Флоринда Доннер, женщина-воин из партии Нагваля Карлоса Кастанеды, отправляется в Венесуэлу, к местным магам, где становится на несколько месяцев ученицей "ведьмы" и целительницы Мерседес Перальты. Встречи с удивительными людьми, невероятные события, поворот колеса случая при помощи тени ведьмы - аналог "манипуляции намерением" в мире дона Хуана - всё это ждёт вас на страницах этой необыкновенно честной, изящной, умной и полной любви книги.
Те же, кто ничуть не интересуется Карлосом Кастанедой и всяческой магией, получат замечательное художественное произведение в стиле "фэнтези".
"Я не в силах выразить чувство восхищения и уважения воина к Флоринде Доннер, той, кто в одиночестве, имея мизерный шанс, сохранила своё душевное равновесие и осталась верным последователем пути воина и учения дона Хуана".
Содержание:
Предисловие 1
Примечания автора 1
Часть первая 1
Часть вторая 11
Часть третья 15
Часть четвёртая 20
Часть пятая 24
Часть шестая 29
Часть седьмая 35
Часть восьмая 40
Эпилог 45
Флоринда Доннер
Сон ведьмы
Предисловие
Труд Флоринды Доннер имеет для меня особое значение. Он, фактически, находится в согласии с моей собственной работой, но в то же время несколько отходит от неё. Флоринда Доннер - мой соратник. Мы оба вовлечены в одно и то же занятие; мы оба принадлежим миру дона Хуана Матуса. Отличие происходит из-за того, что она женщина. В мире дона Хуана мужчины и женщины идут в одном направлении, одним и тем же путём воина, но по противоположным краям дороги. Поэтому взгляды на одни и те же явления получены с этих двух позиций и разнятся в деталях, но не в целом.
Такая близость к Флоринде Доннер при любых других обстоятельствах могла бы неизбежно породить скорее чувство верности, чем безжалостной проверки. Но по предпосылкам пути воина, которому мы оба следуем, верность выражается только в требовании чего-то лучшего для себя. Для нас лучшее означает полную проверку всего того, что мы делаем.
Следуя учению дона Хуана, я предпринял безжалостную проверку работы Флоринды Доннер. И нашёл, что для меня здесь имеется три различных уровня, три чёткие сферы её оценки.
Во-первых - это богатые подробности её описания и повествования.
По-моему, эти детали этнографичны. Мелочи повседневной жизни, заурядные для культурного окружения описанных персонажей, представляют собой нечто совершенно нам неизвестное.
Во-вторых - всё сделано очень изящно. Я рискну сказать, что этнограф должен быть ещё и писателем. Для того, чтобы ввести нас в этнографическое описание мира, этнограф должен быть более чем учёным-обществоведом, он должен быть художником.
Третьим является честность, простота и прямолинейность работы. И здесь я, без сомнения, очень требователен. Флоринда Доннер и я сформированы одними и теми же силами; поэтому её труд подчинён общей модели устремления к совершенству. Дон Хуан учил, что наш труд должен быть полным отражением нашей жизни.
Я не в силах выразить чувство восхищения и уважения воина к Флоринде Доннер, той, кто в одиночестве, имея мизерный шанс, сохранила своё душевное равновесие и осталась верным последователем пути воина и учения дона Хуана.
Карлос Кастанеда.
Примечания автора
В предиспанские времена штат Миранда на северо-востоке Венесуэлы был населён индейскими племенами карибов и кинарикотов. В колониальную эпоху здесь появились две другие расовые и культурные группы: испанские колонизаторы и африканские рабы, которых испанцы принуждали работать на своих плантациях и рудниках.
Потомки индейцев, испанцев и африканцев образовали смешанное население, которое в настоящее время населяет мелкие деревушки, селения и города, разбросанные в прибрежной и материковой зоне.
Некоторые города штата Миранда известны своими травниками и знахарями, многие из которых были спиритами, медиумами и магами.
В середине семидесятых годов я приехала в Миранду. Будучи в то время студентом-антропологом и интересуясь знахарством, я работала с женщиной-знахаркой. Учитывая её просьбу остаться неизвестной, я назову её Мерседес Перальтой, а её город - Курминой.
С разрешения знахарки, так чётко и точно, как только могла, я записывала в свой полевой блокнот всё, что касалось моих отношений с ней, начиная с момента моего прихода в её дом. Мною записаны несколько историй, рассказанных некоторыми из её пациентов. Поэтому настоящая работа состоит из частей моего полевого блокнота и рассказов этих пациентов, причём материал подбирала лично Мерседес Перальта. Части, взятые из дневника, написаны от первого лица. Рассказы пациентов приведены в третьем лице.
Единственной вольностью в обращении с материалом является изменение имён и личных дат персонажей рассказов.
Часть первая
1
Всё началось для меня с трансцендентального события; события, которое определило ход моей жизни. Я встретилась с нагвалем. Он был индейцем из Северной Мексики.
Словарь испанской королевской академии определяет термин "нагваль", как испанскую адаптацию слова "нахуталь", которое означает колдуна или мага на языке аборигенов Южной Мексики.
До сих пор в современной Мексике существуют традиционные истории о нагвале, человеке древних времён, обладающие необычайными силами, способном выполнять действия, которые не поддаются воображению. Однако, в настоящее время и в городе, и на селе, нагваль считается чистой легендой.
Впечатление такое, что они живут в народных сказаниях, в мире фантазии и слухов.
Тем не менее, нагваль, которого я встретила, был реальным. В нём не было ничего иллюзорного. Когда я спросила его о хорошо известной уникальности, которая делала его нагвалем, он предъявил по видимости простую, и всё же совершенно сложную идею, в стиле объяснения того, что он делал, и того, кем он был. Он рассказал мне, что нагвальство начинается с двух несомненных фактов: факта того, что люди являются необычными существами, живущими в необычайном мире; и факта того, что ни при каких обстоятельствах ни человек, ни мир не могут считаться доказанными и определёнными.
Он сказал, что из этих простых предпосылок вырастает простой вывод: нагвальство срывает одну маску и немедленно надевает другую. Нагвали срывают маску, которая позволяет нам видеть себя и мир, в котором мы живём, как нечто обычное, неприхотливое, предсказуемое и повторяющееся; они надевают вторую маску, ту, которая поможет нам увидеть себя - и наше окружение - как потрясающие события, которые расцветают только на краткий миг и никогда не будут повторены вновь.
После встречи с этим незабываемым нагвалем у меня был момент нерешительности и колебаний, исключительно благодаря страху, который я почувствовала при пересмотре подобного впечатляющего примера. Я хотела убежать от нагваля и его предметов поиска, но не смогла сделать это.
Немного позже я сделала решительный шаг и присоединилась к нему и его партии.
Но это не рассказ о нагвале, хотя его идеями и влиянием отмечено всё, что я делала. Не моё дело писать или даже упоминать о нём. Есть другие в его группе, кто делает это.
Когда я присоединилась к нему, он устроил мне в Мексике встречу с необычайной и поразительной женщиной - возможно, она была самой осведомлённой и влиятельной женщиной в его группе. Её звали Флоринда Матус. Несмотря на её одежду скучно-однообразного цвета, она имела врождённое изящество высокой и тонкой женщины. Её немного бледное лицо, худощавое и строгое, было увенчано косой светлых волос и привлекало большими светящимися глазами. Её хриплый голос и радостный смех успокоили мой необоснованный страх перед ней.
Нагваль оставил меня на её попечение. Я сразу же спросила Флоринду, была ли она сама тоже нагвалем. Как-то загадочно улыбаясь, она уточнила определение этого слова: "Быть колдуном, магом или ведьмой не означает быть нагвалем. Но любой из них может стать им, если он или она примут ответственность и поведут группу мужчин или женщин, вовлечённых в определённый поиск знаний".
Когда я спросила её, что представляет собой этот поиск, она ответила, что этим мужчинам или женщинам надо найти вторую маску, которая помогла бы им увидеть себя и мир такими, какими мы действительно являемся - потрясающими событиями.
Но здесь не будет рассказа о Флоринде, несмотря на то, что эта женщина наставляла меня в каждом действии, которое я выполняла. Это скорее рассказ об одной из многих вещей, которые она заставила меня делать.
- Для женщины поиск знания в самом деле очень любопытная вещь, - сказала мне однажды Флоринда, - мы проходим здесь через странную уловку.
- Почему это так, Флоринда?
- Потому что женщина в действительности этого не хотят.
- Я хочу.
- Ты говоришь, что хочешь. В действительности ты не хочешь этого.
- Я здесь, с тобой. Разве это не говорит о моём желании?
- Нет. Случилось так, что ты понравилась нагвалю. Его индивидуальность одолела тебя. Я сама такая же. Я была ошеломлена предшествующим нагвалем. Он был самым неотразимым магом.
- Я допускаю, что ты права, но лишь отчасти. Я хочу участвовать в поиске нагваля.
- Я не сомневаюсь в этом. Но этого недостаточно. Женщинам необходимы некоторые особенные уловки, чтобы добраться до сути самих себя.
- Какие уловки? О какой сути самой себя ты говоришь, Флоринда?
- Если внутри вас есть что-то, о чём вы не знаете, например, скрытые резервы, неожиданная наглость и коварство, или благородство души в минуты горя и боли, это должно выйти, когда мы сталкиваемся с неизвестным, оставаясь одинокими, без друзей, без привычных групп, без поддержки. Если при таких обстоятельствах из вас ничего не вышло, значит, у вас ничего и нет. И прежде, чем сказать, что ты действительно жаждешь поисков нагваля, определи для себя, имеется ли что-нибудь внутри тебя. Я требую, чтобы ты сделала это.
- Я не думаю, что получу какую-то пользу, проверяя себя.
- Тогда вот мой вопрос: можешь ли ты жить без знания того, имеется или нет что-либо скрытое внутри тебя?
- Но что, если я одна из тех, у кого ничего нет?
- Если это так, тогда я задам тебе свой второй вопрос. Можешь ли ты продолжать жить в мире, избранном тобой, если ты не имеешь ничего внутри себя?
- Почему же, конечно, я могу продолжать быть здесь. Я уже присоединилась к тебе.
- Нет, ты только думаешь, что избрала мой мир. Избрание мира нагваля - это не просто тема для разговора, как у тебя. Ты должна доказать это.
- Как, по-твоему, я могу это сделать?
- Я дам тебе намёк. Ты не последуешь ему, но если всё же захочешь, поезжай одна туда, где ты родилась. Ничто не может быть лучше и легче, чем это. Иди и возьми свой шанс, каким бы он ни был.
- Но твой совет непрактичен. У меня нет добрых чувств к этому месту.
Я не смогу оставаться там в хорошем состоянии.
- Тем лучше; шансы будут против тебя. Именно поэтому я и выбрала твою родину. Женщине не нравится быть слишком обеспокоенной; если она заботится о вещах, она связана. Докажи мне, что ты не поступишь таким образом.
- Посоветуй мне, что я должна делать в этом месте?
- Будь собой. Делай свою работу. Ты говорила, что ты хочешь стать антропологом. Будь им. Что может быть проще?
2
Несколько лет спустя, следуя советам Флоринды, я наконец вернулась в Венесуэлу - туда, где родилась. На первый взгляд я собирала антропологические данные о знахарской практике. В действительности я исполняла здесь, по наставлению Флоринды, необходимые уловки, чтобы обнаружить, обладаю ли я скрытыми резервами, без которых невозможно оставаться в мире нагваля.
Согласие на то, что моя поездка будет предприниматься в одиночестве, было вытянуто из меня почти силой. Строго и решительно Флоринда заметила, что ни при каких обстоятельствах я не должна советоваться с кем-либо во время поездки. Зная, что я учусь в колледже, она порекомендовала мне не пользоваться привилегиями академической жизни. Я не могла просить о стипендии, имея научного руководителя, не могла даже просить помощи у родных и близких. Я должна была позволить обстоятельствам диктовать путь следования, и приняв только его, я бросилась в это с неистовством женщины на пути нагваля.
Я договорилась поехать в Венесуэлу с неофициальным визитом. Мне можно было видеться с родственниками. Я думала и собирала сведения о любой возможности для будущего исследования в культурной антропологии. Флоринда хвалила меня за быстроту и тщательность, хотя мне кажется, она забавлялась со мной. Хвалить меня было не за что. Я напомнила ей, что меня волнует отсутствие её инструкций. Снова и снова я просила её более детально раскрыть мою роль в Венесуэле. Чем ближе подходила дата моего отъезда, тем больше я беспокоилась об исходе всего этого. Я настаивала, правда, не в очень ясных выражениях, на необходимости более определённых инструкций.
Мы сидели в плетёных креслах, удобно подбитых мягкими подушками, в тени фруктовых деревьев, растущих в её огромном дворе. В своём длинном кисейном платье, в своей широкополой шляпке, обмахиваясь разрисованным веером, она выглядела человеком другой эпохи.
- Забудь об определённой информации, - сказала она нетерпеливо, - она не принесёт тебе никакой пользы.
- Она обязательно даст мне массу полезного, - настаивала я, - я действительно не понимаю, почему ты не сделаешь этого для меня, Флоринда.
- Вини в этом тот факт, что я нахожусь в мире нагваля; тот факт, что я женщина, и что я принадлежу другому настроению.
- Настроению? Что ты подразумеваешь под настроением?
Она посмотрела на меня далёким беспристрастным взглядом.
- Хотела бы я, чтобы ты слышала свои слова. Какое настроение? - передразнила она меня. Её лицо выразило презрение, - видишь ли, аккуратная расстановка мыслей и дел не для меня. Для меня порядок отличается от аккуратной расстановки вещей. Я не проклинаю глупость и не имею терпение.
Это является настроением.
- Это звучит ужасно, Флоринда. Я была уверена, что в мире нагваля люди стоят выше мелочности и не ведут себя нетерпеливо.
- Быть в мире нагваля значит ничего не делать со своим настроением, - сказала она, сделав смешной, безнадёжный жест, - ты же видишь, я безупречно нетерпима.
- Мне действительно хочется знать, что означает быть безупречно нетерпимой.
- Это означает, например, что я полностью сознаю, как ты надоела мне со своей глупой настойчивостью, выспрашивая подробные инструкции. Моя нетерпимость говорит мне, что я должна остановить тебя. Но моя безупречность заключается в том, чтобы заставить тебя замолчать немедленно.
Всё это выльется в следующее, - продолжала она, - если ты, несмотря на моё предупреждение, будешь упорствовать в просьбе о подробностях, что вызвано только твоей дурной привычкой иметь всё разжёванным, я ударю тебя, чтобы ты остановилась. Но я никогда не буду сердита или обижена на тебя.
Несмотря на её серьёзный тон, я засмеялась.
- Ты действительно будешь меня бить, Флоринда? Хорошо, лупи меня, если тебе это нужно, - добавила я, рассматривая её решительное лицо, - но мне надо знать, что я буду делать в Венесуэле. Я схожу с ума от волнения.
- Всё верно! Если ты настаиваешь на знании деталей, которые я считаю важными, я расскажу тебе. Я надеюсь, ты понимаешь, что мы разделены бездной, и через эту бездну нельзя перебросить мост с помощью болтовни.
Мужчины могут строить мосты из своих слов, а женщины не могут. Сейчас ты подражаешь мужчинам. Женщины делают мост из своих поступков. Ты знаешь, что мы даём рождение. Мы создаём людей. Я настаиваю на твоём отъезде для того, чтобы ты в одиночестве определила, что является твоими сильными сторонами, а что - слабостями.
- Я понимаю, о чём ты говоришь, Флоринда, но прими во внимание моё положение.
Флоринда смягчилась, отбросив резкий ответ, уже готовый сорваться с её губ.
- Всё верно, всё верно, - сказала она устало, жестом приказав мне поставить свой стул рядом с ней, - я дам тебе подробные детали того, что я считаю важным для твоей поездки. К счастью для тебя, это не будет подробной инструкцией, за которой ты гоняешься. Ты хочешь, чтобы я точно расписала тебе, что делать в будущей ситуации и когда это делать. То, о чём ты просишь, совершенно глупо. Как я могу дать тебе инструкции о том, чего ещё не существует? Лучше я дам тебе взамен инструкции, как привести в порядок свои мысли, чувства и реакции. Используя их, ты справишься с любой возможностью, которая может представиться.
- Ты это серьёзно, Флоринда? - спросила я недоверчиво.
- Я смертельно серьёзна, - уверила она меня. Наклоняясь вперёд на своём стуле, она продолжала говорить, сопровождая всё улыбкой и смехом, - первым подробным пунктом считается проведение инвентаризации самой себя.
Видишь ли, в мире нагваля мы должны отвечать за свои поступки.
Она начала напоминать мне то, что знала о пути воина. За то время, что я была с ней, говорила она, я прошла обширную практику в тяжёлой психологии мира нагваля. Поэтому любые детальные инструкции, которые она могла мне сейчас преподнести, фактически были подробным напоминанием о пути воина.
- На пути воина женщина не чувствует себя важной, - продолжала она, словно декламируя что-то заученное наизусть, - так как важность смягчает неистовство. На пути воина женщины свирепы. Они остаются неистово беспристрастными при любых условиях. Они не требуют ничего, но готовы дать себе всё, что угодно. Они неистово ищут сигнал из души вещей в виде доброго слова, уместного жеста; и когда они находят его, то выражают свою благодарность, удваивая своё неистовство.
На пути воина женщины не рассуждают. Они неистово стушёвываются для того, чтобы слушать и наблюдать, поэтому они могут покорять и быть покорными своим победителям, или быть побеждёнными возвеличены поражением.
На пути воина женщины не сдаются. Они могут быть побеждены тысячи раз, но они никогда не сдаются. И превыше всего, на пути воина женщины свободны.
Не смея перебивать её, я продолжала очарованно смотреть на Флоринду, хотя и не совсем понимала то, о чём она говорит. Я почувствовала острое отчаяние, когда она остановилась, будто ей нечего было больше мне сказать.
Совершенно не желая того, я бесконтрольно расплакалась. Я знала, что то, о чём она говорит, не поможет мне решить свои проблемы.
Она позволила мне поплакать немного, а затем рассмеялась.
- Ты на самом деле плачешь! - недоверчиво воскликнула она.
- Ты самая бессердечная и бесчувственная из всех, кого я встречала, - сказала я сквозь рыдания, - ты готова отправить меня бог знает куда, и даже не говоришь, что мне там делать.
- Но я уже сделала это, - сказала она, спокойно улыбаясь.