашка вышла, то подкорректирую список в сторону увеличения. Будет, будет вам имя, не беспокойтесь.
Сказал и удалился.