Он сунул глок за пояс, сделал два длинных шага и, встав за спиной у спящего, тихонько потряс его за плечо.
- Эй, бижу, просыпайся, - прошептал он ему на ухо. - Подними немножко голову, а то мне так неудобно.
Человек разлепил веки и недоуменно приподнял со стола кудлатую со сна башку. Быстрым движением обеих рук Берл свернул ему шею. В тишине горницы раздался только негромкий хруст и какой-то придушенный писк. Так пищит рыба, когда рыболов, чертыхаясь, вытягивает из нее вместе с внутренностями глубоко заглоченный крючок.
- Спасибо, бижу, - благодарно прошептал Берл, осторожно укладывая на стол неестественно вывернутую голову. - Приятно иметь дело с такими гостеприимными хозяевами.
Последние слова он бормотал, уже поднимаясь по лестнице наверх.
Так. Две комнаты слева, две справа и кладовка. Начнем, как и положено, справа, уж больно там храпят. Дверь в комнату была приоткрыта; внутри на походных раскладушках спали двое. Берл не стал их будить - зачем домать людям кайф? Предутренний сон самый сладкий. Оба умерли мгновенно и безболезненно. Нож Берл оставил в комнате, чтобы не пачкать кровью ножны… потом помоем, главное - не забыть… Теперь следовало действовать быстро, ибо тишина после резко прервавшегося храпа могла встревожить остальных. Держа перед собою тавор, он толкнул дверь напротив. Пусто. Пусто? Как же так?.. Уже чуя недоброе, он снова рванулся направо… никого!
Последняя дверь оказалась запертой, и Берл высаживал ее, не таясь, с соответствующим шумом. Комната была пуста, как и две предыдущие, как и весь этот проклятый дом, обернувшийся пустышкой, ложной приманкой, потемкинской деревней, если, конечно, не считать этих троих. Вот же гадство! Берл присел на ступеньки и сокрушенно посмотрел на собственные руки. Он не питал ни малейших сомнений относительно людей, которых только что хладнокровно, походя, погубил - они не имели к делу ровным счетом никакого отношения. Конечно, бандюги, и все-таки…
Больше всего на свете Берл не любил убивать, хотя, по странному стечению обстоятельств, именно это являлось его профессией и даже в некотором роде призванием. Он умел убивать превосходно, сотнями разных способов, любым оружием и просто голыми руками. Он старался делать это возможно чище, не причиняя своим жертвам излишних страданий. Проблема заключалась в том, что все они потом приходили к нему, возвращались хотя бы по одному разу, а кто и чаще - во снах или даже наяву, в памяти. Поначалу он избегал смотреть им в лицо, полагая что таким образом избавится от незваных визитеров, но в итоге получалось еще хуже: они все равно приходили, только теперь он безуспешно напрягал воображение, пытаясь представить себе, какими они были тогда - например, цвет глаз, форму рта или случайный порез от бритья, сделанный утром того самого дня, под конец которого им столь фатально не повезло.
Как правило, Берл справлялся с такими визитами без особого напряжения. Совесть мучила его не больше, чем любого солдата: в конце концов, он сражался на войне, и цели этой войны были несомненны, святы и благородны. Именно это он и объяснял своим гостям, и они, как правило, понимали. Смерть, она ведь меняет человека, даже если при жизни он был заклятым террористом.
- Послушай, бижу, ну какие могут быть претензии? - к примеру, говорил Берл, обращаясь к нагловатому красавцу с кровавым пятном на груди и аккуратной дырочкой точно над переносицей. - Если бы ты, подлец, успел изготовить этот самый пояс и передать его своему упертому приятелю, то ты представляешь, что могло бы случиться? Там ведь дети ездят, в этих автобусах… Ну как тут было тебя не пристрелить?
И красавец, подумав, согласно кивал простреленной головой. А и в самом деле, что тут возразишь? Дело-то бесспорное.
Но бывали случаи, когда Берл чувствовал себя весьма неуютно. Ну что он скажет этим троим? - "Извините, ребята, ошибочка вышла"? Или: "Вы лучше к своему начальству сходите - это оно вас, дураков, подставило"? Или… Берл вздохнул и оглянулся на раскрытую дверь спальни. Отсюда, с лестницы, ему была видна мертвая кисть, свесившаяся с края кровати, и лужа крови на полу. Черт… Ладно, хватит переживать. Самое время подумать - что теперь делать дальше? Возвращаться? Продолжать поиски? Но где?.. Он задумчиво спустился в горницу. Усатое пожилое лицо удивленно смотрело на него мертвыми глазами, упираясь подбородком в собственный позвоночник.
- А вот не надо спать, бижу, когда сторожишь, - сказал Берл назидательно. - Будет тебе наука…
На душе у него скребли кошки. Задание выглядело безнадежно проваленным. Он попробовал входную дверь… Точно, не заперто; зря в окошко лазал… Все зря, черт тебя забери! Найдут этих жмуриков - утроят меры предосторожности, поди их потом достань… Да и тебе, дураку, оставаться здесь дальше никак нельзя: городок крошечный, во всей округе чужих - никого, сразу ясно, что ты за фрукт. Тем более что эти двое на площади тебя уже видели… плохо дело, приятель. По всему выходит, что надо уматывать, и поскорее, топить в речке оружие и уматывать…
Берл вышел на улицу. Шестой час. Надо торопиться. А если все-таки немного поупираться? Но как? Кого ты тут знаешь? Как собираешься искать иголку в стоге сена, не зная даже двух слов на местном наречии? Погоди-ка… А те арабы на площади? Глупости, не дури, заводи мотор и вперед, в Загреб, по аварийному плану. С дороги позвонишь, пусть начальники решают, у них головы большие. В конце концов - не твоя вина, что все так получилось. Неправильная ориентировка, бывает. Вон указатель в конце улицы. На Загреб - налево, в центр города - направо. Куда уж проще… Берл решительно кивнул и свернул направо, в сторону рыночной площади.
Он ехал быстро, чтобы не было возможности передумать, сердясь и одновременно уговаривая самого себя в пользу этого совершенно безрассудного решения. В конце концов, ничего страшного не случится - все равно их там уже нету. Больше им, дуракам, делать нечего - всю ночь на площади сидеть, тебя поджидать. Наверняка уже дрыхнут где-нибудь на своей, неведомой тебе базе. И хорошо, что - неведомой, а то бы ты еще и не таких дров наломал. Тебе ведь только дай волю, ковбой недоделанный. Ну куда ты прешься, куда? Зачем на рожон лезешь? Берл упрямо набычился и прибавил газу. Машина взвизгнула на круто заложенном повороте, по-лошадиному закинула круп и выправилась на прямой.
- Да ладно, - пробормотал он, по-мальчишески подмигнув самому себе в зеркальце заднего обзора. - Ну чего ты так распереживался-то? Подумаешь, большое дело. Сейчас приедешь, сделаешь круг почета, никого не найдешь - и кончен бал. Дуй себе тогда в свой Загреб, но уже, заметь, спокойно, без всех этих дурацких сомнений. Ага…
Он вынесся на площадь и резко затормозил у того ее края, где прошлым вечером торговался с арабами. Несчастный гольф прошелся несколько метров юзом и остановился, обиженно стуча клапанами. Площадь была тиха и абсолютно пуста. Все? Доволен? Берл с досадой прихлопнул по рулю обеими руками. Машина жалобно тявкнула - мол, я-то чем виновата?
- Ничем, родимая, ничем… - вздохнул Берл. - Ты-то в полном порядке.
Ну что - вперед, в Загреб? Сейчас… Он неторопливо вылез из машины и прошелся взад-вперед по пустому тротуару. Никого. Ну вот. Время признать поражение, бижу. Давай, давай, дуй отсюда. Он неохотно взялся за дверцу. Давай, давай…
- Эй!.. - Берл недоуменно оглянулся. Никого…
- Эй, ты! - Крик шел откуда-то сверху. Берл задрал голову. Прямо над ним, в окошке третьего этажа сидел один из давешних арабов… как его - Халед? Берл расплылся в счастливой улыбке. Давно он так никому не радовался…
- Салям, Халед! - воскликнул он, с неподдельным восторгом хлопая себя по коленям. - Тебя-то мне и надо, брат!
Халед зевнул, хрустко вывернув челюсть.
- Что, уже всю траву скурил? Быстро ты…
- А я не один, - подмигнул Берл. - В хорошей компании сладко дымится. Так что - вынесешь?
- Еще чего! Выносить тебе - нашел фраера. Сам поднимайся. Третий этаж, слева. - Халед еще раз зевнул, осчастливив площадь видом своей желтозубой пасти. Окошко захлопнулось.
Так. Интересно, сколько их там? "Слева" - значит, одна квартира. Значит, тавор ни к чему, обойдемся глоком.
А если другие квартиры тоже "грязные"? Как будешь, в случае чего, вниз пробиваться? - А халедов калаш на что? Вот у него и одолжим, если понадобится. Он даст… парень добрый, особенно если хорошо попросить.
Берл тряхнул головой, отгоняя последние сомнения, вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице. Глушитель он навинчивал по пути, не слишком при этом торопясь, так что последние обороты производились прямо перед изумленными глазами Халеда, с нетерпением ожидавшего выгодного покупателя перед открытой дверью.
- Что это? - удивленно спросил Халед, кивая на глок. С одной стороны, вид пистолета с навинченным глушителем и взведенным курком не оставлял никаких сомнений относительно намерений "гостя". Однако, с другой стороны, все поведение Берла свидетельствовало о таком подчеркнутом и предупредительном дружелюбии, что просто невозможно было заподозрить его в чем-либо нехорошем. Чисто интуитивно Халед выбрал из двух возможностей вторую как продлевающую жизнь.
- Это? - переспросил Берл, с недоумением разглядывая пистолет. - Я вот всем рассказываю, что это зажигалка, да почему-то никто не верит. Представляешь? Но ты-то поверишь, правда?
Халед с готовностью кивнул и сглотнул слюну.
- Да ты не стой в дверях-то, братан, - гостеприимно сказал Берл. - Заходи в дом, а то еще простудишься.
В маленькой прихожей стоял прислоненный к стене калашников. Берл по-отцовски положил тяжелую руку на халедов загривок.
- Ты ведь не обидишь меня недоверием, бижу? - ласково спросил он. - А где же твой дружок? Спит небось? А остальные - тоже здесь?
- Какие остальные? Мы тут вдвоем… я и Фарук. - Халед отвечал поспешно и с какой-то истерической готовностью. Берлова рука лежала у него на шее, как ярмо неимоверной тяжести. Что-то подсказывало ему, что этой руки следует бояться даже больше, чем пистолета.
- Фарук… Этот, что ли? - стволом глока Берл указал на вышедшего им навстречу Фарука.
"Точно… он - тот самый, второй, - отметил он про себя. - Наконец-то и мне повезло… Ну, теперь - все. Больше меня тут никто не видел. Нет, еще старуха-хозяйка… ничего, доберемся и до хозяйки…"
- Ты ведь Фарук? - сказал он вслух. - Очень приятно. Ты только не суетись, бижу. Стой, где стоишь. Я, слышь, так - покурить зашел.
Фарук настороженно кивнул. Застигнутый врасплох, он и не думал суетиться. Торс его слегка наклонился вперед, руки дрогнули, глаза, на мгновение метнувшись по сторонам, вернулись к берловому глоку.
"Эге… - подумал Берл. - Этот парнишка из другого теста. С таким и разговаривать бесполезно… Что ж, ничего не поделаешь. Смелые всегда умирают первыми."
Он выстрелил дважды - в грудь и в лоб, над самой переносицей. Фарук сполз по стене, размазав на белом красные неопрятные пятна.
- Ай! - пискнул Халед. Его начала бить крупная дрожь.
- Смотри-ка, - сказал Берл, удивленно покачивая головой. - Действительно не зажигалка. А я спорил, доказывал… Верить надо людям, бижу, вот что. Все наши беды от недоверия. Согласен? Да ты садись, Халед. В ногах правды нет. Давай-ка познакомимся поближе, а? Дружить так дружить, вот что я тебе скажу.
Он усадил Халеда в кресло, лицом к мертвому напарнику, а сам пристроился на стуле сзади. Руку Берл продолжал держать на шее араба, время от времени, как бы невзначай, пережимая сонную артерию.
- Ну вот… Ты сам-то откуда будешь?
- Иордания… - глухо ответил Халед. - Из Ирбида я. И Фарук - тоже.
Он всхлипнул.
- Из Ирбида? - обрадовался Берл. - Так мы же с тобой почти земляки. Я вот - из Иерусалима. Бывал в Иерусалиме? Нет? Я-то в Ирбиде бывал, да… И не только бывал, но и шороху хорошего навел, это я тебе без хвастовства говорю. А еще кофе там классный, в кофейной у Абу-Дауда, на рынке… Скажешь, нет? Как там Абу-Дауд, жив еще?
- Не знаю. Я там десять… двенадцать лет не был, - сказал Халед. Он сидел, сцепив трясущиеся руки, и боялся пошевельнуться. - Нам по четырнадцать было, когда мы ушли. В Афганистан. Вместе с Фаруу-у-у…
Не закончив слова, он начал плакать, заходясь в подавленных рыданиях. Берл присвистнул.
- Афганистан? Скажите на милость… а потом сразу сюда?
- Нет… три года там. Потом Фергана… Чечня. А в девяносто восьмом - сюда.
Халед судорожно задрал подол майки и вытер мокрое лицо. Берл слегка ослабил хватку. Сопротивления явно не предвиделось.
- Экая у тебя одиссея… Ладно, что это мы все о прошлом да о прошлом. Ты мне лучше вот что расскажи: где тут у вас "жаворонки" обретаются? А? Только не говори, что не знаешь, иначе я очень… нет, очень-очень-очень рассержусь. А если я рассержусь, то тебе, бижу, станет так страшно, как никогда не бывало, это я точно обещаю, с гарантией. Ты у меня тогда Фаруку позавидуешь.
Халед беспомощно хлюпнул носом и скосил глаза, тщетно пытаясь заглянуть в лицо своему мучителю.
- Жаворонки?
- Ну да… снайперы. Где они?
- Не знаю я никаких "жаворонков", - прошептал Халед. - Клянусь тебе матерью, не знаю. Тут мы, моджахеды… нас еще афганцами зовут. Потом ханджары, потом эти, как их… "черные лебеди". И все, больше никого нет.
Черт! Берл выругался про себя. Парень явно не врал. Неужели все опять впустую?
- Ладно, - сказал он мрачно. - И где тут весь этот зоопарк тренируется? Стрельба, минирование, радио… Где?
- Аа-а, это… - облегченно выдохнул араб. - Ну, это не здесь, это в Крушице. Деревня такая, километров двадцать отсюда. Мы туда на прошлой неделе ездили, всем отрядом. Погоди, погоди, там и снайперы были, точно!
- А откуда ты знаешь, что они снайперы?
- Ну как же… Я ж не фраер… Что я, макмиллана от обычной винтовки не отличу? Были снайперы, трое. Жили отдельно от всех, только молились вместе.
- Гм… конечно… И впрямь, макмиллана от обычной винтовки только фраер не отличит, - задумчиво повторил Берл. - А ведь ты мне помог, Халед, очень помог. Молодчина.
Если б можно было оставить парня в живых, Берл непременно так бы и поступил. Увы… Он спустился на улицу, оставив в квартире два мертвых тела.
"Ничего, приятель, - виновато сказал он своему отражению. - По крайней мере у тебя есть что ответить, когда они придут со своим обычным вопросом "зачем?". С Фаруком-то вообще говорить не придется - такие, как он, сами все понимают. Сегодня Фарук, завтра ты. Все справедливо. А вот Халеду придется объяснять. И тем троим - тоже…"
Берл вздохнул и тронул машину. Деревню Крушице он помнил по карте, проезжал такой указатель по дороге сюда, совсем недалеко от Травника. Гольф резво бежал по пустынному шоссе, довольный уже тем, что его не колотят руками по рулю, не жгут покрышки об асфальт и не бросают в невозможные повороты.
Вот и указатель… Крушице, три километра. Проехав еще немного по узкой грунтовке, Берл свернул на первый же попавшийся лесной проселок, а затем, выбрав подходящую прогалину, вообще сошел с дороги и продвинулся в глубь леса, насколько это было возможно. Затем он вынул из багажника чемоданы с винтовкой и патронами и отнес их в ближний овраг, забросав валежником. Ключи от машины брать с собой не стал - спрятал здесь же, рядом. Гольф, уже ничему не удивляясь, мрачно смотрел на эти зловещие приготовления.
- Извини, бижу, - Берл развел руками. - Дальше я один, а ты меня тут подождешь. Только не мелькай особо, ладно? Бог даст, свидимся.
Он вернулся к грунтовой дороге и пошел вдоль нее лесом, обходя блокпосты. Первый из них, всего лишь в полукилометре от места, где Берл спрятал машину, состоял из пыльного джипа с уже знакомой Берлу эмблемой и четверых усачей средних лет, в живописных позах отдыхавших в кювете, крепко обняв свои калашниковы. Следующий, перед самой деревней, выглядел уже намного серьезнее. Помимо джипа здесь была настоящая огневая точка, тщательно обложенная мешками с песком; из оборудованной по всем правилам амбразуры торчал хобот пулемета. Да и солдаты были другие: молодые, подтянутые, в безупречной черной новенькой униформе. Вооружены они были не калашами, а американскими штурмовыми винтовками М-16 и, в отличие от своих пожилых соратников, службу несли исправно, пристально глазея в надлежащих направлениях.
Помня о местных особенностях, Берл избегал тропок и прогалин, чтобы не наткнуться на мину. Первое минное поле он обнаружил при выходе из леса, рядом с деревенской околицей. Восприняв это как знак, Берл изменил направление и пошел опушкой, пристально вглядываясь в деревья. Наконец он нашел именно то, что искал - группу высоких сосен с густой кроной. Через несколько минут вся окрестность расстилалась перед ним как на ладони. К северо-западу от него, в лесной ложбине, образованной долиной неширокой реки, лежала деревня Крушице - около сотни добротных кирпичных домов с черепичными крышами. В центре деревни, на холме, высилась тяжеловесная мечеть с круглым куполом и длиннющим островерхим минаретом. Большая часть деревни размещалась на правом, ближнем к Берлу, высоком берегу. Были дома и за речкой, но эти держались от воды подальше, опасливо вскарабкавшись на холмики и пригорки и как бы подгребая под себя дворы с огородами и сарайчиками. Вся их неуверенная повадка красноречиво свидетельствовала о весенних наводнениях. Через речку был перекинут массивный каменный мост - такой, чтоб не смыло.
Там-то, на левом берегу, как раз между последними деревенскими домами и лесной опушкой, и располагался тренировочный лагерь. Единственная ведущая в Крушице дорога, пройдя через деревню и перемахнув через мост, кошкой подлезала прямо под дощатые лагерные ворота, а затем, сторонкой миновав караульную будку, облегченно растекалась по широкому, в пыль вытоптанному плацу. Прямоугольник базы был обнесен двухметровым проволочным забором; по углам его, а также в середине длинной стороны стояли сторожевые вышки. Слева от ворот параллельно реке тянулись несколько длинных бараков из бруса, еще один, такой же, отгораживал плац с противоположной стороны. За ним, в правой стороне лагеря, тремя ровными рядами стояли девять армейских утепленных палаток - из тех, о которых рассказывал Берлу в самолете веселый американский сержант.
Берл вздохнул. Сейчас он определенно не отказался бы от хорошего глотка "Дикой Индюшки". Мечты, мечты… Он снова вздохнул, достал из-за пазухи винтовочный оптический прицел и начал наблюдение. Солнце торчало справа-сзади, так что у Берла было как минимум шесть-семь относительно безопасных часов, пока светило, перевалив через речку, не начнет гонять по лагерю стада солнечных зайчиков от могучей берловой оптики.