* * *
Вивьен не нужно было свободно владеть итальянским, чтобы понимать, что ею восхищаются.
Гости прибывали. "Феррари", мигая фарами, подъезжали к парковке, из них выходили, приветствуя хозяев, гламурные дамы в восхитительных нарядах вампиров, оборотней, русалок и даже мертвецов.
Все они шли рука об руку со своими мужчинами, заполняя большой зал ароматами изысканных дорогих духов. Вивьен стояла рядом с Джио, словно приклеенная, выслушивая комплименты и сознавая, что выглядит потрясающе. Она сделала ставку на образ нимфы, который дополнял яркий макияж. Она представляла собой непревзойденное сочетание европейского стиля и американской богемности. Девушка даже попросила швею украсить декольте крошечными бриллиантами, которые теперь мерцали в свете свечей.
Рядом с ней Джио был неотразимым Темным Графом. Накидка подчеркивала его рост, а глаза - один черный, другой зеленый - делали его образ восхитительным: одновременно жестоким и сексуальным. Ей понадобилась вся ее выдержка, чтобы в ту же секунду, как она его увидела, не сорвать этот костюм и не заняться с ним любовью.
- Видеть вас одно удовольствие, - говорила она гостям. - Как мило с вашей стороны прийти сюда… Да, мы очень рады, что вы все-таки решились… Вы знали Джакомо Динаполи? Восхитительно…
Вивьен очень старалась. Она боялась, что наигранно уверенное владение языком ее подведет, но на деле ее старательность казалась всем очаровательной.
- Я восхищаюсь тобой, - сказал ей Джио, улучив минутку. Вивьен не чувствовала такой уверенности с момента прибытия в Италию. Вечеринка получилась успешной настолько, что гости умоляли сделать такие приемы ежегодной традицией, и радовались тому, что после долгого запустения здесь наконец-то все ожило.
- Словами не передать, насколько я тебе благодарен, - Джио провел рукой по ее спине. - Я никогда даже не мечтал о таком. Я не заслуживаю подобного. Знаю, что нет. В последнее время я уделял тебе недостаточно внимания. Слишком долго отсутствовал. И, может, я и не говорю это каждый день, но я понимаю, что жить с моей сестрой неудобно, что это сложно для тебя.
Восхитительный прием, ставший настоящим триумфом, и дурманящий голову алкоголь развязали ему язык.
- Я люблю тебя, - сказала она. - И для меня не важно, с чем приходится мириться.
Услышав от него "люблю" в ответ, она почувствовала тепло, как будто он сказал это впервые. Сейчас ей казалось глупым нарядиться феей, в то время как он изображает ужасного кровопийцу. Но они были рядом: влюбленные и опьяненные счастьем. И это было главным - стоять рядом с Ним, ее единственным. Она смотрела, как он переходит от одного гостя к другому, и представляла себе, как спустя несколько лет у них будет своя собственная семья и в толпе людей будут бегать мальчик и девочка - их дети.
- Мы знали их еще детьми.
Вивьен услышала голос за спиной. Она повернулась и увидела женщину лет пятидесяти с бокалом чинзано, говорящую по-французски с едва заметным акцентом.
- Правда? - Вивьен улыбнулась, надеясь, что на зубах не осталось следов помады.
- Грустно думать о том, что заставило их сюда приехать. Такие юные, так много пережившие… - Женщина покачала головой. - Но вы уже все это знаете.
- Да. Это было ужасно. Синьор Динаполи, должно быть, был прекрасным человеком.
- Он был щедрым. Так много сделал для Изабеллы. - Женщина сделала паузу, словно собираясь продолжить, и отпила еще немного из бокала.
Тогда какого черта Изабелла осталась такой же, как прежде? - размышляла Вивьен.
Держа в руках энный бокал "Дом Периньон", она поняла, что делало вечер таким приятным: отсутствие Изабеллы. Возможно, золовка в последний момент перенервничала и именно поэтому не объявилась. Казалось, все этого ожидали, поэтому никто не упоминал ее имя.
- Вы знали, что Барбаросса раньше был лечебницей? - снова спросила женщина. - Сейчас такие называют более корректно - "приют". Место для людей с психическими проблемами. Динаполи закрыл заведение. Все равно в те времена их методы лечения уже критиковались, а родственники больных предпочитали менее радикальные способы - психиатры, врачи, традиционная медицина. Осмелюсь сказать, что иногда они… шли на крайности.
Вивьен осмотрела комнату, выискивая Джио. Он разговаривал с мужчиной в костюме оборотня, и она едва удержалась от смеха - отличная парочка.
- Тогда поговаривали, что Динаполи испытывал некоторые из этих способов лечения на девочке.
Вивьен взглянула на нее.
- Конечно, никто не может утверждать с уверенностью. Но он стал настоящим отшельником. Крайне редко покидал дом и, говорят, был одержим.
- Чем?
- Идеей исцеления Изабеллы.
Вивьен представила себе это. Она никогда не могла даже вообразить, каково это - сидеть в четырех стенах привязанным к одному месту. Девушка всегда срывалась с места на место, боясь остановиться, и только сейчас поборола себя.
- Я не знаю, что из этого известно вашему мужу, - продолжала женщина, - и как он к этому относится. Не сомневаюсь, что вы более образованны, чем такая надоедливая деревенская сплетница, как я. - Она игриво подтолкнула Вивьен, и из бокала девушки выплеснулось шампанское. - Но так приятно видеть, что Джио снова здесь, скажу я вам. Да еще и с такой очаровательной женой.
- Спасибо. - Вивьен сглотнула.
- Вы сегодня настоящая звезда. Все так говорят. Конечно, мы слышали о его достижениях в Америке, но все равно сложно сопоставить образ этого мужчины с тем мальчиком, каким мы его знали. Как жаль, что у нас не было возможности встретиться… - Женщина замолчала. Вивьен посмотрела на нее, а затем проследила за направлением ее взгляда. Там, около входа в зал, стояла фигура. Черный силуэт.
"Святые небеса…"
Шепот эхом прокатился по комнате. Волна вздохов распространялась быстро, как туман от замерзшего озера. Комнату наполнили восхищенные перешептывания, воспоминания о которых даже через несколько недель продолжали раздражать Вивьен. Это был трепет перед той, которая почтила их своим присутствием, - злой, но прекрасной королевой.
Изабелла стояла, с ног до головы окутанная струящимся шелком, словно изысканный набросок тушью. Ее волосы были завиты, и кудри напоминали волны чернил, пролитых на мрамор. Она казалась драматически-прекрасным видением с кроваво-красной помадой на губах и неприлично длинными ресницами. Впервые ее глаза не были скрыты за темными локонами. Вивьен смотрела в них, ошеломленная тем, какой поразительно красивой на самом деле была сестра мужа. Сестра моего мужа. Как она ей завидовала в этот момент! Лицо Изабеллы было фарфорово-бледным, веки подчеркнуты темно-фиолетовым, а скулы, выделенные едва заметным прикосновением кисточки с румянами, казались острыми как лезвия. Позади нее виднелся пламенный закат, окрашивающий холмы вокруг Флоренции в разные оттенки оранжевого. Она казалась произведением искусства, а не реальной девушкой.
"Такая красавица", - перешептывались женщины. Неудивительно, что эти чувства разделяли все собравшиеся. Вивьен стояла позади, забытая гостями, которые уже торопились поприветствовать вновь прибывшую. Изабелле не нужны были слова, чтобы привлечь внимание. Во-первых, потому, что за нее говорила ее красота, и, во-вторых, потому, что лицо Джио, присоединившегося к ней, сияло такой неподдельной детской радостью, которую Вивьен не могла у него вызвать. Он стоял рядом с Изабеллой, приветствуя за нее гостей и отвечая на их восхищенные реплики, и это казалось совершенно естественным. Вивьен осталась не у дел. Никто даже не обернулся, чтобы взглянуть на хозяйку вечера, стоящую в одиночестве в центре танцплощадки. Никто, даже мой чертов муж. Улыбавшаяся Изабелла казалась невинным цветком, хотя Вивьен знала, какое она на самом деле ядовитое растение. Она подхватила брата под руку, как будто они были семейной парой, и Вивьен на секунду правда поверила, что это была их вечеринка. Задолго до появления Вивьен именно они владели этим особняком. Они были теми, на кого приехали посмотреть все гости.
Она ждала, когда же Джио посмотрит на нее, хотя бы поинтересуется, где она. Но о ней забыли, как о старом халате после покупки блестящего платья.
И все же нашелся человек, чей взгляд пал на нее.
Изабелла.
И одного этого взгляда было достаточно, чтобы Вивьен поняла, что Белла намеренно ее превзошла. Сестра выжидала, высчитывала, когда ей выгоднее всего появиться, чтобы превзойти соперницу. И что хуже всего, ее сумеречный наряд казался невероятно сексуальным, тогда как образ Вивьен был воплощением непорочности. Изабелла продолжала за ней наблюдать, и Вивьен уговаривала себя не отвечать на ее взгляд.
Все в Изабелле говорило об одном.
Он никогда не будет твоим. Он всегда будет моим. Как ни старайся, ты всегда будешь проигрывать. У нас с ним одна кровь. Ты никогда не сможешь с этим соревноваться.
И тут Вивьен осенило.
Ты ошибаешься, Изабелла. Я могу соревноваться.
Она знала, что нужно делать.
Глава двадцать первая
Италия, лето 2016 года
Мне стало легче, когда Макс предложил встретиться. Прошлая неделя в Барбароссе прошла тихо, и оттого еще более странно, как будто разбуженное мною нечто ушло, но только для того, чтобы спланировать свое возрождение. Я отчаянно хочу рассказать кому-то о дневнике, о Сальваторе, о призраке у фонтана, но дома никто меня не поймет, кому угодно в Лондоне происходящее на этих солнечных холмах покажется нелепым, каким, возможно, и является, но я пока не готова отступить. Я и сама хотела связаться с Максом, но после того, как настойчиво я отказывалась от участия в его расследовании, мне неловко.
Он подбирает меня у дороги.
- Помню, как я приходил сюда, - говорит Макс, пока я забираюсь в его разбитый "фиат". - Лили никогда не пускала меня дальше ворот.
Я расспрашиваю о Лили, его тете. Насколько близки они были с Вивьен? Я завидую их близости, мне кажется, что один откровенный разговор с Вивьен ответил бы на столько вопросов, развеял бы столько сомнений! Была ли Лили похожа на Макса? Я наблюдаю за своим новым знакомым, пока он везет нас по раскаленной дороге через рощу, окна машины открыты, и легкий ветерок играет с его волосами. Он показался мне красивым еще в первую нашу встречу, но только сейчас, при дневном свете, я могу рассмотреть черту, определяющую все, и не могу забыть о ней.
Я ни у кого не замечала подобного.
Кроме Джеймса.
- Все в порядке? - спрашивает Макс.
Я смотрю, как легко его рука держит руль снизу, и вспоминаю вечер, когда Джеймс повез нас к побережью, потому что мне вдруг захотелось рыбы с чипсами, которые продают именно там.
- Да, - отвечаю я, отгоняя воспоминания, - просто мне нужно много тебе рассказать.
* * *
Я не ожидаю оказаться у Макса дома, но именно туда он привозит меня. Он живет в скромном доме в деревне - в нем раньше был монастырь, здесь полно странных прохладных комнат с влажными стенами. Пахнет чудесно, как в церкви. Мне нравится, как он обставил жилье - массивная мебель под старину.
- Это вещи Лили, я не мог от них избавиться… - вперемежку с современными фотографиями на стенах - оказывается, что эти черно-белые снимки Флоренции сделал он сам. - Просто хобби, ничего особенного.
Я беру с полки одну из книг - здесь в основном серьезные исторические тома: "Дорога в Рим", "Немецкая война", "Падение СССР" и все такое.
- Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? - спрашивает он, и я снова замечаю трещинку на подбородке.
- Конечно. Кофе, если можно.
Мы сидим на заднем дворе, в маленьком патио, окруженном поникшими от солнца деревьями, и Макс смущенно рассказывает, что, сам того не желая, уничтожал каждое растение, которое покупал или получал в подарок. Я смеюсь над этой историей, и от этого становится неловко - все выглядит так, будто у нас свидание. Так я смеялась над шутками Джеймса, но то был скорее нервный смех, он был моим боссом, и большего не позволяли приличия. С Максом все легко, естественно, и я просто искренне смеюсь.
Билл сказала бы, что это свидание. Она постоянно пыталась меня с кем-то познакомить, хотела отвлечь и заставить "посмотреть на этого идиота объективно".
- А Макс хорош собой? - сразу же спросила меня подруга, когда я рассказала ей обо всем. Я успокоила ее, сказав, что ничего такого, - ведь и правда, - но Билл все равно решила, что он хорош, потому что… ладно, он хорош.
- Итак, - Макс откидывается назад, - расскажи мне все.
И я рассказываю. О встрече с Сальваторе в Овальном саду. О том, как Вивьен отправилась к доктору, о таблетках, которые привезли раньше. О ключе от всех дверей, оказавшемся именно там, где он и сказал, - в камине бального зала, о том, как я открыла дверь на чердак. О найденной там записке. О дневнике Вивьен. Почему-то я не рассказываю о привидении у фонтана, отчасти потому, что сама не уверена в том, что видела, отчасти потому, что это звучит так неправдоподобно, что он может засомневаться в правдивости и всего остального. На самом деле я избегаю любых упоминаний о фонтане. Не могу даже произнести это слово. Оно под запретом.
- А в дневнике было что-то о Лили? - спрашивает он.
- Я прочла только эту запись.
Макс наклоняется ко мне:
- Нам нужно заполучить его.
- Но это слишком рискованно. Правда, Макс, меня очень испугали слова Сальваторе. Да и все это меня пугает. Я, кажется, схожу с ума.
- Это он сошел с ума.
- Откуда нам знать? - хмурюсь я. - Адалина сказала, что он не в своем уме, но это звучало так… будто она хотела, чтобы я игнорировала его. Как будто придумывала алиби для себя. Она сказала, что он свихнулся много лет назад. Хотя Сальваторе и напугал меня, он кажется самым честным человеком в Барбароссе.
- А ты так и не видела Вивьен?
- Только мельком. На заднем сиденье машины. Я уверена, что она наблюдала за мной не раз. И я практически уверена, что она была на чердаке - я слышала. Но нет - лицом к лицу я с ней не встречалась.
- Это странно.
- Еще как. Даже если бы я захотела передать ей послание от Лили, Адалина не пропустила бы меня.
Я пересказываю Максу подслушанный мной разговор, в котором Вивьен убеждала Адалину, что я похожа на кого-то.
- Кого они имели в виду?
- Не знаю. Но это должно быть связано, ты так не думаешь? То, что свело с ума Сальваторе, и извинения твоей тети?
Макс пожимает плечами:
- Не исключено.
Я роюсь в сумке и достаю каракули с чердака. Он никогда тебе не достанется. Он всегда будет моим. Я уже говорила Максу о том, что там написано, но ему стоит увидеть оригинал, чтобы понять все безумие этой записки.
- Ничего себе, - говорит он.
- Как думаешь, кто это написал?
Он выдыхает.
- Наверное, это муж, Джио, - отвечаю я сама себе. - Точнее, это о нем.
- Sí. Точно.
- Кажется, ты недоговариваешь.
Макс отставляет кофе и собирается налить чего-то покрепче. На столе появляется бутылка граппы и два стакана. Он наполняет их и какое-то время молчит.
- Лили упоминала о сестре, - говорит он, - Изабелле. Она доставляла Вивьен много горя. Они готовы были вцепиться друг другу в горло.
- Это объясняет запись в дневнике.
- Пожалуй. Но это что, значит, у нее было что-то с собственным братом?
Мне не хочется думать об этом, но не получается.
- Лили больше ничего не говорила?
- Я спрашивал, но она твердила, что у Вивьен есть право на неприкосновенность личной жизни.
- Это значит, если они были близки… - я задумываюсь. В основном о фонтане и о женщине, которая, по словам Сальваторе, мылась в нем. Он говорил об Изабелле? Вивьен? Может, Лили? При чем здесь вода?
Мы говорим до глубокой ночи. Я давно не напивалась вот так, махнув на все рукой. В последний раз с Билл спустя пару дней после самоубийства Грейс Кэллоуэй. Я не ела и не пила с тех пор, как это произошло, лежала в постели и боялась выйти на улицу, потому что это означало бы встречу с реальным миром. Но я не меньше боялась оставаться внутри, потому что там меня ждала встреча с моими собственными демонами. Пока Билл наконец не вытащила меня и не заставила "встретиться" с декалитрами водки - мы наливали ее прямо на кубики льда, а я изливала Билл душу. На той неделе во рту у меня не было ничего, кроме алкоголя. И меня ждало жуткое похмелье.
Но пить с Максом сейчас, даже несмотря на обстоятельства, приятно. Мы меняем тему, как будто это был только предлог привезти меня сюда, оправдание встречи, и говорим об историях наших жизней, наших страхах и надеждах. Макс делится забавной историей о его бывшей. Я ничего не говорю о Джеймсе. Он говорит о своей маме, как он много лет назад пытался связаться с ней, но она не захотела и знать его. Я рассказываю о своей, о папе и сестрах, о том, как росла и как хотела помнить маму лучше.
- Мне жаль, - произносит он.
- Не стоит. Все нормально. Это было давно.
Попытка выглядеть беззаботной тщетна.
- Ты можешь рассказать мне все, - говорит Макс.
- О чем?
- О вещах, о которых ты ни с кем не говоришь.
- Откуда ты знаешь, о чем я говорю, когда ты не слышишь? - говорю я игриво, стараясь сменить серьезную тему, которой мы коснулись.
- Давай, я хочу знать секрет Люси Уиттекер.
Я сглатываю ком. Секрет…
Задумываюсь. А ведь есть кое-что, о чем я никогда не говорила ни с кем.
Я рассказываю, как после смерти мамы старалась сделать отца счастливым, хотя и не знала как. И как хотела почувствовать счастье сама. Я вспоминаю ужасные недели, когда папа не вставал с кровати и как я врала всем, кто заходил, что он просто вышел в магазин и все хорошо. Что отец никогда не говорил со мной о маме, но я и не настаивала, зная, что мы переживаем горе по-разному. Рассказываю, что после того, как сестры разъехались, мне самой казалось немыслимым уехать из дома и оставить отца одного, а потому я нашла работу по соседству, приносила все деньги в дом и даже платила женщине, которая приходила к папе играть в карты по вечерам, когда я работала. Как та женщина дала мне второе дыхание, когда со временем их дружба переросла в нечто большее, и переехала в наш дом тогда же, когда моя давняя школьная подруга Билл искала соседку в свою квартиру в Лондоне. В каком восторге я была оттого, что моя жизнь снова моя… но часть меня навсегда осталась там, в доме отца. Однако я умалчиваю о том, что было дальше. Как я пустилась в опасное приключение, не зная, чем оно может закончиться.
Макс выдерживает паузу, прежде чем сказать:
- Это так трогательно, что ты заботилась о своей семье.