Адепты первого луча
Обратимся к внешности этих Великих; она до некоторой степени различается в зависимости от луча, или типа, к которому принадлежит каждый из них. Выдающейся чертой первого Луча является власть, или сила, и рождённые в нем - это цари, правители мира - прежде всего внутреннего и духовного мира, но также и физического плана. Каждый человек, обладающий в необычайной степени качествами, позволяющими ему господствовать над людьми и легко направлять их на желаемый путь, весьма возможно, либо человек первого луча, либо имеет к нему склонность.
Такова царственная фигура Господа Вайвасвата Ману, правителя пятой коренной расы, который по росту самый высокий из всех адептов - в нём два метра и он обладает совершенным телосложением. Он является представителем нашей расы, её прототипом, и каждый член этой расы прямо происходит от него. У Ману поразительно властное лицо с орлиным носом, с пышной и волнистой каштановой бородой и карими глазами; своим спокойствием он производит впечатление льва. "Он высок, - говорит наш президент, - и царственно величествен, глаза его зорки, как у орла, светло-карие и сияющие, с золотыми искорками". В настоящее время он живет в Гималайских горах недалеко от дома своего великого брата, Господа Майтрейи.
Подобен ему и Учитель Морья, заместитель и преемник Вайвасваты Ману, будущий ману шестой коренной расы. По рождению он - раджпутский царь, у него темная раздвоенная борода, темные, почти черные волосы, падающие на плечи, темные проницательные глаза, полные силы. Он чуть ниже двух метров ростом и держится, как солдат; говорит краткими, четкими фразами, как тот, кто привык, чтобы ему повиновались. Его присутствие дает ощущение захватывающей власти и силы; его царственное достоинство внушает глубочайшее почтение.
Е. П. Блаватская часто рассказывала нам, как она встретила Учителя Морью в Лондоне в Гайд-парке в 1851 году, когда он приехал туда вместе с другими индусскими князьями на первую великую Международную Выставку. Странно, что тогда же, не зная этого, увидел его и я, будучи четырехлетним ребенком. Я помню, что меня взяли посмотреть на пышную процессию, в которой между другими чудесами выступал отряд богато убранных индийских всадников. Это были великолепные всадники, ехавшие на прекраснейших в мире лошадях, и вполне естественно, что мои детские взоры с восхищением устремились на них, и что они были для меня, пожалуй, красивейшей частью этого чудесного, сказочного зрелища. Когда я, держась за руку отца, смотрел, как они проезжали, один из самых рослых моих героев устремил свои сверкающие глаза, и это почти испугало меня, и в то же время наполнило неописуемым счастьем и восторгом. Он проехал вместе с другими, и больше я его не видел, но часто в моей детской памяти всплывало видение этих сверкающих глаз.
Конечно, тогда я не знал, кто это был, и никогда бы не узнал этого, если бы не милостивое замечание, которое он сделал мне много лет спустя. Говоря однажды в его присутствии о ранних днях существования Общества, я случайно сказал, что первый раз мне выпала честь видеть его в материализованном виде тогда, когда по какому-то случаю он пришел в комнату Е. П. Блаватской в Адьяре для того, чтобы придать ей сил и дать некоторые указания. Тогда он, занятый разговорами с некоторым другими адептами, резко обернулся ко мне и сказал: "Нет, это было не в первый раз. Разве вы не помните, как маленьким ребенком смотрели на проезжающих индийских всадников в Гайд-парке, разве вы не видели, как даже и тогда я высмотрел вас?". Конечно, я сразу же вспомнил и сказал: "О, Учитель, так это были Вы? Но я должен был знать это." Я не упоминаю этого факта, говоря о встречах с Учителем и разговорах с ним в физическом теле, поскольку я тогда не знал, что этот всадник - Учитель, и потому что свидетельство маленького ребенка могут подвергнуть сомнению или отмести.
М-р Рамасвами Аер в своём отчёте о переживании, упомянутом в первой главе, пишет:
"Я следовал по дороге в город, откуда, как меня уверяли попадающиеся на пути люди, я в своем странническом одеянии легко мог пересечь границу Тибета, как вдруг увидел скачущего галопом одинокого всадника по направлению ко мне с противоположной стороны. По его высокому росту и искусству, с каким он управлял лошадью, я решил, что это какой-то военный, офицер сиккимского раджи… Но, приблизившись, он стал натягивать поводья. Я взглянул и узнал его сразу… Я находился в высочайшем присутствии того самого махатмы, моего досточтимого гуру, которого я до этого видел в его астральном теле на балконе штаб-квартиры Теософического Общества! Это был он, "Гималайский Брат" навсегда памятной прошлогодней декабрьской ночи, который был так добр, что ответил мне письмом в ответ на моё, переданное только за час или около до этого в запечатанном конверте мадам Блаватской - с которой я в течение этого промежутка времени не спускал глаз! В одно мгновение я распростерся у его ног. По его велению я поднялся и, вглядываясь в его лицо, забылся совершенно, созерцая лик, так хорошо знакомый мне, так как я видел его портрет (имеющийся у полковника Олькотта) бесчисленное количество раз. Я не знал, что сказать: радость и почтение связали мой язык. Величие его лица, которое казалось мне олицетворением мощи и мысли, удерживало меня в состоянии восторга и благоговения. Наконец-то, я стоял лицом к лицу с махатмой Химавата и он не был ни мифом, ни "плодом воображения какого-то медиума", как предполагали некоторые скептики. Это не было ночным сновидением, было между девятью и десятью часами утра. Сияющее солнце сверху являлось молчаливым свидетелем этой сцены. Я вижу его перед собой во плоти, и он говорит со мной голосом, полным доброты и ласки. Чего ещё большего мне желать? Избыток счастья сделал меня немым. И только когда прошло какое-то время, я, ободренный его ласковой речью и тоном, был в состоянии произнести несколько слов. Цвет его кожи не такой светлый, как у махатмы Кут Хуми; но я никогда не видел лица такого красивого и роста такого высокого и такого величественного. Как и на портрете, у него короткая черная борода и длинные черные волосы, спадающие на грудь, только одет он был иначе. Вместо белого свободного одеяния на нём была желтая мантия, подбитая мехом, а на голове вместо тюрбана желтая тибетская войлочная шапка, какие я видел на жителях Бутана. Когда прошли первые мгновения восторга и удивления, и я уже спокойно осмыслил ситуацию, у меня состоялся с ним долгий разговор." ("Пять лет теософии", изд. 2-е, с. 284).
Ещё одна такая же царственная фигура - это владыка Чакшуша Ману, ману четвертой коренной расы, по рождению китаец весьма высокой касты. У него выдающиеся монгольские скулы, и лицо его как будто тонко вырезано из старой слоновой кости. Обычно он носит великолепные одеяния из развевающейся золотистой ткани. Как правило, в нашей регулярной работе мы не имеем касания к нему, за исключением тех случаев, когда приходится иметь дело с учениками, принадлежащими к его коренной расе.
Адепты второго луча
Из влияний, излучаемых нашим Господом Бодхисаттвой (Мировым Учителем) и Учителем Кут Хуми, его главным заместителем, заметнее всего проявляется излучение их всеобъемлющей Любви. Господь Майтрея облечен в настоящее время в тело кельтской расы, но тогда, когда он выступит в мир, чтобы учить людей, что он намеревается вскоре сделать, он воспользуется телом, приготовленным для него одним из его учеников. Его лицо - удивительно прекрасное, сильное и всё же нежное, с пышными волнистыми волосами, как червонное золото, струящимися по его плечам. Борода его заострена, как на некоторых из старых портретов, и глаза его удивительного фиолетового цвета, как два цветка-близнеца, как звезды, как глубокие священные пруды, наполненные водами вечного мира. Его улыбка несказанно ослепительна, и его окружает ослепительный свет, смешанный с тем чудесным розовым сиянием, который всегда исходит от Господа Любви.
Мы можем представить его сидящим в большой передней комнате в его доме в Гималаях, в комнате со многими окнами, из которых открывается вид на сад и террасы, а далеко внизу развертываются индийские равнины. Или можем видеть его в развевающемся белом одеянии с широкой золотой каймой, гуляющим в саду в вечерней прохладе среди прекрасных цветов, аромат которых наполняет окружающий воздух сладким обильным благоуханием. Безмерно чудесен наш Святой Господь Христос, неописуемо чудесен, ибо через него протекает любовь, утешающая миллионы существ, и голос его говорит так, как никогда не говорит человек, говорит слова учения, несущего мир и ангелам, и людям. Недалеко то время, когда пребывающие ныне во мраке земного пути услышат этот голос и почувствуют эту любовь. Приготовимся же, чтобы встретить его, когда он придет, оказать ему достойный приём и сослужить верную службу!
Учитель Кут Хуми носит тело кашмирского брахмана, и цвет кожи его так же светел, как у обыкновенного англичанина. И у него волнистые волосы, а глаза его голубые и полные радости и любви. Волосы и борода у него каштановые, а когда попадает на них солнце, они блестят золотыми искорками. Его лицо довольно трудно описать, потому что улыбка постоянно меняет его выражение; нос его изящен, а большие глаза удивительно живого голубого цвета. Подобно Великому Господу, и он также учитель и священнослужитель, и через много веков он сменит его в его высоком звании, примет скипетр Мирового Учителя и станет бодхисаттвой шестой коренной расы.
Другие лучи
Махачохан представляет из себя тип государственного человека, великого организатора, хотя у него также много военных качеств. Он облечен в индусское тело, высок и худощав, с резким острым профилем и без волос на лице. Лицо его скорей сурово, с крепким квадратным подбородком; его глаза глубоки и проницательны, и говорит он несколько отрывисто, как военные. Обычно он носит индусское одеяние и большой тюрбан.
Учитель граф Сен-Жермен во многом на него похож. Хотя он и не особенно высок, но держится прямо и по-военному. Он полон утонченной вежливости и достоинства вельможи восемнадцатого века; мы сразу чувствуем, что он принадлежит к древнему аристократическому роду. У него большие карие глаза, полные нежности и юмора, хотя в них есть проблеск власти; великолепие его персоны принуждает людей подчиняться ему. Лицо Его смугло-оливкового цвета, его коротко остриженные каштановые волосы с пробором посредине зачесаны назад; у него короткая остроконечная борода. Обычно он носит темный мундир с обшлагами из золотого кружева, а также часто - великолепный красный военный плащ, и это подчеркивает его военную внешность. Обычно он пребывает в старом замке в Восточной Европе, который уже много веков принадлежит его роду.
Учитель Серапис высок, со светлым цветом лица. По рождению он грек, хотя вся его работа совершается в Египте и связана с египетской ложей. У него весьма отличительное аскетическое лицо, которым он несколько напоминает покойного кардинала Ньюмена.
Венецианский чохан, пожалуй, красивейший из всех членов Братства. Он очень высок, примерно метр девяносто пять, у него волнистая борода и золотые волосы, несколько похожие на волосы Ману, голубые глаза. Хотя он родился в Венеции, семья его несомненно имеет в жилах кровь готов, потому что он определенно принадлежит к этому типу.
Учитель Илларион - грек, и, за исключением слегка орлиного носа, он древнегреческого типа. У него низкий и широкий лоб, напоминающий лоб Гермеса на статуе работы Праксителя. Он также удивительно красив и выглядит, пожалуй, более молодо, чем прочие адепты.
Тот, кто некогда был учеником Иисусом, носит теперь сирийское тело. У него смуглая кожа, темные глаза и черная арабская борода. Обыкновенно он носит белые одежды и тюрбан. Он Учитель набожных людей, и основная нота Присутствия - это интенсивная чистота и огневой тип преданности, не терпящий препятствий. Живет он среди друзов в горах Ливана.
Тела двоих из тех Великих, с которыми мы приходили в соприкосновение, отличаются от того типа, который по предыдущим описаниям мы со всем почтением могли бы назвать типом физического тела адептов. Один из них - это тот, о котором неоднократно писал полковник Олькотт и которому в книге "Человек, откуда, как и куда" дано имя Юпитера. Он меньше ростом, чем большинство членов Братства, и он единственный из них, насколько мне известно, у кого волосы с проседью. Он держится прямо и двигается очень быстро и с военной точностью. Он владеет землями и во время посещения его вместе со свами Суббой Роу, я несколько раз видел, как он вел дела с людьми, казавшимися приказчиками, приносившими отчеты и получавшими указания. Другой - это Учитель Джуал Кхул, и теперь носящий то же тело, в котором он достиг степени адепта всего несколько лет тому назад. Быть может, поэтому не оказалось возможным сделать это тело совершенным воспроизведением аугоэйда. Лицо его определенно тибетского типа с выдающимися скулами, в чём-то суровой внешности, носит следы пожилого возраста.
Иногда адепт нуждается для какой-либо особой цели в теле, которым он мог бы временно пользоваться в мирской суете. Так будет при пришествии Мирового Учителя, и нам говорят, что тогда появятся и несколько других адептов для того, чтобы работать в качестве его заместителей и помогать ему в его великой работе для человечества. Большинство этих Великих последует примеру своего Главы и временно заимствует тела своих учеников, поэтому необходимо, чтобы некоторое число таких проводников было готово для их пользования. Изучающие теософию иногда спрашивают, почему адепты, уже имеющие физические тела, нуждаются для этого случая в других.
Совершенные физические проводники
Те, кто достигнув уровня адепта, решают остаться в этом мире и непосредственно помогать эволюции своего собственного человечества, находят удобным для своей работы удерживать сохранять тела. Но для того, чтобы соответствовать их целям, тела эти должны быть необыкновенными Они не только должны быть абсолютно здоровыми, но они должны быть совершенным выражением такой части их "я", которая может проявиться на физическом плане.
Создание такого тела нелегкая задача. Когда эго обыкновенного человека спускается к своему младенческому телу, то оно находит его на попечении искусственного элементала, созданного в соответствии с кармой человека, что я описал во "Внутренней жизни". Этот элементал занят деятельным построением той формы, которая вскоре должна родиться во внешнем мире; он остается после рождения и продолжает обычно этот процесс формирования, пока тело не достигнет шести или семи лет. В течение этого периода "я" постепенно приходит в более тесное соприкосновение со своими новыми проводниками - эмоциональным, ментальным и физическим, и привыкает к ним; работа же самого "я" до тех пор, пока не удалится элементал, в большинстве случаев незначительна. Конечно, оно связано с телом, но обыкновенно обращает на него очень мало внимания, предпочитая ждать, пока тело достигнет той степени, когда оно стане более отзывчиво на его усилия.
В случае адепта всё происходит совсем иначе. Так как тут не приходится изживать плохую карму, то нет работы и искусственному элементалу, и лишь само "я" с самого начала заботится о развитии тела, ограниченного лишь наследственностью. Это позволяет создать более утонченный и нежный инструмент, но это также доставляет более забот эго и на несколько лет захватывает значительную часть его времени и энергии. Вследствие этого, и без сомнения, и по другим причинам адепт не желает повторять этот процесс чаще, чем это крайне необходимо, и поэтому он заставляет свое физическое тело держаться по возможности долго. Наши тела стареют и умирают по разным причинам - по наследственной слабости, болезням, несчастным случаям, самопотаканию, от беспокойства и переутомления. Но у адепта нет ни одной из этих причин, и, кроме того, мы должны помнить, что тело его подходит для работы и выносливо неизмеримо больше, чем тело обыкновенного человека.
Поскольку тела адептов таковы, как мы их описали, обычно они могут обладать ими дольше, чем это может обыкновенный человек, и, по исследовании, обнаруживаем, что возраст их тел всегда гораздо больше, чем это можно предполагать. Так например, Учитель Морья кажется человеком в полном расцвете жизни - лет тридцати пяти или сорока, тем не менее, по многим историям, которые рассказывают нам о нем его ученики, получается, что возраст его в четыре или пять раз больше, и сама Е. П. Блаватская говорила, что, когда она впервые увидела его в детстве, то он показался ей точно таким, как теперь. Учитель Кут Хуми на вид такого же возраста, как и его постоянный друг и товарищ Учитель Морья, тем не менее говорят, что он получил университетскую степень в Европе незадолго до середины XIX века, так что теперь eму, наверное, около ста лет. В настоящее время у нас нет средства узнать границы этой долговечности, но есть свидетельства о том, что семьдесят лет псалмопевца легко могут быть более чем удвоены.
Тело, подготовленное таким образом для высшей работы, будет неизбежно чувствительным, и поэтому оно требует тщательного ухода, чтобы быть всегда в наилучшем виде. Оно износилось бы так же, как и наши тела, если бы было подвержено бесчисленным мелким трениям с внешним миром и постоянным токам негармоничных с ним вибраций. Поэтому Великие обычно живут в сравнительном уединении и очень редко появляются в том ураганном хаосе, который мы называем повседневной жизнью. Введи они свои тела в тот вихрь любопытства и неистовых эмоций, который скорее всего будет окружать Мирового Учителя, когда он придет, то нет сомнений, что жизнь этих тел сильно сократилась бы, а благодаря их крайней чувствительности было бы много ненужных страданий.