- И это все? - разочарованно спросила фройляйн Луиза.
- А что? Ах, да. Нет. Конечно, нет. Я буду действовать так же, как моя землячка, - ответил чех.
- Я тоже за Луизу, - сказал худой, слабый юноша, отбывавший трудовую повинность.
- Ты тоже! - обрадовалась фройляйн. А про себя подумала: "А как же! Он же мой любимец. Разве мог он поступить иначе?!"
- Да, я тоже, - повторил он. - Потому что во время учебы я ясно понял: на этом свете станет лучше только тогда, когда философы начнут действовать.
- В точности мое мнение, - поддержал норвежский повар.
- Послушайте меня, - сказала фройляйн взволнованно. - Прошу вас, послушайте меня! Мне нужно вам еще кое-что рассказать.
А ночное болото было полно шорохов и жизни, полно жизни и полно смерти.
24
- Вам известно, - сказала фройляйн внимательно слушавшим мертвецам, - что моя мать рано умерла, когда ей было только тридцать шесть лет. Я была единственным ребенком, и после ее смерти я совсем отчаялась. Вы ведь знаете, да?
Мертвецы кивнули.
- Мой отец был стеклодувом. Тихий человек. Люди в Райхенберге всегда говорили, что он знает много тайн. Мы с ним оба очень любили мать! Ну, вот, как он увидел, что я так убиваюсь, то поговорил со мной, примерно так: "Перестань плакать, Луиза, - сказал он, - не печалься. Мать умерла слишком рано. У нее не было времени пережить и сделать все, что ей было предназначено. Но когда человек умирает преждевременно, до назначенного ему срока, - сказал он, мой отец, - тогда его душа может вернуться в этот мир, чтобы завершить то, что осталось незавершенным". Это правда?
Мертвецы посмотрели друг на друга. Они казались озадаченными.
- Я вас спрашиваю, это правда?
Мертвецы долго молчали. Наконец, студент-философ сказал:
- Да, правда.
- Души тех, кто умер слишком рано, если захотят, - добавил американец, - могут вселяться в тела живущих.
- Так же говорил и мой отец! - воскликнула фройляйн Луиза. - Души могут вселяться в тела живущих! И могут определять поступки живущих, их мысли и деяния!
- Луизин отец хотел ее, конечно, утешить, - сказал свидетель Иеговы.
- Конечно, - согласилась фройляйн Луиза. - Но дальше он говорил так: "Это только кажется, что наша мать от нас ушла. Если она захочет, ее душа вернется к нам. В нас. И когда мы творим добро, и когда поступаем справедливо, и когда нас направляет наш внутренний голос, то мы должны понимать: это голос матери, которая говорит внутри нас". Так мне говорил мой отец, и вы сейчас говорите то же, вы говорите, что это так.
Она смотрела на своих друзей, а друзья смотрели на нее и молчали.
- Вы все, присутствующие здесь, - торжественно, как клятву, произнесла фройляйн Луиза, - умерли преждевременно. До своего срока. Вы все не смогли завершить то, что вам было предназначено. Значит, вы можете, вы все можете вернуться, если только захотите!
- Нам не нужно возвращаться, - ответил поляк. - Мы и так здесь.
- А наши души могут вселиться в живых, если мы решим, что можем направить бедняг, живущих на земле, к лучшему бытию, - добавил русский.
Фройляйн Луиза молитвенно сложила руки.
- Решите так! - сказала она умоляюще. - Я прошу вас! Я вас заклинаю! Я слишком старая и слабая и одна справиться не смогу! Мне нужна помощь! Ваша помощь! Другой у меня нет. У живых ожесточились сердца. Им знакомы только ненависть и ложь… Все богатые и могущественные… Все политики и человекоубийцы с орденами, они ведь мне не помогут, нет… Они только возлагают венки, пожимают руки, обнимаются, целуют маленьких детей, а сами - лжецы, все до одного… Они меня не заботят, а мои дети не заботят их! Почему? Да потому что они не знают, что такое невинность! Потому что они и мысли не допускают о вашем мире!.. Вы меня слушаете?
- Очень внимательно, Луиза, - отозвался американец.
- Я изменил свою точку зрения, - заявил украинский крестьянин. - Я думаю теперь так же, как повар, профессор и остальные, кто думает, как Луиза.
- Ты считаешь, что мы действительно должны заняться земными делами? - с сомнением спросил француз.
- Да, да, конечно! И помочь мне! Поддержать меня! - воскликнула фройляйн.
Мужчины опять помолчали. Некоторые что-то бормотали про себя.
- Луиза должна знать, что если мы это сделаем, это будет опасно, - произнес француз. - Потому что наш мир совсем иной, и Луиза не может полностью представить его себе. И ни один живущий не может. Это действительно опасно.
- Но почему? - воскликнула фройляйн.
- Потому что сейчас у нас нет страстей и мы друзья. А в мире Луизы - кем мы будем там? Сможем ли мы остаться друзьями?
- Конечно, - сказал норвежец. - Мы же узнали, что такое добро и зло.
- Тем не менее, - вставил француз.
- Вернитесь в мир, прошу, я прошу вас! - умоляла фройляйн. - Вы будете творить только добро, я знаю. Вы же прошли чистилище. Вы теперь не сможете делать зло, это невозможно! Так вы вернетесь?
Мужчины плотно сомкнулись, фройляйн Луиза стояла в сторонке. Она не могла разобрать, о чем шептались эти одиннадцать. Они совещались. А фройляйн Луиза смотрела, как лунный свет протянул через болото мост, словно мост между царством живых и царством мертвых.
- Ну, так что? - спросила фройляйн Луиза. - Что вы решили?
- Мы попытаемся помочь Луизе, - ответил американец.
- Но я повторяю: это опасно, - заявил француз.
- Да успокойся ты, - сказал норвежский повар.
- Я только хотел, чтобы это прозвучало еще раз, - сказал француз, со своей вечной усмешкой на устах.
Фройляйн Луиза очень волновалась:
- А когда вы будете мне помогать, вы будете знать друг друга?
- Нет, - ответил русский. - Мы ведь познакомились после смерти.
- А как вы будете выглядеть в жизни?
- Этого мы еще не знаем. Мы можем появиться в самом разном обличье. Это зависит от того, кого каждый из нас изберет для своей души, - объяснил студент.
- Что значит: как мы будем выглядеть в жизни? - удивился поляк. - А как мы выглядим в смерти? Мы выглядим и будем выглядеть так, как видит нас Луиза.
А свидетель Иеговы сказал:
- В смерти мы больше похожи на Бога. Мы есть, пока Луиза верит, что мы есть. Когда она не будет верить, и нас больше не будет.
- Я верю в вас, - сказала фройляйн. - Вы останетесь со мной! И когда я поеду в Гамбург, я буду не одинока! Очень скоро много чего случится, так ведь? Уже завтра?
- Уже завтра, - подтвердил голландец.
- Через сколько часов? - спросила фройляйн Луиза.
- Разве это важно? - спросил русский. - Пусть матушка знает, всегда есть завтра. И сегодня когда-то было завтра.
- Благодарю вас! Благодарю вас! Ах, как я счастлива! - в слезах воскликнула фройляйн Луиза.
Она торопливо подошла к студенту и обняла его. И он был таким холодным на ощупь в этой старой одежде, твердой и жесткой, как кора дерева.
МАКЕТ
1
"Член поднимается. Теперь мужской половой орган в состоянии выполнять свою функцию. Продолжение следует".
Я торопливо напечатал эти слова. Потом вынул из тяжелой машинки стандартный лист бумаги вместе с копиркой и вторым экземпляром.
Так. Страница восемнадцать заполнена до конца. Между вертикальными линиями стандартного листа шестьдесят знаков с пробелами, три страницы образуют при печати один столбец. С этим продолжением я должен был уложиться в шесть столбцов. Все выполнено с точностью до строчки. Я практически всегда выполняю задания с точностью до строчки. Дело опыта. В конце концов, я ведь работаю в этой сфере с 1954 года, последние три с половиной года пишу серии вроде этой. "Совершенный секс". Это уже шестнадцатое продолжение. А будет двадцать пять, а то и все тридцать - это уже полностью зависит от отдела распространения, слава им и благословение! До этой были серии под названиями: "Умеете ли вы любить?", "Чудо-эстроген", "Любовь втроем?" (не то, что вы подумали, а о поведении супругов, у которых уже есть ребенок), "Почему девушки любят девушек", "Золотая таблетка", "Сделай меня счастливой!" и так далее и тому подобное. "По-настоящему богатый ассортимент", - подумал я, отделяя страницы оригинала от копий. Еще никогда, с тех пор как существуют ФРГ и ее свободная демократическая пресса, ни одна тема не попадала настолько в точку. Это был тот успех, о котором мечтают все в отрасли! Другие иллюстрированные издания, естественно, тут же бросились брать пример с "Блица", хотя до тех пор не могли найти такой беспроигрышной темы. Кроме того, у них ведь не было - без ложной скромности, чего уж там! - Курта Корелла. Страница пятнадцатая, страница четырнадцатая, страница тринадцатая… Курт Корелл - это я. Это мой псевдоним. Собственно говоря, и за пределами этой бесконечно заболтанной отрасли человеческой деятельности кое-кто, несомненно, знал, что Вальтер Роланд и Курт Корелл - это одна и та же личность. Но их было не особенно много. По крайней мере это я отстоял и сумел добиться того, что миллионы людей помнили большие прекрасные серии, которые я когда-то писал под именем Вальтера Роланда, и не отождествляли меня с тем малым, который в последние годы преподносил им эти сексуально-просветительские кушанья. Я всегда говорил, что нет дерьма, которое я не мог бы написать. Но когда начался этот сексуальный бум, меня бросило в дрожь, и я взял себе псевдоним. В конце концов, всему же есть предел! Пусть даже Курт Корелл пользовался такой популярностью, о которой Вальтер Роланд мог только мечтать. В последние три с половиной года этот не опубликовал почти ничего…
То, что я пишу сейчас, как видите, не вписывается хронологически в ход событий. Но по-другому у меня не получается. Я так глубоко запутался в гигантской паутине индустрии иллюстрированных изданий, она играет такую важную роль в моем рассказе, что я вынужден ее упомянуть. И притом основательно. Основательно именно сейчас, на этом месте. Самое время. Чтобы вы поняли ситуацию, в которой я находился, когда забирал Ирину Индиго из лагеря в Нойроде.
То, о чем я сейчас пишу, произошло за день до моих приключений в лагере, за день до отъезда в Гамбург. Даже почти за два. Потому что в Гамбург мы поехали поздно ночью, а события, о которых я хочу рассказать, разыгрались утром предыдущего дня. Ранним утром. Так недавно я был еще в моем прежнем мире. Невероятно много событий может произойти за сорок часов. Кроме того, все пережитое мной научило меня тому, что нет ничего более условного и преходящего, чем время и пространство. Вот я и скольжу теперь, да, видно, буду скользить иногда и дальше, между пространством и временем туда-сюда, сюда-туда. Думаю, никакой путаницы не будет. Такую историю, как моя, надо писать так, чтобы события стояли там, где лучше всего видна их взаимосвязь. Так как все, что произошло, подчинено своей строгой, неумолимой логике.
Итак…
Три с половиной года назад тираж "Блица" был не в лучшем состоянии. Скажем откровенно: он падал. Такое случается и в лучших издательствах. Отдел рекламы, понятное дело, ударился в панику. Все (между прочим, астрономически высокие) цены на рекламу в иллюстрированных изданиях прямо зависят от нотариально заверенного тиража на продажу. При его снижении следует снижать и цены на рекламные анонсы, которые, чтобы издание не было убыточным, должны занимать около половины каждого номера. Списки с тиражами продаж и ценами изданий регулярно публикуются, каждые полгода. Крупные рекламодатели проплачивали рекламу (на разворот или на полосу с многокрасочной печатью) на месяцы вперед. И если тираж однажды скатывался на более низкий уровень цен, в руководстве издательства начинались вой и скрежет зубовный. Потому что тут же вытекают два следствия. Во-первых, в случае если тираж плохо раскупается, издатель обязан при снижении на каждые пять процентов немедленно оповещать все заинтересованные фирмы и вернуть им деньги или кредит, поскольку рекламные объявления при падающем тираже становятся все дешевле. И, во-вторых: допустим, что происходит чудо, и тираж вопреки всем древнейшим законам не катится все дальше вниз, а быстро и устойчиво восстанавливается, - издатель вплоть до следующего взноса не имеет права взимать дополнительно ни единого пфеннига! Драконовские условия, да?
Да, и вот таким было положение в "Блице" три с половиной года назад. Близко, близко-близко-близко держались мы к ужасному уровню. И опускались. И опускались. А день опубликования нового прайс-листа все приближался. И тут случилось чудо. Brainstorm - и я придумал тему секса с элементами познавательной информации. Написал первые части серии. И надо же, тираж подскочил. Да еще как!
- Это же звон литавр! - со слезами на глазах воскликнул издатель Томас Херфорд, когда после первых четырех продолжений творения Курта Корелла тираж продаж "Блица" подскочил на девяносто тысяч экземпляров. Поэтому по пятам этой спасительной серии само собой последовала вторая, а за ней третья, а за той четвертая, и так далее, беспрестанно, без перерыва, пока Курт Корелл не стал благодаря своему гению королем-пленником этой темы.
Неделя за неделей, двадцать пять раз в году приходилось мне плести кружева из этого сказочного материала, так нежно любимого отделом реализации. Я был вынужден еженедельно "ударять в литавры" и выдавать новое продолжение этой - Слава Тебе, Господи! - поистине неисчерпаемой темы. В моем распоряжении была специальная литература - целая библиотека! Огромный фотоархив. Фотографы и графики ожидали моих приказов, деньги в этом деле не играли никакой роли, они возвращались обратно сторицей!
Факты, невинные фотографии, объяснения, указания, утешения и "научные" комментарии для отчаявшихся тинэйджеров, супругов, влюбленных, больших и маленьких, молодых и старых, для беспомощных импотентов, фетишистов, лесбиянок, гермафродитов, гомосексуалистов… Все это свойственно людям, все подлежит пониманию. Но чтобы понять, надо, по меньшей мере, знать. Понять значит принять, значит избавиться от комплексов, чувства вины, фригидности, ошибочных наклонностей, короче говоря - вести полноценную любовную жизнь. Вот это все я еженедельно круто замешивал, рассчитывая до малейшего компонента, в наукообразное тесто, а потом пек из него свои чудесные пирожки. А подавались они с графическими рисунками, выполненными с отменным вкусом, когда нельзя было использовать фотографии. Эти рисунки, по опросам отдела исследований, пользовались особой популярностью.
В серии "Сделай меня счастливой!" такая графика как-то появилась даже в четырехцветной печати, на целую страницу, с пояснительной надписью и множеством обозначений: A, B, C, a, b, c, 1, 2, 3, I, II, III и так далее до 27 и XXVII, и на весь алфавит большими и маленькими буквами. Это было настоящее произведение искусства, выглядевшее как помесь карты генерального штаба и картины Дали: пенис - красным цветом, влагалище синим, все прочие половые органы золотистым и фиолетовым, и всё испещрено сплошными, точечными и пунктирными направляющими, указателями и стрелками, а надо всем - надпись огненно-красными прописными буквами:
КАК СПЕРМАТОЗОИД ПОПАДАЕТ К ЯЙЦЕКЛЕТКЕ?
После этого один крупный журнал новостей окрестил "Блиц" "фиговым листком".
- Зависть, - пожал плечами в ответ на это Томас Херфорд. И в одном из номеров внутриотраслевого вестника для всех редакторов, авторов и торговых представителей было рекомендовано обратить внимание на превосходную книгу Хельмута Шёка "Зависть. Теория общества", которую издатель настоятельно рекомендовал для чтения.
При анализе тиража "Блица" можно было подумать, что издатель прав. Поскольку тираж этот все время рос, и "Блиц" оказался уже в тревожной близости к двум гигантам среди иллюстрированных изданий. При этом Херфорда, наряду с возвышенными чувствами, посещали и эмоции совсем другого рода. Как-то он заявил в узком кругу своих сотрудников (на это совещание пригласили и меня): "Конечно, я за мощный тираж и самые высокие цены на рекламу. Но не слишком! Ни в коем случае! Всегда помните об этом, господа! Не зарываться! Стань слишком большим - и это обернется миллионными затратами в год. Так недолго и разориться…"
Небезосновательный кошмар!