– А как же насчёт сатаны? Ведь, он столько раз упоминается в разных церковных писаниях!
– Эта идея – просто метафора, символическое предупреждение людям о том, что безопасность и надёжность следует искать в Божественном, а не в порывах и привычках, иногда трагических, собственного "я".
Сваливать вину за всё плохое на некую внешнюю силу – возможно, это было важно на определённой стадии человеческого развития. Но теперь, это лишь затемняет истину, ибо, корить за своё поведение силы, находящиеся вне нас, – это, всего лишь, способ уйти от ответственности.
И мы склонны использовать идею о существовании сатаны, чтобы иметь основание считать того или иного человека злым от рождения – тогда, очень легко умыть руки и вообще списать его со счетов.
Настало время разобраться в истинной природе человеческого зла на менее примитивном уровне, а уж потом принимать соответствующие меры, чтобы справиться с ним.
– Раз нет сатанинского заговора, – сказал я, – значит, нет и "одержимости", "овладения".
– А вот это, не совсем так, – горячо возразил Уил. – Существует психологическая "одержимость". Но тут речь идёт не о заговоре зла, а об энергетической динамике.
Люди, живущие в страхе, стремятся управлять другими. Вот почему те или иные группы стараются привлечь человека к себе, убедить его присоединиться к ним, подчиниться их авторитету, а если он не хочет, применяют к нему различные силовые меры.
– Оказавшись в этом иллюзорном городе, я сначала подумал, что мною овладела какая-то демоническая сила.
– Да нет. Ты оказался там, потому что совершил ту же ошибку, что и раньше: вместо того чтобы прислушаться к этим душам, ты сразу раскрылся перед ними, ожидая получить ответы на все вопросы, и даже не проверил, движимы ли они любовью.
А они, в отличие от тех душ, которые находятся в контакте с Божественным источником, не отдалились от тебя, а просто-напросто втянули тебя в свой мир – точно так же, как в физическом измерении поступают разные сумасшедшие политические, культовые и другие группы, если ты проявил неразборчивость.
Уил помолчал, размышляя, потом продолжал.
– Всё это – как бы, углубление в Десятое откровение, потому, нам и дано это видеть. По мере того, как контакты между обоими измерениями будут расширяться, у нас будет всё больше встреч с душами в Афтерлайфе.
Эта часть Откровения подсказывает, что следует делать различие между душами, которые пробудились и проникнуты духом любви, и теми, которыми владеет страх и какая-то навязчивая идея.
Однако, мы не должны списывать их со счетов, видя в них демонов или дьяволов. Это души, находящиеся в процессе роста, – точно так же, как и мы.
Знаешь, ведь многие из Тех, кто сейчас в земном измерении не может отыскать выхода из каких-то сложных коллизий, – это те самые души, чьи Видения рождения были исполнены наибольшего оптимизма.
Я покачал головой, не вполне понимая.
– Потому-то, – продолжал Уил, – они и выбирают для своего рождения тяжёлые, напряжённые ситуации, требующие каких-то из ряда вон выходящих нейтрализующих мер.
– Ты имеешь в виду неблагополучные семьи?
– Да. Неудержимое стремление контролировать ситуацию, проявляется ли оно в форме диких выходок или различных нездоровых склонностей, порождается такой обстановкой, в которой человек является жертвой насилия, принуждения и т. п. и где уровень страха настолько высок, что тот же самый гнев, ярость, извращенные эмоции возрождаются снова и снова, поколение за поколением.
Индивидуумы, рождающиеся в таких ситуациях, делают этот выбор преднамеренно, так сказать, находясь в здравом уме.
Эта идея показалась мне абсурдной.
– С какой стати кому-то может захотеться родиться в таких условиях?
– Потому что они были уверены, что им хватит сил вырваться из этого порочного круга, исцелить семейную систему, в которую им предстоит войти.
Они верили, что сумеют пробудиться и, оказавшись в этом кошмаре, постепенно, победить злобу и страх и что всё это явится подготовкой к выполнению миссии – помогать другим выходить из подобных ситуаций.
Даже если они идут путём насилия, нам следует видеть в них людей, потенциально способных освободиться.
– Значит, что касается преступлений и насилия, наиболее верной является идея либералов о том, что каждый может измениться и вернуться к нормальной жизни? А консервативный подход, выходит, и гроша ломаного не стоит?
Уил улыбнулся.
– Не совсем так. Либералы правы, считая, что люди, выросшие в обстановке насилия и подавления, являются продуктом своей среды. По мнению же консерваторов, перестать совершать преступления и сесть на общественное пособие, – это, всего лишь, вопрос сознательного выбора.
Однако, подход либералов – в достаточной степени поверхностен – вплоть до того, что они считают возможным изменить человека, просто поместив его в другие условия – скажем, обеспечив ему финансовую поддержку или образование.
Обычно программы помощи сводятся к тому, чтобы предлагать советы или материальную помощь.
Когда же речь идёт о серьёзных нарушителях законности и порядка, все попытки их реабилитации – это, в лучшем случае, поверхностные рекомендации, в худшем же – терпимость и выискивание смягчающих обстоятельств, а это, как раз, совершенно противопоказано, в подобных случаях.
Всякий раз, когда индивидуум, чрезмерно озабоченный проблемой собственного контроля надо всем, отделывается лёгким испугом, это способствует тому, что он и дальше ведёт себя также и укрепляет представление, что всё это не так уж и серьёзно, а значит, создаёт обстоятельства, прямо-таки, гарантирующие, что это произойдёт снова.
– А что же тогда делать? – спросил я.
Уил едва не задрожал от волнения:
– Мы можем научиться осуществлять духовное вмешательство! А это означает помочь сделать весь процесс сознательным – точно то же самое делают вот эти души по отношению к тем; которые находятся в плену иллюзий.
Некоторое время он смотрел на души, кольцом окружавшие нас, потом перевёл взгляд на меня и покачал головой:
– Я способен получить от этих душ всю информацию, которую только что передал тебе, но пока ещё не могу ясно воспринять Видение мира. Мы ещё не научились набирать достаточно энергии.
Я сосредоточился на окружавших нас душах, однако, не смог получить никакой другой информации, кроме переданной мне Уилом.
Сонмы душ явно обладали гораздо большим знанием и проецировали его на мысленные построения, порождённые страхом, но, как и Уил, я не сумел понять больше ничего.
– По крайней мере, мы узнали ещё кое-что из Десятого откровения, – сказал Уил. – Теперь мы знаем, что, каким бы нежелательным ни было поведение других, нам следует помнить, что они, всего лишь, души, пытающиеся пробудиться, как и мы.
И тут меня, словно бы, швырнуло назад звуковым ударом; в голове бешено заметались все цвета радуги.
Рванувшись, Уил успел, в последний момент, поймать меня, подзарядить своей энергией и удержать. Меня тряхнуло как будто электрическим током, потом всё прошло.
– Оци там снова взялись за своё, – сказал Уил. Справившись с головокружением, я взглянул на него:
– Это значит, что, возможно, Кэртис попытается силой остановить их. Он убеждён, что других способов нет.
Едва произнеся эти слова, я отчетливо увидел мысленным взором Феймэна – человека, который, по мнению Дэвида Одинокого Орла, имел какое-то отношение к этому эксперименту.
Он стоял где-то на высоте, осматривая долину. Глянув на Уила, я понял, что и он видит то же самое. Он кивнул в знак подтверждения, и мы тут же начали двигаться.
Когда движение прекратилось, мы с Уилом оказались лицом друг к другу. Серые тона вокруг нас ещё более сгустились. Снова громкий, какой-то разлаженный звук сотряс тишину, и лицо Уила начало терять отчётливость. Но он держал меня, и, через несколько секунд, звук прекратился.
– Теперь эта штука ревёт чаще, чем прежде, – заметил Уил. – Возможно, у нас совсем немного времени.
Я кивнул, борясь с головокружением.
– Давай-ка осмотримся, – предложил Уил.
И тут же мы различили в нескольких сотнях ярдов от нас сгусток энергии, который быстро приблизился и остановился ярдах в сорока-пятидесяти от нас.
– Будь осторожен, – предупредил Уил. – Не идентифицируйся с ними полностью. Просто послушай и выясни, кто они такие.
Я осторожно настроился и тут же увидел движущиеся души и образ города, из которого недавно вырвался. Я почувствовал страх, и они немедленно приблизились ещё.
– Продолжай оставаться сосредоточенным на любви, – посоветовал Уил. – Они не могут втянуть нас к себе, если только мы сами не поведём себя так, как будто ждём от них спасения. Попытайся послать им заряд любви и энергии. Это либо поможет им, либо заставит уйти.
Поняв, что страх владеет этими душами в большей степени, чем мною, я сосредоточился и сделал то, что рекомендовал Уил. Они немедленно отдалились туда, где находились раньше.
– Почему они не могут принять эту любовь и очнуться? – спросил я Уила.
– Потому что, когда они ощущают энергию и она немного повышает их сознание, их начинает мучить чувство одинечества.
Приход к пониманию и освобождение от потребности контролировать, всегда поначалу болезненны, потому что момент принуждения должен быть убран, прежде чем будет обретено внутреннее решение проблемы потерянности. Вот почему "потёмки души" иногда предшествуют возросшему знанию и духовной эйфории.
Моё внимание привлекло движение справа. Сосредоточившись, я увидел ещё несколько душ; когда они приблизились, другие души отодвинулись подальше. Я настроился на новый сонм, чтобы понять, чем он занимается.
– Зачем, по-твоему, явились эти души? – спросил я Уила.
Он пожал плечами:
– Они имеют какое-то отношение к этому Феймэну.
В окружающем сонм пространстве я начал различать какое-то движущееся изображение. Сосредоточившись, я стал видеть чётко и понял, что это огромное промышленное предприятие где-то на Земле: большие металлические корпуса, ряды чего-то наподобие трансформаторов, трубы и целые мили проводов.
В центре комплекса, наверху одного из самых высоких корпусов, находился центр управления со стеклянными стенами и потолком. Внутри я различил ряды компьютеров и другое оборудование. Я взглянул на Уила.
– Вижу, вижу, – подтвердил он.
Перспектива нашего обзора расширилась, и теперь мы могли видеть весь комплекс сверху. Бесконечные провода выходили из главного корпуса во всех направлениях, подавая энергию к огромным вышкам, с которых лучи, наподобие лазерных, передавали её дальше другим станциям.
– Ты знаешь, что это такое? – спросил я.
Он кивнул:
– Централизованный энергетический комплекс.
Наше внимание привлекло какое-то движение в дальнем от нас конце комплекса. К одному из самых больших корпусов подъезжали аварийные и пожарные машины. В окнах четвертого этажа мелькали зловещие отблески огня.
В какой-то момент они вырвались наружу, и тут же земля под зданием, будто бы, треснула. В воздух поднялась туча пыли и обломков; здание содрогнулось, затем, медленно обрушилось. Одновременно с этим, языки пламени охватили корпус, стоявший справа.
Сцена сменилась: теперь мы видели центр управления, в котором суетились люди. Справа открылась дверь, вошёл человек с кипой бумаг и чертежей. Бросив их на стол, он решительно и уверенно принялся за дело.
Чуть прихрамывая, он переходил от одной машины к другой, что-то включая и выключая, нажимая какие-то кнопки. Мало-помалу, земля перестала содрогаться, огонь удалось подавить. Человек продолжал торопливо работать, попутно давая указания другим.
Присмотревшись к нему поближе, я обернулся к Уилу:
– Это – Феймэн!
Уил не успел ответить, как события завертелись, словно в фильме с ускоренной съёмкой. На наших глазах комплекс был спасён, потом, рабочие начали быстро демонтировать его, корпус за корпусом.
Одновременно поблизости строилось нечто гораздо меньшее – предприятие по производству более компактных генераторов.
В конце концов, большая часть территории комплекса обрела свой первоначальный вид, заросла лесом, а новое предприятие занималось выпуском маленьких установок, которые можно было видеть на задах каждого жилого дома или деловой постройки в сельской местности.
И вдруг, перспектива, как бы, сдвинулась назад, и мы увидели на переднем плане одинокую фигуру, наблюдавшую ту же самую картину, что и мы.
Увидев его профиль, я понял, что это – Феймэн, до его нынешнего рождения, рассматривает то, чего он может достигнуть в жизни.
Мы с Уилом переглянулись.
– Это ведь часть его Видения рождения, правда? – спросил я.
Уил кивнул:
– Это должен быть его сонм душ. Давай-ка посмотрим – может, сумеем что-нибудь ещё выяснить о нём.
Мы оба сосредоточились на сонме, и перед нами возникло другое изображение. То был девятнадцатый век, военный лагерь, палатка командующего.
Мы увидели Феймэна вместе с генералом – тем самым, которого я встретил в иллюзорном городе. Слегка прихрамывавший Феймэн был одним из заместителей генерала; вторым был Уильямс.
Наблюдая за ними, мы начали вникать в историю их взаимоотношений. Великолепный тактик, Феймэн отвечал за стратегию и технические вопросы.
Незадолго до наступления, генерал приказал тайно продать индейцам одеяла, заражённые оспой; Феймэн решительно воспротивился этому – не столько из жалости к туземцам, сколько из-за возможных политических последствий.
Позже, уже после того, как Вашингтон приветствовал победу в этом сражении, журналисты раскопали историю с заражёнными одеялами, и было начато расследование.
Генерал и его близкие друзья в Вашингтоне сделали козлом отпущения Феймэна; его карьера рухнула. Генерал впоследствии стал видным политическим деятелем национального масштаба и оставался им, пока и ему не дали подножку.
Феймэн так никогда и не оправился от удара; его собственные политические амбиции рухнули вместе с его профессиональной карьерой.
С годами он всё более озлоблялся, отчаянно и безуспешно призывая общественность заставить генерала рассказать всю правду о той битве.
Двое-трое журналистов некоторое время занимались этой историей, но вскоре интерес общественности к ней совершенно заглох, и Феймэн окончательно впал в немилость.
Под конец жизни, его сильно мучило, что ему так и не удалось достичь в политике того, о чём он мечтал; считая своего бывшего командира виновным во всём, он совершил покушение на него во время официального обеда и был застрелен телохранителями.
Феймэн, отделивший себя от внутренней уверенности и любви, не смог полностью пробудиться после смерти.
Долгие годы он считал, что провалил дело, и жил в иллюзорных построениях, лелея свою ненависть, обречённый на бесконечное повторение всё того же ужаса: он планировал другое покушение и совершал его – только для того, чтобы снова быть убитым.
Наблюдая, я понял, что Феймэн мог бы оставаться в ловушке иллюзий гораздо дольше, если бы не решительные усилия другого человека, который тогда находился вместе с ним в военном лагере. Увидев его образ, я узнал его.
– Это Джоэл, тот самый журналист, – пояснил я Уилу, стараясь удержать чёткость видения.
Уил кивнул в знак того, что понял.
После смерти Джоэл стал членом внешнего кольца душ и полностью посвятил себя задаче пробуждения Феймэна.
В их тогдашней жизни он намеревался предавать огласке любой случай жестокости или обмана, совершённых военными по отношению к индейцам, и ему была известна история с заражёнными одеялами, но взятками и угрозами его заставили держать язык за зубами.
Посмертный Обзор жизни привёл его в отчаяние, но он не утратил сознания и поклялся помочь Феймэну, который попал в беду, в общем-то, из-за его, Джоэла, отказа от решительных действий.
После многочисленных бесплодных попыток Джоэла выйти на связь с Феймэном, тот, наконец, ответил и сам пережил долгий и болезненный Обзор жизни.
В своей жизни в девятнадцатом веке он собирался стать гражданским инженером. Но его соблазнила перспектива стать героем войны, таким же, как его командующий, и заняться вопросами новой военной стратегии.
В годы, прошедшие между одной и другой жизнью, он помогал людям на Земле правильно использовать технологию; и вот, мало-помалу, его начало посещать видение приближающейся новой жизни.
Сначала медленно, затем, всё более отчётливо он стал понимать, что скоро будут открыты новые методы получения энергии, потенциально способные освободить человечество, но они могут оказаться крайне опасны.
Чувствуя, что рождается, он понял, что будет работать именно в этой области, заниматься именно этой технологией, но понял также и то, что, как и прежде, будет жаждать власти, признания и высокого статуса.
А ещё он увидел, что у него будут помощники – шестеро помощников. И долину, где все они работают вместе, в темноте, возле каких-то водопадов, чтобы, используя некий процесс, принести людям Видение мира.
Образ Феймэна стал исчезать, но я, всё же, успел увидеть кое-что из этого процесса. Вначале семь человек начали вспоминать, когда и при каких обстоятельствах встречались раньше, и осмысливать порождённые этим чувства.
Затем, группа сознательно, пользуясь техникой Восьмого откровения, расширила свою энергию, и каждый познакомил других со своим Видением рождения; в конце концов, вибрация ускорилась, объединяя сонмы душ всех семерых.
Из знания, обретённого таким образом, должно было родиться Видение мира – память о полной картине предстоящего нам будущего, того, куда мы идём, и того, что мы должны делать, чтобы исполнить своё предназначение.
Внезапно всё исчезло: и видение, и группа Феймэна. Мы с Уилом остались одни. Его глаза горели.
– Ты видел, что там происходило? – взволнованно спросил он. – Это значит, что первоначальным намерением Феймэна, на самом деле, было усовершенствовать и децентрализовать технологию, над которой он работает. Если он поймёт это, то остановит эксперимент.
– Нам нужно найти его, – сказал я.
– Нет, – немного подумав, возразил Уил. – Это не поможет – пока что не поможет. Мы должны разыскать остальных из семёрки: тогда объединённая энергия группы разбудит память о Видении мира. Они будут вспоминать вместе и подзаряжать друг друга.
– Я что-то не очень понял насчёт прежних чувств.
Уил придвинулся ближе:
– Ты помнишь другие мысленные образы, которые видел? Воспоминания о других местах, других временах?
– Да.
– Члены группы, которая складывается сейчас для борьбы с экспериментом, уже встречались раньше. Это породило какие-то чувства, с которыми обязательно нужно разобраться, причём, каждому.
На мгновение Уил отвёл глаза, потом продолжал:
– Всё это – тоже часть Десятого откровения. Ведь, образуется не только одна группа – на самом деле, их очень много. Нам всем нужно научиться избывать прежние обиды.
Слушая его, я подумал о том, что мне нередко приходилось оказываться среди групп людей, и некоторые сразу же начинали симпатизировать друг другу, в то время как другие – совсем наоборот, причём, безо всякой видимой причины.
Интересно, подумалось мне, готова ли уже человеческая культура к тому, чтобы найти корни этих бессознательных реакций?