- Мне тоже придется многое рассказать полиции, - кротко сказал Нотунг. Я спрятал пистолет. Мы вышли обратно в прихожую. Ирина держалась невероятно спокойно, это было заметно. Нотунг снова открыл входную дверь. Мы вышли на площадку. Никто не произнес слов прощания. Дверь захлопнулась и закрылась изнутри на засов и на замок. Я привел Ирину к лифту, который все еще ждал, закрыл обе двери, сетчатую металлическую и раздвижную, и нажал на кнопку первого этажа. И в тот момент, когда лифт с треском двинулся вниз, Ирина упала мне на грудь. Ее просто качнуло, она заплакала, и казалось, никогда не сможет остановиться. "Ну, старина, - думал я. - Старина, старина, разве может из этого не получиться сенсация? Которую напишешь ты, под своим именем. Под своим именем!"
Я гладил Ирину по спине и машинально говорил ей в утешение какие-то глупости, потому что я и сам не имел теперь ни малейшего понятия, что происходит и что будет дальше.
- Ян, - всхлипывала она. - Ян… Они с ним что-то сделали… Я уверена, они что-то с ним сделали…
- Нет, - сказал я. - Я так не думаю.
Я и сам не знал, как я думал. Я смотрел через плечо Ирины сквозь сетку лифта в полумрак подъезда и говорил:
- Я его найду, Ирина. Я пролью свет на это дело, даже если это будет последнее, что я…
Я не закончил фразу, потому что, взглянув вниз, увидел мужчину в расшитом шелковом халате, который стоял возле двери своей квартиры на втором этаже и энергично махал нам рукой.
14
Андре Гарно оборудовал свою квартиру в старинном испанском стиле. Мебель была темного дерева, стулья обтянуты дорогими тканями, в полоску - красную, коричневую и цвета зеленого горошка. Здесь были и высокие бронзовые подсвечники со множеством свечей, и скрытая подсветка, и настольные лампы, и старинные ширмы из пергамента. Стены были обтянуты обоями с крупной структурой красного и охристого цвета. В некоторых комнатах были проложены декоративные потолочные балки - в том числе и в салоне, где мы сидели. На стенах цвета охры висели картины, тарелки, старый циркуль, шпаги и очень красивые старинные часы.
Мы сидели вчетвером за низким столом - торговец антиквариатом, портье, Ирина и я. На Кубицком все еще было тяжелое зимнее пальто поверх пижамы. Он бормотал что-то про себя по-польски - от волнения и страха, как я уже знал с первой нашей встречи. Андре Гарно был высоким поджарым мужчиной с короткими седыми волосами, торчавшими вверх, как густая щетка, с чувственным лицом и красивыми глазами под густыми бровями. И сам он выглядел в этом элегантном халате, как поместный дворянин, да и говорил так же…
- Ну, именно этого мы и ждали, - произнес он с легким акцентом, выслушав мой рассказ о наших приключениях со слугой Нотунгом.
- Да, именно так, - подтвердил маленький поляк.
- А чего вы так боитесь? - спросил я.
- Тех, наверху, - ответил Кубицкий.
- Слугу?
- Слугу и этого Михельсена.
- А почему вы боитесь?
- Господин Михельсен несколько… ну, скажем, странный господин, - объяснил француз. - И гости, которых он принимает, такие же странные.
- Иностранцы? - спросил я.
- В том числе, - ответил Гарно. - Но и очень много немцев. В любое время дня и ночи. У большинства есть ключ от дома. Там наверху иногда так орут, что слышно здесь, внизу, даже среди ночи.
- А что орут?
- Не знаю.
- Как это не знаете, если здесь внизу слышно?
- Они орут друг на друга на каком-то иностранном языке, господин Кубицкий и я не смогли определить на каком. Может быть, на нескольких языках.
- Уже и стреляли там, наверху, - добавил портье с жидким венком волос вокруг большой лысины и посмотрел на меня поверх толстых стекол очков.
- Когда?
- Пару раз. Однажды они потом кого-то унесли. Двое мужчин. Третьего тащили между собой. Его ноги тащились по полу. Засунули в машину и уехали.
- И вы не сообщили в полицию?
- Ну, конечно, - ответил Гарно. Он держал что-то в руке, похожее на серебряный штифт губной помады. Он им играл.
- И что?
- Нас допросили как свидетелей. Потом сотрудники пошли наверх. Пробыли наверху два часа. Снова спустились вниз, не сказали ни одного слова, исчезли и больше не появились.
- Этого же не может быть! - воскликнул я.
- Может, может, - сказал Гарно, выглядевший очень бледным. - Уж поверьте, бывает. А на следующий день был звонок господину Кубицкому. Если он еще раз вмешается в то, что происходит наверху, то познакомится с бетонной бочкой.
- С чем? - спросила Ирина.
- Бочка с бетоном. Звонивший подробно объяснил господину Кубицкому, что это такое. Его засунут в бочку, заполнят ее бетоном и бросят в Эльбу. Можете себе представить, как господин Кубицкий напуган. Вообще, такие звонки были еще пару раз. Да еще сегодня это происшествие с двумя машинами. Это же было чистое покушение на убийство!
- Вы в этом уверены? - спросил я.
- Абсолютно. - Гарно неожиданно схватился за грудь и застонал.
- Что случилось? - испуганно вскочила Ирина.
Гарно откинулся в высоком кресле назад и поднял руку. Он закашлялся, поднес маленький серебряный предмет ко рту и нажал на его колпачок. Раздалось тихое шипение.
- Астма, - объяснил Кубицкий шепотом. - У бедного господина астма. В такую бурю это еще хуже, чем обычно.
Это был баллончик с аэрозолем. С усилием вдыхая воздух, Гарно распылил содержимое баллончика в открытый рот. Лицо у него стало синюшного цвета, а тяжелое дыхание сопровождалось хриплым шумом. Мы сидели неподвижно. На улице бушевал ураган.
У меня в голове вращалась только одна мысль: "Астма. Мертвый французский друг фройляйн Луизы. Астма…"
- Вы не сможете ему помочь, - тихо сказал Кубицкий. - Нужно подождать, пока поможет лекарство.
Оно помогло быстро.
Через две или три минуты синюшная краска сошла с лица Гарно, хрип прекратился. Он опустил баллончик с аэрозолем.
- Извините, - сказал он. - Это действительно из-за этой ужасной бури. Тогда мокрота особенно легко обволакивает бронхи, не говоря уже о том, что они, конечно, судорожно сжимаются.
- То есть вы не можете нормально вдыхать, - сказал я.
- Нет, - отозвался Гарно. - Скорее перед таким приступом я не могу нормально выдыхать, понимаете? При выдохе в легких остается больше воздуха, чем обычно, и при следующем вдохе я получаю меньше свежего воздуха, чем требуется. Ладно, хватит об этом. Это же отвратительно. Pardon. Я вижу, вы торопитесь. Давайте короче. Тот мужчина, которого вы ищете, Mademoiselle и Monsieur - ему примерно лет тридцать?
- Да, - ответила Ирина.
- Рост примерно метр восемьдесят?
- Да!
- Короткие светлые волосы. Очень коротко пострижены? Можно сказать, по-армейски?
- Да! Да! Да! - Ирина вскочила.
- Продолговатое лицо, выглядит очень крепким, смуглая кожа и шрам на подбородке?
- Это он! - вне себя закричала Ирина. - Это он, да! Это Ян Билка!
- Имени его мы не знаем, - сказал портье.
- Как это? Если он жил у Михельсена как квартирант или даже как гость, он должен был зарегистрироваться в полиции, - заявил я.
- Да, - подтвердил Кубицкий и закусил нижнюю губу.
- Так что же, Михельсен не давал вам никакого заявления на регистрацию?
- Нет, - ответил Кубицкий.
- И вы его не потребовали?
- Нет. Он мне сказал, что сам зарегистрировал своего друга в полиции.
- И вы с этим согласились?
- Да, - сказал Кубицкий и опустил голову.
- Он боялся, - объяснил Гарно. - После всего, что уже произошло там, наверху, у Михельсена… и потом ему же сказали, чтобы он не лез в дела Михельсена.
- Ну, хорошо, - сказал я. И, обращаясь к Гарно: - Вы тоже знали мужчину, соответствующего этому описанию, который жил у Михельсена?
- Да, конечно. Я видел этого мужчину пару раз. Хотя он большей частью сидел в квартире Михельсена, - ответил Гарно.
- Так он там все-таки жил! - воскликнула Ирина.
- Конечно. Мы же это все время и говорим!
- С какого времени? - спросил я.
- С конца августа, - ответил портье. - Но только, я вас умоляю, не выдавайте, что узнали это от меня!
- Значит, слуга лгал.
- Разумеется. Этот господин… Как, вы говорите, его фамилия?
- Билка, - сказала Ирина и сжала руки. - Ян Билка!
- Этот господин Ян Билка жил у господина Михельсена с августа до сегодняшнего дня. Вместе они и покинули дом.
- Они… - Ирина не смогла договорить.
- Садитесь, - сказал я и силой усадил ее рядом с собой.
- Да, вместе покинули дом, - подтвердил Гарно. - Господин Кубицкий видел это, и я тоже это видел.
- Когда это было? - спросил я быстро. - До того, как машина сбила человека?
- После того, - ответил Гарно. Он снова начал дышать тяжелее и поднял баллончик с аэрозолем. Мы смотрели на него с беспокойством. Он покачал головой и улыбнулся. - Уже прошло. Действительно противно при этой погоде… После того, господин Роланд.
- Через сколько после того?
- О, через какое-то время, - сказал Гарно. - Там же еще сначала была полиция, так ведь?
- Они вышли из дома ровно в двадцать часов и четыре минуты, - сказал Кубицкий. - Я посмотрел на часы. - Он провел платком по лбу, вытирая выступивший от страха пот. - Тут подъехали три машины. И потом этот господин Михельсен и этот господин Ян Билка спустились на лифте. Оба с чемоданами, Михельсен с одним, Билка с двумя. Сели в среднюю машину. Людей на улице было мало, и я мог все хорошо видеть.
- Я тоже, - продолжил Гарно. - Вон из того окна. В машинах сидели мужчины.
- Сколько? - спросил я.
- Всех вместе девять, - ответил Гарно. - Они вышли из машин и стояли на улице, здесь и на другой стороне. Руки в карманах. Выглядело так, как будто они обеспечивали безопасность.
- Вы можете узнать этих мужчин?
- Нет. Просто мужчины. Пальто и шляпы. Все были в шляпах, - ответил Гарно. - Михельсен и этот господин Билка сели в среднюю машину, в черную. Она была довольно большая, похожа на легковой фургон. Полностью закрытая. Мне показалось, что там что-то нечисто, и я на всякий случай записал номер. - Он взял со столика клочок бумаги. - Вот, пожалуйста.
Я взял бумажку. Номер был такой: HH-DX 982.
- Это, конечно, правильный номер? - спросил я.
- Абсолютно точный. Машина стояла как раз под фонарем. Остальные машины стояли дальше, в тени. Когда оба мужчины сели, все три машины очень быстро уехали. Мужчины, которые приезжали, бросились к машинам и уехали вместе с ними.
- А слуга?
- Он по понедельникам после обеда действительно свободен, - сказал портье. - Повариха и уборщица тоже. И слуга действительно вернулся домой только поздно ночью. - Он стукнул себя по лбу. - Мы совсем забыли, господин Гарно! А эта молодая дама!
- Конечно, как глупо, - сказал торговец антиквариатом. - Михельсен и господин Билка приехали с этой молодой дамой.
- С какой молодой дамой?
- С блондинкой, очень симпатичной. Еще совсем молоденькой. Она поселилась в августе у Михельсена вместе с господином Билкой.
Я почувствовал, что рука Ирины в моей руке стала холодной как лед.
- Эта молодая дама тоже уехала? - пробормотала она.
- Конечно, тоже! Ну, как глупо, что мы о ней чуть не забыли. Просто мы оба так взволнованны, - объяснил Гарно.
- Кто была эта молодая дама? - спросил я. - Вы случайно не знаете ее имя?
- Нет, - ответил Гарно. - Имя не знаем.
- Но один раз я встретил Михельсена вместе с ней в прихожей, - сказал Кубицкий. - Я поздоровался, и он и она тоже поздоровались, и Михельсен пробормотал какое-то имя, я его не разобрал. А потом он сказал еще кое-что.
- Что? - спросила Ирина.
- Он сказал, что эта молодая дама - невеста его друга, который у него в гостях, - ответил Станислав Кубицкий.
15
- Не сердитесь, господин Роланд…
Я сидел, глядя прямо перед собой, там же, в задней части магазина деликатесов Книфалля - прошло только сорок два часа - и все еще ждал, что они позовут меня в издательство, чтобы сообщить, какого мнения эти проклятые бабы о моем новом продолжении.
Передо мной стояла Люси, лицо у нее горело. Было видно, что она собрала все свое мужество.
- Я знаю, что это не мое дело, но…
"Должен признать, ваш студень из телятины выглядит очень аппетитно!"
"Две большие банки гусиной печенки…"
"Одну упаковку Реми Мартэн, одну - Блэк Лэйбл, одну - Кампари…"
Там, в зале, стояли мужчины и женщины. Работы невпроворот.
- Да, и все же? - спросил я Люси.
- Почему вы всегда пьете до обеда так много? - спросила белокурая Люси. И поспешно добавила: - Конечно, это ваше дело. Только я… - ее голос сильно задрожал, - …я очень беспокоюсь за вас!
- Вы беспокоитесь?! - Я посмотрел на Люси. Меня вдруг охватило сильное чувство жалости к самому себе. "Это хорошо, - думал я. - Это очень хорошо. В первый раз девушка говорит мне такие слова. Те две потаскухи, например, с которыми я развлекался сегодня ночью, обо мне совсем не беспокоились. Они проспались после пьянки, а когда проснулись, включили приемник на полную громкость, помылись, позавтракали, сделали прически и накрасились. И все остальные точно так же. Только эта Люси, она обо мне беспокоилась…"
А Люси разошлась, заговорила без запинок.
- Когда вы приходите, вы все время пьете, бормочете про себя и с каждым разом выглядите все хуже. Что с вами, господин Роланд?
- А что со мной может быть? У меня все замечательно!
- Господин Роланд!
Я отпил глоток чистого виски, поморщился, и вдруг эта юная девушка показалась мне единственным добрым человеком на свете. Конечно, это действовал выпитый мной алкоголь и огромные дозы виски прошлой ночью, это мне показалось под воздействием "Дешевого Якоба". Его воздействием можно объяснить и мое дальнейшее поведение.
У каждого человека есть, так сказать, критическая точка, независимо от того, пил он или нет. Достигнув этой точки, он выкладывает все, что у него на сердце, не самому близкому человеку, а кому-то, кто в этот момент рядом и выглядит симпатично, с кем он едва знаком - какому-нибудь бармену, водителю такси, проводнику спального вагона, маленькой продавщице в дорогом магазине деликатесов…
- Ну, ладно, - сказал я. - Дела у меня идут вовсе не замечательно. Все у меня дерьмово. - И мне казалось совершенно естественным, что я говорил это блондинке Люси с очень темными глазами, о которой я ничего не знал, кроме того, что она была родом из Брандобердорфа.
- Как это? - Люси посмотрела на меня и покачала головой. - Вы зарабатываете так много денег. Вы знаменитый. Все люди читают то, что вы пишете…
- А-а-а-а! - взвыл я от отвращения. - Меня погубит то, что я пишу!
- Не понимаю! - испуганно сказала Люси. - Если это вас так мучит, почему же вы тогда пишете?
Да, почему? Хороший вопрос. Теперь мне пришлось бы сказать: "Потому что я уже стал слишком продажным, морально разложился и влез в долги, чтобы попытаться предпринять что-нибудь порядочное". Так и было сказано? Нет, сказано было:
- Я писал другие вещи. Раньше. Совсем другие. Лучше.
- Но и теперь тоже неплохо! Я же читаю! - Люси покраснела до корней волос. Она, конечно, знала мой псевдоним. - И все мои знакомые читают! Это же так интересно… так много можно узнать… и так научно…
- Дерьмо все это, - сказал я шепотом. - Самое настоящее дерьмо! Только никому не рассказывайте, что я так сказал, фройляйн Люси!
- Никому! Честное слово! - она стояла передо мной, сжав маленькие кулачки.
"И еще тунца, пожалуйста…"
- Скажите, а у вас не будет неприятностей? Вам можно вот так просто со мной разговаривать?
- Вы же постоянный клиент! - успокоила меня Люси. - А кроме того, тут пока нечего делать.
- И все-таки. - Я встал со стаканом в руке и заметил, что уже захмелел. - Давайте лучше поговорим возле стойки. Там это будет не так бросаться в глаза. - Я пошел впереди осторожной походкой пьяных, которые знают, что должны себя контролировать. Она пошла за мной следом с бутылкой "Чивас" и скользнула за стойку. Я взобрался на табурет и аккуратно поставил стакан. - А вы чего выпьете?
- В такое время! Что вы, господин Роланд!
- Вы тоже должны что-нибудь пить. Хоть что-нибудь. Иначе я не смогу вам ничего рассказать, - упрямо настаивал я.
- Ну, ладно, тогда стакан томатного сока, если можно…
- С водкой. И водки побольше.
- Нет, без водки, пожалуйста.
- Без вод… - ну, хорошо. Как хотите. - Я внимательно смотрел, как она принесла стакан, достала из холодильника кувшин с темно-красным томатным соком, как наполнила стакан.
- Ну, хоть перца добавьте, - сказал я.
Она послушно добавила перца из большой деревянной мельницы.
"Филе, пожалуйста, хороший, большой кусок филе…"
- Так на чем я остановился? - спросил я.
- Что вы когда-то раньше писали другие вещи, лучше…
Люси подняла стакан, кивнула мне и выпила. Я выпил "Чивас".
- Да. Писал. Это было, когда я только пришел в "Блиц". - Я вертел стакан в руке. - В то время это было не только крупнейшее, но и лучшее немецкое иллюстрированное издание. С настоящим уровнем! Его признавали за границей! Как "Лайф"…
Люси, не имевшая, очевидно, никакого понятия о том, что такое "Лайф", кивнула.
- Все это заслуга Хэма…
- Кого?
- Нашего шефа литературной редакции. Пауль Крамер - так его зовут. Мы называем его Хэмом. Он прилагал все силы, чтобы сделать из "Блица" самый лучший журнал - так много лет подряд! В то время работать в "Блице" было честью! Мы печатали рассказы Хемингуэя и Сомерсета Моэма, романы Яна де Хартога и Ремарка… и новеллы Эрнста Лемана, Ирвина Шоу и Трумена Капоте, "Завтрак у Тиффани", например…
- Грегори Пек! И Одри Хёпберн! - проговорила Люси, задыхаясь от волнения. - Я видела этот фильм. Он просто прекрасный! Помните, как они вдвоем искали кота под дождем?
- Да.
- А песню? "Moon River"? - Люси напела несколько тактов.
- О Господи, да знаю я эту песню! - воскликнул я сердито.
Она испугалась.
- Все, молчу. Пожалуйста, рассказывайте дальше!