Религиозное и мирское начала. Дух и плоть. Они то воюют друг с другом, то пребывают в согласии. Они обречены на вечную вражду и вечную любовь. Их взаимодействие рождает народы и государства. Созидает могущественные державы и разрушает их. Их взаимодействие Божиим промыслом породило великую русскую православную цивилизацию. Что двигало теми, кто эту цивилизацию созидал, кто её защищал, кто за неё молился? Что есть истина? И что есть ложная истина? Почему им нередко приходится меняться местами? Во имя чего и кого?
Эта книга о выдающихся и совсем неприметных героях русской православной истории, об их праведности и греховности, о мотивах их обыденных и великих деяний.
Дмитрий Немельштейн
Вехи русской православной истории. Трагедии, метаморфозы и уроки этногенеза
ВЫСОКИЙ ДОЛГ ПРИЗВАНИЯ О новой книге Дмитрия НЕМЕЛЬШТЕЙНА
Драма русского человека нынешнего времени – в утрате духовной преемственности по отношению к своим духовным истокам, в отказе, вольном или невольном, от первоначальных мистических смыслов, заложенных в его исторической судьбе. Чья в этом вина? На протяжении долгого времени мы не можем найти ответа на этот вопрос. Одни винят социальный прогресс и эпохальные исторические потрясения двадцатого века, пытаясь найти спасение в "преданьях старины глубокой", в ее героической мифологии и благолепных внешних формах. Другие именно в этих исторических потрясениях видят оборвавшийся на взлете прорыв в новые смыслы, основанные на всех этапах духовного становления русского самосознания. Есть, как говорится, и другие мнения... Понимание происходит, хотя и медленно, ценой тяжелых испытаний – как личностных, так и народа в целом, но оно – залог нашего будущего, будущего великой России. Через мучительные заблуждения и сатанинские соблазны, через горькие прозрения и благодатные озарения, через жертвенное служение и вдохновенную молитву находит оно путь к сердцам людей. И одним из главных выразителей этого неотвратимого понимания традиционно в России является голос Поэта – певца, молитвенника, защитника и просветителя. Поэтическое слово вдохновляет на подвиг, поднимает на бой, пробуждает совесть, примиряет с жизнью, обновляет смыслы...
Дмитрий Немельштейн – поэт многогранный, его дарование полифонично, мастерство выдержано и отточено недюжинным творческим опытом. Произведения, составляющие его новую книгу, объединены не только чисто исторической тематикой, но и выбором конкретных тем и персонажей. Святитель Филипп Московский – митрополит Филипп II, оставшийся в истории России как священнослужитель, не боявшийся обличать светскую власть... Святитель Ермоген, радетель православной веры и русского единства... Князь Андрей Боголюбский, под властью которого Владимиро-Суздальское княжество достигло большого могущества, став основой для будущего Российского государства... Все трое приняли мученическую смерть за Отечество и были канонизированы Русской Православной церковью. Поэма "Степная быль" о легендарных запорожцах... Поэма "Выбор", повествующая о Крещении Руси – судьбоносном и мучительном акте обретения Божественной истины на перепутьях истории... Поэтический цикл "Да не престанет русский род!", завершающий книгу, повествует о Куликовской битве. Несколько лет назад я писал об этом цикле: "...Дмитрий Немельштейн своими стихами о поле Куликовом не только стал реальным продолжателем прочной традиции русской литературы, но и привнес в современный литературный процесс весьма значительный вклад подлинно гражданского сознания и поэтического мастерства". Сегодня, вчитываясь в чеканные строфы новых произведений Дмитрия Немельштейна, проникаясь духом высокой героики его произведений, я убеждаюсь в том, что мои оценки не были преувеличенными. Новый блок исторических произведений Дмитрия Немельштейна являет читателю зрелого мастера, посвятившего вдохновение и мастерство русской истории и таинству русского духа, явленного в своей прямоте и в своем величии. Сегодня, когда святыни нашей истории зачастую обрекаются на забвение, а то и на просто поругание, когда национальные традиции оскверняются пошлостью эстрадных шутов, когда патриотизм и нравственность объявляются едва ли не предрассудками – особую актуальность обретают творения человеческого духа, утверждающие высокий смысл человеческого бытия и все его возвышенные формы. Беззаветная любовь к Отечеству, прославление лучших качеств человека и гражданина, утверждение святого долга перед Родиной – в этом состоит искренний пафос произведений Дмитрия Немельштейна. Истинный поэт, он не тяготится высоким долгом своего призвания, но скромно и мужественно следует ему – на благо русского народа, на благо народа России во всей его многообразной полноте. Следует сказать, что, являясь проникновенным лириком и мастером сонета, автор в своей книге ограничил себя жесткими рамками исторического жанра. Взыскательный читатель имеет возможность по достоинству оценить это высокое самоограничение.
Открывая эту книгу, не стоит искать в ней субъективных лирических излияний или отвлеченного философского мудрствования. В этих произведениях дышат страницы нашей многовековой истории. Пронизанные духом жизни и любви, они заставляют еще и еще раз переосмыслить то, о чем нам, казалось бы, давно уже известно. Поэтические произведения Дмитрия Немельштейна являются значительным фактором современного русского дискурса и ждут своего читателя, неравнодушного и взыскующего смыслов – как старых, так и новых. Эта книга будет надежным собеседником и верным ориентиром в раздумьях о судьбах нашего Отечества.
Иван ГОЛУБНИЧИЙ Секретарь Правления Союза писателей России Заслуженный работник культуры Российской Федерации Заслуженный работник культуры Чеченской Республики Действительный член Петровской Академии наук и искусств
Святитель Филипп Московский [1] Историческая драма в двух частях, пяти действиях
Светлой памяти блистательного актера театра и кино Олега Янковского
Действующие лица:
Филипп (до пострига – Федор Степанович Колычев) – митрополит Московский и всея Руси.
Иван IV – царь и великий государь всея Руси.
Суббота – зажиточный крестьянин.
Дуняша – дочь Субботы.
Спиридон (до пострига – протопоп Сильвестр) – один из наставников молодого Ивана IV).
Зосима – монах Соловецкого монастыря.
Паисий – монах Соловецкого монастыря.
Вяземский – князь, ближайший сподвижник царя в первые годы опричнины.
Малюта Скуратов – ближайший сподвижник царя в последние годы опричнины.
Мать Дуняши .
Игнатий – муж Дуняши;
Федор – внук Дуняши;
Гость – исполнитель последней воли Филиппа;
Опричники, иноки, спальничий царя .
Часть первая
Действие первое
Сцена первая
1537 год. Русский север. Поздняя осень. Полночь. Околица села. Над промерзшей дорогой усеянное звездами небо. У дороги – вековая сосна. Под нею силуэт привалившегося к могучему стволу человека. Над ним склоняется другой силуэт.
Суббота
Что за один? Путя его откуда?
И как сюды добрался по зиме?
Ему, однако, бедолаге, худо.
Совсем замерз… Свезу его ко мне.
Поднимает незнакомца и, поддерживая, ведет в сторону виднеющихся на фоне звездного неба дровен.
Пойдем-ка брат. Негоже при дороге
В безвестье помирати в двух шагах
От теплой печки. Взлезешь без подмоги?
Вот так сподручней будет. Экий страх
Ты на меня нагнал. Я думал было
Лихой ли кто под сосенкой сидит?
Еще чуток – морозцем бы прибило.
Господь, видать, тобой руководит.
Об эту пору встретить здесь кого-то,
Да в поздний час?.. Бывает по три дня
Пуста дорога. Ить кому охота
На тракте мерзнуть. Лучше у огня
Сидеть. Молчи. Не время силы тратить.
В беспамятство ли впал найденыш мой?
Теперь уж ни к чему и помирати…
Н-но, пегая! Беги быстрей домой!
Сцена вторая
В горнице Дуняша . За дверью слышится голос Субботы .
А вот и двор мой. Открывай хозяйка,
Да гостя, Богом данного, приветь.
А что за гость?.. ты и сама дознай-ка,
Пока я за медком спущусь в подклеть.
В горницу входят Суббота , его жена и незнакомец .
Суббота
Дуняша, что застыла, как колода? Что зришь-позришь во все свои глаза?
Говорит сам себе.
А гость наш, чую, не простого рода.
И снова, обращаясь к Дуняше .
Что замерла?.. Ну, то-то, егоза.
Суббота уходит и вскоре возвращается с кринкою медовухи. Незнакомец по-прежнему сидит на скамье в изнеможении.
Суббота
Сними-ка кожушок с него, Дуняша,
Да расстели на лавке у печи.
Ишь зубы как у бедолаги пляшут…
А очи, словно угли, горячи.
Да сапоги давай-ка стащим с гостя;
По счастью, пальцы на ногах целы.
Хватило б лавки при таком-то росте.
Испей-ка, брат, и вознеси хвалы
Ко Господу за чудное спасенье.
На тракте этом не один замерз.
Но таково Господне повеленье,
Чтоб я тебя от смертушки увез.
Незнакомец выпивает толику меду. Его кладут на широкую лавку. О н то ли впадает в беспамятство, то ли забывается в тревожном сне.
Суббота
Ты, матушка, прикрой его тулупом.
Пускай поспит покуда – ночь мудра.
Да оттащи от изголовья ступу.
Доведаемся, что к чему, с утра.
Мать
Дуняша, я опару замесила…
Смотри, не спи, доглядывай ее.
За гостем тож… Эк, как его сморило.
Да попряди, деньком возьмешь свое.
Все укладываются спать. При мерцающем свете лучины Дуняша прядет и следит за опарой, прислушиваясь к словам, которые незнакомец изредка произносит во сне. Ранним утром, затемно, крестьянский дом оживает. Первой поднимается мать , дабы испечь хлебов и приготовить гостю отвар. Следом поднимается Суббота и выходит на двор присмотреть за скотиной.
Дуняша (шепчет)
Полночный гость наш, кажется, проснулся.
Отвар взогрейте, матушка, скорей.
Уж встал, перекрестился, улыбнулся.
Мать
Да ты, Дуняша, быстро и взогрей.
Ужо я баньку нашу истопила;
Попарить гостя доброго не грех.
И будет он здоров, и будет сила,
А там и доберется без помех
В далекий монастырь, о коем ночью
Не раз он поминал во сне своем.
Однако ж, где зимою взяться кочу [2] ?
И ни гроша, к тому же, нет при нем.
Входит Суббота , бормоча
Мне б молодца такого. На полатях
Лишь девки с бабкой жмутся мал-мала…
Бог сыновей не дал… Дык, может зятя?..
Видит сидящего на лавке незнакомца .
Мил человек, присядем у стола.
Незнакомец крестится на образа, кланяется, подсаживается к столу с краю.
Суббота
Отвар испей, хлебца поешь ржаного,
Да о себе, коль хочешь, расскажи.
Что на Руси прошло, что стало ново?
Откуда родом? Как забрел в Хижи? [3]
Незнакомец
Как звать тебя, спаситель мой нежданный?
Суббота
Субботой люди кличут с первых зим, –
Явился я в сей день в сей мир престранный, –
Ну, а по святцам писан – Никодим.
Незнакомец
Ты мне, Суббота милый, явлен чудом.
Век за тебя молиться должен я.
Коль скоро к месту нужному прибуду,
Тебе молитва первая моя
За Богом вслед. Зовут меня Феодор.
Стремлюсь уйти из мира в монастырь.
Скарб, серебро дороги ради продал.
Язык мне был доселе поводырь.
Мой многодневен путь в страну покоя.
Бегу подале от мирских сует.
А как дошел?.. Господь Своей рукою
Прямил мой путь и вел на дальний свет.
Не вор я и не тать. В том будь уверен.
Работы не чураюсь хоть какой.
И тот обет я выполнить намерен,
Дабы обресть спасенье и покой.
Суббота
Да где ж сыскать нам нонечи покою?
За монастырской разве что стеной.
Хотя и там забот не счесть. Зимою
Скит не согреть лучиною одной.
В монастыре не токмо же молитвой
Придется жить. Труд тяжек чернецов.
Плоть умерщвляют не одною битвой
Духовной. Разве ты к тому готов?
Федор
Обвыкну как-нибудь. Господь поможет.
Суббота
Вот сказ те мой: иди-т-ко в найм ко мне.
Крестьянская сноровка приумножит
Твое раденье в горней стороне.
К тому же Соловки отсель далече.
На Беломорье нонче нет пути.
Придется ждать до лета с ними встречи.
И коч не скоро выпадет найти.
Федор
О Соловках я не во сне ль поведал?
Суббота
Во сне. Твой сон не безмятежен был.
Другой такой обители Бог не дал.
Тот монастырь давно святым прослыл.
Я старостою в этом поселенье
Ужо лет пять. Ужо лет пять Хижи
Мне доверяют суд и управленье.
И я радею безо всякой лжи.
Коров пяток, овец держу немало,
И поросята хрюкают в хлеву.
А все один. Невмоготу уж стало,
Хоть мужиком сноровистым слыву.
Каб наперед то знать – скорей в монахи,
Как ты, мил друг. Да что там говорить…
Подушки, сарафаны, да рубахи,
Да рушники [4] – в приданое вся прыть
Моя уходит, все мое богатство.
И женихов годящих подыскать…
Так что теперь ужо мне в ваше братство
Заказан путь. Кого тут попрекать?
За грех какой, не знаю сам, любезный,
Сподручников Господь мне не дает.
Все девки… Хороши, да бесполезны.
Прядут да ткут, да каждая поет –
Заслушаешься. Дуня – заводила.
Я кулачищем в бороду упрусь
И плачусь сам. На все Господня милость…
Трудись, да пой, да славь Святую Русь.
Федор
Да если б знал ты, милый друг Суббота,
По чьей бежал я милости сюда,
Пропала б говорить со мной охота,
Привязанность исчезла б без следа.
Суббота
Так повинись мне, милый друг, откройся.
Я видывал ужо лихих людей,
И так скажу: ты, брат, меня не бойся.
Чай ты не вор иль там какой злодей.
Федор
Дядья мои – удельные бояре –
Служили честно князю своему
И головы в междоусобной сваре
Сложили не по льстивому уму [5] .
И я, на княжьей службе не угодник,
При малолетнем быв государе,
Стал виноват лишь тем, что я их сродник.
Мне жить негоже стало при дворе.
К тому же, я давным-давно решился
Уйти в обитель. Счастьем ли назвать
Несчастье рода: путь мой вдруг открылся,
И некогда мне стало горевать.
И в день один, простое взявши платье
И никому ни слова не сказав,
Сюда подался, дабы снять проклятье
С родни своей, обет святой прияв.
Суббота (сам себе)
Догадлив я: он роду не простого
И малый честный – это вижу я.
Другого некичливого такого
Сосватал бы Дуняше я в мужья.
Снова обращается к гостю.
Великому ты князю не изменщик,
Татьбы тебе незнамо ремесло.
Так стань же сам и барин, и поденщик –
Что сам посеял, то и проросло.
Платить тебе я, Федор, буду справно.
Деньжат подкопишь к лету – и ходи.
Пойдешь сейчас – погибнешь, брат, бесславно.
Да и сноровки нет в тебе, поди.
Ударим по рукам. Все честь по чести.
А летом ты подашься в монастырь.
Ты был один, таперя станем вместе
Застраивать души твоей пустырь.
Пока что обихаживать скотину
Я научу тебя, а ввечеру
Зажжем с тобой смолистую лучину
И станем ладить все, что ко двору
Нам надобно, а что и на продажу:
Плести корзины, сети починять,
Посуду резать… Этот промысл нажил
Я смолоду… Теперь уж не отнять.
И ты войдешь со мною в то искусство.
Монашеские нужды хоть скромны,
Да нужды, все ж… Наматывай на ус свой.
Тем скоротаем время до весны.
А как красна придет, мы вольну ниву
Засеем рожью, льном… Пасти зачнем
Скотину, птицу… Нам ли нерадиву
Да праздну быть, тем более вдвоем.
Федор
Поклон тебе глубокий и почтенье,
Опять меня ты, брат Суббота, спас.
Ты, словно кряж, который чужд сомненья,
Но выслушай же дальше мой рассказ.
Меня ведь князь Василий заприметил,
Когда я был семнадцати годов,
И ко двору призвал. И я ответил
Всем сердцем на любезный князя зов.
И быв изрядно грамоте обучен,
И в иноземных знаясь языках,
С мечом, конем, пищалью неразлучен,
В дворянских смалу служивал полках.
Мой род обширен, и богат, и знатен,
Три сотни лет в державе славен он.
Как не было на Колычевых пятен,
Так нет и ныне. Я же принужен
Уйти в безвестность собственной охотой.
Служить лишь Богу, чтоб избыть свой грех
Служения мамоне [6] , и, Суббота,
Молиться в тишине за нас за всех:
За нищих ли, богатых ли, смятенных,
За веру, за державу, правый суд,
Дядьев своих, Еленою казненных,
За род свой древний, за безвестный люд.
И за тебя со чадами твоими.
Увы, мой путь становится длинней.
Один лишь ты мое проведал имя.
Храни же тайну, выдать не посмей.
В обитель должен я прийти безвестным
Послушником и понести свой крест
Безропотно путем молитвы тесным.
Как будет все – не знаю. Бог же весть!
Пока ж тебе служить без уговору,
Растить в душе смирения сады,
Выказывать во всем свою покору
Готов за хлеба кус да ковш воды.
Ты спас меня, тебе я благодарен.
Учи меня метать твои стога.
Забудь о том, что родом я боярин.
Ты – мой хозяин. Я тебе – слуга.
Сцена третья
Прошло три месяца. Зимний день. Горница. Федор плетет корзину. Рядом сидит Дуняша .
Дуняша
Скажи-ка, Федор, а в Москве девицы
Такое ж платье носят, как и я?