Чтобы жить в Дзен, надо быть внутренне полностью свободным, ни к чему не привязанным. Надо иметь перед собой бесконечное количество свободного времени. Парадоксальная ситуация – я попал практически в полную десоциализацию, находясь в самом центре цивилизации, а не где-то вдали от людей в гималайских горах или Сонорской пустыне. Хотя вместо кельи или пещеры я жил в современной квартире, но суть – отшельничество, десоциализация – осталась. Абсолютная непривязанность и одиночество. Никто тебя не ждет, и ты никого не ждешь. Что ты есть – что тебя нет.
Опыт социальной изоляции в иммиграции в чем-то схож с тюремным опытом, поэтому некоторые из людей с последним также приходят к интуитивному пониманию структуры Вселенной – имеют "понятия". Через процесс десоциализации прошли не только святые, продвинутые йоги и просветленные мистики, но и многие мастера боевых искусств. Ояма несколько лет жил один в горах, вдали от суеты. Уесиба некоторое время занимался земледелием, проповедуя естественный образ жизни. Он вел натуральное хозяйство, разрушив связи с социальными структурами и организациями.
Так Сила вывела меня из социума, из мира людей. Точно так же однажды, бросив мирские дела и заботы, мирскую суету, уходит из мира, чтобы служить Богу, истый священник. Точно так же уходит из общества отшельник легендарного Тибета.
Такой вот подвиг затворничества и схимничества в современной интерпретации…
Бог – это не мирское. И чтобы понять Его, надо однажды быть не в миру, стать не мирским. Пусть короткое время, но полностью, целиком. А быть не в миру – значит десоциализироваться. Бог скрыт от нас благами цивилизации. Эх, люди гибнут за металл! И предают за него друг друга. И Бога…
И если однажды случится так, что ты полностью выйдешь из мира, то уже никогда не сможешь внутренне вернуться назад, в безумный мир людей – только внешне. Раз познав Бога, уже никогда не сможешь Его забыть… Этот процесс односторонен. Это навсегда. Это точка без возврата.
Обратной дороги нет, и домой нам не дано вернуться уже никогда.
Карлос Кастанеда. Путешествие в Икстлан
Есть, спать – растительное существование. Но этот образ жизни явился лишь прелюдией, подготавливавшей дальнейшие магические процессы. Много факторов соединилось воедино в тот период в моей жизни, но решающую роль сыграло переживание и осознание смерти и нового рождения. Ведь только такой опыт сможет разбудить Дух, который дремлет в каждом из нас. Только такой опыт дает то знание и понимание фундаментальных вселенских процессов, которому не научат никакие профессора.
Сужение круга общения, уменьшение числа людей, знавших тебя прежнего и поддерживающих, фиксирующих твою форму – твои "титулы". Социальная изоляция. Языковой барьер, отдаляющий от людей. Прелюдия одиночества и смерти… Все же достойный противник – смерть. Достойный вызов. Близится смерть социальная – ведь быть "не в миру", значит быть социально мертвым… И не только социальная…
Уехав за границу, я понемногу расставался со своим прошлым, умирал для своей прежней жизни…
Иммигрант всегда будет чужим в иммиграции и уже никогда не будет своим на Родине. Да и той страны, из которой я эмигрировал, нет больше. Конечно, на карте она существует, но это уже совсем другое государство. Ведь сколько сейчас "внутренних" иммигрантов в этой своей чужой стране! Теперь я уже везде иностранец.
И стал я вечным странником – без определенного места жительства – вначале странником по этой Земле, а затем и по мирам иным. И нет у меня больше дома, и потому мой дом везде. Такой вот бродяга по жизни и по пространствам Вселенной… "Жизнь домохозяина – истинное рабство, но свободен покинувший дом", – говорят буддисты. Теперь я всегда в пути, даже когда просто лежу на кровати и смотрю в потолок. Странник… Бродяга… Но интеллектуальный и образованный бродяга, а не деградирующий бомж.
Я изменялся. Модели, работавшие при социализме, оказывались неработоспособными здесь, на Западе. Я был вынужден адаптироваться к новой жизни, принимать непривычные мне стратегии поведения.
Продолжаю выпадать из социума. Незаметно для себя схожу с ума. Становлюсь другим, но другим – тем же самым… При любой трансформации изменяется система ценностей и наступает, как правило, кризис.
В общем, перемяло и переломало меня всего. "Промассировало" хорошенько жизнью, а затем и смертью. И больше нечему стало во мне ломаться. Мягкий я сделался, расслабленный. Бесформенный. Пустой. Вернее, не стало меня – однажды я с удивлением обнаружил, что меня больше нет! Господин Никто – тот, кого на самом деле нет. А того, чего нет, уже не сломать, не смять ничем. Неуязвим тот, кому нечего защищать. Если вас нет, то вам нечего бояться. Нет страданий, потому что страдать некому. И я знал, что выдержу все, так как по сути-то и выдерживать что-либо больше некому, да к тому же и нечего выдерживать – все одно и то же. И жизнь, и смерть даже. По сравнению со смертью все не более чем дуновение ветерка, да и сама смерть, как ветерок, наверное. Однажды я умер – самое худшее, что может быть, со мной произошло… Смерть убила страх смерти во мне. Пройдя через страх смерти, я как бы потерял способность испытывать страх. И я уже не боюсь, а лишь отрешенно наблюдаю свой страх…
Какая разница – осталось тебе жить 50 лет или 5 минут, если жизнь твоя все равно уже прожита? Покой наполняет душу, когда человек переживает свою смерть…
Однажды я понял, что я уже отволновался, – я лишь спокойно наблюдал за своим безумным волнением, совершенно не будучи в него вовлеченным. Я понял, что все – и мои страхи, мои волнения, мои депрессии и радости или еще что-то – всего лишь иллюзии, только различные положения "точки сборки" и ничего более. Что все, что мы делаем, – лишь меняем одну иллюзию на другию. И что есть некая абсолютно неизменная часть меня – моя "самость"… Та часть меня – Я, которая сохраняется неизменной даже после моей смерти. Которая лишь осознает, отрешенно наблюдает мою смерть, как, впрочем, и все остальное происходящее. (Есть и неизменная, вечная часть – "самость" – Вселенной: Бог. Познав "самость" – познаешь Бога в себе…)
Я лишь спокойно наблюдал за всем тем, что спускается сверху от Бога, – за состояниями: волнением, яростью, спокойствием, страхом, бесстрашием… за мыслями, движениями, поступками. Наблюдал я и за отсутствием мыслей, за отсутствием движений… и даже за отсутствием самого процесса наблюдения – тотальный контроль и полное осознание. Я лишь проводил это через себя. Лишь позволял Богу через себя, расслабленного, пустого, действовать; сам же, своей волей я ничего не предпринимал. "Прекращение усилий в бою и сосредоточение на бесконечном", – говорят о таком состоянии самураи. "Смирение. Сдаться на волю божью", – сказал бы об этом верующий человек. "Принятие, позволение", – выразил бы ту же мысль буддист или мистик.
Оболочка-то моя, может, и выглядела по-прежнему, только вот начинка в этой оболочке была уже совсем другая. Прежний я умер. А все, что было со мною раньше, было в какой-то другой жизни и не со мной.
Про себя я думал: "Меня уже нет – есть лишь различные формы меня. Но меня самого уже нет! Я пребываю во всеотсутствии – во мне больше нет личности! Унизить или возвысить, победить, убить, наконец, можно лишь какую-то форму меня – ту, которую я осознанно предъявляю миру, но не меня самого!" И когда меня обвиняли в том, что я стал не в меру дерзок или же, наоборот, слишком труслив, то я-то не дерзил и не трусил! – это были лишь формы, лишь субличности меня. Сам же я – моя "самость" – лишь отрешенно наблюдал за этими состояниями, позволяя им происходить. Я лишь наблюдал то, куда сместилась моя "точка сборки", и осознавал ее положение. Я, как наблюдатель, был всегда постоянен и сверхстабилен.
Легенда. Настоятель буддийского монастыря плакал навзрыд на похоронах. К нему подошел монах и шепнул: "Духовному лицу вашего ранга не подобает так убиваться". Настоятель внезапно прекратил плакать, серьезно и спокойно взглянул на подошедшего: "Отстань. Мое тело хочет плакать – так пусть плачет!" И вновь залился горькими слезами. Будучи внутри лишь холодным, отстраненным свидетелем себя и своих состояний, он позволял себе выразить любую эмоцию, при этом не отождествляясь с ней. Маг холоден, как айсберг, даже когда испытывает сильнейшие переживания.
Человек есть энергия. И эта энергия может рассеиваться как на внешний мир согласованной реальности, так и на внутренние пространства восприятия. (Хотя разделение на "внешнее" и "внутреннее" не более чем условность.) Энергия человека, да и сам человек, есть его внимание. А внимание должно быть чем-то занято – или внешним, или внутренним. Раньше я расходовал энергию на мир внешний – на тренировки, социальные контакты, секс и прочее. Но теперь социальная изоляция, отсутствие трат энергии, сексуальной в частности, перенаправили вектор внутрь, на внутренние пространства – энергия принялась интенсивно работать в них. И в результате этого процесса у меня начала "съезжать крыша", распадаться личность. Я стал терять свое эго – умирать в живом физическом теле.
Так сходят с ума в камере-одиночке. Так часто становится безумен монах, ищущий в одиночестве просветления. Так в подготовке шаманов есть периоды временного сумасшествия учеников. Восточные мудрецы говорят о так называемой чаньской болезни – временном помешательстве адептов, стремящихся познать Истину.
Надо было менять сферу деятельности, ведь спортом заниматься мне запретили. И я решил начать писать книгу, которую задумал уже давно…
Здесь, для того чтобы читателю были более понятны последующие события и выкладки, я вынужден прервать свое повествование и рассказать о точках опоры и человеческой форме.
Глава 4. Точки опоры. Человеческая форма и бесформенность
Точки опоры
Одним из важных моментов техники так называемых мягких стилей боевых искусств является состояние мягкости и податливости тела действиям противника. Ведь для того чтобы вас ударили (или провели прием), необходим как сам удар (или выполнение техники приема), так и точка приложения силы – точка опоры. Нет опоры – нет и удара и приема. Попробуйте-ка ударить воздух! Мастер боевого искусства настолько ловок и мягок, что не дает точек опоры ударам и приемам противника, он как бы исчезает из боя – нападающий его видит, а "достать" и повредить не может. (К примеру, подобным образом проводил поединок основатель Айкидо Морихей Уесиба.) Когда мастер делает какой-либо трюк, он "появляется" в бою, сознательно формируя нужные ему для этого точки опоры. И сильно ударить его можно лишь туда, куда он сам захочет, и только тогда, когда это ему нужно.
Итак, человек как физическое тело состоит из узлов физических напряжений – точек опор, которые являются управляемыми для мастера.
Аналогичным образом функционирует и психика. Только здесь точками опоры являются жесткие программы нашего поведения, чувство вины, обиды, нереализованные желания, страхи и т. д. – то есть то, за что нас можно задеть психически, то, что позволяет энергии ментального воздействия "опереться" на нас и тем манифестировать факт нашего "присутствия" в мире.
Человек, как психическое существо, состоит из психических точек опор.
Наши психические точки опоры забыты нами, они вытеснены в подсознание и так глубоко запрятаны, что кажется, будто их нет. Мы не осознаём их, а значит, и себя! Смерть, для которой все равны и равно всё, для которой нет разделения на плохое-хорошее, а есть лишь факты, безжалостно обнажает нас – в том числе и наши теневые стороны, в которых мы не хотим себе признаться, но которых не может не быть в человеке. Находясь на пределе, мы начинаем замечать и осознавать то, что в обычной жизни остается "за кадром". Только на пределе, когда уже совсем нечего терять, мы можем увидеть Истину и позволить себе роскошь говорить абсолютно всю правду, без малейшей цензуры – говорить хотя бы только самому себе и Богу.
На пределе, в момент своей смерти мы встречаемся с Богом и проходим через Его суд – так утверждают религиозные учения. Когда мы умираем, то наше индивидуальное сознание растворяется в бесконечности. Оно сливается с Абсолютом – с космическим, вселенским сознанием, становится тождественным ему и, следовательно, Богу. Умирая, мы познаем Бога в себе. А это значит, что в момент Страшного Суда на самом деле судим-то мы себя сами, встречаемся с самим собой, со своей глубинной сутью – "самостью", а не с внешним объектом. И эта "самость" судит нас со всей строгостью – заставляет нас осознавать все и вся – происходит процесс полного осознания себя (и Вселенной).
Нужна огромная сила, чтобы не иметь слабых мест, быть бесстрашным. Но еще большая сила нужна, чтобы лицом к лицу встретиться со своими слабостями, страхами, с постыдными или провоцирующими чувство вины секретами. Чтобы признать их, открыться в них, публично исповедаться и покаяться – ив результате этого осознать их, и тем самым освободиться от них. И стать свободным – как от силы, так и от слабости, как от страха, так и от бесстрашия… "Покайся публично", – сказал один из героев романа Достоевского. Признать свои болезни – значит сделать шаг к излечению.
Покаяться в своих грехах… Но беда в том, что наши грехи нами очень часто не осознаются – они скрыты в подсознании. Радикальным образом покаяться, покаяться перед Богом – значит разобраться со своим подсознанием, с тем что скрыто в глубине нас. Значит понять и осознать себя, свою суть. И такое глубинное покаяние принципиально отличается от всего лишь лишь поверхностного покаяния перед священником в церкви. И даже стараясь быть полностью правдивыми, мы можем все же не осознавать глубинных мотивов своих поступков и убеждений, запрятанных глубоко в подсознание. Осознавая, мы освобождаемся от грехов.
Мы все больны страхами, но в то же время боимся потерять их, так как тогда мы теряем и самих себя – они составляют основу структуры нашей личности. Ведь в конечном счете форму нашего восприятия, а значит, наше "я" стабилизирует (и делает жесткой) только страх – страх потерять себя, радикально измениться, страх распасться в бесформенность, умереть. Страх – это мощная фиксирующая сила. И как это ни парадоксально звучит, но основной наш страх – это страх потерять все наши страхи, страхи не осознаваемые нами, скрытые глубоко в подсознательном.
Человек, у которого нет никаких страхов и комплексов, программ, просто не существует в мире – его ничего не трогает, его не за что зацепить, у него нет желаний: нет и стимулов для действий. Такому человеку уже нечего делать среди людей – он уйдет в Вечность, как ушел в нирвану просветленный Будда. Мы все состоим из страхов, хотя зачастую всячески отрицаем это.
Бесстрашие… Бесстрашному кажется, что у него нет страхов. Но свою боязнь потерять бесстрашие он страхом-то не считает! Так что, если копнуть поглубже, рассмотреть вопрос "дзеновски", то и в основе бесстрашия лежит все тот же страх. И оно может стать той точкой опоры, которую будут использовать для нанесения удара. Ведь бывает, подзадорят недоброжелатели человека: "Сделай это, ты ведь ничего не боишься!" И погибнет тот геройски – но совсем не из-за своей смелости, а из-за того, что побоялся ее потерять, признавшись всем в своем страхе: "Боюсь и делать не буду!" Из-за страха и глупости своей погибнет бесстрашный. Из-за наличия эго, гордыни.
Даже обладая отчаянной храбростью, можно оставаться трусом и в глубине себя ужасаться от мысли, что можно потерять свою храбрость. "Я не боюсь бояться и испытывать страх", – парадоксальная фраза мастера Дзен.
Бесстрашие, сила – это одна из форм, один из видов гордыни. Отсутствие же любых качеств есть бесформенность – тогда нет точек опоры и ты неуязвим. Это состояние просветленного мастера: ты есть, но в то же время тебя нет… Пребывание во всеотсутствующем всеприсутствии…
"Время собирать камни, время разбрасывать камни", – сказано в Библии. Время быть бесстрашным и время бояться, время быть сильным и время быть слабым – всему свое время. Но бояться или быть бесстрашным надо осознавая. Быть слабым или сильным необходимо осознанно. Такое возможно, лишь когда знаешь – осознаешь, что такое и настоящая сила, и истинное бесстрашие. Когда знаешь – осознаешь, что такое "не быть"… Когда четко осознаешь в каком из многочисленных возможных состояний своего "я", в какой из возможных своих форм ты в данный момент пребываешь. И тогда можешь позволить себе все, быть любым, принять себя каким угодно – и даже слабым, боязливым…
И не будет тебе от этого ни капельки ни страшно, ни дискомфортно. Отсутствием гордыни называют такое состояние в религиозной идеологии, бесформенностью воина – в магической. Лишь по-настоящему сильный, независимый, знающий о том, кто он, внутренне состоявшийся – осознавший себя и свою суть человек, не нуждается в подтверждении кем-то этих качеств. И он может расслабиться, осознанно позволяя себе быть и слабым, и зависимым, и глупым, и трусливым или же, наоборот, очень сильным, заносчивым, дерзким – любым. И даже осознанно гордым. Порою же гордость, важность, агрессивность, напыщенность – когда они проявляются неосознанно – прикрывают лишь чувство страха, ощущение собственной несостоятельности, слабость. Точно замечено: когда человек нарочито говорит басом, то что-то в нем не так…
Вы слишком сильно чувствуете свое "я" или слишком от него зависите, а это отнюдь не то же самое, что быть сильной личностью.
Герман Гессе. Игра в Бисер
"Какой сильный, какой бесстрашный человек! Очень рад познакомиться с сильным человеком! Очень рад! Очень!" – подобострастно сказал один мастер бойцу, похваляющемуся своей силой. И, пожав ему руку, побрел с отрешенным видом своей дорогой. Глубоко плевать мастеру на всю силу и бесстрашие бойца, который думает, что он силен и бесстрашен, лишь потому, что еще не знает реалий смерти: геройское поведение перед направленным на тебя дулом пистолета – это еще не встреча с реальной смертью. Смерть, этот великий уравнитель, сломает любую "крутизну", любое "геройство", уничтожит самое большое чувство собственной важности и даже не заметит этого. Непобедимых нет. Сломать можно что угодно и кого угодно, все зависит от обстоятельств, от длительности и интенсивности воздействия. Даже пирамиды подвластны времени… и смерти.
Умирая, мы будем со всей силой бороться за выживание, цепляться за все, пробовать все возможности и варианты, лишь бы сохранить жизнь – осознание, форму, а какую форму и осознание – не все ли равно? За что цепляться – пусть даже за соломинку, за страхи… – не все ли равно? Ведь главное – выжить! Чем закрываться от смерти – какая разница? Главное, каким-то образом – любым, где угодно, в этом мире или в мирах "потусторонних", воспринимать и осознавать – а значит, жить.