Остается разобраться – ошибка это или героизм. Если Ходорковский все еще коммерсант или даже политик , то это ошибка. Если же речь идет о героизме, то, стало быть, Ходорковский собрался в идеологи , ведь он жертвует своей карьерой, деньгами и здоровьем ради идеи. И тогда его ждет большое повышение, он может стать писателем, ученым и, побыв в такой ипостаси хотя бы десяток лет, с большим повышением перейти в реальные политики и, может быть, даже возглавить политическую партию. Напомню, когда в 2025 году Россия перейдет на ритм Запада, Ходорковскому будет всего лишь 62 года, для политика пустяковый возраст... Впрочем, его знак – Кот далек от политических триумфов, так себе значок в политике, лучше бы он оставался коммерсантом.
Итак, посадка была демонстративной, учебно-показательной. Дабы не пытались коммерсанты рвануть в политику. Конкретно Ходорковского выбрали по причине его векторной пары с Владимиром Путиным.
70. Можно ли верить в русскую экономику?
Не уверен, что в мире уже существует единая наука об экономических процессах. Время от времени доминирует та или иная идея, ее сторонникам дают пару престижных премий, потом появляется новая доктрина. На серьезную науку экономика пока не похожа. Тем не менее даже без знания экономических законов можно давать более или менее точные прогнозы, пользуясь ритмическими законами.
Так, например, крах американской экономики с нижней точкой в районе 2005 года был предсказан в рамках структурного гороскопа еще в 1991 году, когда экономика Штатов была на крутом подъеме. Столь же крутое падение российской экономики в те годы не помешало предсказывать начало подъема на 1997 год. По цифрам подъем начался, правда, в 1999 году, но по сути перелом произошел именно в 1997 году. Тот, кто знает теорию, понимает, что прогноз всегда идет на год принятия решения (например, 1997, 2005), а картинка, которую видят зрители, проявляется на два года позже (1999, 2007). Особенно ярко эта двухлетняя задержка работает в четвертых фазах 144-летнего цикла. А ведь и у России, и у США сейчас четвертые фазы.
Достаточно точным было предсказание дефолта 1998 года. Правда, не зная слова "дефолт", предсказали "удар по коммерсантам", смысл которого был в том, чтобы в рамках имперской экономики произвести отсев "чистых" (лишенных патриотизма) коммерсантов.
Именно на 2005 год, как год обрушения америкоцентричности мировой экономики, было предсказано резкое увеличение вложений в экономику, приток денег в Россию. Предсказание сбылось, хотя большинство аналитиков связало положительные процессы не с притоком инвестиций, а с ростом цен на нефть и газ. А может, прогноз вновь опережает события на два года и настоящий денежный бум случится в России лишь в 2007 году, когда на нас обрушится инвестиционный дождь?
Ну и наконец самое главное: грядущий мировой кризис, который последует за крушением американской финансовой гегемонии, не затронет только российскую экономику, наименее вовлеченную в мировой экономический процесс. Кроме того, сам механизм работы нашей экономики иной, поэтому мировые катастрофы нам не страшны.
Однако за чередой благоприятных прогнозов должно прийти время прогнозов не слишком добрых. В самом деле, Россия идет по имперскому ритму, экономика пребывает в угнетенной, самой низшей сфере, и глупо было бы рассчитывать на то, что экономика будет долго оставаться в центре внимания всей страны, всего народа. Поднявшаяся экономика – это всего лишь база, на которой расцветет новая идеология. Те, кто сегодня стал кумиром общества или по крайней мере ньюсмейкером, – бандиты, олигархи, работники Газпрома, Чубайс, Греф, Абрамович, – через несколько лет будут восприниматься как очень скучные и серые людишки, вся доблесть которых в том, что их пускают на порог к действительно крупным людям: мыслителям, идеологам, родоначальникам нового знания.
Мечты, мечты... А когда, собственно, по графику развития все это произойдет? Итак, экономическое 12-летие в России идет с 2001 по 2013 год. Первые четыре года, с 2001 по 2005 год, экономическое строительство происходит с использованием могучего политического резерва, что аналитики связывали с питерским переделом в государственном секторе экономики. С 2005 по 2009 год начнется, собственно говоря, экономическая экономика, в каком-то смысле мы станем почти западной страной. Однако уже с 2009 года в экономический процесс вольется народ, внося с собой могучий идеологический акцент. Что это будет? Долгожданное развитие мелкого и среднего бизнеса, а может, вовлечение широких масс в процесс скупки акций? Поживем – увидим!
Но приход народа- идеолога в экономику, при всей умилительности этого действа, для самой экономики будет губителен. Идеологи подавляют главную стихию экономики – жажду наживы, идеологи начинают преследовать носителей этой стихии – коммерсантов . По крайней мере, самая волчья часть коммерческого истеблишмента будет вытеснена нацело. Остальных заставят клясться в верности народу и государству.
Далее следует 2013 год, который во многом станет переломным. Народ, столько лет чувствовавший себя отодвинутым от главных процессов, наконец-то войдет в полную силу и... бросится решать вопросы по совести. Увы, народная совесть и экономическое развитие – вещи малосовместимые. Власть от народного пробуждения, как всегда, только выиграет, а вот экономический процесс вряд ли. Начнется очень сильная деформация экономики. Скорее всего, речь идет о том, что каким-то отраслям будут даны безумные привилегии, а какие-то будут загнаны в гетто. Будем надеяться, что привилегии получат транспортные, информационные и гуманитарные направления, а гонению подвергнут военную и пищевую промышленность.
Впрочем, даже самая благонамеренная деформация всегда вредна для чистой экономики, и вскоре начнется реальный кризис – его дата 2021 год. Это дата начала великой битвы за идею-победительницу. Стране в такой момент станет просто не до экономики, страна будет решать, какой идее править миром в ближайшую тысячу лет. Тем, кто родился в 1954 году, будет 67 лет...
Таким образом, прелесть нашей экономики в том, что никакой мировой кризис не в состоянии нас зацепить. Ужас же состоит в том, что, по сути дела, реального рынка у нас пока нет и за стабильность придется в свое время заплатить застоем.
71. В чем смысл всемирной борьбы за рост производства?
Одно дело, если государство жутко провалилось и торопится наверстать упущенное, как это произошло с Россией на последнем переломе веков. Тогда жажда экономического подъема понятна. Но почему так страдают от нулевого роста экономики такие благополучные страны, как Германия или Франция? Им-то зачем нужен рост производства? Непонятно! Куда более актуальным было бы стремление к экологичности производства, качеству и надежности выпускаемой продукции.
Думается, борьба за рост производства – это устаревшая тенденция, идущая из времен бесконечных конкурентных войн. Нас ждут новые времена. Вслед за ослаблением всемирной политической борьбы за передел мира должна ослабеть и конкурентная борьба в экономике. По крайней мере, государственный аспект такой борьбы должен исчезнуть полностью. В самом деле, в мире, где английские автомобили делают в Германии, американские в Испании, а корейские в России, так ли уж важен рост производства в отдельной стране?
Что касается роста производства во всем мире, человечество с удовольствием проголосовало бы за его остановку. Иллюзии по поводу того, что рост ВВП в два раза мгновенно приведет человечество к коммунизму, наверное, уже рассеялись. А вот то, что рост производства ведет к загрязнению планеты, очевидно.
Тот слом, который ждет человечество около 2025 года, заменит сегодняшние экономические приоритеты на новые. Не рост доходов любой ценой и не рост производства любой ценой станут важнейшими для человечества. Безотходность производства, энергосберегающие технологии, информационная мобильность – вот что будет важнее какого-то там абстрактного роста производства, который сам по себе ничего не означает.
Что касается России, нам, конечно, нужно удваивать или даже утраивать ВВП, слишком уж глубоко мы упали, но куда важнее, как всемирному интеллектуальному центру, побыстрее выдвигать на первый план иные приоритеты, менее количественные и более качественные. А ростом производства пусть увлекаются китайцы, их в который раз обманули, увлекли в ту сторону, куда больше никто не бежит. Все умные страны давно затаились и не торопятся наращивать пресловутый ВВП.
Видимо, рост производства – это цель, доставшаяся человечеству от уходящего четырехсотлетия (1625 – 2025). Новая эпоха, которая стоит на пороге, выдвинет другие цели.
72. Если я такой умный, почему такой бедный?
Думается, этот вопрос могли бы сами себе задать многие жители нашей страны. Иногда подобная формулировка обобщается для всей России. Что ж, страна идет по имперскому ритму, коммерческие настройки сбиты полностью, и замечательный наш народ- идеолог , и его особо творческая верхушка, обладая достаточной и даже избыточной интеллектуальной мощью, с трудом сводят концы с концами. Им тяжко и муторно не столько из-за отсутствия денег – знавали времена и похуже, – сколько из-за вопиющей несправедливости. Как же так, неужели интеллект в нашем мире действительно ничего не стоит?
Я не могу ответить за всех, постараюсь разобраться с самим собой, поскольку я очень умный и очень бедный и вопрос этот мучает меня беспрестанно. Итак, речь вновь пойдет не о дате рождения и не о гороскопе, а о принятии переломных решений по переходу в одну из трех классовых групп – идеологи, коммерсанты, политики .
Анализируя свою наследственность, я не могу сказать, что был обречен стать идеологом. Отец и мать были служащими, а следовательно, носили в себе изрядный процент политической стихии, любимый дед был в значительной мере коммерсантом. Однако по складу характера и воспитанию я все более смещался в сторону идеологии . Поступление в МГУ, извечное пристанище идеалистов и романтиков, сыграло решающую роль в моем формировании.
Тем не менее еще в процессе учебы шансы стать политиком или коммерсантом у меня были. В политики вела карьера, сделанная в строительных отрядах, – я стал сначала комсоргом, потом комиссаром стройотряда. (Если бы пошел по линии бригадир – командир, точно бы стал политиком .) И все-таки шанс у меня еще был, я мог прижаться к комитету комсомола и двинуть по общественной линии. Но что-то щелкнуло внутри – я почувствовал, что чужой в этой тусовке, или они почувствовали, что я чужой. Короче, разошлись дорожки.
В те же годы, активно занимаясь рок-музыкой, я пропускал через свои руки сотни очень дорогих западных пластинок. Еще мгновение – и я бы влез в коммерцию. Со многими так и случилось: пластинки, джинсы, потом чеки, валюта, автомобили, а там бы перестройка подоспела, первые кооперативы, банки... Со мной не случилось.
После университета было еще несколько шансов переквалифицироваться. Крупнейший коммерческий шанс я упустил в Ташкенте, когда брат пристроил меня решать заочникам транспортного института задачи по математике и химии. В этом деле крутились потенциально очень большие деньги. Там же, в Ташкенте, я счастливо избежал возможности открыть покрасочный цех ворованных военных тканей, брезент шел бы на псевдоджинсы, парашютный шелк на батники...
Были политические проверки, например, месяц я фактически командовал отдельным батальоном химической защиты. Руководил молодежной бригадой хлопкоробов.
Все это я рассказываю для того, чтобы стало ясно – я не родился стопроцентным идеологом , было намешано во мне все – чуть поменьше коммерции , чуть побольше политики . Однако чем дальше, тем больше я понимал, что мне одинаково неприятны как начальники, так и подчиненные. Я умел вдохновлять и зажигать (комиссар все-таки), но не умел командовать, не умел спросить с подчиненного. Ну и совсем я не умел подчиняться. Именно по этому критерию я показал свою полную непригодность на принадлежность к политическому классу. С коммерцией сложнее, я не был абсолютным бессребреником, но не очень-то любил деньги. Но самое главное, я очень быстро понял, что напрочь лишен коммерческого чутья. Все мои попытки заняться перепродажей чего-либо всегда оканчивались провалом. Не то что надо покупал, неправильно работал с клиентурой, а главное – стыдился самой ситуации с перепродажей.
Так постепенно складывалась и рафинировалась структура стопроцентного идеолога. Уже поставленный судьбой на структурный гороскоп, я не оставлял попыток как коммерческой, так и организационной карьеры. Но тут началось нечто совершенно фантастическое: каждый раз, поднимаясь на новую ступень в создании теории, я терял как в деньгах, так и в числе подчиненных. При минимальной теории у меня были деньги и была большая группа помощников, теория поднималась, народ разбегался, деньги иссякали. И тогда глаза открылись. Это же типичный закон сохранения. Поднимая свой статус идеолога , я проедал в себе остатки политика и коммерсанта . А поскольку теория не останавливалась и росла как ком, очень быстро я убил в себе последние крохи организационного таланта и коммерческой направленности.
Говоря проще, в голове больше не было места ничему, кроме теории. Что теперь? Из теоретика я превратился в писателя, но все равно остался идеологом . Путь к богатству лежит через идеологическое решение 2009 года (легализация теории), политическое решение 2013 года (создание организации) и, наконец, коммерческое решение 2017 года (создание коммерческих структур). Только есть ли к этому всему хоть какое-то поползновение в выжженной душе сухого стопроцентного идеолога .
Таким образом, оставаясь в России с народом-идеологом в одном социальном классе, всякий творческий человек обрекает себя на довольно низкие доходы. Уезжать надо или менять классовую принадлежность...
73. Жизнеспособна ли объединенная Европа?
Первоначальная эйфория по поводу создания Соединенных Штатов Европы улетучилась, катастрофическое неприятие европейской конституции (2005) отрезвило многих. Сразу вспомнили про долгие века европейских войн, горячих и холодных, об удивительном винегрете культур и характеров на крошечном континенте. В самом деле, как объединить хладного норвежца с пылким сицилийцем, православный Юго-Восток с протестантским и католическим Западом?
Для ответа на этот вопрос надо осознать главную причину европейских войн. Родившись на обломках Римской империи, Европа стала родиной западного ритма. Специфика этого ритма позволила континенту разделиться на множество мелких государств, которые были обречены на политическое прозябание. Если бы не Империи, время от времени то тут, то там зажигавшие на 144 года свой экзотический ритм. Именно существование Империй заставляло Европу искать способы объединиться. Первая и вторая Византия, четыре Англии, четыре России буквально заставили Европу стать объединенной. Особенно большой вклад в создание единой Европы внесли четвертая Англия (1761 – 1905), породившая Наполеоновские войны и последовавшие затем капиталистические преобразования на континенте, а также четвертая Россия (1881 – 2025), курировавшая обе мировых войны.
Теперь, когда последняя европейская Империя после 1945 года стала мировой Империей (сменила тоталитарного двойника с Германии на США), Европа получает полнейшую автономность и гарантированный покой в чистейшем западном, то есть экономическом, состоянии.
Именно после 1945 года процесс создания единой Европы обретает исключительно экономический аспект. Европа стремительно забывает былые политические обиды и закрывает политические претензии друг к другу. Пришло время торговаться, договориться на цифрах. Разумеется, такое дело в один год не сделаешь. Однако деньги не понимают языковых и национальных различий. Экономика всегда склеивает и никогда не разделяет.
Таким образом, нет ни одной политической причины, которая помешала бы объединиться европейским странам (кроме Англии). Экономическое объединение будет происходить медленно, но верно и неизбежно.
БОЛЬШИЕ ВОПРОСЫ
Обычно такие вопросы отдаются на откуп философам – они люди, оторванные от жизни, не от мира сего. Что с них возьмешь? Пусть побалуются. Иногда на эти вопросы посягают писатели, инженеры душ человеческих... Им все спишется, ибо писатели выбили себе вольности великие на субъективность истины. Они играют в слова, они играют в смыслы. Я не намерен ни во что играть. Все ответы всерьез, все ответы – официальное мнение науки, которую я представляю, науки с гордым именем структурный гороскоп.
74. Люди! Кто мы, собственно, такие?
Вопрос, как говорится, изначальный. Как мы можем разрабатывать психологию, социологию и прочие гуманитарные науки, если понятия не имеем, кто мы, собственно, такие?
Вариантов ответа, как правило, несколько. Самый распространенный и самый пошлый состоит в том, что мы – животные, приматы, высокоразвитые обезьяны. Можно превозносить животных, можно принижать, но ставить на одну доску с человеком – совершенно немыслимо. Тем более немыслимо сравнивать человека с обезьяной. Известно, что куда большее у нас сходство со свиньей. Если же брать психологию или социальную организацию, то ближе слоны, волки, даже птицы, но никак не обезьяны.
Этот пошловатый ответ очень популярен среди медиков, биологов и прочих дарвинистов. Опровергать эту версию можно долго и упорно, рассказывая что-то про человеческий интеллект и странные для животного мира духовные приоритеты. В ответ на вас выльется поток информации про генотип, эволюцию, ископаемые черепа человекообразных обезьян и прочие естественнонаучные факты. Последнее время означенные естествоиспытатели все чаще говорят про ген любви, ген неверности, ген игрового азарта, ген научного любопытства и так далее. Так эволюционисты смыкаются с приверженцами механистических теорий, а человек в их представлении превращается в некоего биоробота, исполняющего вложенную в него программу.
Каждая гипотеза хороша своей полезностью. Пользы от животной гипотезы нет никакой, понять человека она никак не помогает. Разве что дает возможность лишний раз пошутить: "доходит как до жирафа", "труслив как заяц", "жирный как свинья", "тупой как баран" и так далее... Мы бесконечно пользуемся подобными параллелями, хотя вряд ли переоцениваем их значение.
Люди, взращенные в религиозной культуре, не станут настаивать на происхождении человека от бурого медведя или гамадрила, у них заготовлен свой ответ: мол, созданы мы по образу и подобию Божьему. Может быть, я что-то недопонял в этой формуле, но она, безусловно, оскорбительна для самого Бога, ибо что же это за образ такой, от которого народилось столько уродов (то бишь нас).