Я почувствовал, как заныло под ложечкой. Это дает о себе знать печень! Врачи толкуют, что почти все наши болезни от нервов. Мне давно еще довелось переводить для издательства статью ученого-биолога Ганса Селье о стрессе и дистрессе. Stress в переводе с английского - давление, нажим, напряжение. Distress - горе, несчастье, нужда, недомогание, истощение. Каждый человек в своей жизни нередко испытывает стрессовое состояние и реже - дистресс. Селье говорит, что стресс есть неспецифический ответ организма на любое предъявленное ему требование. Ученый утверждает, что стресса не следует избегать, да если бы и захотели, то это невозможно: вся наша жизнь наполнена стрессовыми ситуациями. Деятельность, связанная со стрессом, может быть приятной или неприятной. Дистресс всегда болезнен, его хорошо бы избежать, но, увы, тоже невозможно. Свобода от стресса, по словам Селье, означает смерть. В нашем институте одно время "стресс" был модным словечком. Уткина однажды мне заявила, что она "стрессует" и потому просит ее после обеда отпустить домой.
По-моему, и я сегодня после разговора с Грымзиной, Великановым и Гейгером "застрессовал", потому и печень заныла… Оля в командировке. Слава богу, что она незлопамятная, как только объявится в городе, сразу позвонит. И что мне еще в ней нравится - это ровный характер. Я ни разу не слышал, чтобы она повысила голос. Если у нее плохое настроение - такое тоже с ней очень редко бывает,- она становится задумчивой, печальной, подолгу смотрит в окно или раскроет книгу, уставится в нее, будто читает, а на самом деле мысли ее витают где-то далеко. Первое время я пытался расшевелить ее, выяснить, что с ней случилось, но она отвечала, что с ней все в порядке. И я оставлял ее в покое, занимался своими делами, старался не обращать на нее внимания. И это было лучшее, что я мог сделать. Через какое-то время Оля освобождалась от дурного настроения, сама с улыбкой подходила ко мне, глаза у нее, до того печальные, снова становились веселыми. Оля, по-видимому, принадлежала к тем натурам, которые сами борются со своими сомнениями, неприятностями, не посвящая в них других. Чаще я встречал людей, которые, наоборот, при малейшей неприятности спешили перевалить свои горести и заботы на плечи близких. После этого им становилось легче, а близким - тяжелее. Таким людям, которые находят громоотвод, легче живется, чем тем, кто носит горе в себе. Я тоже своими печалями старался с другими не делиться. В этом отношении мы с Олей были одинаковыми.
Оля приедет к концу недели, в пятницу вечером, а сегодня вторник. Солнце освещает мой кабинет, позолоченные крылья у амуров будто охвачены огнем, в луче лениво столбится пыль. Форточка открыта, и я слышу, как за окном шумят машины, скрежещут на крутом повороте колеса трамваев, иногда доносятся разрозненные голоса. Я подхожу к окну и смотрю на Владимирский проспект: облитые солнцем автомобили несутся от светофора к светофору; тяжело дыша, проплывают переполненные медлительные троллейбусы; желтый пикап "башмачок" остановился прямо под моим окном, из него вылез высоченный парень в потертой кожаной куртке, распахнул заднюю дверцу и стал выкладывать на тротуар напротив парадной квадратные картонные коробки. Что-то нам привезли, но почему он не заехал со двора?..
Телефонный звонок отрывает меня от созерцания пикапа, шофера, таинственных коробок, на которых видны наклейки с изображением зонтика, рюмки и еще какого-то странного знака, напоминающего паука.
Позвонила Поля Неверова. Голос у нее нежный, приветливый. Слушая ее веселую болтовню, я вспоминаю ее губы, полноватую фигуру. В ее лице есть что-то азиатское: миндалевидные светлые глаза, маленький нос, скуластые щеки с мелкими рыжими веснушками. Полина не была красавицей, у нее толстые ноги, почти отсутствует талия. И все равно в ней было что-то привлекательное. Звонила она мне не чаще чем раз в месяц. Замужем она не была. Еще студенткой познакомилась со старшекурсником, вместе с ним была в стройотряде. Закрутилась у них бешеная полевая любовь, Полина забеременела. Парень обещал жениться, просил сохранить ребенка. А когда вернулись в Ленинград, стал сторониться ее, вилять, хитрить. И в конце концов выяснилось, что у него в провинции есть жена и дочь. Полина сделала аборт и окончательно порвала с парнем, который был только этому рад. У Полины Неверовой остался горький осадок от этой первой неудачной любви, больше она замуж не стремилась. Закончила медицинский институт и стала работать в районной поликлинике.
В поликлинике Полину уважали, она считалась лучшим участковым врачом. Она рассказывала, что с детства мечтала об этой профессии. У нее отец и мать тоже врачи, только в другом городе живут, кажется, в Кингисеппе. Мне с Полиной было спокойно, она рассказывала случаи из своей медицинской практики, выслушивала и простукивала меня, заставляла принимать аллохол от холецистита, составляла диету.
Хотя Полина по телефону и говорила на отвлеченные темы, я понял, что она хочет встретиться. Она спросила о моем здоровье, и тут я допустил тактическую ошибку, сказав, что в последнее время ноет печень, Полина тут же заявила, что в семь часов вечера будет у меня, судя по всему, началось весеннее обострение.
Ну почему мы, мужчины, так странно устроены? Оля Журавлева последнее время была для меня всем, а вот стоило позвонить Полине, и я дрогнул. Угрызений совести я не чувствовал: с Полиной у нас были такие отношения, что я мог ей честно рассказать о своем чувстве к Оле. Она мне тоже рассказывала о своих редких романах. Как врач, она подходила к вопросам любви с медицинской точки зрения. Могла спокойно рассуждать о физиологии мужчины и женщины, о культуре половых отношений. Рассказала, как чуть было не вышла за рентгенолога замуж - познакомилась с ним на юге в санатории,- но потом раздумала, потому что он оказался облученным и наследственность могла быть нездоровой, а она, слава богу, насмотрелась на дефективных детей…
И все-таки, шагая пешком к своему дому, я был недоволен собой: не стоило бы сегодня с Полиной встречаться! Вольно или невольно, но я пошел у нее на поводу. Не мое же это желание, а ее! Конечно, встреча с ней сулила приятные минуты… Я стал убеждать себя, что мы с Полиной друзья, вспомнил, как мы с ней договаривались, что при любых жизненных ситуациях не порвем. Я не думаю, чтобы это было всерьез, но мы даже обговорили такую возможность: если рано или поздно обзаведемся семьями, все равно хоть изредка да будем встречаться. О том, что мы могли бы пожениться, почему-то между нами никогда разговоров не было.
Когда я почувствовал, что моя жена Оля Первая начала мне изменять, я много раздумывал над понятием "измена". И пытался оправдать жену. Если ей захотелось быть с другим мужчиной, рассуждал я, значит, я ей надоел. С другим ей лучше. Во имя чего же она должна отказываться от того, что лучше? Во имя того, кто для нее хуже?.. Я ставил себя на место жены - я ей не изменял тогда,- но представить себя на месте женщины было довольно трудно. Как бы то ни было, я Оле не устраивал скандалов, старался не думать о том, что она встречается с кем-то. А себя при желании всегда можно убедить в том, что белое - это черное и наоборот.
Помню, когда я был молод, то мужей, которым изменяют жены, считал дураками, которые дальше своего носа ничего не видят… Оказавшись сам в их роли, я круто изменил мнение об обманутых мужьях, себя мне дураком считать не хотелось… Они не были дураками - дураки бешено ревновали, избивали своих жен, преследовали их. И как итог таких отношений был скандальный развод. Жена начинала люто ненавидеть своего мужа и уходила от него. Ее собственная вина бледнела в ее глазах по сравнению с ревностью ненавистного мужа. Жене свойственно все равно считать себя жертвой, даже когда и слепому очевидно, что эта жертва - муж. Те же, кто не хотел разрушать семью, не устраивали скандалов женам, не отталкивали их от себя, а тонко вели свою политику, которая, как правило, увенчивалась успехом: жена расставалась с любовником, возвращалась в семью. Конечно, нужно обладать холодным разумом, чтобы все видеть, знать и делать вид, что ничего не случилось. Нужен еще железный характер, умение управлять своими чувствами.
Почему я способен любить Олю - мне хотелось в это верить - и вместе с тем желать Полину? Это что, раздвоение личности или в наших генах заложено многоженство? Оля далеко, а Полина едет ко мне… Уже тогда я смутно подозревал, что женщины с Олиными достоинствами и темпераментом не могут принадлежать одному мужчине.
Уже сам факт, что Полина едет ко мне, думает о том, что должно произойти между нами, хочет меня,- волновал меня. И если бы даже вдруг с неба сейчас свалилась ко мне Оля, я был бы не обрадован, а, скорее, разочарован. Потому что все мое существо в эту минуту тянулось к Полине, будто по телефонным проводам, передался мне заряд ее желания…
Хорошо ли я поступаю по отношению к Оле Второй? И нужна ли ей моя верность? Как-то она откровенно призналась, что не изменяет мне не потому, что ее мучила бы после этого совесть, а просто другой мужчина не вызывает в ней ответного желания, не нужен он ей.
Мужчина, видно, устроен иначе: он даже мысли не хочет допустить, что принадлежащая ему женщина может быть с другим, сам же легко изменяет ей… Разумеется, это относится не ко всем мужчинам. Анатолий Остряков не такой. Кроме жены Риты для него не существует другой женщины. А я, видно, иной. Люблю Олю, а спешу на встречу с Полиной, которая, если уж говорить по совести, ни в какое сравнение не идет с Олей.
Господь бог наделил Олю Журавлеву таким сильным женским началом, что редкий мужчина этого не ощущал. Она притягивала к себе, даже не желая этого. Только теперь я понял ее Генриха: он был мужчиной-собственником и интуитивно почувствовал, что ему придется драться со всем миром за право владеть Олей. И он испугался этого, отступил, а когда наконец решился, было поздно - Оля отвернулась от него. Женщины могут сквозь пальцы смотреть на измены своих мужчин, но никогда не прощают им трусости и слабости.
Когда я в шесть выходил из института, сверкали стекла в витринах, никелированные бамперы машин, на шумных с большим движением улицах выхлопные газы, гарь забивали все доступные запахи весны. Я шел в толпе прохожих и был один на один со своими мыслями. Поэтому, наверное, я не сразу заметил, что в городе что-то изменилось: стало сумрачно и вроде бы прохладнее, сверху пришел негромкий добродушный грохот, будто кто-то огромный в тяжелых башмаках пробежал по железной крыше. В лицо неожиданно ударил упругий свежий ветер, в домах захлопали открытые форточки. То ли произошел перепад давления, то ли еще какое-нибудь странное атмосферное явление, только я вдруг оказался будто в вакууме: не слышно ни звука, движение вокруг замедлилось, машины на проезжей части смазались, расплылись… И тут же все кончилось: в уши ворвался оглушительный грохот, на квадратных стеклах современного железобетонного здания полыхнуло зеленоватым светом, в следующую секунду по голове, плечам защелкали редкие крупные капли.
Первый весенний гром с молнией. Грохот не умолкал, капли растягивались перед моим лицом в длинные серебристые пунктирные нити, асфальт под ногами потемнел, на нем заплясали серебристые на тоненьких ножках фонтанчики. Все кругом наполнилось дробным мелодичным гулом, это капли ударялись в крыши зданий, верх автомашин и троллейбусов, в заблестевшие стекла. Ожили, закашляли, прочищая цинковое горло, водосточные трубы. Мне даже показалось, что я заметил, как зашевелились на стыках колена. Широкий раструб, распахнувший белую пасть у самого тротуара, вдруг закряхтел, поднатужился и с характерным звуком выплюнул под ноги прохожих струю воды, перемешанную со съежившимися, ржавыми прошлогодними листьями.
Люди бросились в парадные, распахнутые двери магазинов, под навесы и арки. Древний стадный инстинкт живет в каждом из нас, ноги сами понесли меня в парадную, где уже толпились люди с мокрыми волосами, но я усилием воли сдержал этот порыв, гордо зашагал под взглядами горожан по тротуару. Дождь хлестал мне в лицо, рубашка прилипла к плечам и спине - пиджак я свернул шелковой подкладкой наверх и засунул под мышку,- с волос скатывались по щекам и подбородку холодные бодрящие капли. Пришла в голову мысль стащить башмаки и, перекинув их на связанных шнурках через плечо, зашлепать босиком по лужам, как в далеком детстве…
Первый настоящий летний дождь с громом и молнией гремел в Ленинграде. Я глубоко вдыхал свежий ветер, губы мои помимо воли складывались в улыбку, туфли разбрызгивали мелкие лужи на тротуаре. Навстречу попалась девушка со слипшимися длинными волосами. Она тоже улыбалась, выставляла вперед ладони, собирая в пригоршни дождь, а над головой раскатисто грохотал гром, зеленые вспышки одна за другой отражались и отскакивали от стекол витрин, деревья в сквере протягивали к небу корявые ветви с заблестевшими листьями. Еще просили дождя.
Глава пятая
Мне приснился сон, будто я парю над планетой. Не тот детский сон, когда ты бежишь по росистому зеленому лугу, широко раскинув руки, и вдруг легко, как стриж, взмываешь в воздух и летишь себе над полями, холмами, лесами, озерами. Мой сон был вполне в духе сегодняшнего времени, а отнюдь не далекого розового детства: мне снилось, что я, в белом космическом скафандре и гермошлеме с антеннами, парю в невесомости. Черная космическая звездная ночь раскинулась кругом. Я вижу планеты, круглый диск Солнца без лучей в черной ночи, голубую с белым, не больше Луны, Землю, ее можно сравнить с новеньким футбольным мячом. И, с немыслимой высоты глядя на вращающийся, будто окутанный разноцветными лентами шар, я чувствую, что начинаю изменяться, становиться совсем другим существом. Я приспосабливаюсь к новой, космической жизни. Мне смешно, что на этом голубоватом шаре - я его вижу весь в его вечном медленном вращении - я когда-то передвигался по Земле со скоростью шесть километров в час, расстояние до горизонта казалось мне бесконечным. Из дали космоса я не различаю города, наверное, даже целые области: Земля слишком медленно проворачивается перед моими глазами, сквозь атмосферу туманно очерчиваются моря, океаны, горные гряды…
Это чувство стороннего наблюдателя ново для меня, необычно. Я люблю, конечно, эту Землю, причастен к ней, меня с ней связывают невидимые нити, но вместе с тем чувствую, что вернусь туда другим. Я ее вижу всю, как на ладони, а ведь это противоестественно: человек появился на Земле, приспособился к ее силе тяжести, атмосфере, обитателям… Первые люди на Земле даже не подозревали, что она вот такая круглая, они просто не могли представить ее такой. Человеку дано видеть выгнутый край земли, ограниченный горизонтом. Только гениальные одиночки могли мысленно вознестись над Землей и взглянуть на нее сверху. До сих пор есть на Земле существа, которые не могут поднять голову и посмотреть на небо. Весь их мир - это плоская равнина. Видел ли кто-нибудь из нас, чтобы какое-либо животное, кроме волков и собак, задумчиво смотрело на небо…
Я проснулся и долго размышлял. Впервые мне отчетливо стало ясно, что сегодня на наших глазах совершается чудо: человек прорубает окно в таинственный космос.
Писатели-фантасты уже давно пишут, что в недалеком будущем люди будут летать на Луну, Марс, Венеру и другие планеты солнечной системы так же спокойно, как сейчас летают на самолетах в разные концы Земли. Наверное, будут, но это уже будут другие люди, отличающиеся от нас. Земное притяжение издревле держит человека на Земле, не каждый и на самолете-то чувствует себя в своей тарелке, а ведь нашим потомкам придется совсем оторваться от могучей пуповины Земли. И некоторым - навсегда. Уже сейчас ученые проявляют серьезное беспокойство по поводу с каждым годом растущей перенаселенности нашей планеты. Хочешь не хочешь, а потомкам придется подыскать для жилья во Вселенной новый, похожий на Землю дом…
Великий экспериментатор - природа придумала и такие варианты: живет себе в мутном иле личинка и год, и два, и три, а потом приходит время, выползает из воды на тростинку, сбрасывает с себя хитиновый подводный "скафандр", расправляет серебристые крылья и легкой, изящной стрекозой взлетает в голубое небо…
Кто знает, может быть, и человек на Земле лишь пока личинка, а со временем, самоусовершенствуясь, он улетит в дальний космос, где его, возможно, настоящая родина?..
С космоса мои мысли перескочили на более будничные дела: что сделать на обед? Сегодня суббота, в три из Парголова обещала приехать Оля. Обед себе в выходные дни я всегда готовил сам. Моя бывшая жена была не очень хорошей хозяйкой, и как-то получилось так, что частенько стряпал я. Разумеется, до рачительной домохозяйки мне было далеко, постоянно чего-либо не хватало под рукой: то луку, то перцу, то масла. Бывало и так: накрою стол, налью в тарелки, хвать, а хлеба нет ни кусочка…
В приподнятом настроении - я всегда радовался приходу Оли - я бродил с влажной тряпкой по квартире и вытирал пыль. У меня двухкомнатная квартира: одна комната метров двадцать пять, вторая - шесть. Когда у нас дома начались сложности, жена хотела разменять квартиру, но желающих на нашу не нашлось, и Оля Первая потребовала у меня наличные на кооператив. Когда она выписалась, из райжилконторы пришла комиссия и долго прикидывала, что делать с моей квартирой: подселять ко мне жильца или дать мне однокомнатную, а эту предоставить другим, у кого семья побольше.
Но маленькая комната меня выручила: никто не хотел мою квартиру считать двухкомнатной. Нашелся один здравомыслящий человек и, проницательно посмотрев на меня, заметил, что я, наверное, скоро снова женюсь и нечего тут мудрить… Квартиру мне оставили, но за излишки я стал платить. Правда, не очень много.
В большой комнате с одним высоким окном было просторно, лишнюю мебель я не любил. Одна стена заставлена книжными секциями, у другой, впритык к "интуристовской" стенке,- большой складной диван-кровать.
Пыли в квартире хватало, особенно она бросалась в глаза, когда в высокое окно забирался редкий солнечный луч.
Я обратил внимание, что Оле Журавлевой безразлично, прибрано у меня или нет, на кухню ее тоже не тянуло, а если я просил что-либо сделать, она долго раскачивалась, но зато если уж бралась за что, то делала на совесть. Мне бы никогда так чисто не помыть посуду, не почистить картошку, не протереть в комнате. Руки у нее были ловкие, проворные, но домашней работой она старалась себя не утруждать. Говорила, что дома мать все делает, вот она и не приучена к домашней работе.
Как бы я занят ни был, но никогда не лягу спать, если со стола не убрана и не вымыта посуда. Мои знакомые удивлялись: как это я без жены могу поддерживать в квартире порядок? И уж совсем изумлялись, когда узнавали, что я сам себе готовлю. "Зачем тебе жениться? - искренне говорили они.- Ты сам все умеешь делать!"
Вот в этом и проявлялся наш мужской эгоизм! Почему-то большинство мужчин считают, что быт, порядок в квартире, кухня - это удел женщины. И, вдруг оставшись один, такой мужчина оказывается полностью несостоятельным. Он буквально ничего не умеет делать, ходит в грязной рубашке с оторванной пуговицей, но ему в голову не придет выстирать ее или пуговицу пришить. Он не может даже себе представить, как это делается…