Бен и Олли - друзья не разлей вода. Они обычные мальчишки, живущие в обычном лондонском пригороде. Но однажды их мирная и скучная жизнь буквально взрывается - на их улице поселяется таинственный Карл. У него странные игры, странный язык и странные желания. И он очень, очень опасен. С Карлом весело, страшно и опасно. Но вот проблема - Бен не готов уйти на второй план, а его верному оруженосцу Олли с Карлом куда интереснее. И вся троица пускается в приключения, которые вскоре перерастают в неприятности, а затем и вовсе в борьбу не на жизнь, а на смерть. Насколько далеко зайдет Карл, прежде чем остановится? И насколько жуткими должны стать его затеи, чтобы отказаться от них?
Новая книга Уильяма Сатклиффа, непревзойденного рассказчика, остроумна и страшна одновременно. Сатклифф рассказывает о том, как будничные ситуации, в которых оказывается каждый человек, могут обернуться трагичными и волнующими приключениями. Эта книга - о первобытной борьбе за власть, лежащей в основе всех человеческих взаимоотношений, как детских, так и взрослых. "Дурное влияние" - самый глубокий из всех романов Уильяма Сатклиффа.
Содержание:
Мой дом 1
Комната Донни 2
Кухня 3
Комната Рейчел 4
Улица 5
Парк 7
Пилигримы 9
Дом Олли 11
Школьный двор 11
Торговый центр 12
Дом Карла 13
Моя комната 15
Через стенку Рейчел 16
"Брент-Кросс" 17
Куст на школьном дворе 18
Комната Олли 19
Взгляд из-за парты рядом с Блобом 21
"Макдоналдс" 22
Кондитерская 23
Трава за сломанным фонтаном 24
Скобяная лавка 25
Ванная 26
Станция 26
Здесь и сейчас 27
Примечания 27
Посвящается Мэгги
Мой дом
Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите знать, кто виноват. Прикидываете, где тут могла быть моя вина. Так вот вам новая теория. Виновата тетка Олли. Причем полюбому. С нее все началось. Сам я никогда ее не видел и понятия не имею, где она живет и как выглядит, но это не значит, что она не может быть виноватой. И если рассуждать логически, то посещать вам надо не меня, а ее.
В тот день, когда все это началось, она заболела. А может, развелась. Или вышла замуж. Короче, что-то типа того, и Олли пришлось уехать, а я остался один.
Не сделай тетка Олли того, что она сделала в то воскресенье, Олли не уехал бы, а если бы Олли не уехал, я никогда не встретил бы Карла, а не встреть я Карла, все по-прежнему было бы путем. Я бы не знал вас, вы не знали бы меня, и мы оба обошлись бы без ваших нудных-пренудных визитов.
Мне следовало догадаться по одежде, что Олли куда-то увозят. На нем не джинсы, а серые брюки со стрелками, и одет он не в футболку, а в настоящую, взрослую рубашку, застегнутую до самого верха. По мне, так это стремно, когда все пуговицы застегнуты, и лично я точно расстегнул бы верхнюю, если бы меня заставили напялить такое, но Олли в этих вещах не шибко-то разбирается.
Олли, он вообще часто выглядит прикольно. Есть у него такая манера: заправлять то, что должно болтаться, и застегивать то, что по идее бы расстегнуть. И он всегда одевается как на Северный полюс. Когда он заходит ко мне, то вечно оставляет у меня как минимум один джемпер. И потом я тащу назад целую кучу его шмотья. Но мне это не внапряг. Иначе он не был бы Олли. Та часть мозгов, которой более нормальные люди думают про одежду, у него забита всякими странными идеями и фактами, про которые кроме него больше никто не знает.
- Чего это ты вырядился? - говорю я, когда он входит.
- Зацени, - отвечает он.
Медленно и старательно, словно какой-нибудь фокусник, он указывает на матерчатые погоны, пристегнутые к плечам. Перебирая пальцами так, будто перед ним полсотни зрителей, он аккуратно расстегивает их, один за другим, и начинает дергать плечами, заставляя погоны хлопать.
- Ни в жизнь не догадаешься, что это такое.
- Легко, - отвечаю я.
- Попробуй.
- Это погоны.
- А вот и нет!
Последнее слово звенит словно колокол.
- А вот и да. Я же вижу. Это погоны.
- Это больше чем погоны.
Он прищуривает глаза, стараясь выглядеть загадочно.
Я никогда не ведусь на этот его загадочный вид, особенно когда на нем рубашка, застегнутая под горло, да еще с дурацкими погонами, которые болтаются на плечах, а потому помалкиваю и просто скрещиваю руки на груди: мол, я ничуточки не впечатлился.
- Это погоны для шапки, - объявляет он.
- Погоны для папки?
- Не для папки, а для шапки. Солдатской шапки. Как на флоте. Были б они не желтыми, а зелеными, получилась бы реально военная форма.
- Не будь идиотом, - говорю я. - На флоте солдат нет. Там моряки. И они не носят зеленое. Они носят синее. Цвет моря. Поэтому их и называют моряками.
- А вот и нет. Если б моряков называли моряками из-за моря, то солдат не называли бы солдатами. Их называли бы земляками.
Разговаривать с Олли - все равно что плавать. В любой момент можно пойти ко дну.
В комнате у меня есть сова, которая, в общем-то, давно уже не сова. Я сделал ее в школе, и сначала у нее были глаза, нос, рот и лапы, но даже тогда она больше походила на футбольный мяч, чем на сову, поэтому ее без конца пинали все кому не лень, и сперва отвалились лапы, потом нос, потом рот, а потом один глаз. Теперь это просто мяч с глазом, но я все равно зову его сова.
Я поднимаю сову, запихиваю под один из Оллиных погонов и застегиваю пуговицу. Олли наблюдает, скосив глаза, потому что слишком близко и ему ничего не видно. Сова приходится как раз впору, и тогда я вытаскиваю из шкафа медведя и пристегиваю под второй погон.
Мы топаем в ванную, чтобы Олли смог увидеть. Он выглядит полным придурком, но ему, похоже, нравится, и мы начинаем носиться по дому, чтобы посмотреть, выпадут медведь с совой или нет, но что бы мы ни вытворяли, звери сидят крепко: болтаются туда-сюда, но и все. Через какое-то время беготня переходит в другие дела и заканчивается игрой: я выхожу на задний двор и бросаюсь фигурками от "Клюедо" , а Олли стоит на подоконнике в спальне и ловит их. И он муть не выпадает из окна, и это реально весело. А потом Олли сдается, и мы принимаемся играть в "Клюедо" по-настоящему, и все это время он так и сидит со зверями на плечах. Я даже не могу сказать, понимает он это или нет.
Спорим, вы решили, что знаете про Олли все, но это не так. На самом деле с ним все в порядке. Будь у меня снова такая возможность, я все равно хотел бы, чтоб он был моим лучшим другом, точь-в-точь как раньше. Когда у тебя есть лучший друг, больше ничего не нужно. Это как броня или как защитное поле вроде тех, что бывают в компьютерных играх и которые еще издают такой вой, и ты начинаешь светиться оранжевым, и пока ты оранжевый, пули и снаряды от тебя просто отскакивают.
Олли - мой лучший друг уже так давно, что я даже не замечаю это поле, потому что оно стало постоянным. Когда он уходит, с меня словно сдирают кожуру. Я не знаю, чем заняться. Места себе не нахожу. И даже если я чем-нибудь занят или просто валяю дурака, в голове я все равно представляю, как буду потом рассказывать об этом Олли.
Однажды я пытался дозвониться домой, чтобы меня забрали, но по ошибке набрал номер Олли, и пришлось объяснять его маме, что я ошибся. Она решила, что я чокнутый. А я просто сделал это на автомате.
Я так и не успеваю выяснить, зачем он так вырядился, и когда мама Олли появляется у нас, чтобы отвезти его к тетке, я совершенно не готов к тому, что его сейчас заберут. Никакого предупреждения или еще чего. Как если бы кто-то просто зашел и отобрал у вас ноги.
Хотя это не совсем так. Если оторвать у человека ноги, он умрет от потери крови.
Она даже не спрашивает, зачем это Олли таскает на плечах сову с медведем, - просто выдергивает их и оставляет у входной двери. А я-то надеялся, что он так и пойдет, и, кстати, ведь чуть было не пошел.
Когда дверь за ним закрывается, я смотрю на часы, а впереди еще целое воскресенье.
Вы скажете, что это без разницы, воскресенье там или нет, раз все равно каникулы, но это не так. Потому что все дома. По воскресеньям всегда кажется, что дом чересчур полный и в то же время чересчур пустой. Если тебе вдруг понадобится телик, или кухонный стол, или солнечный кусок лужайки, наверняка выяснится, что кто-нибудь тебя уже опередил. Но хотя все лучшие места в доме заняты, иногда у меня такое чувство, что все наше семейство просто слоняется без дела словно потерянное, не зная, куда себя приткнуть, и так до самого вечера, и только в понедельник все опять приходит в норму. Как будто воскресенье вечно застает их врасплох и каждую неделю они никак не могут поверить, что это случится, но это все равно случается, а они не готовы и не могут придумать ничего лучшего, чем шататься по дому и ждать, пока все закончится.
Несколько часов я веду себя хорошо, никому не мешаю и тихо-мирно занимаюсь делами в своей комнате. Я даже пытаюсь доиграть в "Клюедо" в одиночку, но у меня ничего не получается, и я мухлюю, чтобы узнать, кто убийца. Оказывается, это профессор Блум, что, вообще-то, странно. Играть в настольные игры в одиночку - все равно что разговаривать с самим собой. Все время стесняешься, что кто-нибудь зайдет и застукает тебя. И потом, это же полный отстой.
В конце концов ничего не остается, как пойти и подоставать Донни.
Комната Донни
Ha двери две таблички: "Вход воспрещен". Между ними - оранжевая наклейка с тремя черными прямоугольниками, из которых поднимаются вихлястые клубы пара. Парящие прямоугольники перечеркнуты большим красным крестом, а внизу - подпись: "ОПАСНО! ВРЕДНЫЕ ОТХОДЫ!"
Весь фокус в том, чтобы открыть дверь, оставаясь незамеченным. В момент, когда ручка пройдет свободный участок, надо резко потянуть на себя, одновременно придерживая большим пальцем ноги нижний угол, который все время заедает.
ВОПРОС. Зачем я трачу столько энергии, пытаясь открыть дверь как можно тише, если мне прекрасно известно, что он там?
ОТВЕТ. Да затем, что именно эти первые несколько секунд, пока тебя не заметили, могут дать решающее преимущество.
Когда дверь освобождается от замка, я делаю передышку. Самое трудное позади. Пока что операция имеет полный успех. Ни одного скрипа, щелчка, шума или треска, которые могли бы меня выдать.
Просовываю нос в щель. Опытный лазутчик при сборе разведданных использует все пять чувств. Полезной может оказаться любая оперативная информация. Моя носовая лаборатория принимается за работу с первой же струей воздуха.
В последнее время с запахом в комнате Донни творится что-то интересное. Типа как с сыром. Сперва пахнет приятно, затем чуток странно, но все еще съедобно, а потом происходит нечто поразительное, когда ты вдруг открываешь холодильник и думаешь: "Фу-у! Тут явно кто-то сдох!"
Моя теория состоит в том, что "Духан Пацанской Комнаты" следует тому же сырному принципу. (См. Рис. 1.)
Как видно из графика, существует два варианта развития ситуации с "Духаном Комнаты Донни". Лично я отдаю предпочтение кривой "сначала-вверх-потом-вниз", так как искренне считаю, что в комнате, где пахнет еще хуже, человек жить просто не в состоянии. Сейчас ДКД, похоже, как раз на пике. Хотя кто знает? Может, он просто продолжит расти все дальше и дальше, пока пластмассовые предметы в комнате не начнут плавиться, и мы обнаружим, что Донни пришелец, способный существовать в отсутствие кислорода.
Сегодня ДКД кошмарный, но не настолько, чтобы прерывать выполнение боевой задачи. Запах не сообщает мне ничего такого, чего я не знаю и так: что он там, что он там уже несколько часов и что все окна наглухо задраены.
Открываю дверь еще на пару сантиметров и получаю возможность рассмотреть половину комнаты. Донни ссутулился за письменным столом. Что означает одно из трех:
а) он делает домашнее задание;
б) он принял эту позу, услышав, как открывается дверь;
в) он тупо уставился в окно как полный придурок и думает сейчас про себя: "Если б я не сидел здесь битых два часа, тупо уставившись в окно как полный придурок, я давно бы уже все закончил и смотался отсюда на улицу".
Ставлю все свои деньги на вариант "в".
И не то чтобы они у меня были. Просто это такое "устойчивое выражение".
Мне еще ни разу не удавалось открыть дверь больше чем наполовину и остаться незамеченным. Ведь даже если люди ничего не видят и не слышат, они все равно чувствуют, что в комнату кто-то вошел. А теперь помножьте это на два, если речь идет о Донни, поскольку Донни - самый настоящий параноик; на три, если человек, входящий в комнату, - я, поскольку в жизни Донни нет большего счастья, чем выставить меня вон, и на четыре, когда каникулы Донни уже закончились (ха-ха), а мои еще нет.
Но сегодня побиты все рекорды. Я открываю дверь полностью, вплоть до той точки, где она обязательно ударится о кровать, если ее не придерживать. Донни ни черта не слышит.
На цыпочках делаю несколько шагов в комнату. Случись такое раньше, я выучил бы наизусть дислокацию всех скрипучих половиц, но сегодняшнее потрясающе тихое проникновение - случай просто беспрецедентный. Здесь мы на полностью неизведанной территории. Учебники истории рвутся в клочья с каждым моим шагом.
Еще пять шагов - и я прямо у него за спиной. Просто поразительно! Если б вы хоть раз попробовали проникнуть в комнату моего брата, вы бы меня поняли. Это все равно что пробежать стометровку за 5 секунд. Или разогнаться на машине до такой скорости, что она просто взлетает без всякой тренировки.
Сегодня мир празднует величайшую победу младших братьев над старшими. Секите момент!
- МУ-У-У! - ору я, заранее зная о возможных последствиях. Нет такого графика, что показал бы степень ярости Донни, когда он сообразит, где я нахожусь.
Но ничего не происходит. Никакой реакции. Он по-прежнему сидит скрючившись и даже не подскакивает от неожиданности.
Я постукиваю его по плечу. Он не дергается и продолжает молчать.
- Привет, - говорю я. - Ты рад меня видеть?
Игра в труп продолжается.
Значит, меня игнорируют. Что ж, это в корне все меняет. Учебники истории придется склеивать скотчем. Он не реагирует даже теперь, так что нет никакой возможности узнать, насколько далеко я пробрался незамеченным.
С Донни всегда так. Только ты решил, что твое дело в шляпе, как он тут же переворачивает все с ног на голову. У меня от этого крыша едет, а иногда я его просто ненавижу, но чаще всего мне хочется прокрасться к нему в комнату и придумать что-нибудь такое, где я точно выиграю, а он проиграет.
Короче, расклад такой: он победил в игре "прокрадись незамеченным" (причем в высшей степени подлым методом), но игра плавно переросла в поединок из серии "Донни меня игнорирует", - поединок, из которого, как мне прекрасно известно, победителем выйду именно я, поскольку Донни обнажил свое самое слабое место. Полностью раскрылся как плохой боксер.
ВОПРОС. Слабое место?
ОТВЕТ. Его барахло!
Донни терпеть не может, когда я трогаю его вещи. Но вот я в его комнате, он сидит ко мне спиной, и стоит ему повернуться - он проиграл, а в моем распоряжении целая комната Барахла Донни: бери не хочу, сколько душе угодно.
О, какое наслаждение!
Я осматриваюсь, прикидывая, с чего бы начать. На тумбочке у кровати - кучи кассет, журналов и книг. Интересная полка в углу заставлена какими-то загадочными тюбиками, бутыльками, спреями и лосьонами. Столько всего, чем можно занять руки: повертеть, побрякать, спихнуть, открыть и закрыть с услаждающим душу щелчком, хлюпом или чавком. А коли уж речь зашла о неприкосновенном, есть еще его гитара. Вон она, подпирает стенку, буквально умоляя о большом и толстом термоядерном бреньке.
И наконец, святая святых, строжайше запретная зона - выдвижной ящик прикроватной тумбочки. Одному богу известно, что он там прячет. Как правило, Донни дергается, стоит вам лишь взглянуть в том направлении. Но сейчас я в открытую пялюсь на ящик и ничего не происходит, поскольку, решив меня игнорировать, Донни сам загнал себя в ловушку.
Победа достанется недешево. Мне это известно. Чем больше победа, тем сильнее боль, которую он мне причинит. Посмею ли я покуситься на ящик? Смогу ли рискнуть, заранее предвидя реакцию, которую спровоцирует этот величайший из моих триумфов?
И тут мне в голову приходит совершенно другой план. Сегодня вместо физического воздействия он явно поставил на психологию, и есть один способ - да-да, один замечательный способ - побить Донни его же оружием. Плюс, он не сможет сделать мне так уж больно. Я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться вслух.
Несколько секунд я расхаживаю по комнате, нагнетая напряжение, а затем приступаю к делу. Хватаю две кассеты и побрякиваю ими одна о другую, чтобы он услышал, что я что-то взял, а затем удивленно восклицаю:
- А это еще что такое?
Голова Донни резко поворачивается. Йес-с-с! Победа!
А ручки-то - вот они! И в них - ничего! Двойная победа! О, ййееееессссссссссс! Я - гений!
Донни сердито хмурится, а затем разворачивается обратно к столу.
Вот ведь облом! Я только-только одержал - как стопудово признал бы любой нейтральный рефери - чистую победу, но Донни повел себя нечестно. Он не разозлился. Он даже не вышвырнул меня из комнаты.