Они принялись медленно отступать. Парень ухмыльнулся еще шире и бросился к ним бегом, растопырив руки с оружием, словно любящий человеческое мясо демон-ракшас. Главарь-коротышка, поймав его взгляд, почему-то взвизгнул, отбросил оружие и мелькнул в кабину. За ним бросились остальные, беспорядочно опорожняя магазины на ходу. Фургон взревел двигателем, оставил на асфальте черные метки и рванул прочь, в сторону города.
Ружичка остановился, медленно засунул пистолеты за пояс. Поднес руку к голове, словно задумавшись, развернулся и побрел обратно. Его пошатывало. Алиса бросилась вперед - только бы не снова приступ, сколько же можно, тут и здоровый человек не перенесет, что уж говорить о...
Парень остановился у приземистого капота автомобиля, навалившись на него, словно пытаясь обнять. Или не упасть.
- Скальп захотели с меня снять, черти, - сказал он бессвязно, отнимая руку от головы. На руке осталась кровь. Много, вся ладонь была в ней, красные струйки весело катились вниз по предплечью. - Ирокезы хреновы.
И упал, как раз когда черный фургон скрылся из виду и не мог больше его видеть. Славя и Алиса подбежали к нему одновременно.
- О, девчонки... - сказал Ружичка, с живым интересом разглядывая их снизу. - А вы красивые... оставьте телефончик, а? После войны созвонимся, часа в три?
- Поверни ему голову, я посмотрю...
- За что ж мне наказание такое, опять двадцать пять...
- Тут кругом кровь, я ничего не вижу, дайте воды кто-нибудь!
- Какого черта ты полез вперед один, как чертов герой...
- Мало славы в том, чтобы, зная о бессмертии, идти под пули, - прошептал Ружичка, то ли цитируя кого-то, то ли просто следуя странным извивам своего бедного издерганного мозга. - Вызвать огонь на себя, сомневаясь - вот истинно достойный поступок.
Отходняк у него был тяжелый.
Кровь заливала шею и капала за горловину футболки, напитывая хлопчатобумажную ткань тяжелым вязким запахом. Шальной рикошет прошел по касательной, оторвав кусок кожи с головы и, возможно, вызвав легкое сотрясение - это выглядело скверно, но особой опасности не представляло, тем более, что над раной уже пошептали, в меру своих сил, и Алиса, и Славя, и остальные девушки.
- Салют, - бледная Реви, лежавшая на импровизированных носилках в микроавтобусе рядом, подняла покрытую татуировками руку. - Обратить в бегство толпу вооруженных ублюдков, не сделав при этом ни выстрела - это круто. Даже я бы не смогла. Зато теперь вместе будем лежать здесь - вместе веселее, точно?
- Ах, оставьте, графиня, у нас все равно ничего бы не вышло, - пробормотал парень, то ли дурачась, то ли на самом деле впадая в забытье. Датч озабоченно поглядел на часы и скомандовал стартовать.
***
Хосе Абрего боялся. Главе колумбийского картеля в Роанапуре было вообще-то не очень прилично испытывать такие низменные чувства - особенно учитывая, что для страха не было видимых причин. Дела у роанапурского картеля шли не слишком хорошо, но это было привычным и понятным - удаленность от родины, мировой кризис, да, в общем, все "семьи" в этом треклятом городе сейчас испытывали трудности, возможно, кроме русских, эта сучья дочь Балалайка умудрялась без потерь выходить даже из самых отчаянных передряг...
Но Хосе Абрего боялся. В городе творилось что-то неладное.
Несколько дней назад умер глава китайских "триад", мистер Ченг. Какой-то ублюдок просто выбил дверь в тайном домике, куда китаец приходил раз в несколько недель расслабиться, пристрелил двух девушек-служанок и влепил пулю ему прямо в сердце. Убийцу никто не видел.
Чуть позже было совершено покушение на Балалайку из "Отеля Москва" - хорошо спланированное, точное и смертельное. Убийца знал, куда она приедет и оборудовал грамотную снайперскую позицию. "Копченую" спасло только то, что именно в этот день она решила послать вместо себя заместителя, и покушение сорвалось. Внешность снайпера установить не удалось, быстро опрошенные местные глухо упоминали, что вроде бы видели "какого-то парня", хромающего с той стороны, где доносилась стрельба. "Какой-то парень", а! Наверное, следует назначить награду за голову "какого-то парня"!
Назавтра неизвестный вошел в итальянский ресторан, где имел обыкновение отдыхать дон Ронни из Каморры, застрелил шестерых охранников и убил дона выстрелом в голову. Личность нападавшего снова осталась неизвестной.
Из четырех неформальных глав преступного мира Роанапура убить пытались троих, и двое уже были мертвы. Оставался он один, колумбиец с мексиканским именем, в неизменных черных очках и безупречном белом костюме поверх цветастой рубашки с широким вырезом косого воротника. Интуиция и логика шептали ему на ухо нехорошие предсказания.
Хосе Абрего боялся и имел на то некоторые основания.
- Все вон! - рявкнул он неожиданно, и его телохранители - четверо здесь, еще двое за дверью, четное количество приносит удачу - скрипя кобурами, покинули комнату. Абрего схватил телефонную трубку.
- Алло! Балалайка! Мне нужно срочно встретиться с тобой, дело важное!
- А что случилось с "Копченой", Хосе? - насмешливо поинтересовалась с той стороны хозяйка "Отеля Москва". - Помнится раньше ты меня только так и называл, что изменилось?
- Неважно! - Абрего выругался в сторону. Проклятая "комми", она еще издевается! - Я же говорю, важное дело, нужно сговориться!
- Уже вечер, Хосе, - с такой искренней печалью, что из нее буквально сочилась фальшь, проворковала Балалайка. - Я уже закончила все свои дела и, к огромному сожалению, не смогу встретиться с тобой именно сегодня. Как насчет завтра после двух? Хм... Или, еще лучше, где-нибудь через недельку? А, вот я нашла полностью идеальное время: тридцать второе никогдабря, двадцать пять часов, шестьдесят минут ровно. Договорились? Вот и славно, не опаздывай. Пока!
- Да ты что, женщина, что ты себе... - начал было Абрега, но в телефоне уже пищали короткие гудки. Колумбиец в ярости швырнул трубку на стол. Не стоило ей этого делать, ох, не стоило - теперь он все равно с ней встретится, но только разговаривать будет в куда менее любезных выражениях.
- Эй, бездельники! - прорычал он. - Собирайтесь, мы едем в гости к русским! Берите побольше магазинов, встреча может быть жаркой!
***
В полупустой комнатке раздался звонок. Высокий человек снял трубку.
- "Черная лагуна" пришвартовалась, экипаж направляется в город, с ними люди из "Отеля Москва", - сообщил ему подрагивающий - что-то случилось? - голос толстяка Поу.
- Понятно, - вежливо сказал высокий человек Хайнрих Вайтхенер. - Ничего не предпринимать, препятствий не чинить, вы выполнили наш уговор полностью.
- Конечно, нет! - визгливо выплюнула трубка. - Еще чего придумали - связываться с этими... Проследить и подать сигнал - и все, точно как договаривались!
Вайтхенер положил трубку и некоторое время сидел в задумчивости. Тхирасак Поу был явно напуган - почему? Имелась опасность? Маловероятно, скорее всего снова обожрался наркотиками - эти азиаты ведь все равно, что животные, им все трын-трава - жена, семья, они и себя-то не уважают. Вот и пусть травят себе душу дурманом... Сейчас куда важнее пункт назначения, названный Поу - "Отель Москва". С одной стороны, заказ на Балалайку вроде бы отложен, сейчас следует уделить внимание четвертому, последнему объекту. С другой стороны, окончательно контракт никто не отменял, а значит, можно подстраховаться и попробовать убить двух птичек одним камнем.
Высокий человек был уверен в своих силах и навыках. Кроме того, в здании напротив штаб-квартиры "Отеля Москва" им давно была оборудована снайперская лежка - для одного из вариантов устранения. Возможно, следовало использовать его с самого начала, это могло бы уберечь его от ранения и временной недееспособности.
Хайнрих Вайтхенер поморщился. Неприятная тогда вышла операция, конечно, но сейчас дела снова входят в нужную колею. Решено - и Балалайка, и парни с "Черной лагуны" умрут вместе, и умрут сегодня. Пускай даже за эту часть контракта ему не заплатят. Есть такое слово - честь.
Высокий человек поднялся, подхватил стоящую у двери длинную черную сумку и вышел в ночь.
***
На острове Мак сумрак казался не таким плотным и сплошным, как в городе - не было высоких домов, закрывающих яркие блики от упавшего в море солнца, не было возвышения, на котором стоял Роанапур, да и городская сутолока и суета вокруг отсутствовала полностью, и ничто не отвлекало от созерцания гаснущих красок заката.
- Быстрее, Рей! - Билл Хойт подтолкнул бывшего кока и сунул ему в руки лопату. Рейхардт нехотя отвернулся от моря и направился за Хойтом, сжимая инструмент в руках. По правде говоря, следить за небом было куда интереснее (...на небе только и разговоров, что о море и о закате...), но Билл был его другом, а друзьям нужно помогать. Пускай даже ты в раю, вокруг плещутся разноцветные волны, а в воздухе носится невидимая, но блистающая мириадами оттенков волшебная пыль.
Билл Хойт шагал впереди, его глаза лихорадочно сверкали. Вот тут... нет... точно вот тут торчали эти чертовы подростки, а тут - мы. Чертов мистер Будда на прощанье дал целеуказание, сказав: "Слева от того места, где мы стояли, примерно в двадцати метрах от линии прибоя, неглубоко". Что ж, надо признать, парень сдержал свое слово - вся его команда каким-то чудом оказалась жива, включая зеленоволосую девчонку (ты же всадил пулю ей прямо в голову, Билл, как такое возможно?), они мирно покинули эти места, а значит, его часть сделки оказалась выполнена, и он заслужил награду.
Прекрасный вместительный сундук с золотом, как и было обещано.
Осталось только его выкопать. Информация от мистера Будды не отличалась точностью, но и это было объяснимо - по всей вероятности, даже у просветленных были свои ограничения. После того, как они с Реем заполучат сундук, про наемничество можно будет забыть - он поселится где-нибудь на маленьком островке посреди океана, в домике с тремя прекрасными мулатками и целым бассейном, наполненным ледяным апельсиновым соком.
Билл Хойт облизнул губы. Несмотря на сумерки, жара не спадала, и пить хотелось просто нестерпимо. Ничего страшного, осталось только немного поработать руками - лопату, Рей, не выпусти лопату, ради всего святого - и он будет богат, и у него будет свой островок. И апельсиновый сок, да, огромные запасы апельсинового сока, не говоря уже о мулатках. Десять метров от линии прибоя, по левую сторону - или он сказал "двадцать метров"? Для верности нужно будет копать на двадцати.
Вокруг сгущалась темнота, сзади поскрипывал песок под тяжелыми шагами не прекращающего дебильно улыбаться Рейхардта. Море в ночи шептало на ухо странные слова, и Билла Хойта в третий раз посетила ужасная, пугающая мысль: "Мы стояли лицом к лицу. Он имел в виду слева от них, или слева от нас?"
Мысль погасла, подавленная чувством суровой необходимости. Что ж, поскольку в этом вопросе ясности нет, придется перекопать по периметру весь остров.
***
Глава 25, где расставляются все точки и делаются важные заявления
Все-таки Балалайкой можно искренне восторгаться. Можно при этом тихо (или громко) ненавидеть за иные поступки и расчеты, можно презирать за принадлежность к "безбожным коммунякам", но нельзя не ценить ее невероятный, ганнибаловского масштаба, стратегический ум и способность мгновенно понять и оценить сильные и слабые стороны любого плана, перспективы и риски новых возможностей. Это восхищало.
Историю про невероятные похождения "Черной лагуны" и девчоночьей команды Ружички она, например, восприняла практически спокойно. Выслушала, задумалась, задала несколько уточняющих вопросов - и все. За окнами сгущалась ночь, но глава "Отеля Москва" еще явно не собиралась отдыхать - на столе громоздились залежи документов, раскрытый ноутбук, стояла откупоренная бутылка чего-то крепкого; три пепельницы - одна гостевая и две ее собственные - были доверху забиты окурками. Еды, увы, не было - печальный Ружичка горестно водил своим длинным носом, но ничего, что можно было съесть, поблизости не улавливал.
Балалайка, видимо, придя к какому-то выводу, пожала плечами собственным мыслям и вскинула холодные глаза на сгрудившуюся перед ней компанию - Датча, Ружичку, рыжую Алису и блондинку, имя которой так и не было названо. Остальные топтались в соседней комнате и наперебой ухаживали за Реви, которой, судя по рассказу, сильно попало в этом приключении.
- А зачем нужно было удалять топливо из трех катеров, но оставить его в четвертом? - поинтересовалась она внезапно. - В том, где капитаном был Билл Хойт. И по какой причине пришлось тратить огромные усилия, поднимая участок морского дна, делая из него риф, торчащий у катера на пути и не нанесенный ни на какие карты?
Ружичка, смешно выглядящий со своей обмотанной бинтами макушкой, покрутил головой, как обычно, ухмыляясь.
- Да потому, что я псих, - напомнил он. - Не забыли? Конченный псих.
Балалайка выглядела задумчивой.
- Вполне возможно, что именно так все и обстоит... Если, конечно, твоей целью было не просто победить Билла, а опозорить его, уничтожить его репутацию. Сделать так, чтобы ему никто не поверил и никогда в будущем не вздумал прибегать к его услугам.
Ружичка сделал глупое лицо.
- Ну, он же правда какую-то дичь мог бы рассказать. То загадочным образом кончилось горючее во всех катерах, то на пустом месте, в полнейший штиль, образовалась гигантская штормовая волна. А напоследок из воды за ночь выросла скала, а потом бесследно пропала. Нет чтобы прямо сказать - прошляпил троих шестнадцатилетних школьниц, не сумел с ними справиться, даже руководя двумя десятками вооруженных до зубов бойцов. Все бы отнеслись с пониманием.
Он снова ухмыльнулся.
- А может, и нет. Теперь уже не выяснишь.
Балалайка кивнула, словно ожидала услышать что-то в этом роде.
- Что ж, давайте подведем итоги вашей экспедиции... Затопленное судно, координаты которого я дала, вы нашли, после чего осуществили разведку и подтвердили наличие на борту как минимум нескольких тонн золотых изделий, ориентировочную стоимость сейчас даже определить затруднительно, - она задумчиво провела пальцем с ярко-красным маникюром по потемневшим монетам. - С высланными на перехват наемниками справились, надолго, судя по всему, выведя их из игры. Ненароком вскрыли контр-операцию ЦРУ, заинтересованного в присвоении упомянутого затонувшего судна. И напоследок показали всякой криминальной мелочи, что с "Отелем Москва" шутить не стоит... за это, по-видимому, мне нужно поблагодарить непосредственно Александра.
- Служу "Отелю"! - Ружичка невнятно махнул рукой, то ли отдавая честь, то ли выполняя диковинный пионерский салют.
Рассевшийся в кресле тут же Сержант хмыкнул.
- К пустой голове ладонь не прикладывают... - но вообще-то и вправду звучит неплохо. Чуть поменьше паясничал - цены бы тебе не было, парень.
Ружичка жестами показал, что он и рад бы, но не получается.
- Излишне говорить, что мне понравилось, как вы справились с заданием, - сообщила Балалайка. - Что же касается итоговой оплаты, Датч, ты понимаешь, что пока мы не поднимем "испанца" со дна, сумма вашего гонорара будет плавать. Но плавать она будет в таких цифрах, что тебе наверняка понравится.
- Возражений нет, - коротко ответил очкастый здоровяк. У Сержанта коротко бибикнул телефон, приняв текстовое сообщение, и тот, отчего-то посмурнев, выскользнул за дверь.
- По остальным нашим... договоренностям относительного заказа - мы оговорим этот вопрос с глазу на глаз. Но все они остаются в силе, если ты, конечно, не передумал.
Датч согласно кивнул.
- Теперь об Александре с... друзьями, - Балалайка оценивающе уставилась на парня. Тот в ожидании растопырил глаза пошире. - Технически я не являюсь вашим нанимателем - этим занимался Датч под свою ответственность. Но с целью показать, что меня устраивает ваш стиль работы, думаю, имеет смысл выдать небольшую премию - как я понимаю, в ходе операции вы столкнулись с трудностями и успешно их преодолели. Это хороший подход.
- Да я всегда так себя веду, что вы такое говорите, нормально же общались... - заныл было Ружичка, но его очередной номер прервал неожиданно вернувшийся Сержант. На этот раз откровенно встревоженный и потому грубый.
- Сюда едет Хосе Абрего, - сообщил он, вытягивая из-за пояса "стечкина". - С ним десяток человек, все недовольны и все вооружены.
Спокойствие Балалайки дало трещину. Это длилось какую-то долю секунды, но Датч знал ее слишком хорошо, и видел, что уголок губы женщины нервно дернулся. Что-то пошло не так.
- Это... неудачно, - обронила она. - Но поправимо. Спрячь оружие, Борис, оно нам не понадобится. Хосе и его товарищи не задержатся здесь надолго.
***
Хайнрих Вайтхенер, сидящий в глубине комнаты, был удивлен настолько, что даже позволил себе покачать головой - для чего ему пришлось сначала аккуратно оторваться от оптического прицела. Все же решение оборудовать позицию здесь, в помещении заброшенного турагенства, было разумным, на грани гениальности, потому что сейчас в слабо освещенной комнате, которую он как на ладони видел в прицел, собрались все три его мишени. Цель номер два, Балалайка, цель номер четыре, Хосе Абрего, и дополнительная цель - молодой совсем парень, который за три дня уже успел несколько раз сорвать его операции и надоесть хуже горькой редьки.
Что это означало? Что два быстрых выстрела закончат его задание и оплатят все счета, которые высокий человек успел наделать за последние полгода. А один дополнительный принесет вдобавок и немалое моральное удовлетворение. Так важно - сочетать материальное и душевное, горнее и низменное. Немцы всегда понимали это лучше других.
Вайтхенер сдвинул ствол на полмиллиметра вправо, чтобы лучше видеть Хосе Абрего. Этот будет первым - его законная мишень, после которой контракт технически можно считать выполненным. Второй будет Балалайка - она сидит спиной к окну, и снять ее будет легче. Пускай даже эта часть заказа была приостановлена, бросать все на полпути есть дурной тон. Третьим станет наглый парень, он даже ничего не успеет понять. И все закончится - в доме был черный ход, который через грязные веранды и заставленные ящиками пристройки выводил в лабиринт улочек, где мог бы бесследно затеряться даже средних размеров танк.
Все было продумано - разумно и безупречно - на этот раз не могло случиться ни малейшей осечки. Хайнрих Вайтхенер не боялся хвалить самого себя, если похвала была заслужена.
***
- Не ожидала увидеть меня, а, Балалайка? - Абрего был на взводе, в нем боролось жгучее желание разрядить весь магазин в тупую perra, посмевшую унизить его, пускай и только по телефону. Горячая натура требовала выхода. Разумная часть его, впрочем, напоминала, что именно у этой женщины он и собирался просить помощи - и защиты.
Поколебавшись, он спрятал пистолет, сделал своим людям знак поступить так же, и нервно поправил воротник рубашки.
- Не ожидала, - Балалайка, как всегда, была невозмутима. - Что ж, все когда-то бывает впервые. О чем ты хотел поговорить, Хосе?
Абрего недовольно обернулся на людей, которые - дьявол их знает, почему - все еще оставались в комнате.
- Мы будем говорить наедине, - буркнул он.